Неоконченные произведения, планы, наброски
Искушение Святого Антония
Драма в 1-м действии
Сцена 1-ая
Пустынный берег моря. Скалы. Под одной из них видна пещера. От пещеры идут две тропинки — одна к морю, другая в гору. Сильный, ровный ветер: валы плещут. Недалеко от берега сидит на море чертёнок; его беспрестанно подносит и относит. Чертёнку скучно — он зевает. Вдруг подле него из воды высовывается голова другого чертёнка.
Чертёнок 2-й. Давно ты на часах?
Чертёнок 1-й. Давно. Скучно. Пора бы смениться.
Чертёнок 2-й. Старик не выходил?
Чертёнок 1-й. Нет.
Чертёнок 2-й. А ты не подходил сам к пещере?
Чертёнок 1-й. Нет… два журавля всё таскались по берегу — я их побоялся: пожалуй, заклюют.
Чертёнок 2-й. Да, где ж они?
Чертёнок 1-й. Сейчас улетели: слышишь — кричат…
Журавль (под облаками, другому журавлю). На Юг… на Юг…
Другой журавль (не так громко). На Юг…
Чертёнок 2-й. А скоро он выдет?..
Чертёнок 1-й. Теперь скоро.
(Слышен шум в пещере… 2-й чертёнок в одно мгновение исчезает… Через несколько времени он робко высовывает голову из воды…)
2-й чертёнок. Что?
Чертёнок 1-й. Что? Ничего.
Чертёнок 2-й. Он не выходил?
Чертёнок 1-й. Нет… Ну трус же ты, братец!
Чертёнок 2-й. Трус… А у самого, посмотри — хвост так и дрожит…
Чертёнок 1-й. Сказывал я тебе..: Сегодня все наши здесь… все. (Шёпотом.) Говорят, и его величество пожалует…
Чертёнок 2-й. Так прощай же, братец… прощай; спрячусь… Я его величества боюсь пуще нашего старика… прощай…
Чертёнок 1-й. Погоди, не торопись… Успеем еще спеть и песенку…
Чертёнок 2-й (не выходя совсем из воды). Изволь.
Чертёнок 1-й (вполголоса… 2-й подтягивает).
Море, море глупое,
Море бестолковое,
Что ты расшумелося,
Что расхорохорилось?
Нас не испугаешь ты:
Нет у нас корабликов,
Лодочек с товарами…
Нам бояться не за что…
Улитка осторожно подползает к морю и слушает…
Мы с ним чертенятушки
Смирные ребятушки.
Выростем со временем,
С нами не шути.
Из пещеры выходит св. Антоний, высокий, худой старик в монашеской одежде… на поясе висят четки. Оба чертёнка быстро ныряют в воду.
Св. Антоний
Мне душно там… молиться не могу я…
Хотел заснуть… не спится — кровь кипит…
А, кажется, пора бы ей уняться…
Меня смущают грешные мечты.
Я взял Святую Книгу, стал читать;
Бегут глаза лениво по строкам,
А мысли закружилися, как птицы,
И носятся, и нет покоя им…
Тоскую я… и злюсь… мне тяжело…
Я сяду здесь — а ты шуми, о море,
И глупого баюкай старика!
2 небольшие тучи пролетают над скалами.
1-я. Быть грозе…
2-я. Солнце село — быть грозе.
Большое белое облако плывет вслед за ними:
Ну, ну, детки, не мешкайте…
Проносится медленно черная грозовая туча, ворчит:
Старый дурак… убила б его… да не смею… старый дурак…
Св. Антоний
Куда ушел мой мальчик, мой Валерий?
Пора б ему вернуться… Я давно
Его послал за хлебом… Милый мальчик!
Как кроток он и тих и как задумчив,
Как любит он молиться… он растет,
Как деревцо на солнце… Ах, не так,
Не так прошла ты, молодость моя!
Я был и горд, и зол, и скор, и вспыльчив.
О боге и не думал — и страстям
Я предавался весь и без возврата…
Железный был я, грешный человек…
Да и теперь не весь я изменился —
И груб и дик еще теперь… О боже,
Не оставляй меня, о мой спаситель,
Тебе я весь — смиренно — предаюсь.
(Ветер увеличивается… Море темнеет.)
Св. Антоний
Что ж он нейдет? Люблю я с ним молиться.
И без него заснуть я не могу…
Перед распятьем вместе каждый вечер
Мы станем на колени — он читает —
И слушаю… и вот из старых глаз
Зака́пают спасительные слезы.
Иль иногда мы вечером пойдем
На берег моря… сядем; и ему
Я говорю о боге, о святых,
О жизни их спокойной и прекрасной…
Молитвы их мы вместе повторяем —
И долго с ним мы говорим, и часто
Слагаем сами грешные молитвы…
Антоний задумывается.
Чертёнок 1-й (осторожно выплывая на берег). Сюда… сюда… посмотри на него!
Чертёнок 2-й (выказываясь из воды). Где?.. А!.. Какая у него длинная борода… Он нас не видит?
Чертёнок 1-й. Он подымает голову…
(Оба скрываются.)
Валерий (сходит со скалы)
Отец, вернулся я…
Антоний (встает)
А! наконец…
Устал ты, бедный!
Валерий
Да, устал немного.
Я хлеб принес…
Антоний
Ступай и отдохни…
Валерий
А ты?
Антоний
Я здесь побуду — но недолго…
Валерий
Мне холодно, прощай — и приходи.
Антоний
Чернеет море… Длинными грядами
Бегут валы на мрачный твердый берег…
С высоких волн срывает брызги ветер
И мне в лицо сердито их бросает.
Торопятся — уходят в горы чайки
И жалобно кричат… я здесь усядусь
И бурей стану молча любоваться
И молодость свою припоминать…
(Садится.)
С горы сходит человек в широкой черной шляпе и темном плаще; на сапогах у него шпоры; конец шпаги виден из-под плаща.
Человек. Заблудился я, чёрт возьми… Того и смотри польет дождь — а здесь и спрятаться негде… (Увидев Антония.) Монах… подойду к нему. (Подх<одит> к Антонию.) Честной отец, как бы мне пройти в…
Антоний (подымает голову).
Человек. Честной… Что за чудо… да это… это Антонио, как бишь его звали… ну как тебя звали… (Антоний глядит на него.) Он, точно он, или ты меня не узнаёшь?
Антоний. Нет.
Человек. Его голос… Он! Давно мы с тобой не видались, старый товарищ — а были друзьями… целые два года жили — душа в душу… с тех пор прошло 20… куда! более 25 лет… О, да вспомни ж меня…
Антоний. Дай мне в тебя вглядеться… Ты… похож… ты — Карло…
Человек (ударив его по плечу). Карло Спада — что? узнаешь меня?
Антоний. Карло Спада… но его в глазах моих убили…
Человек. Не убили, как видишь… Всё расскажу тебе, старый товарищ, приятель… Вот не думал, не гадал… Да скажи пожалуйста, ты не далеко отсюда живешь?
Антоний. Я здесь живу.
Карло. Здесь? Да где ж… (Оглядывается.)
Антоний (показывает на пещеру).
Карло. В этой яме? (Заглядывает в пещеру и посвистывает 3. Антонию с некоторым замешательством.) Ты монах — отшельник, спасаешься.
Антоний. Я здесь молюсь богу., и живу.
Карло. А! Я, видишь ли, я хотел было добраться до Пиетра Нюова, да заблудился… отстал от своего полка… гроза меня застигла… что ж, брат Антонио, позволь мне переночевать у тебя.
Антоний. Разумеется, взойди. (Входят.) Садись. Хочешь хлеба?
Карло (садится на кучу сухих листьев). Спасибо — я сыт. (Оглядывается.) И ты круглый год здесь живешь?
Антоний. Да.
Карло. Гм…
Антоний. Покойно ли ты сидишь?
Карло. У кого вздумал спрашивать! да мне ли, старому дураку, нежиться? Мое тело не молодо — ко всему привыкло… Ха-ха-ха!
Антоний. Не смейся громко… (Показывая на Валерия.) Ты его разбудишь…
Карло. Э… сын или внук?
Антоний. Нет… Расскажи же мне.
Карло. Да — что ж я… Ну… (Снимает свою шпагу.) Помнишь ли ты — тому лет… лет… ну всё равно… мы с тобой служили в одном полку, в войске славного, знаменитого Сфорцы — и дрались за ее величество королеву Иоанну…
Антонио. Помню, помню…
Карло. Ну… и последнее наше сражение помнишь?.. Признаться — жаркий был денек: мы целый день дрались, как львы, — да невмочь пришло: не совладать одному с десятерыми… погнали нас… у меня голова ходила кругом, язык пересох — наглотался я пыли… что бы я дал тогда за кружку воды… мы с тобой бежали рядышком… помнишь?
Антоний. Помню… рассказывай.
Карло. Вдруг я слышу выстрел… оглянулся — Прямо на нас, как теперь вижу, летит великан в черных латах на буром коне, подскакал, замахнулся — я было подставил шпагу, да куда! — повалился я, как сноп!.. раскроил мне голову, проклятый! Говорят, ты его тут же ссадил с коня — молодец ты был, Антонио, рубака знатный… Ну, кровь залила мне глаза, дыхание сперлось; я подумал пришлось околевать — и что ж? Валялся дня два на земле — и видишь, жив. Меня нашли, подняли; я долго был болен, выздоровел… (Со вздохом.) Уж мыкался я, мыкался по свету… Где ни бывал? Кому ни служил? Вот и стар стал и сед, как видишь, — а всё еще не нашел себе пристанища! Да и на что?
(Гроза начинается.)
А удивляюсь я тебе, брат Антонио, признаюсь… Совсем ты стал другим человеком… помнишь, бывало… Ну извини, извини: я вижу, ты хмуришься — а хотел бы я поболтать с тобой о старине…
Антоний (садится к нему ближе). Так что ж? говори — я не испугаюсь.
Карло. Ай да славно! Вот — люблю… Так садись же поближе ко мне…
(Гроза усиливается.)
Сцена 2-ая
Небольшая роскошно убранная комната. На полу ковер… благовонные свечи горят в белых вазах; везде множество великолепных тропических пахучих цветов. Окны раскрыты, на дворе темно. Посередине комнаты стол… На первом месте сидит Аннунциата, несколько молодых людей и дев. Ужин клонится к концу.
(Аннунциата кончает песню.)
Джулио. Браво! Брависсима. Друзья мои, на колени — все на колени! и выпьем за здоровье прекраснейшей женщины!
Все становятся на колени, исключая женщин и Астолъфа, и пьют…
Аннунциата. Благодарю вас, дети… Позволяю одному из вас поцеловать завтра мою… перчатку.
Пиетро. Кому же? кому?
Джулио. Мы кинем жеребий…
Роберто. Будем драться, и кто победт…
Пиетро. А ты что ж не становился на колени, Астольфо?
Джулио. А разве он не становился?
Астольфо. Какие у тебя прекрасные волосы, Джулиетто mio! Как я люблю тебя.
Пиетро. Он пьян, как немец…
Андреа. Как лошадь…
Аннунциата. Как вы все…
Астольфо. Венчайте меня розами и незабудками, о друзья мои, и дайте мне чашу… (Жалобным голосом.) Чашу, друзья мои.
Джулио. Аннунциата, я вас…
Аннунциата. Ну?
Джулио. Аннунциата… я… Я вас люблю безумно…
Пиетро. И я.
Андреа. И я…
Джулио. Я готов вам доказать мою любовь на деле… Прикажите мне убить кого-нибудь — вот хоть этого толстого пьяницу, Астольфо, — кого хотите…
Аннунциата. Кого хочу! Мой Джулиетто… Мой милый Джулиетто, убей самого себя.
Джулио. Прикажи…
Аннунциата. Нет, погоди, подумаем… Господа, вы совсем позабыли ваших дам… Садитесь и пейте… и слушайте… Я вам еще спою песенку…
1
Под окном прекрасной донны,
Больше часу, при луне
Ходит юноша влюбленный
В черном бархатном плаще.
2
Он играет на гитаре
Песни, полные тоски…
Он поет о страстном жаре,
О звездах и о любви…
3
Вдруг окошко растворилось,
И украдкой из окна
Показалась и склонилась
Милой донны голова.
4
Он умолк… она с улыбкой
Говорит ему: «Сеньор,
Я боюсь за вас: ошибкой
Вас возьмет ночной дозор.
5
Хоть приподнят длинной шпагой
Край широкого плаща,
Хоть и веет злой отвагой
От усов и от пера,
6
Хоть умны вы и прекрасны,
Хоть в меня вы влюблены…
Но ни мало не опасны —
Скромный друг чужой жены…»
7
И окошко, как живое,
Затворилось… и домой,
Поглупев — едва ль не втрое,
Потащился витязь мой.
Аннунциата. И вы все в меня влюблены?
Все (иск<лючая> Аст<ольф>о). Все… все…
Аннунциата (женщинам). Простите им, — они не знают, что говорят. Вы меня любите… Много чести. Но ты, Джулио (гладя его по голове) — лучше всех; оттого, что глуп и молод.
Аннунциата (встает). Так слушайте ж, мои витязи! Вы должны все дать мне честное слово никогда не жениться, никогда не влюбляться… Слышите? а я…
Джулио. А вы?
Аннунциата. Джулио, вы тронуты и расположены к нежности; посмотритесь в зеркало: вы бесконечно смешны… А я — вас уверяю, что я вас всех терпеть не могу.
Пиетро. Как она мила, боже мой, как она мила!
Аннунциата. Неправда ли, господин Пиетро, — удивительно!
Пиетро. Невыразимо!
Аннунциата. Непостижимо!
Пиетро. Невообразимо!
Аннунциата. Безгранично, как ваша любезность. Бедный добрый мальчик, сидит подле женщины, выпил немного вина — и думает, что любит…
Джулио. Аннунциата, — вы, кажется, смеетесь над нами…
Аннунциата. Может быть; вы догадливы.
Джулио. Но всё-таки вы нас всех сводите с ума…
Астольфо. Кто сошел с ума? Выгоните его вон… Я не люблю сумасшедших…
Джулио (Андреа). Подожги ему бороду, Андреа, сделай милость…
(Удар грома.)
Аннунциата. Затворите окна… Какой душный ветер… посмотрите, как свечи тускло стали гореть…
Андреа. И цветы вдруг так сильно начали пахнуть.
Джулио. Сирокко…
Аннунциата. Не запирайте окон… (Она вдруг бледнеет…)
Джулио. Что с вами, Аннунциата, — вы бледнеете, вам дурно… воды!
Аннунциата (с презр<ением>). Мне дурно!? Подите прочь… прочь… Молчите… (Встает.) Слышите ли вы, слышите ли вы — словно приближение великой рати… словно прилив широкого моря…
Джулио. Я слышу отдаленный гром…
Аннунциата. А теперь — всё умолкло, всё, как будто никогда не бывало на земле ни движения, ни жизни — мой голос странно звучит в застывшем воздухе…
Джулио. Перед грозой…
Аннунциата. Молчите, молчите все… (Она закрывает лицо руками.)
Голос Сатаны (торжественно и медленно). Аннунциата!
(Все вздрагивают…)
Джулио (трепещущим голосом). Кто вас зовет?
Аннунциата. Мой любовник… я иду к нему…
Джулио. Ваш любовник… но кто ваш любовник? Где он? — в саду… Мы вас не пустим — и пойдем сами к нему навстречу…
Аннунциата (качая головой). Вы меня не пустите! Вы…
Все вместе. Да… Да…
Аннунциата. Вы хотите знать, кто мой любовник? Так вслушайтесь же в его голос…
(Молчание.)
Голос Сатаны (еще медленнее). Аннунциата…
(Женщины вскрикивают.)
Аннунциата (восторженно и с злою насмешкой)
Меня зовет он… Господа,
Вы удержать меня не в силе!
«Ему» останусь я верна
И на земле… да и в могиле!..
Меня смирил лишь он один…
Мой грозный друг — мой властелин
Меня найдет всегда готовой
В последний раз — как в первый раз…
Меня зовет мой друг суровый…
Его люблю я… больше вас.
(Она быстро уходит.)
Джулио. Опомнитесь, господа… за мною — в сад и шпаги наголо!
Пиетро, Андреа, Роберто бегут вслед за Джулио… Обе женщины, дрожа, прижимаются к Астолъфу…
Вдруг в саду раздается слитный крик 4-х молодых людей.
Сцена 3-я
Антонио, Карло Спада сидят у входа пещеры… Меж ними широкий плоский камень. На камне бутылка. Гроза. На дне пещеры, при каждом блеске молнии, виден Валерий. Он спит на груде сухих листьев.
Карло. Та́к-то, брат, та́к-то! (Пьет немного из бутылки.) Не погневайся — я продрог, да и привык к вину… Какова погодка?
Антоний. Карло…
Карло. Ну?
Антоний. Помнишь ли ты… Марцеллину?
Карло (в смущении). Марцеллину… Какую Марцеллину?.. Нет, нет… (Пьет.) И на что тебе?
Антоний. Я ее любил…
Карло. Да, да — теперь вспомнил… хороша была покойница…
Антоний. Она умерла?
Карло. Умерла… (Молчание.) А сколько тебе лет, Антонио?
Антоний. Однолетки, семьдесят три года.
Карло. Семьдесят три года… (Вполголоса.) Можно бы покаяться… А кто его знает!
Антоний. Что ты говоришь?
Карло. Да что за вздор! чего я боюсь? мы с ним старики — да он, вишь, и монахом стал… (Громко.) Каюсь, отче: сгубил я бедную твою Марцеллину…
Антоний. Что?
Карло. Эге, брат — глаза у тебя засверкали по-прежнему… Тогда, помнится, с тобой шутить не годилось.
Антоний (задумчиво). Боже мой, прости мне мое прегрешение… Рассказывай, товарищ… и не бойся, я стар и расстался с прежней жизнью… навсегда.
Карло. Смотри ж — не сердись на меня. После нашей разлуки, года два спустя, занесло меня опять в Болонью — с кем и зачем позабыл. На другой же день отправился я к Марцеллине. Вспомнил я о тебе, брат Антонио, как взошел в тот темный чудный проходец — знаешь? вот и направо знакомая дверь, высокий каменный порог… я стукнул, она сама мне отворила. Увидав меня, она вскрикнула, поднялась на цыпочки, поглядела, нет ли тебя за мной и спросила: А Антонио?.. Я сказал, что сам пришел к ней осведомиться о тебе… Она побледнела и уронила головку… Я взошел в ее комнатку, оглянулся — всё на том же месте: на стене твой портрет, нарисованный углем нашим знакомым живописцем, помнишь, после славной пирушки, как бишь его звали, такой был веселый… на кровати твоя шляпа с полинялыми перьями… На окне те же цветы, во всей комнате тот же милый запах… Я сел на окно — она подле меня на низеньком стуле… Я ей всё рассказал — она слушала и плакала: и я всплакнул раз… Уходя, я стащил с руки свою огромную перчатку и тихонько пожал ее бледные пальчики… она посмотрела на меня так пристально, так грустно… Я у ней бывал часто: она мне сказывала, что с тех пор живет одна и никого не видит, что более году от тебя не имеет известий, что ее сестра ушла в Рим с одним беглым монахом… И платье-то на ней было то же — да поизносилось в два года… Она всё еще была хороша, хоть и похудела очень — и так же задумчиво улыбалась и так же причесывала волосы. Вот однажды — я был у ней, сидел до вечера — вышел на улицу, и вдруг пришло мне в голову, что я ее люблю, что я ее всегда любил, и тогда уж, когда мы с тобой ходили к ней… я даже удивляюся, как я тебя в то время не убил. Я тотчас же с улицы вернулся к ней. До того я только уходя позволял себе пожимать ее руку — я, кондоттиёри, слуга Сфорцы!.. На эту женщину я и взглянуть-то нагло не смел, при ней не смеялся громко… Я в ее комнатку взошел: она посмотрела на меня с удивлением, я подошел к ней и тихо ее обнял… признаюсь: когда руки мои соединились за ее станом — я задрожал весь и упал перед ней на колени… Если б меня увидали товарищи! они бы умерли со смеху — но ты ее знал, Антонио, ты знал эту женщину…
(Молчание.)
Целых три месяца мы любили друг друга… или нет, нет: она меня не любила, как любила тебя; в эти три месяца она странно изменилась: всё беспокоилась; то прятала твою шляпу, то со слезами доставала ее опять и клала к себе на колени… она плакала без причины, ревновала — и казалось, страстно была в меня влюблена… но я не был счастлив… хоть и не знал, чего хочу… мне стали гадки буйные потехи моих товарищей, а не мог я не сознаться, что они были, по-своему, счастливей и веселей меня. Да что! С тех пор прошло так много лет… и хоть, кажется, я понимаю и чувствую, что тогда со мной происходило, — да говорить, выражаться я разучился; скажу тебе одно: я так же внезапно ее разлюбил, как полюбил ее… В одно осеннее утро — я вдруг почувствовал, что я ее не люблю; мне стало так легко: я вздохнул так свободно, так глубоко… Спокойно пошел к ней и был почти уверен, что она знает, зачем я пришел… Я остановился на пороге, протянул ей руку и сказал: прощай… Она подняла голову, посмотрела на меня без удивления и сама глухо сказала: прощай… Я быстро повернулся на каблуках и вышел… Помню, мне стало грустно расстаться — не с ней… нет — а с этой дверью, с этим порогом, с этим домиком, но я махнул рукой, завернулся в плащ и пошел по улице молодцом, побрякивая шпорами; из одного окошка с любопытством посмотрела на меня премилая девушка, и я лукаво и приветливо взглянул на нее. Дня через два приносят ко мне записку: ее рука… Я с полчаса лежал на спине и посвистывал… мне за нее было стыдно… распечатываю… вот оно, ее письмо: я с тех пор не расстаюся с ним.
(Читает.)
«Карло, вам принесут эту записку в 2 часа… в двенадцать я утопилась. Не из любви к вам, нет — я с нетерпением ждала разлуки с вами, я вас не люблю и не любила никогда… хотя я и по собственной воле изменила памяти Антония… Но я не берусь сама себя растолковать. Я решилась умертвить себя — потому что мне, право, совестно… даже гадко жить. Не обвиняйте себя ни в чем, прошу вас: вы сами знаете — вы ни в чем не виноваты… Если б вы не вернулись в Болонью — правда, я бы еще теперь жила, а жила бы долго, может быть… но скажите, к чему? Я спокойна и почти весела и совсем примирилась с богом и людьми. Мне кажется, жизнь моя не могла иначе начаться, иначе кончиться… И прекрасно. Я довольна ею, но теперь я устала и думаю, что не к чему больше жить. Я иду к реке топиться, точно так же как прежде ходила по утрам за водой… Если вы когда-нибудь увидите Антония, скажите ему, что я его любила. Ни одно растение не цветет дважды, смешно желать два раза жить…
Марцеллина».
Антоний (берет письмо). И она утопилась?
Карло. Да.
Антоний (после некоторого молчания).
О боже (мой)! Как тронут я глубоко…
Как я дрожу и сам себе не верю,
Как сердце бьется… К старческим губам
Прижмись письмо… прижмися крепче, ближе.
Одарены непостижимой силой
Вы, бледные, трепещущие строки,
Начертанные в час тоски безумной
Любимой женскою рукой… Меня
Влечете вы — куда я сам не знаю…
Я точно сам из гроба воскрешаю
Знакомые бывалые волненья.
И старику и больно и легко.
Как странно! Я гляжу… и что ж я вижу
Передо мной не берег и не море…
Нет — поле… солнце светит. Там вдали
Проходит конница… вот — вьется пыль;
Я слышу ржанье добрых лошадей;
По шишакам, по черным гладким ложам,
Как огоньки проворной перестрелки,
Сверкают быстро светлые лучи…
И слышится мне долгий смутный топот…
Вот впереди на темном жеребце
В высоком шлеме скачет их полковник.
А там вдали из-за деревьев церковь
Как будто поднялась да и глядит…
Ах — эта церковь! мне ли не знакома!
За ней еще пять, шесть других церквей:
За нею целый город — вся Болонья.
Но подле церкви той… почти напротив,
Есть домик… домик темный, небольшой,
И в доме том два маленьких окошка,
И под окном она сидит — и ждет.
Карло Спада
Да толь еще! Всмотрись-ка хорошенько:
Не правда ли, с тобою мы сидим
Под каменным навесом остерии…
Эх, время было, время золотое!
Придешь бывало… на дубовый стол
Уронишь тяжко шпагу, бросишь шляпу,
Перчатки снимешь медленно — а там
Кричишь «вина!», небрежно крутишь ус —
Да свысока́ посмотришь на соседей.
А впереди, вкруг мшистого столба,
Зеленый плющ обвился — и на солнце
Листочек каждый блещет и дрожит…
А ты сидишь, небрежно развалясь,
Да девушкам глядишь в глаза с улыбкой.
Антоний
О Марцеллина…
Карло
А война, Антонио?
Люблю войну! В карманы деньги льются
Не знаешь сам <откуда и> за что…
Одна беда — карманы наши плохи.
<Не бережешь их глупых!> И везде
Какой прием… купец встречает нас
С почтением, и жадностью, и страхом.
А девушки усядутся и робко
Из узких окон высунут головки,
Глядят на нас, краснеют и смеются.
И матери напрасно их зовут,
Напрасно сзади дергают за платье…
Городовые судьи, старшины,
Все важные и чопорные люди
С ужимками волочатся за нами,
И трусят, и задабривают нас.
И графы в платьях бархатных, дворяне
Все нам друзья, любезные друзья
Нас жалуют, ласкают и балуют,
Хоронят нас и с нами же пируют.
И дорого нам платят… И за что?
Люблю войну! Ура! Ура! Ура!
(Пьет.)
Антоний (не слушая его, задумчиво).
Да… да. Как странно, точно из тумана,
Прошедшее спокойно выплывает
И медленно проходит предо мной…
О сердце, — полно биться! Я б не мог
Идти другой дорогой… так понятна
Мне жизнь моя… Мой бог, не ложный бог…
Я знаю — нет, меня ты не покинешь,
Не покидал меня ты никогда…
Но — милый образ женщины любимой!
Вы, годы счастья детского, слепого,
Томительных борений и восторгов…
Ты, странная, тревожная любовь —
Смотрите — всем я душу открываю,
Антонио, отшельник, вас зовет…
Карло Спада
Я знал, и ты о прежнем пожалеешь,
Недаром я тебя расшевелил.
А Марцеллина… что, старик, признайся,
Ее забыть не мог ты никогда.
Антоний
Ты думаешь? Я отвечать не стану,
Меня понять, я вижу, ты не можешь,
Мы разошлись и <слишком> далеко.
Карло
И точно… точно: мне ль тебя понять.
Антоний
Жалеешь ты о прежнем, бедный Карло…
И я б жалел, быть может, если б с жизнью,
С той жизнью буйной, вольной и веселой
Я б не умел расстаться безвозвратно,
Расстаться, как с любовницей моей…
Меня томили грозные порывы,
Не признавал я вашего блаженства —
Я полноты и Знания хотел,
Хотел любви, любви неистощимой,
Могучей, и спокойной, и святой.
Я убежал… Но был тогда я молод,
И страсти все, все прежние тревоги
В пустыне не покинули меня.
Я богу сердце пылкое, живое,
Не унывая, покорял… О Карло,
Лишь оттого с таким восторгом тайным
Я предаюсь моим воспоминаньям,
Что нет во мне ни горечи, ни злобы,
Что я старик, и детства не стыжусь.
И предаюсь — как прежде никогда
И ничему не мог я предаваться.
Карло Спада
Я вижу — брат Антон не даром слыл
С ребячьих лет ученым и разумным…
Умеет он собою любоваться,
Без умысла — обманывать себя…
Подумаешь! отшельник круглый год
Живет один, всё думает о боге —
К нему стремится жадно и себя
И позабыть и умертвить желает…
Как бы не так! Себя не умертвишь…
Нет, человек живуч — и раб обмана…
О гордость! жизнь людская… презирать
Людскую жизнь — он смеет… жизнь толпы…
Не правда ли, смиренный брат, — толпы.
И сам себе он гадок… и противен —
И падает в тоске уничижения
Перед собой — под именем другим…
И вот бежит в мир лучший — в мир прекрасный,
Как будто есть куда бежать, — и верит —
И весь горит божественной любовью,
Томится весь надеждой откровенья,
Восторгом «чистым, полным и святым».
Антоний выходит из пещеры… Карло сидит неподвижно и шепчет…
Хор волн
Старик… старик, мы много раз
Тебя ви<дали> <…>
И ты любил смотреть на нас,
Но никогда не помнишь ты…
И из твоих горячих глаз
Бывало слезы упадали.
Но мы с тобой сдружились,
Тебя мы любим, ты велик,
Как мы — свободен.
И мы бежим толпою шумной,
Стремимся жадной чередой
К твоим ногам, старик безумный,
Старик великий и святой!
<. >
И много, много бурь, старик,
Как мы, ты вынести сумеешь.
Карло
Послушай, друг Антонио, видишь — я
Бог знает где скитался; — много видел
И много слышал… тайну я узнал…
Тебе ее, как другу, я открою…
Ее, старик, мне передал монах,
Такой же, как и ты… старик ученый…
Кого хочу — могу я вызвать…
Антоний
Вызвать?
Карло
Из гроба.
Антоний
Ты? ты шутишь?
Карло
Я? шутить!
Антоний (медленно)
Так ты колдун?
Карло
Я? Нет! Какой колдун…
Не должен был я кровью расписаться,
Души своей на тайну не менял…
Антоний
Так покажи ж мне Марцеллину…
Карло
Тотчас.
Увидишь, я не лгу… Но отвернись…
Антоний. Готов ты, что ли?
Карло. Я готов… слушай… теперь позволь мне положить руку на твои глаза…
Антоний. Клади.
Карло. Теперь — смотри…
(В нескольких шагах от Антонио стоит Аннунциата.)
Антоний. Марцеллина!
(Бросается к ней и вдруг останавливается.)
Марцеллина… ты
Аннунциата. Старик…
Антоний (вздрагивает…)
Аннунциата. Старик, чего ты боишься…
Антоний. Это ее голос…
Аннунциата. Мой голос, Антонио… Послушай, полно думать и ломать голову… Ты видишь, я стою перед тобой… вот, я беру твою руку… но поцеловать тебя я не смею — я боюсь твоей белой большой бороды…
Антоний. Садись, я… я дрожу, как дитя — но это пройдет — садись, дай мне молча посмотреть на тебя…
Аннунциата. Смотри… Не правда ль, я все та же — помнишь ли ты, как ты встретил меня в первый раз… Я шла в церковь… ты заговорил со мной — ах, я тотчас тебе отвечала… Вся моя скромность, моя девическая гордость исчезла при первом твоем слове… я не могла не полюбить тебя… А еще поутруя так чопорно одевалась, так смешно и невинно собиралась в церковь… А потом, помнишь ли, наше второе свидание вечером, у забора нашего сада под широкими липами… Как скоро ты выпросил у меня мой первый поцелуй… Как лукаво шушукали листья, как весело зажигалися звезды… И вот по дороге, облитой румяным блеском зари, проехал мимо нас верховый — на белой лошади — насилу мы дождались пока он заехал за крайний куст орешника, и вдруг оба бросились в объятья друг другу… помнишь? помнишь?
Антоний. Помню… помню…
Аннунциата. Я не таила своей любви; я днем по улицам ходила с тобой, рука об руку — и улыбалась в ответ на презрительные взгляды… Антонио, первый молодец в Болонии — мой любовник — и мне стыдиться? Как бы не так! О я знаю, знаю — всем другим девушкам было бог знает как завидно, когда ты мне на площади, в полдень, помогал черпать воду… Бывало, я поставлю кувшин на голову и пойду потихоньку — а ты идешь за мной в твоих больших сапогах, с твоей огромной шпагой — да еще шляпу надвинешь на брови… Такой молодец, такой страшный… А все молодые щеголи, все красивые господчики на тоненьких ножках издали сворачивают в сторону… Ах, Антонио, мой Антонио, как я люблю тебя!..
Антоний. Вообрази себе, Марцеллина, какой я видел странный сон… или нет… нет — я помню морской берег, помню долгие, долгие годы…
Аннунциата. Ты, видел во сне, что ты старик? что ты отшельник? что жил 20 лет в одной пещере и не знался с людьми? Какой глупый сон! Нет, Антонио, нет — ты молод, молод — положи руку на свое сердце, не правда ли, как оно бьется? Посмотри мне в лицо! Разве я стара? А я всего тебя годом моложе… Антонио, ты молод…
Антоний. Я молод, Марцеллина… Что за вздорные мечтания! Послушай, дай мне шляпу… куда мы пойдем? На площадь, что ли, — погреться на солнце да показаться людям — или в сад, побегать по росистой траве? Или в поле — туда, за Болонью, за реку, — вон к тому длинному ряду голубоватых тополей…
Аннунциата. Останемся, Антонио… Куда нам идти? Здесь так хорошо, так тихо, так спокойно… послушай, как ветер воет. Посмотри на небо, на звезды — мимо их, беспрестанно их закрывая, проносятся серые тучи. Останемся, Антонио, я спою тебе песенку:
По всей земле тревожное волненье…
И моря плеск похож на стон тоски.
Пойми, мой друг, поймимое стремленье,
Прими меня в объятия твои.
На грудь твою я припаду, мой милый,
Прижмусь лицом к широкому плечу.
Спаси меня, покрой твоею силой,
Ты обещал мне жизнь… Я жить хочу.
И мне легко!.. С меня ты снял оковы.
Хочу молчать и чувствовать в груди
Восторг глубокий, страстный, вечно новый,
Блаженное присутствие любви.
Я не хочу ни ласки, ни лобзанья,
Мой друг, мой царь, пойми меня, пойми…
В моей душе погасли все желанья…
Прими меня в объятия твои.
Антоний. Но, Марцеллина, скажи мне, отчего вчера… или нет — когда мы с тобой в последний раз ходили за город? Ну, всё равно… отчего я шел так скоро всё вдаль, вдаль — и почти забывал тебя? Ты не могла поспевать за мною и изредка жаловалась — я останавливался и опять бежал вперед… Чего я искал? Куда стремился? Не была ли ты со мной?
Аннунциата.
Две сестры
Драма в 1-м действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Фабиан, знатный и богатый человек, 35 лет.
Валерий, приятель Фабиана, 50 лет.
Неморино, бедный студент, 19 лет.
Клара, любовница Фабиана, 23 лет.
Антониетта, ее сестра, 17 лет.
Немой негр, слуга Клары.
Паж Клары.
Действие происходит в загородном доме Клары.
Вместо предисловия
Умные люди говорят, что драма должна — как бишь?.. воссоздавать современный быт, известное, определенное общество… извините, остального не припомню. С умными людьми приятно соглашаться, но не всегда возможно следовать их советам. И потому я, сознавая свое бессилие, дал было действующим лицам моей драмы испанские имена; мы как-то (впрочем не без причины) привыкли воображать себе Испанию страною любовных и необыкновенных приключений; но один испанец, которому я прочел мое произведение, заметил мне, что мои «действующие лица» так же похожи на испанцев, как и на китайцев. Вследствие этого замечания я и дал всем особам имена совершенно произвольные и не принадлежащие ни одному народу в особенности. Кончаю небольшим признанием: «Театр Клары Газуль», известное сочинение остроумного Мериме, подал мне мысль написать безделку в его роде… Что делаю:
Мы подражаем понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
Июнь 1844. Т. Л.
Довольно большая с вкусом убранная комната. Из окон вид на сад, освещенный луной. Между окнами стеклянная дверь, до половины закрытая ярко-пунцовым занавесом. Под потолком висит лампа в алебастровой вазе. Направо другая дверь. На полу пестрый ковер, низкие диваны, обтянутые шелком и бархатом, резные столики и т. д. Посредине комнаты на желтой атласной подушке сидит Антониетта и кормит собачку сахаром. В углу, под широким и пышным деревом, покрытым странными красными цветами, сидит Клара. Она вся в белом; на Антониетте темное платьице. Возле Клары большая корзина с самыми светлыми розами, из которых она рассеянно вырывает лепестки. В другом углу, в красивой клетке, голубой бразильский попугайчик.
Антониетта (обращается к собачке). Кушайте, мой милый дружок, кушайте… вы, я вижу, привыкли к разным пряностям и простой сахар презираете… но пряности вредны, воспаляют и портят кровь. Если вы мне не верите, спросите у моей старшей сестры…
Клара. Перестань болтать, Антониетта, ты мне надоела.
Антониетта (встает). Не я тебе надоела, а тебе надоело ждать…
Клара (с досадой). Как вы наблюдательны? Знаете ли вы ваш вчерашний урок?
Антониетта (однозвучным голосом, смиренно сложив руки). Франция есть великое государство… Париж — столица Франции…
Клара (смеясь). Верно… Верно…
Антониетта (садится у ног Клары и ласкается к ней). У Клары сестра глупенькая… Кларе грех на нее сердиться…
Клара (гладит Антониетту по головке). Кошка… кошка…
Антониетта (берет ее за руку). Ах, сестра, какие у тебя прекрасные руки!.. И мои руки недурны, но твои — посмотри сама — гораздо белее, нежнее… (целует их). Скажи — Фабиан так их целует, что ли?
Клара. Полно… Дай мне гитару. Спою что-нибудь. (Антониетта приносит ей гитару; Клара берет несколько аккордов…) Петь не могу… Я сегодня не в духе.
Антониетта. Так позволь мне спеть тебе песенку… (Она поет.)
Засыпает город сонный.
Полночь! Звучно бьют часы…
Ходит юноша влюбленный
Под окном своей красы.
Вдруг окошко с легким звоном
Растворилось… и едва
Над белеющим балконом
Показалась голова.
Он притих… она с улыбкой
Говорит ему: «Сеньор!
Я боюсь за вас, — ошибкой
Вас возьмет ночной дозор.
Хоть умны вы и прекрасны,
Хоть в меня вы влюблены…
Но ни мало не опасны —
Скромный друг чужой жены».
И раздался смех звенящий,
И в тени немых аллей
Пробудился воздух спящий
И лукаво вторит ей.
Клара. Кто тебя научил этой песенке?
Антониетта. Не скажу.
Клара. Неморино?
Антониетта (с легкой ужимкой). Он?.. Где ему!
Клара. Так кто ж?
Антониетта. На что тебе?
Клара. Ты должна во всем мне сознаваться… Скажешь?
Антониетта (молчит и ласкается к сестре).
Клара (слегка отталкивая ее). Я не шучу… прошу отвечать на мой вопрос…
Антониетта. Я сама сложила эту песенку.
Клара. Ты? Быть не может. Ты лжешь. Ложь — смертный грех…
Антониетта. Будто?
Клара. Я приказываю тебе…
Антониетта (перебивая ее). Да на что́ вам…
Клара (возвышая голос). Я приказываю вам слушаться меня…
Антониетта (молчит).
Клара. Как я вижу, тебе нельзя жить у меня. Ты занимаешься одними глупостями. В твои годы ты уже думаешь — бог знает о чем ты думаешь… Я тебя отдам — года на два — в монастырь. Я давно об этом думала. За тобой нужен присмотр, строгий присмотр, а мне некогда. Прошу не смеяться… Я тебя отдам в монастырь. Непременно… сейчас… Чему ты удивляешься? Я сейчас напишу записку к настоятельнице… или нет: К Фабиану. (Она прикладывает руку к колокольчику.)
Антониетта. Душа моя, сестра, Клара, не гневайся… Я буду слушаться тебя, не буду заниматься глупостями…
Клара. Так кто ж тебя научил этой песенке?
Антониетта (молчит).
Клара. Сегодня ж я отправлю тебя в монастырь.
Антониетта. Не отправишь.
Клара. Посмотрим… (Проворно пишет записку.) Посмотрим. (Звонит в колокольчик… входит негр.) К Фабиану! (Негр выходит.) Я докажу целому свету, что я ваша старшая сестра…
Антониетта. Целыми шестью годами.
Клара. Антониетта, не сердите меня…
Антониетта. Ну полно, Клара, помиримся.
Клара. Подите прочь.
Антониетта. И будто ты можешь расстаться с своей Антониеттой? Кто же будет угождать тебе, смешить тебя, говорить с тобой о Фабиане… кто же будет читать тебе по вечерам книжки, заплетать твою густую косу?.. А, скажи? Кто?
Клара (несколько смешавшись). А всё-таки я тебя отправлю в монастырь.
Антониетта. Фабиан за меня заступится. Он такой добрый… Клара, не правда ли, какая у него милая улыбка… как усы к нему пристали… как он любит тебя! (Вздыхает.)
Клара. Ты меня не обморочишь.
Антониетта. Я тебя не понимаю, Клара… Дай мне руку… Не хочешь? Погоди ж… Фабиан придет — я ему пожалуюсь на тебя… Он не такой, как ты, он никогда не сердится… Да уж не он ли это… (Прислушивается.) Нет, не он.
Клара. Антониетта, выбрала ты ему перья на шляпу?
Антониетта. Как же… я сама ездила вчера за ними в город… Клара, ты не сошлешь меня в монастырь?
Клара. Ну, посмотрим, посмотрим. (Антониетта с жаром ее обнимает.) Сознайся, плутовка, ты нарочно заговорила о Фабиане.
Антониетта. Конечно… надобно ж было чем-нибудь отвратить грозу.
Клара. И ты мне всё-таки не сказала…
Антониетта (перебивая ее). Ну полно, полно… (Подходит к окну.) Какая прекрасная ночь! А Фабиан всё не идет…
Клара. Не идет…
Антониетта (прислушив<ается>). Он… нет, не его походка…
Клара. Достань какую-нибудь книжку — прочти мне что-нибудь. Я сегодня в таком волнении… Боже мой, как этот несносный попугай кричит!
Антониетта. Да.
Клара. Неужели ж нельзя заставить его замолчать…
Антониетта. Очень легко.
Клара. Ах, сделай одолжение.
Антониетта (достает попугая и проворно отвертывает ему шейку). Вот — теперь не будет кричать.
Клара. Ай! что ты сделала? Сумасшедшая, злая девчонка — ты убила моего попугайчика…
Антониетта. Но ты сама…
Клара. Оставь меня, оставь меня! (Плачет.) Бедная птичка! ножки у ней еще дрожат… (Обр<ащаясь> к Ант<ониетте>.) Ступай вон, я не могу смотреть на тебя.
Антониетта хочет идти… Вх <одит> паж.
Паж (докладывает). Господин Фабиан…
Клара. Он пришел?.. Проси его.
Паж. С ним еще кто-то.
Клара. Кто это?
Паж. Не знаю-с.
Клара. Ну, всё равно — проси их… Я сейчас приду… Бедный мой попугайчик. (Уходит.) Антониетта (прячется за дерево).
Вх<одят> Фабиан и Валерий.
Валерий (медленно доходит до середины комнаты, внимательно оглядывается и говорит с расстановкой Фабиану). Хорошо… хорошо… очень хорошо. Ты человек со вкусом.
Фабиан (краснея от удовольствия). Валерий, такая похвала…
Валерий (мед<ленно> и торжественно). Ты знаешь, я человек откровенный и строгий. Я не щажу никого — никого. Но… эта комната мне нравится. Во всём, что я здесь вижу, заметен вкус; умный вкус — не восторженный, не преувеличенный вкус — нежный, тонкий вкус. (Возвышая голос.) Ты человек мыслящий, Фабиан… Цвет этого заката, может быть, несколько ярок… но впрочем, может быть, ты прав. Вот этот столик надобно принять: он слишком вычурен, не годится. (Фабиан бросает столик за окошко.) Здесь накурено. Напрасно. Запах куренья — хоть превосходного… (нюхает) действительно превосходного — не вполне согласуется с свежим безыскусственным запахом роз. Впрочем, я доволен. Хорошо, весьма хорошо. Я, я, Валерий, говорю тебе, Фабиан: ты человек со вкусом.
Фабиан (жмет ему руку).
Валерий. Но где же… она?
Фабиан. Она сейчас явится. (Идет к двери направо, к нему навстречу выходит Клара.)
Фабиан. Клара, представляю тебе Валерия, моего лучшего друга.
Валерий (молча кланяется ей и оглядывает ее с ног до головы; Клара с удивлением смотрит на него; Фабиан в волненье). Брависсимо, Фабиан, брависсимо! (Подходит к Кларе.) Позвольте мне поцеловать вашу руку.
Фабиан (тихо Кларе). Клара! я в восторге!
Клара. Но, Фабиан, я, право…
Фабиан (к Кларе). Видно, что ты не здешняя. Кто в городе не знает Валерия, знаменитого, великого Валерия! Законодателя в области изящного, глубокого, тонкого знатока Валерия! Клара, перед тобой стоит человек…
Валерий (перебивая его). Которому приятнее было бы сидеть… И потому — сядем. (Они садятся; обр<ащаясь> к Кларе:) Прекрасная женщина, вы на меня смотрите с удивлением и с любопытством — как на весьма странного чудака. Я, действительно, чудак. Я влюблен, пламенно влюблен во всё прекрасное — и потому прошу вас, считайте меня с нынешнего вечера в числе ваших искреннейших обожателей… Не бойтесь, Фабиан вас ревновать ко мне не станет: я безвредный чудак. Но прекрасное, по-моему, должно быть прекрасным; я люблю наслаждаться…
Вечеринка
Сцена
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Михайла Александрович Беляев, 20 лет.
Николай Семенович Долинский, 19 лет.
Василий Иваныч Вербин, 23 лет.
Блех, 17 лет.
Щитов, 32 лет.
Аполлон Субботин, 26 лет.
Копотенко, 28 лет.
Катя, 20 лет.
} Студенты
Терентий, слуга Вербина, 55 лет.
Действие происходит на квартире Вербина, в Москве, в 183… году.
Театр представляет комнату холостого студента; вдоль стен стоят стулья, два дивана, комод; две медные лампы горят на стенах. На авансцене направо — большой круглый стол, покрытый скатертью. Прямо дверь в переднюю; налево — в кабинет. На одном из диванов лежит Вербин и читает книгу…
Вербин (опускает книгу и поднимает голову). Терентий!.. Терентий!
Голос Терентия (из передней, не без усилья). Чего изволите?
Вербин (про себя). Каков скот! Который час, Терентий?
Голос Терентия (после продолжительного молчанья). Девятый-с.
Вербин (про себя). Невыносимый ответ! (Громко.) Да сколько девятого?
Терентий (входит). Чего изволнте-с?
Вербин. Сколько девятого, я спрашиваю?
Терентий (медленно возвращается в переднюю и отвечает оттуда). Без четверти восемь.
Вербин. Без четверти восемь? Что ж это никто не идет? (Опять принимается за книгу и вдруг восклицает.) Терентий!
Голос Терентия. Чего извольте-с?
Вербин. Ведь сегодня суббота.
Голос Терентия (после долгого молчанья). Суббота-с…
Вербин (подумав немного). Придут… (В передней раздается стук.) Ну, наконец… (Опирается на локоть, сворачивает голову и глядит на дверь. Входят Копотенко и Блех.) Здравствуйте, господа… Что так поздно?
Копотенко. Здравствуй, Вася. Что за поздно? (Оглядывается.) Мы первые.
Блех. Здравствуйте, Василий Иваныч.
Вербин. Я удивляюсь, что́ другие делают. Ну что нового?
Копотенко. Ничего… (Набивает себе трубку.) Ничего нового. Тетка, неблагородная, мне из деревни письмо написала, поздравляет с днем ангела — а денег не высылает, говорит — на мужиков погорелых пошли… А ну ее совсем!
Вербин. Да разве у тебя тетка именьем управляет?
Копотенко (помолчав). Именьем? Шестнадцать душ — это по-твоему — именье? Тетка. Надоела она мне — ты не поверишь. (Указывая на свой затылок.) Вот где она у меня сидит, эта тетка. Да выжить-то ее нет никакой возможности — вот что.
Вербин (Блеху). Ну, а вы как поживаете?
Копотенко. Что ты его спрашиваешь? Разумеется, хорошо. Его отец — немец, чиновник, живет в Петербурге и на купеческой дочери женат. Чего еще? Жалованье свое получает он аккуратно
Жених
Ком<едия> в 3-х действиях
1. Подобаев, Ант<он> Антоныч, помещик.
2. Подобаева, Аграфена Антон<овна>, его жена.
3. Поликсена Антоновна, дочь их.
4. Карпеткина, Матрена Семеновна, соседка.
5. Вобцев, Воин Осипыч, сосед.
6. Лупоберов, Виктор Ардалионыч, сосед.
7. Лушин, Василий Михайлыч.
8. Захар, слуга.
9. Марфушка — девка.
17-й №
К<омедия> в 1 а<кте>
1. Чупчичайлов, Илья Ильич, отс<тавной> гус<арский> оф<ицер>, 27 л<ет>.
2. Кобениус, Федор Фомич — 22-х <лет>.
3. Свербишкин, купчик, 24 л<ет>.
4. Бобоша — 21 г<од>.
5. Мухлев, Савелий Кузьмич — 51 г<од>.
6. Мухлева, Олимпиада Кирилловна — 44 л<ет>.
7. Авдотья Савельевна, дочь их — 23 л<ет>. Фуньчик, сын их, 6 л<ет>.
8. Кассъян, 40 л<ет>.
9. Даша — 20 л<ет>.
10. Алеша — 25.
Компаньонка
Комедия в пяти действиях
Начата 23-го марта 1850 в Париже
Кончена —
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
1. Глафира Ивановна Званова, богатая помещица, вдова — 50 лет.
2. Дмитрий Петрович Званов, ее сын, 26 лет.
3. Катерина Федоровна Халабанская, бедная генеральша, на хлебах у Звановой, 40 лет.
4. Елизавета Михайловна, компаньонка, 24 лет.
5. Нилушка, юнкер, protégé г-жи Звановой, 20 лет.
6. Платон Егорыч Чигасов, надворный советник в отставке, 40 лет.
8. Федор Маркелыч Моржак-Лендрыховский, сосед, 48 лет.
9. M-r Dessert, бывший учитель Званова, 60 лет.
10. Сергей Сергеич, небогатый сосед, 45 лет.
11. Авдотья Кузьминична, жена его, 42 лет.
12. Кинтилиан, управляющий — 50 лет.
13. Метр-Жан (он же и Свергибус), дворецкий, 65 лет.
14. Léon, секретарь, 26 лет.
15. Васильевна, старуха-приживалка, 60 лет.
16. Авдотья Никитишна, главная служанка, 30 лет.
17. Пуфка, девушка, 8 лет.
Маша, девушка, 14 лет.
18. Суслик, мальчик, 15 лет.
19. Василий Васильевич Званов, двоюродный брат покойного мужа Глафиры Ивановны — 44 лет.
Действие происходит в селе Воскресенском, родовом именье г-жи Звановой.
