Старое здание в переулке Трайзенгассе выглядело как серый бункер межвоенного периода. В этом извилистом строении с эркерами, арочными проемами и внутренними двориками располагалось не менее пятидесяти квартир. Стекающая по ржавым водосточным желобам дождевая вода за все эти годы оставила на стенах черные склизкие полосы. На окнах покосившиеся ставни, белая краска давно отслоилась. Но почти у каждого окна, выходящего во двор, висела спутниковая тарелка. Вероятно, жители дома проводили большую часть времени перед телевизором.

Сабина стояла во втором внутреннем дворике. На деревянной скамейке лежали два сдутых кожаных футбольных мяча. Начинающийся дождь усиливал запах гнили и собачьей мочи. У туннеля, где Брандштеттер припарковал машину, пахло так же. Напарник Колера ждал там и по рации сообщил в участок об их местонахождении.

Сабина задавалась вопросом, по какой причине Кармен Бони оставила себе ателье своего сожителя в такой отвратительной местности. Вряд ли это можно считать удачной инвестицией. Скорее потому, что не смогла найти покупателя. Не хватало только бельевых веревок, и эта развалюха, которая годилась под снос, могла бы стоять где-нибудь на задворках Неаполя.

Снейдер и Колер вошли во внутренний двор. В следующий момент начался долгожданный ливень. Они спрятались под козырьком дома номер 18с. Дверь была открыта, но ветер со всего маха захлопнул ее у Сабины за спиной. Через несколько секунд вода уже собралась лужей в подъезде и стекала по шаткой лестнице на нижний этаж.

– Туда! – Колер устремился в подвал.

Сабина и Снейдер последовали за ним. В бельевой комнате стояла духота, так что лысина Снейдера тут же покрылась испариной. Колер как сумасшедший проверял все помещения. Внизу, под сводом из необработанного камня, стояли только велосипеды и стол с множеством пепельниц и ведрами, в которые собиралась дождевая вода.

– Здесь ничего нет, идем наверх, – задыхаясь, произнес Колер. – Ателье Антона Хитценхаммера на последнем этаже.

Сабина чувствовала себя в этом здании как постороннее тело. По сравнению с этой дырой дом, где располагалась квартира Карла, казался роскошной виллой. На шестом этаже было только две квартирных двери. На одной стояло Хельга Груволь. Туалет находился в общем коридоре. Рядом с дверью Хитценхаммера со стены свешивались засохшие вьюнки, которые вместе с водопроводными трубами образовывали странный симбиоз из ржавчины, извести и листьев. Пока Колер вскрывал замок отмычкой, Снейдер вытащил табельное оружие.

– Откуда мы знаем, может, Кармен продала или сдала это помещение? – прошептала Сабина.

Снейдер снял «глок» с предохранителя.

– Какая нам разница?

– Кто купит здесь квартиру? – пробормотал Колер.

Он был прав. Вероятно, никто. Петли деревянной двери заскрипели. Квартира состояла из двух комнат, спальной зоны, мини-кухни и умывальной. Наверное, Хитценхаммер использовал помещение как ателье из-за высоких окон и уклона крыши. Но сейчас квартира была затемнена текстильными рулонными шторами. Пахло масляными красками и терпентином. Паркет вздулся и напоминал небрежно брошенный ковер. В стенном шкафу в прихожей были только пустые крючки для одежды. Другие комнаты тоже казались нежилыми. К стенам были прислонены мольберты, на полу валялись тряпки, шпахтели, палитры и засохшие кисти. Похоже, со смерти Хитценхаммера здесь ничего не изменилось.

Колер поднял штору и открыл окно. Небо над Веной было черным как ночь. Совсем рядом грохотали раскаты грома. Дождевые капли, как хлопушки, разрывались на жестяном подоконнике. Ливень гнал в комнату холодный воздух.

– Ничего, – сказал Колер.

– Не совсем. – Снейдер вышел из спальни с какой-то книгой. Сдвинул с низкого рабочего столика кисти, тюбики красок и скотч и осторожно положил тонкое издание в твердом переплете. «Забавные истории и потешные картинки» было написано старинным готическим шрифтом на пожелтевшей бумаге. Ниже: «с 15 цветными иллюстрациями для детей в возрасте 3–6 лет». На обложке была изображена измененная, по всей видимости, старинная версия Штрувельпетера с нечесаной гривой и длинными загнутыми ногтями. Но имя Штрувельпетер нигде не встречалось. Кроме того, как автор был указан некий Реймерих Киндерлиб.

Снейдер присел на обшарпанный диван и раскрыл книгу. Волнистый пергамент захрустел.

– Это лежало под покрывалом на кровати.

Сабина села рядом. Первая история в картинках рассказывала об эпизоде Вертушки-Филиппа, только со старыми, неуклюжими рисунками.

– Так это с него Хайнрих Хоффман скопировал своего Штрувельпетера?

– Первое издание книги Хоффмана появилось под псевдонимом в 1845 году в издательстве «Захарий Левенталь».

Видимо, Сабина слишком удивленно посмотрела на Снейдера, потому что тот раздраженно вздохнул.

– Когда вы обратили мое внимание на книгу, я занялся изучением темы. – Снейдер указал на выходные данные. – В этой редакции книга вышла тиражом полторы тысячи экземпляров. Сегодня почти нереально найти хоть один. К тому же в такой халупе.

– Почему под псевдонимом?

Снейдер приподнял левую бровь.

– Такое никак не вязалось с его профессией. Он был детским психиатром и врачом во франкфуртском морге. Позднее стал директором лечебного учреждения для умалишенных и эпилептиков. Изначально он сочинил и иллюстрировал эту книгу для своего сына. Видимо, хотел подарить что-нибудь особенное на Рождество.

Сабина полистала книгу.

– Истории расположены не в той последовательности, в какой печатают в современном издании, – но зато в порядке убийств.

После мальчика, который сосал пальчики, шли еще две истории: Ганс-разиня и Роберт-самолет. Если Карл вырос на этой книге, он мог вовсе и не слышать названия «Штрувельпетер». Нарисованные картинки выглядели страшнее распространенной версии, которую Сабина знала с детства. Какое же все-таки безумие, если подумать, что эту книгу написал детский психиатр.

– Почему Карла восхитили именно эти истории в стихах, а, например, не проделки Макса и Морица? – спросила она.

– Вы должны сформулировать вопрос по-другому, – ответил Снейдер. – Почему Карл выбирает роль именно безобразного неряшливого ребенка? Это о многом говорит. Взгляните… – Он вытащил вложенный между страницами лист бумаги. На нем стояли выцветшие от времени четверостишия.

Снейдер нахмурил лоб. По выражению лица было видно, как он отчаянно ищет объяснение.

– В «Штрувельпетере» речь о том, что непослушных детей наказывают. Они тонут, сгорают, умирают от голода, или их кусают. При чем тут это стихотворение?

– Ни при чем, – ответила Сабина. – Это детская считалочка, которой сто лет.

Ответ, похоже, не удовлетворил Снейдера. Он захлопнул книгу, когда к ним подошел Колер.

– Я нашел это в кухонной нише. – На шариковой ручке висел прибор размером с монету с застежкой-липучкой, который Колер опустил на журнальный столик.

Снейдер рассматривал штуковину, не прикасаясь к ней.

– Преобразователь голоса, который крепится к гортани. Так Карлу удавалось превращаться в другую, более сильную личность, которая и должна была мстить.

Колер отмахнулся от рассуждений Снейдера, давая понять, что его не интересует вся эта психоболтовня.

– Это означает, что Карл был здесь, когда говорил с Хелен по телефону час назад. Она сказала ему, где находится, и он полчаса удерживал ее там. За это время он поехал к приемной Розы, повредил нашу машину и, вероятно, все остальные перед домом – кроме автомобиля Хелен. И лишь затем отправил ей эсэмэс. – Его челюсти двигались, словно он хотел разгрызть свинцовую пластинку.

– Вполне возможно – но есть две загвоздки, – перебил его Снейдер. – Если он действительно был здесь и это его тайное убежище, то Хелен Бергер тоже должна находиться здесь – но ее нет. – Он показал второй палец. – Где он сейчас и куда увез Хелен? Здесь их в любом случае нет.

– Проклятье. – Колер подошел к окну и позвонил командиру спецподразделения «Вега», чья команда ждала в переулке Кобенцльгассе перед домом Кармен Бони. Потом раздраженно сунул телефон в карман. – Там тоже ничего не происходит. Тепловизоры ничего не показывают. Он нас надул. – Колер закрыл окно. На секунду громыхание дождя по жестяному наружному подоконнику затихло. – Сваливаем. Мы…

– Тихо! – шикнула Сабина.

Колер замер в движении. Он и Снейдер вопросительно на нее посмотрели.

– Разве вы не слышите? – шепнула она.

Снейдер посмотрел наверх. Над потолком раздавались тихие глухие удары.

– Там кто-то на чердаке. – Колер пробежал по комнатам и осмотрел потолок, но нигде не нашел люка.

Сабина вспомнила чердак в доме ее матери в Мюнхене, где искала классные журналы.

– Вход на этот чердак точно не из ателье, – сказала она и выбежала из квартиры.

Снейдер последовал за ней на лестничную клетку. Но и там они не нашли выдвижной лестницы, которая вела бы наверх. Колер остался искать в ателье.

– Какие-нибудь идеи? – спросил Снейдер.

Сабина взглянула на дверь Хельги Груволь.

– Должен же быть какой-то вход.

Одновременно они посмотрели в сторону общего туалета в коридоре. Снейдер первым бросился туда и распахнул дверь. Унитаз с керамическим сливным бачком, раковина и открытый навесной шкаф с туалетной бумагой – больше там ничего не было.

Рядом с выключателем из стены торчала одинокая лампочка. На потолке виднелись очертания чердачного люка. Снейдер встал на стульчак, ухватился за ручку, открыл люк и опустил трехсекционную складную лестницу. С оружием в руке он полез вверх по ступенькам.

– Колер! – Сабина махнула следователю рукой и последовала за Снейдером.

Чердак был такой высокий, что там можно было выпрямиться во весь рост. Сабине потребовалось несколько секунд, чтобы ее глаза привыкли к темноте. Чердак простирался на весь этаж. Пробковые перегородки высотой около полутора метров разделяли помещение на много отсеков. Повсюду лежали пенопластовые плиты и стекловата. Судя по всему, планируемая перестройка так и не была реализована. В той части, под которой находилось ателье Хитценхаммера, были натянуты бельевые веревки, с которых до самого пола свисали белые простыни. Еще несколько висели на деревянных балках наклонной крыши. Конструкция напоминала куб. Кто-то выгородил здесь изолированную зону, как в больнице. За простынями горела лампа, на ткань проецировалась тень кровати с лежащим на ней человеком.

Снейдер передал Сабине «глок».

– Проверьте чердак! – Он подошел к простыням и отдернул их.

Сабина огляделась и заглянула за соседние перегородки. Никаких следов Карла Бони. В этот момент в люке на полу появилась голова Колера.

– Вызовите скорую! – крикнул Снейдер.

Колер схватился за сотовый телефон.

– Как она? – крикнул в ответ Колер, набирая номер.

– Выберется.

У Сабины сжался желудок. Она еще раз огляделась по сторонам и потом побежала к нише. Женщина, лежащая на металлических пружинах раскладушки, была в сознании. Связанная и с кляпом во рту, она испуганно отвернулась.

– Я же велел вам проверить чердак! – напустился на свою помощницу Снейдер. – Никогда больше не игнорируйте мои указания!

Сабина не обратила внимания на его упреки. Женщине срочно была нужна медицинская помощь. На крючке, вбитом в стену, висели садовые ножницы с длинными ручками.

– Это не Хелен Бергер, – прошептала Сабина и бросила взгляд на Колера, который стоял на лестнице и разговаривал по телефону.

– Сам вижу.

У женщины не хватало девяти пальцев, они были отрублены у пястной кости. Сабина заглянула в ведро, стоящее под кроватью. Женщина потеряла много крови – она стекала с кожаных ремней на пол, где уже была засохшая черная лужица.

Сабина стянула с себя термосвитер и черный топ, разорвала его на две части и перевязала обе кисти женщины, чтобы остановить кровотечение. Снейдер мельком взглянул на ее черный бюстгальтер, потом вытащил у женщины изо рта кляп.

– Все в порядке, вы в безопасности, – шепнул он.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я не знаю, – всхлипнула она, не поворачивая головы. Потом расплакалась. – Я не знаю, что это означает.

Сабина прижала повязки к ранам.

– Чего вы не знаете?

Женщина повернула голову, ее взгляд был затуманен. Как загипнотизированная она смотрела в потолок. Ее губы вытянулись, и она прошептала:

– Солнце сияло, но было темно…