Сильные люди прокладывали Великую Трансконтинентальную Магистраль на заре американской истории. И в основном – ирландцы.

Дед мой, Тим О’Халлоран, в те годы был еще молодым и бесшабашным. Ему ничего не стоило проплясать всю ночь после тяжелого трудового дня – лишь бы скрипач наяривал! Девушки в нем души не чаяли, ибо умел он красиво ухаживать и за словом в карман не лез. А если затеет драку, так уложит противника с одного удара.

Я таким его не застал, знавал уже много позже, иссохшего и побелевшего как лунь. Однако в ту пору, когда вели магистраль на Запад, седому да тощему там пришлось бы несладко. У тех, кто расчищал равнины и рыл туннели в горах, кулаки были как пудовые гири. Тысячами прибывали на стройку добровольцы из всех графств Ирландии – кто теперь помнит их имена? Но в спальных вагонах вы разъезжаете по дороге, выстроенной на костях этих людей. И Тим О’Халлоран был из их числа: могучий, шести футов росту, а скинет рубашку – ни дать ни взять скала Кашел.

Да и как иначе? Труд-то ведь нелегкий. То было время расцвета железных дорог, люди тянули рельсы на север и на юг, на восток и на запад с такой быстротой, будто их сам черт подгонял. Для этой работы требовались сильные мужчины с кайлом да лопатой, и прибывавшие из Ирландии корабли с переселенцами были битком набиты отважными молодыми парнями. Покидая родные места, где жилось впроголодь и приходилось терпеть владычество Англии, многие верили, что в свободных Штатах Америки золото только и дожидается, когда они приедут. На деле же золото это никто и в глаза не видывал. Им выпала совсем иная участь – мокнуть в каналах по горло в воде и дочерна палиться под солнцем прерий, что совсем не отвечало их чаяниям. Как и то, что матери и сестры вынужденно шли в прислуги, хотя в Ирландии никогда ни у кого в услужении не были. Да, сколько жизней, сколько разбитых надежд нужно, чтобы создать страну! Но люди с головой на плечах и бойкие на язык духом не падали и дар речи не теряли.

Тим О’Халлоран родом был из Клонмелла. В семье его считали дурачком и простофилей, падким на небылицы. Старшие братья вполне преуспели: Игнатиус пошел в священники, Джеймс – в моряки, а от Тима никто ничего такого не ждал. Парень он был неплохой – сильный, покладистый и языком умел молоть не хуже других О’Халлоранов, но настали голодные времена, дети без умолку плакали и просили хлеба, тесно стало в родимом гнезде. Тим не то чтобы рвался уехать за море и все же, когда подумывал об этом, в общем-то, был не прочь – с младшими сыновьями такое случается. А тут еще Китти Мэлоун.

Клонмелл – городок небольшой, но из-за Китти на нем для Тима свет клином сошелся. А потом Мэлоуны перебрались в Американские Штаты, и вскоре пришло известие, что Китти получила такое место, какого и в Дублинском замке не сыскать. Да, ее там называют горничной, звучит не очень, спору нет, но разве не ест она на золотой посуде, как все американцы? Разве не золотой ложечкой размешивает чай? Тим постоянно думал о ней, прикидывал, какие в Америке откроются возможности для него, да только под лежачий камень вода не течет, и в один прекрасный день он взял да и сел на корабль. Там было немало людей из Клонмелла, но он держался особняком и всю дорогу строил воздушные замки.

Однако его ждало разочарование, ибо, сойдя в Бостоне на берег, он увидел, как Китти Мэлоун, вооружившись ведром и щеткой, усердно моет лестницу большого американского дома. Сначала он был смущен и растерян, но долго печалиться не стал, поскольку щеки прекрасной Китти не потеряли румянца и глаза сияли как в прежние времена. Правда, вокруг нее крутился какой-то парень, оранжист, работавший кондуктором на конке, и Тиму это не понравилось. Но после общения с Китти с глазу на глаз Тим почувствовал, что теперь одолеет любого, и когда стали вербовать смельчаков для работы на далеком Западе, он записался одним из первых. Перед разлукой они с Китти разломали пополам шестипенсовик, и каждый взял половину. Им было не важно, что монета английская – подумаешь, велика печаль! И Тим О’Халлоран отправился за богатством, а Китти Мэлоун осталась ждать его возвращения, хотя ее родители больше жаловали оранжиста.

Работа на Западе обернулась каторжным трудом. Но Тим О’Халлоран был молод. Размах и удаль тамошней жизни пришлись ему по нраву. Он пьянствовал с бражниками, дрался с буянами и не отставал ни от тех, ни от других. Это была его стихия – и голые рельсы, ползущие по пустынной равнине, и суетливое покашливание паровозов, изрыгавших черный дым от сгоревших в топке дров, и холодный, слепой взгляд убитого в драке, устремленный к звездам прерий. Случались там и малярия, и холера, когда здоровяк, работавший подле тебя на насыпи, вдруг ронял лопату и с лицом, искаженным страхом смерти, хватался руками за живот.

На следующий день человека как не бывало, и имя его вычеркивалось из платежных ведомостей. Да, чего только не навидался Тим О’Халлоран!

Впрочем, от всего этого он возмужал и окреп духом. Но порой им овладевала тоска, что не редкость для ирландцев, и он начинал ощущать горечь одиночества на чужбине. В такие мгновения ох как нелегко, а Тим был молод. Ему казалось, что он отдал бы все золото Америки за один глоток клонмеллского воздуха, за один взгляд в клонмеллское небо. И тогда он напивался, плясал, лез в драку, клял последними словами десятника, – только чтобы забыться, унять душевную боль. Облегчения это не приносило, зато отрицательно сказывалось на работе и на жалованье. Удивительно, но даже мысли о Китти Мэлоун не помогали!

И вот как-то раз возвращался он ночью, хорошо покутив в злачном местечке, где продавали крепкий ирландский потин, которого, возможно, хватил немного лишку, хотя захмелеть не стремился, а пил исключительно для того, чтобы отогнать нелепые мысли. Но чем больше он пил, тем нелепее они становились. Мысли эти были о счастье О’Халлоранов, про которое узнал он в детстве от деда, слушая рассказы об оборотнях, злых феях и лепреконах – ирландских гномах с длинной белой бородой.

«Ну, надо же, какая чушь лезет в голову, и это теперь, когда я орудую лопатой посреди американских прерий, – сказал он себе. – Дома у нас нечистой силы хватало, не спорю, но здесь-то ей откуда взяться? Да от одного вида здешних мест вся эта нежить сквозь землю провалилась бы! Что же касается счастья О’Халлоранов, проку от него немного, во всяком случае, для меня. Видимо, не стать мне десятником и не жениться на Китти Мэлоун. В Клонмелле я слыл дурачком, и, похоже, не зря. Эх, до чего же ты жалок, Тим О’Халлоран, и что толку в твоих сильных руках и крепкой спине!»

Вот с такими черными, горькими мыслями брел он по прерии. И вдруг услышал в траве чей-то крик. Вернее, пронзительный писк, да такой странный, что сразу и не поймешь, человеческий ли. Но Тим О’Халлоран, не раздумывая, помчался на призывный возглас, ибо, честно говоря, рад был возможности ввязаться в драку.

«Это небось юная красотка, – рассуждал он на бегу. – Я спасу ее от разбойников, и в благодарность отец девушки – который, конечно, несметно богат – сам выдаст свою дочь за меня… э, нет, погоди! – не на ней же я собираюсь жениться, а на Китти Мэлоун! Ну, тогда ее папаша в знак признательности поможет мне открыть собственное дело, я напишу Китти, и…»

В этот момент он, запыхавшись, добежал до места, откуда слышался крик, и увидел, что все совсем не так, как рисовало ему его воображение. Просто два волчонка гонялись за каким-то махоньким, беспомощным существом, играя с ним, как кошка с мышкой. Где волчата, там и волки неподалеку. Да только Тим О’Халлоран уже разошелся не на шутку. «А ну, убирайтесь отсюда!» – крикнул он и швырнул в них палкой и камнем. Они бросились наутек и, скрывшись в темноте, завыли оттуда – тоскливо и заунывно. Но Тим знал, что лагерь совсем близко, поэтому и бровью не повел, а принялся искать в траве жертву волчат.

Где затаилось странное существо, он не видел. Потом заметил что-то на земле, наклонился и поднял. Удивлению его не было предела. В руке он держал башмачок, крошечный, не больше детского. И, главное, такой, каких в Америке не шьют. Сколько Тим ни пялился на башмак и на серебряную пряжку, все никак не мог поверить своим глазам.

– Найди я нечто подобное дома, – пробормотал он себе под нос, – поклялся бы, что это башмак лепрекона, и стал бы искать горшок с золотом. Но откуда ему быть здесь?..

– Верни мой башмак! – пропищал тоненький голосок у его ног.

Тим О’Халлоран растерянно огляделся.

– Клянусь трубачами пророка Моисея! – воскликнул он. – Неужто я пьян? Или умом тронулся? Мне померещилось, будто я слышал голос.

– Не померещилось, а так и есть, глупый ты человек! – снова заговорил кто-то, на этот раз с раздражением. – Отдай башмак, прошу тебя. Трава сырая, и мне холодно.

– Дорогуша, – сказал Тим, начиная верить в происходящее. – Ну, покажись хоть на минутку, сделай милость!

– С удовольствием, – ответил голос.

Высокая трава расступилась, и навстречу Тиму вышел старичок с длинной белой бородой. Ростом с крупного ребенка, одет он был в старинное платье, и на поясе у него висели сапожные инструменты – все это О’Халлоран смог хорошо рассмотреть при свете озарявшей прерию луны.

– Силы небесные, да это и впрямь лепрекон! – вскричал О’Халлоран и тут же попытался схватить гнома.

Должен сказать – на случай если вы не получили правильного воспитания и вам это в детстве не растолковали, – что лепрекон с виду похож на сапожника, и у каждого есть горшок с золотом. Во всяком случае, так говорят в Ирландии. Гнома всегда можно узнать по длинной белой бороде и сапожному инструменту. Кто его схватит, тому он обязан открыть, где спрятано золото.

Маленький старичок проворнее сверчка увернулся от Тима.

– Это и есть клонмеллская вежливость? – спросил он с дрожью в голосе, и Тиму стало стыдно.

– Я вовсе не собирался обидеть Вашу Милость! – возразил он. – Но если ты тот, за кого я тебя принял, ну, в общем, мне бы только горшок с золотом…

– Горшок с золотом! – с упреком глухо и надменно воскликнул старик. – А как я, по-твоему, здесь оказался, чем оплатил дорогу сюда? Мог бы и сам догадаться…

– Гм-м! – протянул Тим О’Халлоран и почесал затылок, потому что ответ был вполне правдоподобным. – Может, конечно, и так, а может, и нет. Но…

– Горько, – чуть не плача, прервал его гном, – горько и обидно! В одиночку забраться в эту пустынную дикую прерию ради земляков из Клонмелла, и первый же из них отказывается мне верить! Ладно бы какой-нибудь друг англичан из Ольстера! Но ведь О’Халлораны всегда были преданы зеленому цвету Ирландии!

– Так и есть, – ответил Тим. – И никто не скажет, что О’Халлоран отказал в помощи беззащитному. Не бойся, я тебя не трону.

– Клянешься? – переспросил гном.

– Клянусь! – ответил Тим О’Халлоран.

– Тогда, если позволишь, я заберусь к тебе под куртку, – пропищал гном. – А то тут от сырости и холода недолго и загнуться. Ох, нелегка наша эмигрантская доля! – продолжал он, вздыхая как кузнечные мехи. – Разве на такое мы рассчитывали?

Тим О’Халлоран снял с себя куртку и набросил на плечи старику. При этом он смог рассмотреть его как следует. Зрелище было жалкое. Под длинной белой бородой виднелась чудная детская мордашка, но одежда гнома была в лохмотьях, и щеки ввалились от голода.

– Эй, не смей унывать! – Тим потрепал его по спине. – Не пришел еще тот черный день, когда будет сломлен ирландец! Но расскажи, как ты попал сюда? Я ума не приложу!

– Как же! Половина Клонмелла за морем, а я останусь? – воспрянув духом, ответил гном. – Клянусь костями Финна, ты меня не за того принимаешь!

– Славно сказано! – похвалил Тим О’Халлоран. – Но ведь Маленький Народец не очень-то склонен к перемене мест, во всяком случае, я никогда не слышал, чтобы ваш брат уезжал на чужбину.

– Истинная правда! – согласился гном. – Большинству из нас здешняя атмосфера совсем не подходит, это факт. Вот приехали сюда с англичанами несколько домовых. И что? Пуританские священники так на них ополчились, что пришлось им, бедолагам, податься в лес. А по дороге на Запад мне довелось поговорить с баньши, которая обосновалась около Верхнего озера. Когда-то, знаешь, была достойная особа, но теперь – куда что девалось! Ведь даже малые дети, и те больше не верят в нее. Начнет она выть страшным голосом, а они воображают, что это гудит пароход. Боюсь, ее уже нет в живых – уж очень она была плоха, когда мы расстались. Что уж говорить об индейцах! Не знаю, как тебе, а мне они доверия не внушают. Я у них с неделю провел в плену, и хоть обращались со мной хорошо, врать не буду, но все эти их вопли и пляски совершенно невыносимы, особенно если сам ты обладаешь кротким нравом и любишь тишину. А еще эти длинные острые ножи у них за поясом! Да, немало пережил я приключений на пути сюда. К счастью, теперь все позади, наконец-то я нашел себе защитника!

И с этими словами он поглубже зарылся в куртку О’Халлорана.

– Вот те на! – слегка опешил Тим. – Иначе я представлял, как все будет, если мне повезет найти счастье О’Халлоранов, о котором столько мечтал. Мало того что я спас тебя от волков, так, выходит, и дальше должен о тебе заботиться. Но ведь в сказках всегда бывает наоборот!

– А мое общество? А беседа с таким древним, умудренным опытом созданием, по-твоему, ничего не стоит? – горячо запротестовал гном. – У меня ведь когда-то был собственный замок в Клонмелле, и я помню славные дни Ойсина. Но потом появился святой Патрик – увы, увы! – и всему пришел конец. Одних из нас, старейших жителей Ирландии, он крестил, других приковал цепями к духам ада. А я был ни то ни се, всю жизнь ленился и хотел только, чтобы мне не докучали, ибо превыше всего ценил покой и комфорт. Вот он и превратил меня в то, что ты видишь. Это меня-то, кого раньше шесть гренадеров музыкантов будили по утрам чарующими звуками арф! Вдобавок, поскольку был я ни то ни се, он еще и заклятие наложил, согласно которому я должен прислуживать жителям Клонмелла и всюду следовать за ними до тех пор, пока не сумею услужить слуге слуги на краю света. Только тогда, возможно, я получу христианскую душу и свободу заниматься чем хочу.

– Услужить слуге слуги? – переспросил О’Халлоран. – Да уж, такую загадку нелегко разгадать!

– Еще бы! – ответил гном. – Сколько я ни искал, но в Клонмелле ни одного слугу слуги не нашел. Боюсь, святой Патрик сам не знал, что имел в виду.

– Неужто ты вздумал критиковать самого добродетельного святого? Берегись, вот оставлю тебя в прерии! – пригрозил Тим О’Халлоран.

– Да я не критикую, – вздохнул гном. – Хотелось бы только, чтобы он не так поторопился тогда. Или хотя бы выразился яснее. Ну, а что мы с тобой теперь будем делать?

– Ладно, – сказал О’Халлоран, тоже со вздохом. – Не думал, что придется о ком-то заботиться, это большая ответственность. Но раз ты просишь помощи, ты ее получишь. Только знай: денег у меня мало.

– Ну и что с того? Мне же не деньги твои нужны, – обрадовался гном. – Я буду тебе братом и ни на шаг от тебя не отстану.

– Не сомневаюсь! – О’Халлоран саркастически усмехнулся. – Что ж, с едой и одеждой вопрос решим, это я обеспечу, но придется и тебе работать, если хочешь жить со мной. Лучше всего, пожалуй, чтобы ты стал моим племянником, мальчиком Рори, который сбежал из дома на железную дорогу.

– Еще чего! Хорош будет мальчик Рори с длинной белой бородой!

– Это дело поправимое, – ухмыльнулся Тим. – Бритва, на счастье, у меня в кармане.

Боже! Видели бы вы, что тут началось! Маленький старичок был просто вне себя: и ногами-то он топал, и бранился, и умолял Тима, но ничего ему не помогло. Хочешь идти с Тимом, делай, как Тим велит, и никаких возражений! В конце концов, к великому ужасу гнома, О’Халлоран сбрил ему бороду при свете луны, и они направились в лагерь. Тим нарядил лепрекона в свои обноски, и тот, может, и не стал выглядеть как мальчик, но, во всяком случае, больше походил на мальчика, чем на кого-либо другого. Утром Тим отвел его к десятнику и записал на работу водоносом. И такую историю при этом наплел! Хорошо, что у него, как у всех О’Халлоранов, язык был ловко подвешен, потому что поначалу десятник, глянув на Рори, только молча проглотил воздух, словно увидел привидение.

– И что дальше? – спросил гном, когда Тим уладил с десятником все формальности.

– Как что? Работать будешь! – расхохотался Тим. – А по воскресеньям стирать свою рубашку!

– Покорнейше благодарю! – сказал гном, и в глазах у него блеснул сердитый огонек. – Не за этим я ехал сюда из Клонмелла.

– Ну, конечно! Все мы ехали за богатством, да только где ж его найти? – ответил Тим. – Но, может, ты предпочитаешь жить в прерии с волками?

– О нет! – возразил гном.

– А тогда пошли работать, ленивый пройдоха! Работать! – прикрикнул Тим О’Халлоран и перекинул лопату через плечо. Гном нехотя поплелся за ним.

В конце дня, вернувшись к Тиму, он пожаловался:

– Первый раз в жизни я тружусь как смертный, и ни одного живого места на мне не осталось, все кости болят!

– После ужина полегчает, – утешил его О’Халлоран. – А ночь создана для сна!

– Но где я буду спать? – спросил гном.

– Вот тебе половина моего одеяла, – ответил Тим. – Ты ведь малыш Рори, мой племянник, где ж тебе еще спать?

Тиму это не очень нравилось, но что поделаешь? Заварил кашу – расхлебывай!

Однако это было только начало, как вскоре обнаружил Тим О’Халлоран. Он уже много чего успел испытать в своей жизни, но ответственности до сих пор никогда на себя не взваливал, и она сразу обуздала его буйный нрав. Первая неделя, пока гном немного хворал, прошла еще с грехом пополам. Но еда и работа быстро поставили его на ноги, и удивительно, что Тим О’Халлоран не поседел в тот же день. В общем-то он был неплохим, этот гном, только проказлив, как самый настоящий двенадцатилетний мальчишка, да плюс к тому имел веками накопленный опыт и тайные знания.

У Макгинниса он стащил три трубки и фунт табаку, десятнику подбросил в чай дохлую лягушку, а однажды вечером раздобыл где-то бутылку потина, и О’Халлорану потом пришлось держать голову гнома в ведре с холодной водой, пока тот не протрезвел. Счастье еще, что святой Патрик почти не оставил ему колдовской силы. Впрочем, и той, что была, хватило, чтобы напустить на Шона Келли летучий ревматизм. Только через два дня Тим вынудил гнома снять чары, пригрозив, что отберет у него бритву.

Это подействовало, потому что «малыш Рори», как ни странно, вошел во вкус и ни за что не хотел расставаться со своим новым образом.

День шел за днем. Сбережения Тима О’Халлорана стали расти, ведь теперь он игнорировал все попойки, боясь, что во хмелю не сможет углядеть за «племянником». Так и со всем остальным. В результате Тим О’Халлоран остепенился и вскоре прослыл человеком рассудительным и надежным.

И вот однажды утром проснулся он чуть свет и увидел, что гном, побрившись, сидит по-турецки на полу и чему-то усмехается.

– Над чем это ты смеешься с утра пораньше? – сонным голосом осведомился Тим.

– Да так, – ответил гном. – Представил, с какими трудностями в работе мы столкнемся, когда протянем трассу еще миль на десять.

– А почему там будет больше трудностей, чем здесь? – заинтересовался Тим.

– Да потому, что глупцы землемеры велят строить дорогу над подземными источниками. Как начнем рыть, тут-то все и выяснится на потеху дьяволу!

– Ты это точно знаешь? – усомнился Тим.

– Я-то? – обиделся гном. – Да у меня дар слышать, как вода под землей бежит!

– И что нам делать? – спросил Тим.

– Перенести пути на полмили западнее – там твердый грунт, – ответил гном.

Тим О’Халлоран больше не проронил ни слова. Но в обеденный перерыв он добрался до заместителя главного инженера. Раньше тот бы и говорить с ним не захотел, однако теперь Тим О’Халлоран имел репутацию человека положительного и основательного. Откуда ему о воде известно, Тим, конечно, распространяться не стал – сказал, что видел такое в Клонмелле.

Инженер прислушался к его словам и велел провести испытания. И действительно, там сразу же наткнулись на подземный источник.

– Молодчина, О’Халлоран! – похвалил инженер. – Без тебя потеряли бы мы попусту время и деньги. А не согласишься ли ты стать десятником?

– Почему бы и нет? – ответил Тим. – С удовольствием!

– Тогда сразу и приступай, будешь руководить пятой бригадой, – сказал инженер. – А я возьму тебя на заметку. Нам нужны люди с головой на плечах.

– Можно, чтобы племянник остался со мной? – спросил Тим. – Как-никак, я за него отвечаю.

– Можно! – ответил инженер, который с пониманием отнесся к просьбе Тима, ибо у него у самого были дети.

Так Тим получил повышение, а с ним и гном. Но в первый же день на новом месте малыш Рори стащил у инженера из кармана золотые часы – уж очень ему понравилось, как они тикают! Тиму пришлось угрожать гному огнем и мечом, чтобы заставить его вернуть их обратно.

Минуло еще какое-то время, и вот однажды, проснувшись утром, Тим снова услышал смех лепрекона.

– Ну а теперь ты чего веселишься? – спросил он.

– Чем дольше я смотрю на работу смертных, тем более бестолковой она мне кажется, – ответил гном. – Видел я недавно, как нам подвозят рельсы: надо делать так, а они – эдак, хотя так – вдвое быстрее и легче!

– Правда? – удивился Тим и заставил гнома объяснить все как следует.

А затем, проглотив завтрак, помчался к своему новому другу, инженеру.

– Умно придумано, О’Халлоран! – о добрил инженер. – Попробуем осуществить твою идею на практике.

Через неделю под командой О’Халлорана было уже сто человек. Еще никогда на нем не лежала такая ответственность, но это его не пугало, ибо в сравнении с заботами о гноме все прочее представлялось совсем не трудным. Инженер теперь давал Тиму книги для учения, и по вечерам тот усердно занимался, пока гном похрапывал тут же, завернувшись в одеяло.

В те дни люди быстро шли в гору, и Тим уже сделал первые шаги по пути, которому предстояло увести его далеко. Но тогда он об этом не думал, потому что его снедало отчаяние из-за Китти Мэлоун. Приехав на Запад, он получил от нее одно письмо, второе, а потом все прекратилось. И вот недавно ее родители написали ему, что нечего, мол, простому рабочему беспокоить их дочь письмами. Тиму так стало горько, что он чуть не плакал по ночам при мысли о Китти и ее оранжисте. И однажды, проснувшись после очередной такой ночи, он опять услышал смех лепрекона.

– Ну, и над чем ты теперь смеешься? – грустно спросил Тим. – У меня ведь сердце разрывается.

– Смеюсь над человеком, который вдали от своей любимой сидит и горюет из-за дурацкого письма, а у самого деньги в кармане, и первого числа заканчивается контракт.

Тим О’Халлоран аж руками всплеснул.

– Клянусь, твоя правда, маленький проказник! – воскликнул он. – Закончим работу и сразу же в Бостон!

На Запад Тим О’Халлоран отправлялся простым рабочим, а обратно на Восток ехал уже железнодорожным мастером – по бесплатному билету, в спальном вагоне, как настоящий джентльмен. А еще ему обещали хорошее место на железной дороге с подобающим для женатого человека жалованьем. Гном и в поезде причинял хлопоты: укусил, например, за палец толстуху, назвавшую его миленьким мальчиком. Но Тим все время покупал ему арахис, чтобы отвлечь от шалостей, и кое-как справлялся с ним.

По приезде в Бостон Тим оделся с иголочки и принарядил гнома во все новенькое. Затем дал лепрекону денег и велел ему поразвлечься часок-другой, пока сам он повидается с Китти Мэлоун.

Уверенно, с чувством собственного достоинства вошел Тим О’Халлоран в гостиную к Мэлоунам, где, как и можно было ожидать, застал Китти Мэлоун с оранжистом, который все пытался пожать ей руку, а она не давалась. От этого зрелища у Тима кровь в жилах закипела. Увидев его, Китти вскрикнула.

– Тим! О, Тим! – радостно выдохнула она. – А мне сказали, что ты умер на Западе!

– Жаль, что этого не случилось, – буркнул оранжист, выпятив грудь с медными пуговицами. – Видно, и правда, фальшивый пенни всегда возвращается.

– Фальшивый пенни, говоришь, пуговица ты незаконнорожденная! – возмутился Тим О’Халлоран. – У меня к тебе только один вопрос: будешь драться или дашь деру?

– Буду драться, как мы дрались на реке Бойн! – нагло ухмыльнулся, поднимая кулаки, оранжист. – Кто тогда дал деру, да так, что только пятки сверкали?

– Ах, вот как ты запел! – сказал Тим О’Халлоран. – Что ж, я тоже знаю победные песни. Придется напомнить тебе девяносто восьмой год!

С этими словами он, изловчившись, одним ударом сбил оранжиста с ног, к немалому переполоху Мэлоунов. Мать начала визжать, а Пат Мэлоун завел было речь о полиции, но, услышав слова Тима, оба сразу умолкли.

– Зачем вам выдавать дочь за кондуктора конки, когда она может стать женой будущего начальника железной дороги? – сказал Тим.

И тут он выложил на стол свои сбережения, а затем и письмо, в котором ему была обещана работа с подобающим женатому человеку жалованьем. Мэлоуны совсем притихли, а приглядевшись к Тиму получше, окончательно изменили мнение о нем. Они выпроводили кондуктора из дому, ибо сам он никак не хотел уходить – ведь это было признанием поражения, – после чего Тим О’Халлоран поведал им свои приключения.

В его пересказе они живости не потеряли, хотя о гноме он не обмолвился ни словом, решив, что с этим лучше повременить. А потом Пат Мэлоун предложил ему выкурить по сигаре.

– Но, похоже, сигары закончились, – подмигнул он Тиму. – Вы тут посидите, я сейчас сбегаю в магазин за углом.

– Я пойду с тобой, – сказала ему жена. – Надеюсь, мистер О’Халлоран поужинает с нами, надо кое-чего прикупить.

Тут старики ушли, и Тим остался наедине со своей Китти. В самом разгаре разговора, когда они уже начали строить планы на будущее, раздался стук в дверь.

– Кто бы это мог быть? – спросила Китти.

Но Тим О’Халлоран сразу все понял, и у него чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Он открыл дверь – ну, конечно, лепрекон.

– Вот и я, дядя Тим! – с порога заявил «племянничек», ухмыляясь.

Тим О’Халлоран посмотрел на него так, будто впервые видит: костюм, конечно, новый, что и говорить, но лицо перепачкано сажей, и воротничок замаран грязными пальцами. Впрочем, не в этом было дело. Старая, новая ли одежда – какая разница, если сразу видно, что перед тобой нечистая сила, а не живая христианская душа.

– Китти, дорогая моя, я тебе еще не успел сказать… – Тим потупил взгляд. – Это мой племянник, малыш Рори. Он живет со мной.

После таких слов Китти, разумеется, приняла Рори как нельзя лучше, хотя Тим О’Халлоран не мог не заметить, что она то и дело искоса поглядывает на мальчика. А когда она отрезала ему пирога, гном разломал его пальцами на кусочки и, прежде чем отправить в рот, обратился к Китти Мэлоун:

– Ну, так что? Выходишь замуж за моего дядю Тима? Выходи, не пожалеешь, выгодный тебе достался жених!

– Попридержи язык, Рори! – сердито оборвал его Тим.

Китти покраснела, но не успел Тим ничего добавить, как она вступилась за гнома:

– Пусть малыш говорит, Тим О’Халлоран! Пусть говорит все, что думает. Да, Рори, скоро я стану твоей тетей и горжусь этим.

– Хорошо! – одобрил гном, уплетая остатки пирога. – Что ж, думаю, когда ты свыкнешься с моими порядками, мы с вами неплохо заживем.

– Он будет жить с нами, Тим? – спросила Кити Мэлоун тихим спокойным голосом.

Но Тим О’Халлоран взглянул на Китти и понял, что у нее на уме. Ничего ему так не хотелось, как тут же отречься от гнома – пусть сам о себе заботится! Однако он чувствовал, что ни при каких условиях не сможет этого сделать, даже если потеряет Китти.

– Боюсь, что так надо, любимая! – удрученно ответил он.

– Уважаю тебя за это! – Глаза у Китти засияли как звезды, она подошла к гному, взяла его шершавую ладошку и сказала: – Ты ведь согласишься жить у нас, Рори? Мы будем очень рады!

– Спасибо, спасибо тебе, Китти Мэлоун, будущая О’Халлоран! – отозвался гном. – Какой же ты счастливец, Тим О’Халлоран! Вдвойне счастливец: и сам, и по жене! Потому что, если бы ты раньше отрекся от меня, потерял бы свое счастье. А если бы она отреклась от меня, осталось бы у вас полсчастья на каждого. Теперь же вы будете счастливы до конца дней своих. И дайте мне еще кусок пирога! – закончил он.

– Ну и чудной же ты, малыш! – заметила Китти Мэлоун, но пошла за пирогом.

Гном сидел, болтая ногами, и смотрел на Тима О’Халлорана.

– Ох, как бы я хотел наподдать тебе сейчас! – простонал Тим.

– Фи, какие слова! – улыбаясь ответил гном. – Неужели у тебя рука поднимется на единственного племянника? Нет, ты лучше скажи мне, Тим О’Халлоран, не была ли раньше твоя невеста служанкой?

– А если и так, кому какое дело? – вспылил Тим О’Халлоран. – Кто из-за этого о ней худое подумает?

– Только не я! – ответил гном. – Приехав в эту страну, я познакомился с работой смертных – достойное дело! Но скажи еще одно: будешь ли ты служить своей жене верой и правдой всю жизнь?

– Собираюсь, – ответил Тим. – А тебе-то что?

– Да ничего, конечно, – согласился гном. – Но вон у тебя шнурок на ботинке развязался, мой отважный дядюшка. Вели мне завязать его!

– Завяжи сию же минуту, зловредный коротышка! – загремел на него Тим О’Халлоран.

Гном послушно исполнил приказ. А затем вскочил на ноги и запрыгал по комнате.

– Свободен! Свободен! – кричал он нараспев. – Наконец-то я свободен! Я услужил слуге слуги, и заклятие больше не имеет надо мной власти! Я свободен, Тим О’Халлоран! Счастье О’Халлоранов свободно!

Тим О’Халлоран, обомлев, уставился на гнома. Тот, казалось, менялся на глазах. Он остался таким же маленьким, спору нет, и лицо его не потеряло детскости, но прежнее злобное выражение исчезло, и в глазах засветилась живая душа. Странно это было и в то же время замечательно!

– Ну что ж, рад за тебя, Рори! – сказал наконец Тим, с трудом приходя в себя. – Теперь ты, без сомнения, вернешься в Клонмелл. Ты честно заслужил это право.

Лепрекон покачал головой.

– Клонмелл, конечно, славный, тихий городок, но в этой стране осуществляются дерзновенные мечты, – возразил он. – Даже воздух тут особенный: ты, наверное, не заметил, но я подрос уже на два с половиной дюйма и продолжаю расти. Нет, не домой, а на Запад я поеду, туда, где шахты и рудники, потому что это – мое призвание. Говорят, в тех краях попадаются такие шахты, куда можно запрятать весь Дублинский замок. Вот бы попробовать! Кстати, Тим О’Халлоран, – добавил он, – насчет горшка с золотом я был с тобой не совсем честен. Когда уйду – посмотри за дверью, найдешь там свою долю. А теперь – прощай. Желаю тебе долгих лет жизни!

– Но как же так, дружище! – воскликнул Тим О’Халлоран. – Неужели мы должны попрощаться насовсем?

Только теперь он вдруг понял, как привязался к маленькому, странному существу.

– Нет, не насовсем! – ответил гном. – Когда будешь крестить первого сына, я появлюсь у его колыбели, хоть ты меня, возможно, и не увидишь, появлюсь я и у сыновей твоих сыновей, и у всех последующих поколений твоих потомков, потому что счастье О’Халлоранов только начинается. А теперь нам нужно расстаться – ведь я получил христианскую душу и должен трудиться в этом мире.

– Погоди минутку! – сказал Тим О’Халлоран. – Тебе пока многое неведомо – душа-то у тебя новая. Несомненно, ты побываешь еще у священника. Но в особых случаях это может сделать и мирянин, а сейчас, видать, как раз такой случай. Как же я отпущу тебя некрещеного?

И с этими словами он осенил гнома крестным знамением и нарек его Рори Патриком.

– Наверно, я не все сделал, как положено по правилам, но зато из самых добрых побуждений, – заключил он под конец.

– Вот за это тебе спасибо! – сказал гном. – Если ты в чем-то и был в долгу передо мной, то теперь с лихвой расплатился.

Не успел он договорить, как вдруг непонятным образом исчез, и Тим О’Халлоран остался в комнате один. Протер глаза: за дверью стоит мешочек – там, где его оставил гном, и Китти как раз входит в комнату с куском пирога.

– А где же твой племянник, Тим? – спросила она.

Тогда Тим О’Халлоран крепко обнял ее и все рассказал. Чему из его рассказа она поверила, не мне судить. Но интересно одно. С тех пор в их роду кто-то всегда носил имя Рори О’Халлоран, и был он удачливее остальных. А когда Тим О’Халлоран стал начальником железной дороги, знаете, как он назвал свой личный вагон? «Гном» – вот как! И люди говорили, что в деловых поездках с ним время от времени видели странного маленького человечка с лицом мальчишки. Появлялся он словно бы из ниоткуда на какой-нибудь станции или полустанке, и его сразу же пропускали в вагон, а высшие чины железнодорожного мира вынуждены были ждать в тамбуре. И потом из вагона доносилось веселое пение.