Письмо 2. Адресат тот же

Теперь, как и обещал вчера, я готов сообщить Вам подробности того, о чем упоминал в предыдущем послании, Как мне жилось у Инглфилда, Вы уже наслышаны от Вашей приемной дочери, поэтому я бы хотел вернуться к судьбе слуги моего почтенного друга: речь, конечно, о Клитеро, который неожиданно исчез и о котором с тех пор не было ни слуху ни духу. Вам безразлична горькая участь этого человека, Вы предпочли бы, чтобы о его существовании и невзгодах все поскорее забыли. Признаюсь, у меня к нему иное отношение. Я беспокоюсь о нем, жалею беднягу и был бы рад облегчить его муки. Не могу поверить, что недуг, от которого он страдает, неизлечим. Я хочу найти его. Хочу узнать, что с ним, и, если возможно, утешить, вдохнуть в него мужество и вселить надежду.

Инглфилд поделился со мной тем, что было известно ему.

– О да! – воскликнул он в ответ на мои расспросы. – Клитеро здесь. Этот чужеземец вновь вышел на сцену После его исчезновения, когда постель умирающего нашли пустой, Филип Беддингтон из Четаско сообщил мне, что в хижине Деб появился новый жилец. Поначалу я подумал, что, быть может, вернулся шотландец, который построил этот дом, но вскоре выяснилось, что в хижине обосновался мой слуга. Сам я к нему не наведывался, не имел никакого желания, однако от соседей и путников доподлинно знаю, что он по-прежнему живет там.

– Но как! – прервал его я. – Как он там живет, чем питается? Ведь сейчас зима, вырастить ничего невозможно, да и земля в тех местах неплодородная.

– В хижине Деб, – пояснил мой почтенный друг, – он только отдыхает и спит. А едой и одеждой его обеспечивают на соседней ферме, где он работает. Беддингтон обитает неподалеку и в курсе ситуации. Как я понимаю, нынешняя жизнь Клитеро мало чем отличается от той, что он вел у меня, только ночует он не на ферме, а возвращается в хижину, в силу чего общение с остальным человечеством у него совсем сведено к минимуму. Днем он столуется у своих хозяев, а ужин – как правило, кусок ржаного хлеба – уносит с собой, проводя все свободное от работы время либо в четырех стенах хижины, либо в укромных уголках пустоши, где в одиночестве бродит куда глаза глядят – лишь бы подальше от людей.

Информация, полученная от Инглфилда, меня немного успокоила. Видимо, Клитеро уже не так печалится и отчаивается, как я думал. Может, ему постепенно удастся и вовсе освободиться от своих мрачных мыслей.

И все же, размышляя о нем, я не мог не признать, что его жизнь, хоть и стала чуть более приемлемой, тем не менее была ужасна и унизительна для человека, питавшего в юности большие надежды и наделенного множеством достоинств. Такая самоизоляция в дикой глухомани лишь способствовала его хандре и изощренным пыткам угрызений совести. Сочувствуя ему, я решил, что должен убедить скорбящего отшельника изменить образ жизни. А что лучше правды о последствиях его преступных действий могло помочь мне добиться желаемого?

Основным источником безмерной скорби Клитеро была уверенность в том, что он повинен в смерти своей благодетельницы. Одного этого было достаточно, чтобы ввергнуть его в бездонный омут глубокого раскаяния и самобичевания. Пойдя на поводу у воспаленного воображения, мы оба – и он, и я – сделали ошибочный вывод, хотя, если взглянуть беспристрастно, из исповеди Клитеро никак не вытекало такое катастрофическое развитие событий. Но сам Клитеро, перед мысленным взором которого до сих пор стоял образ бездыханной госпожи, ничуть не сомневался, что она мертва, и никакие возражения не могли поколебать его убежденность в этом. Чтобы опровергнуть то, что он видел своими глазами, необходимо было столь же зримое и очевидное доказательство. Если он узнает, что она не просто жива, а замужем за Сарсфилдом и вполне счастлива, более того – находится здесь, в Америке, возможно, тогда кровавый призрак перестанет являться ему, лишая покоя, душа его исцелится, и он вернется в мир, чтобы занять в нем достойное место, соответствующее его таланту и воспитанию. Под воздействием этих мыслей я захотел, не мешкая, встретиться с ним. Поскольку на следующий день дела требовали моего присутствия в Солсбери, я решил выйти в путь после полудня, чтобы к вечеру быть в Четаско и застать Клитеро, когда тот придет после работы в свое уединенное жилище.

Так я и сделал. К Беддингтону добрался уже в сумерках, О Клитеро он смог рассказать мне не больше того, что я уже слышал от Инглфилда. Хижина Деб располагалась в трех милях от дома Беддингтона, и я поспешил отправиться туда, чтобы успеть до наступления ночи. С этим местом у меня было связано столько ужасных воспоминаний о прошлогодних событиях, когда моя жизнь висела на волоске, что мной овладели гнетущие чувства и мысли, С трепетом в сердце я по окруженной дремучими лесами тропе быстрым шагом преодолел путь до укромного жилища Клитеро. Хижина Деб пребывала в жалком запустении. Сквозь законопаченные щели между бревнами свет не проникал, но чуть заметно сочился из-под двери и в зазорах на стыке с дверным косяком.

Посмотрев в боковую щель, я увидел, что в печи горит огонь, однако Клитеро в пределах видимости не было, Я стучал, звал – никакого ответа. Тогда я поднял щеколду и вошел. В хижине никого не оказалось.

Я предположил, что Клитеро куда-то ненадолго отлучился и вскоре вернется; возможно также, что он задержался на работе дольше обычного. Поэтому я сел на прикрытый шерстяным пледом соломенный тюфяк у печи, видимо, служивший Клитеро постелью, и приготовился ждать. Та кровать, что была тут в прошлый раз, куда-то исчезла, как и прочие предметы жалкой обстановки Королевы Мэб, на которые я обратил внимание при первом посещении этой хижины. Кроме вязанок хвороста в углу, явно предназначенных для топки печи, ничто больше не напоминало о человеческом присутствии. Насколько скромными условиями может довольствоваться человек и как незначительны наши естественные потребности!

Пока я размышлял об этом и сравнивал впечатления годичной давности с нынешними, унылое завывание ветра было нарушено звуком шагов. Дверь открылась, и на пороге появился Клитеро Выглядел он почти так же, как когда жил в Солсбери.

Застав подле своего очага незваного гостя, Клитеро был весьма удивлен и раздосадован, ибо, похоже, не узнал меня, приняв за чужака и удостоив лишь коротким негодующим взглядом, после чего с суровым выражением лица он бросил в угол котомку, которую держал в руках, и направился к выходу.

Я с тревогой внимательно наблюдал за ним и, как только почувствовал, что он намерен уйти, сорвался с места, чтобы помешать ему. Удержав его за руку, я спросил:

– Вы ведь знаете меня? Неужели вы забыли того, кто был вам другом в этом недобром мире?

Его взгляд стал более осмысленным, но потом он опустил глаза и уныло побрел к тюфяку, сев туда, где еще мгновение назад сидел я. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пристроиться рядом с ним. Ни один из нас не решался нарушить неловкое молчание.

Я хотел осуществить то, ради чего пришел в эту глухомань, и все же не в силах был заставить себя говорить, не знал, как сообщить Клитеро невероятную для него новость. Несколько раз я уже размыкал губы, чтобы произнести первую фразу, и в растерянности не мог подобрать нужные слова. Наконец я неуверенно сказал:

– Мой визит сюда вызван желанием снять груз с души человека, который поделился со мной своими горестями и пробудил в моем сердце глубокое сострадание. Я знаю причину и степень его уныния. Знаю, чем вызваны ужас и раскаяние, причиняющие ему нестерпимую боль. Он считает, что его друг, его благодетельница мертва.

Мои слова произвели сильное впечатление на Клитеро, чей потрясенный вид свидетельствовал, что мне, по крайней мере, удалось завладеть его вниманием.

– Для этой благородной леди ее злой, бессердечный брат был настоящим проклятием, – продолжил я. – Из-за непомерной привязанности к нему она ошибочно верила, что их судьбы неразрывно связаны и они закончат свои дни одновременно, а значит, тот, кто оборвет жизнь брата, фатальным образом будет повинен и в ее смерти.

Слуга благородной леди, которого она приблизила к себе, почитая сыном и другом, защищая собственную жизнь, убил недостойного брата госпожи, в результате чего оказался в плену ложного, но неопровержимого для него убеждения, что он погубил этим и свою благодетельницу.

Чтобы удостовериться, действительно ли сбылось пророчество, он вторгся в ее покои и видел, как, узнав о смерти брата, она упала без чувств к его ногам.

В глазах Клитеро вспыхнула ярость, он резко поднялся с тюфяка и негодующе воскликнул:

– Так вы для этого сюда явились?! Напомнить мне о моей вине, дабы безысходное отчаяние овладело мной с новой силой?

– Нет! – поспешил возразить я. – Меня привело к вам лишь желание устранить роковое заблуждение, из-за которого вы казните себя, полагая, что стали причиной гибели самой дорогой для вас женщины, тогда как я могу поручиться, что она не умерла!

Мне удалось сказать это довольно убедительно, но гневный взгляд Клитеро ничуть не потеплел, более того – к пылающей в его глазах ярости добавилось еще и презрение. Он молчал, и я продолжил:

– Кажется, вы не воспринимаете мои слова всерьез, Призываю на помощь Небеса, дабы развеять ваш скептицизм, убедить вас в правдивости и реальности того, что я говорю. Вы не верите мне? Не верите, что Юфимия Лоример жива, что она вышла замуж за Сарсфилда и счастлива? Что она забыла о смерти своего брата и не таит враждебных чувств к его убийце?

Клитеро посмотрел на меня с холодным презрением.

– Докажите! – потребовал он. – Докажите правдивость ваших утверждений! Поклянитесь, преклонив колена, и пусть поразит вас Господь, если вы солгали! Поклянитесь, что Юфимия Лоример действительно жива и счастлива, что она забыла об Уайетте и не держит на меня зла, сожалея о случившемся. Поклянитесь, что вы видели ее и говорили с ней, что из ее собственных уст получили подтверждение тому, что она готова проявить сочувствие к человеку, направлявшему кинжал ей в сердце, Поклянитесь, что она стала женой Сарсфилда.

Я сложил руки на груди и, подняв глаза к небу, воскликнул:

– Да будет так, как вы хотите! Призываю Всемогущего Творца в свидетели, что Юфимия Лоример жива. Я видел ее, говорил с ней, несколько месяцев мы жили под одной крышей.

Слушая меня, Клитеро дрожал, но скепсис и презрение все еще сквозили в его взгляде.

– Возможно, – сказал он, – вы знаете, где она теперь живет? В каком городе, на какой улице, в каком доме?

– Да, знаю. Она живет в Нью-Йорке, на Бродвее, в доме по соседству с…

– Что ж, хорошо! – с неистовством в голосе отрывисто провозгласил Клитеро – Хорошо! Вы сами подписали себе приговор, не подлежащий обжалованию и пересмотру. Да, беспечный, безрассудный юноша! Меня теперь ничто не остановит. Вы сами указали мне путь, который позволит уличить вас во лжи. Я, не мешкая, отправлюсь по названному адресу, чтобы воочию убедиться в обмане, Если она жива, мои прегрешения останутся в прошлом. Их и так было слишком много. Но если мертва, я заставлю вас поплатиться.

С этими словами он распахнул дверь и спустя мгновение скрылся из виду, оказавшись вне моей досягаемости, Я выбежал на дорогу, озирался по сторонам, звал его снова и снова – все было тщетно. Он умчался со скоростью быстроногого оленя.

Меня охватило смятение, я был в ужасе. Клитеро безумен, на это явственно указывала его бессвязная речь. Ведомый больным рассудком, он принял решение во что бы то ни стало увидеться с Вашей женой. И я дал ему ключ к тому, где ее искать. Чем чревата их встреча? Клитеро маньяк – это правда, которую нельзя игнорировать. Вашей жене трудно сохранять спокойствие даже просто при воспоминании о нем. Что же будет, когда он предстанет перед ней, опустившийся, одичавший и, возможно, движимый столь же чудовищными помыслами, как те, что некогда привели его к ее алькову?

Свои намерения он выразил довольно туманно, И все же тревожные опасения не покидают меня. Он так раскаивался в деяниях, за которые расплачивался душевными муками, так сетовал на злосчастную судьбу, что я, не заметив пугающих свидетельств его безумия, проникся сочувствием к нему, и это привело к таким катастрофическим последствиям.

Уповаю на то, что Всевышний не оставит Вас и поможет предотвратить их встречу! Я же не знаю, как это сделать, Впрочем, всегда остается надежда на чудо, какой бы призрачной она ни казалась.

Не могу смириться с тем, что моя опрометчивая оплошность сотворила это зло. Но разве возможно было предвидеть такую реакцию на благую весть? Я думал, что Клитеро стал жертвой своих ошибочных представлений о благодарности, рабом предрассудков простолюдина, не искорененных образованием, что его ввели в заблуждение фантомы, скрывавшиеся под личиной добродетели и долга. Поэтому я не готов был согласиться с резкостью Ваших высказываний о нем.

Я бесспорно виноват перед Вами и заслуживаю осуждения, однако прошу принять во внимание смягчающие мою вину обстоятельства. Меня переполняли столь сильные чувства, что это не позволило мне трезво оценить ситуацию. Да, я допустил ошибку, но не по злому умыслу, а из сострадания к ближнему.