В строгом смысле слова, в Павле переменилось лишь то, что он признал в казненном на кресте Иисусе обещанного Богом Мессию, Помазанника. Потому что вера в приход Помазанника из рода Давида была в то время всеобщей, и, следовательно, Павел тоже ее разделял. Но он и многие его единомышленники не могли принять одного – Мессию, распятого на кресте. Ведь самое распространенное в то время толкование текста Второзакония гласило: «Проклят всякий, кто повешен на дереве», а распятый на деревянном столбе и есть повешенный. Бог не мог послать Помазанника, которого Он же, согласно Писаниям, должен был проклясть! Павел вдруг осознал, что Божьи мысли – это не человеческие мысли, что у Него иные представления о силе, успехе и мудрости, чем у людей. Видимое поражение Иисуса оказалось победой Божьей, именно такое спасение Он и задумал.

Да, только на первый взгляд убеждения Павла не претерпели изменений. В нем в одно мгновение переменилось все: взгляд на Бога, который стал восприниматься прежде всего как Отец Господа Иисуса Христа, на мир, на человека, на себя. Он и раньше не сомневался в доброте Бога, но фарисейские установки на праведность, достигаемую через неукоснительное соблюдение Закона, вольно или невольно приводят человека к убеждению в том, что он не нуждается в спасении, потому что может заработать его сам. Принадлежность к народу, которому Бог даровал Закон, начинает восприниматься гарантией спасения, в то время как язычники, то есть все остальное человечество, обречены на гибель, если только не примут Закона. Таким образом, человек не только сам оказывается в тесной клетке Закона, превращается в его раба, но и творит Бога по своему образу и подобию, делая Его несвободным, за Него решая, кто будет спасен, а кто погибнет.