Туман стелился по полям, мелкая изморось пылью висела в воздухе, а солнце пряталось за облаками. В этот холодный день Розе хотелось устроиться поудобнее на диване с пледом и хорошей книгой. Но только не по беременности, подготовке к родам или воспитанию детей. Месяц назад она уложила всю эту литературу в коробку, запаковала и поставила в самый дальний угол подвала. При следующем сборе пожертвований для Красного Креста она избавится от коробки, которая навсегда исчезнет из ее жизни вместе со всеми мыслями о неродившемся ребенке. Малышу в ее животе было почти три месяца. Три месяца! Потом вдруг начались сильные спазмы и кровотечение, которое привело к выкидышу. Она чувствовала, что это был мальчик. Он даже не успел открыть глаза, чтобы взглянуть на мир там, снаружи. Его должны были звать Даниэлем. Как библейского пророка, который выжил в логове львов. Но ее Даниэль прожил всего три месяца в околоплодных водах. Он мог стать таксистом, журналистом или врачом. Может быть, женился, сам стал бы отцом и однажды читал бы со своей счастливой женой книги по беременности. Она этого уже никогда не узнает.

На следующий день она рассказала обо всем отцу ребенка, и тот нежно обнял ее. Он был заботлив, но Розе все равно показалось, что она заметила облегчение, словно у него камень с души свалился. Возможно, это просто паранойя. По крайней мере, по нему это ударило не так сильно, как по ней. С тех пор они больше никогда не говорили на эту тему. Она читала ранние работы Джека Керуака и специализированную литературу о травмах и психозах и пыталась подавить в себе всякую мысль о ребенке.

Но не только это служило причиной ее плохого настроения. Недавно Роза выяснила, что Карл Бони часто слоняется вблизи ее приемной – даже в те дни, когда у них нет сеансов. Зачем? Он следит за ней? Раскрыл ее маленькую тайну? Не мог простить ей тот случай с гипнозом – а это, конечно, был самый настоящий сеанс гипноза. Его склонность навязываться и вмешиваться в чужую жизнь была неискоренима, как ядовитое жало скорпиона. Он просто не мог по-другому. Он должен был проникать в жизнь других, чтобы как-нибудь завоевать расположение. Но почему?

Если она не будет начеку, он превратится в ее сталкера. Нужно или отказаться от этого клиента, как уже поступили три ее предшественника, или довести терапию до успешного завершения. И побыстрее! Не просто из любопытства или тщеславия, как вначале, – скорее следуя инстинкту самосохранения. Чем больше часов она тратит на бесполезные упражнения, тем глубже Карл проникает в ее жизнь. В тот самый момент, когда она особенно уязвима и переживает эмоциональный спад. Она должна докопаться до сути проблемы Карла – вылечить его, насколько вообще возможно так быстро вылечить человека с психологической травмой. Она планировала это уже на последнем сеансе, но не справилась.

В этот раз обязательно! Роза поклялась себе. Решающую роль сыграло то, что Карл всю ночь кружил по парковке рядом с ее «смартом». Следующие пятьдесят минут покажут, насколько у нее хватит мужества.

Термостат, который поддерживал в помещении температуру двадцать один градус, включился. В батарее забулькало. На Розе была длинная юбка кремового цвета, блузка, поверх нее вязаная жилетка. Она сидела в своем кресле, диктофон лежал на столе.

– Вы выглядите не так, как обычно, – заметил Карл. – Вам нехорошо?

– Нет, все отлично, – ответила она.

Все отлично! Да ей хотелось разрыдаться. Она была на грани депрессии.

Роза включила диктофон.

– Пятница восемнадцатое марта, шестнадцать часов. Восьмой сеанс с Карлом Бони.

Она сделала паузу.

– Во время наших последних встреч вы познакомились с разными техниками управления агрессии. Как вы себя чувствуете сегодня?

На Карле были джинсы с масляными пятнами, футболка в рубчик и тонкая ветровка. Он поморщился.

– Не очень.

– Хотите об этом поговорить?

Он помотал головой.

– Хорошо, тогда я предлагаю…

– Прежде чем мы начнем, – перебил он, – я хотел бы вам кое-что дать. – Он полез в карман куртки.

Сердце Розы забилось быстрее. Чего-то подобного она боялась уже несколько недель.

Карл поставил на стол мягкую игрушку – маленького полосатого тигра, примерно такого же по величине, как медвежонок у нее в машине под лобовым стеклом.

– Чтобы Винни-Пуху не было так одиноко.

Она потянулась за зверьком, и Карл пододвинул того ближе к Розе. Детская плюшевая игрушка улыбалась ей. «Возьми меня! Прижми к себе!» Роза была готова расплакаться на месте.

– Я расцениваю это как знак уважения. Но я не приму подарок.

Карл растерянно ахнул:

– Я купил это для вас!

Роза вздохнула:

– Подумайте о границах, которые мы с вами обсуждали.

– Вас не переубедить?

Она покачала головой.

– Но все равно спасибо за жест.

Карл откинулся назад, в этот момент он выглядел еще более раздавленным, чем раньше.

– Вы сказали, что неважно себя чувствуете. У вас снова были ночные кошмары?

– Нет.

– Какие мысли вас сейчас занимают?

– А вы как думаете?

– Но вопрос звучит: что вы думаете?

Карл потер глаза, воспаленные и красные, словно он плохо спал последние несколько недель. Его легкая трехдневная небритость превратилась в жесткую щетину.

– Вы мой психотерапевт, – возразил он. – Что вы думаете?

– Ну ладно, – вздохнула она. – Я думаю, вам не дает покоя вопрос, почему ваша мама угрожала бросить семью.

– Возможно. – Он медленно кивнул. – К сожалению, я уже не могу спросить ее об этом.

Роза выпрямилась в кресле:

– Простите?

– Два дня назад у нее случился инсульт.

Роза коротко взглянула на мягкую игрушку на столе и почувствовала угрызения совести.

– Мне очень жаль. Как она себя чувствует?

Он пожал плечами.

– Она лежит в отделении интенсивной терапии. Пока известно лишь то, что она не реагирует на речь и останется парализованной на одну сторону. Если она выйдет из больницы, то будет нуждаться в постоянном уходе.

– О, мне ужасно жаль! – Роза видела боль на лице Карла. Но интуиция все равно подсказывала ей: что-то не так. Неужели он лгал? – Почему вы не позвонили мне? Мы бы перенесли встречу на другой день.

– Что это изменит? – Он поднялся ненадолго, потянул ноги и пересел на другую сторону дивана, словно хотел начать все сначала. – Я готов. Как планируете одурачить меня сегодня?

– То есть вы считаете, я одурачила вас с сеансом транса?

– А по-вашему, как это называется? Вы спровоцировали меня и выудили информацию путем гипноза.

Несмотря на обиду, он принес ей подарок. Но она просто не может принять эту мягкую игрушку! Так Карл только еще больше запутается в своих чувствах.

– Это был сеанс транса или глубокой релаксации, – поправила она его. – Но если хотите, можете называть его гипнозом. Факт остается фактом: вы сами назвали мне отправную точку, ваш седьмой день рождения.

– В моих воспоминаниях это был чудесный день… до сих пор.

– Я не разрушала это воспоминание, оно по-прежнему с вами. Просто вы вытеснили из памяти событие, случившееся после. Теперь оно проявилось.

– Я хочу, чтобы это воспоминание снова исчезло.

– Как уже исчезало однажды?

Он не ответил.

– Разве не лучше воспользоваться этим знанием? – предложила Роза. – И задать вопрос?

– Почему моя мать угрожала оставить семью?

Роза помотала головой.

– Ответ на этот вопрос мы уже знаем. Она угрожала бросить вашего отца, если ее сын не будет слушаться. Вопрос, который мы должны поставить, звучит скорее так: почему она боялась, что ее мальчик будет себя плохо вести?

Карл поднял руки и бессильно уронил их.

– Чепуха какая-то! Почему она должна была меня бояться?

Этим утром Роза была в магистрате, в отделе по вопросам миграции, регистрации актов гражданского состояния и получения гражданства и навела справки о семье Бони. Вообще-то она никогда не получила бы доступа к этим данным, но судья Петра Лугретти, которой она обязана своим клиентом Карлом Бони, была знакома с руководительницей отдела. И Роза вот уже несколько часов считала, что знает ответ на вопрос. Однако сложность заключалась в том, чтобы помочь Карлу самому дойти до этого.

– Ваша мать боялась не вас, а непослушного ребенка, – поправила она. – Это большая разница.

Карл нахмурился:

– Не понимаю.

Впереди ее ждет еще много работы. Роза оперлась локтями о стол, переплела пальцы и опустила на них голову.

– Давайте сначала обсудим другую тему, – предложила она. – Во время вводной беседы вы сказали мне, что вас зовут Карл Бони и что вы единственный ребенок в семье.

Он кивнул.

Роза вынула из папки копию медицинского обследования Карла. Формуляр автоматически заполнялся компьютерной программой на основе данных банковской карточки и социальной страховки. Она протянула ему лист.

– Взгляните.

– Я уже видел эту писанину. Я сам передал вам бумажонку.

– Взгляните на ваши личные данные, – настаивала она.

– Карл Бони, родился шестого ноября в Вене, проживает на улице Лассаля…

– Неправильно, – перебила она его. – Как звучит ваше полное имя? Что там написано?

– Карл Мария Бони. – Он сделал глубокий вдох. – Да, но ко мне так не обращаются. Все зовут меня Карлом.

– Это так, но ваше второе имя Мария.

Его лицо покрылось красными пятнами.

– Слушайте, это неприятно. Никто не называет меня Карл Мария.

– Вам не нужно стесняться. У многих известных людей такое второе имя. Клаус Мария Брандауэр, Эрих Мария Ремарк, Райнер Мария Рильке, – начала перечислять она. – Но не волнуйтесь, я не буду вас так называть.

– Ах, большое спасибо, – иронизировал он. – Тогда почему вы привязались к этому?

– Потому что мне это кажется важным. – Она сделала это открытие лишь вчера, когда перекладывала материалы по Карлу в зеленую папку к сложным, но интересным случаям. – По какой причине родители дали вам такое второе имя? В семье кого-то так зовут? Может, вашу крестную, бабушку или сестру вашего отца?

– Ее зовут Лора, крестным был мой отец… и нет, никого так не зовут.

– Странно. Иногда вторым именем выбирают имя сестры или брата, – подсказывала она. – Но вы сказали, что были единственным ребенком.

– Да, я вырос без братьев и сестер.

Сердце Розы снова забилось быстрее. Или у Карла есть только смутное представление о правде, а его сознание вытеснило из памяти все остальное? Нужно как-то выяснить, сколько он знает, не ошарашив его.

– Почему ваши родители выбрали именно такое имя – Мария?

– Откуда мне знать? Может, из-за Марии-Антуанетты? Без понятия!

– Вы сказали, что выросли без братьев и сестер. Но это не означает, что их нет.

Карла явно бросило в жар. Он теребил ворот футболки.

– Я все-таки хотел бы перенести нашу встречу на другой день.

– Отличная идея, – тут же отреагировала Роза. – Тем временем вы могли бы сходить в тридцать пятый отдел Венского магистрата и узнать там, не…

– Проклятье, да! – повысил он голос на Розу. – Мария существовала. Но я ее никогда не знал.

– Кто она была?

– Понятия не имею. Она умерла до моего рождения.

В возрасте пяти лет. Возможно, Карл не знал эту деталь.

– Мария была вашей сестрой?

Он пожал плечами:

– Может быть. Я не знаю… наверное. Отец и мать никогда об этом не говорили.

– Тогда как вы узнали про Марию?

– Фух! – Он задумался. – Когда мне было десять, я копался в тумбочке матери и нашел ее фотографию.

– Сколько лет ей было на снимке?

– Четыре или пять.

– Вы знаете, отчего она умерла?

Он надул щеки.

– Это было задолго до моего рождения.

– Я могу поставить себя на ваше место, – сказала Роза. – И поверьте мне: я знаю, такую ситуацию нелегко осознать.

– Что тут осознавать? – напустился на нее Карл. – Я ее даже не знал.

– Верно, но вы получили ее имя, пусть и в качестве второго, а вместе с ним большую ответственность – за мертвого члена семьи, с которым никогда не были знакомы.

– С меня хватит. – Он помотал головой. – Я здесь совсем по другой причине. Какое отношение эта девчонка имеет ко мне, моей наркозависимости, агрессии или тому, что я преследую женщин?

Сомнений нет – они стоят перед самой разгадкой, но Карл снова блокирует последний шаг. Сильнее, чем обычно. Пора переключиться на более низкую передачу и подойти к проблеме с другой стороны.

– Вы правы. Если хотите, мы снова можем поговорить о вашей наркозависимости.

– Хорошо. – Карл опустил плечи. В отличие от истории его семьи против этой темы он не возражал.

– Какие наркотики вы принимали? – спросила Роза.

– Вы же знаете! Экстези.

Роза подождала, но он больше ничего не добавил.

– Это все? Он кивнул.

– Да бросьте, из-за экстези не дают три года условно.

– И кокаин.

Это уже больше походило на правду. До этого момента они никогда не говорили о тяжелых наркотиках.

– Героин?

– Я не колюсь.

– Героин можно и нюхать, – ответила она, – но, думаю, вы это знаете.

– Да, героин тоже, – пробормотал он.

– ЛСД?

На этот раз он помотал головой.

– К этой дряни я ни за что не притронусь.

– У ЛСД всегда была плохая репутация, но раньше его даже использовали в глубинно-психологических исследованиях, – объяснила она.

– Серьезно?

– В пятидесятых годах алкоголиков лечили ЛСД.

– Лучше остаться алкоголиком.

– Само собой. – Роза ухмыльнулась. – Тогда его применяли даже в психиатрии. Станислав Гроф использовал его в особо тяжелых случаях. Существуют также результаты лечения пациентов, больных раком или страдающих кластерной головной болью.

– Хорошо, может быть, но какое отношение ЛСД имеет к психотерапии?

– Он расширяет сознание и снимает ментальный блок.

Карл громко рассмеялся.

– Пять стаканов виски имеют тот же эффект. Неужели вы предпочтете ЛСД?

– В качестве научного эксперимента? – Роза посмотрела на книжную полку, где стояли романы Уильяма Берроуза и Джека Керуака. – Почему нет?

– Вы же обманываете меня.

– Ни в коем случае, – солгала она.

– Черт, я не верю. Вы такая добропорядочная и все равно стали бы предлагать своим пациентам ЛСД?

– Если он поможет. Вообще-то мы используем психотропное средство под названием «торрексин», слабая форма ЛСД.

Карл зажмурился.

– Вы разводите меня. Психотерапевты не могут прописывать медикаменты!

– Но врачи могут – а я изучала медицину.

Карл кусал ногти. Он заглотил наживку и теперь был на крючке у Розы. Она посмотрела на часы. Еще почти двадцать пять минут. Нельзя все испортить. Это был единственный путь, обещавший успех, которым еще можно воспользоваться с Карлом. Очередной сеанс глубокой релаксации ничего не даст, как и домашние аудиозаписи, попытки воссоздать психологическую сцену с помощью фигурок или придать чувствам какой-то образ, например, представить агрессию в виде белой голубки. Ее методы были почти исчерпаны – Карл все их отклонил. Остался только этот. Хотя прием не имел никакого отношения к психотерапии, Роза во что бы то ни стало хотела помочь Карлу – хотя бы отдалить от себя.

– Что такое торрексин? – спросил он.

– Вообще-то я не должна говорить с вами об этом. Тем более что у вас есть опыт употребления наркотиков, и именно поэтому вы проходите у меня терапию.

– Да ладно вам, я могу и в Гугле посмотреть, если вы мне не расскажете.

– Ну хорошо, в профессиональных кругах мы называем это таблеткой правды. Она снимает ментальный блок в голове, так что человек может свободно говорить обо всем, и сознание не цензурует его слова.

Карл пододвинулся ближе.

– Какую реакцию торрексин вызовет у меня?

– Вы дадите волю вытесненным чувствам по отношению к вашей матери и мертвой сестре.

– Для чего это?

– Вы могли бы сказать абсолютно все и потом не стыдиться. В этом преимущество торрексина. Выговариваетесь и больше не испытываете угрызений совести. Иногда это приводит к прорыву в психотерапии.

– И почему же это волшебное средство не используют постоянно?

– Торрексин дорогой. Прием лекарства возможен только на добровольной основе. Ни одного клиента нельзя к этому принудить. Кроме того, большинство никогда не узнают о существовании такого препарата. Вы же сами выудили у меня эту информацию.

– Как выглядят таблетки?

– Давайте сменим тему, – предложила она.

– Как выглядят таблетки?

– У вас предрасположенность. Если вы не возражаете, я не буду их вам показывать. Нам лучше сменить тему и…

– А, да бросьте. – Он придвинулся к краю дивана. – Покажите мне эту чудесную штуку.

– Хорошо, иначе вы не оставите меня в покое. – Роза поднялась и открыла запертый шкаф для лекарств. Передала Карлу упаковку торрексина с голубым логотипом.

Он рассматривал пачку. Десять таблеток, по 300 мг, действующее вещество: методоксиновая кислота. Действие наступает в течение пяти минут, принимать не более одной таблетки в неделю. Противопоказано при беременности!

Карл открыл упаковку и вытащил блистер. Маленькие бледно-голубые драже. Семи таблеток в ячейках уже не было.

– Ничего себе, фрау доктор! – присвистнул он. – Вы снабдили допингом уже кучу клиентов.

– Торрексин не допинг, – возразила она. – Во многих случаях это помогает.

– Инструкция по применению отсутствует, – заметил он.

– Ее вообще нет, – ответила она. – Вы не можете просто так купить торрексин в аптеке, как какой-нибудь слабительный чай.

Карл выломал одну таблетку.

– Вам не стоит этого делать! – Роза хотела забрать упаковку, но Карл отвел руку назад. – Немедленно верните мне таблетки!

– Ой-ой-ой… зачем так нервничать, фрау доктор? – Карл хитро улыбнулся. – Такой возбужденной я вас еще не видел. – Он покрутил таблетку между пальцами. – Какой эффект эта пилюля вызовет у меня?

– Никакого. Вы уже принимали более сильные наркотики, торрексин не подействует.

– Вы лжете!

– Нет, это как предлагать пациенту с кластерной болью пол таблетки аспирина от мигрени.

– Тогда ничего не случится… – Карл положил таблетку в рот и запил водой.

– Черт побери! – вскипела Роза. – Что вы себе позволяете? Одна таблетка стоит пятьдесят евро!

– Внесите эти расходы в счет для суда.

Роза на несколько секунд закрыла глаза и постаралась успокоиться.

– Верните мне упаковку.

Он подтолкнул пачку через стол, и Роза спрятала ее в кармане жилетки.

– Ну, давайте, спросите меня о чем-нибудь! – потребовал он.

– Зачем вы это сделали?

– Нет, что-нибудь серьезное!

– Зачем вы это сделали? – повторила она.

– Чтобы доказать вам, что вы лжете и что эта таблетка подействует на меня так же, как и на всех других клиентов! Я чист!

– Хорошо, тогда расскажите мне что-нибудь о вашей сестре.

– Не хочу. Кроме того, эта дрянь мне не сестра!

– Неправда. Она ваша родная сестра.

– Нет, я ее даже не знал.

– Вы вините себя в ее смерти?

– Что? – вскрикнул он. – Она умерла до моего рождения!

– Вы вините себя в ее смерти? – повторила Роза.

– Чушь! – Он сжал руку в кулак.

– Вам кажется, что, если бы Мария не умерла, вас сегодня вообще бы не было?

– Что это за бред? – Артерии на шее Карла заметно пульсировали.

– Может, ваши родители хотели только одного ребенка. Мария должна была умереть, чтобы вы могли родиться.

Карл подвинулся вперед.

– Я не виноват, что девчонка утонула в пруду! – Он залпом допил остатки воды. Дрожащей рукой поставил стакан на стол.

Роза спокойно дышала и не показывала своего удивления. Следующий вопрос она намеренно задала тихим голосом:

– Ваша мать так и не смирилась со смертью Марии, верно?

– Маленькая Мария была такой чистой и невинной, – язвительно сказал он. – Такой и осталась у всех в памяти. Будь она сегодня жива, наверное, ходила бы в пирсинге и татуировках, кололась бы грязным героином на каком-нибудь вонючем дворе и сделала бы уже больше абортов, чем тетя Лора.

Невольно Роза подумала о белой голубке, которая олицетворяла агрессию Карла.

– Видимо, для вашей матери Мария была святой. Вы носите ее имя.

– Я не ношу ее имя! – возразил он. – Никто меня так не называет.

– В вас – Карле Марии Бони – живет частица вашей сестры.

– Проклятье, нет! – воскликнул он. – Я парень! Парень, черт возьми! Я не моя сестра! Хоть тысячу раз назовите меня так, я не имею ничего общего с этой тупой овцой, даже если мама оплакивает ее по сей день. Я ее сын!

Роза поднялась и встала позади дивана. На несколько секунд положила руку Карлу на плечо. Этот жест категорически запрещен, но в этот момент она просто не могла по-другому. На мгновение она почувствовала, как голова Карла наклонилась и коснулась ее руки. Она погладила его по плечу, словно хотела снять напряжение в его теле, затем снова села на свой стул.

– Успокойтесь, Карл. – Она взглянула на диктофон. – Дышите глубже.

– Я не могу… не могу… – Он расплакался. – Эта дерьмовая таблетка!

Роза протянула ему бумажный платок.

– Действие скоро ослабнет. – Диктофон все еще работал. Нужно позаботиться о том, чтобы эта запись никогда не попала в руки сотрудников комиссии по этике. Хорошо, что никто из них не присутствовал сейчас на ее сеансе. Иначе ее разрешение на работу психотерапевтом исчезло бы так же быстро, как облако дыма при урагане.

Она подождала минуту, пока дыхание Карла не выровнялось.

– Мария не послушалась маму, не так ли?

– Я не знаю, – вздохнул он.

– Она озорничала, побежала к озеру и утонула, – предположила Роза. – Больше всего родители боятся потерять ребенка. – Она уже знала по собственному опыту. – Этот страх может стать таким сильным, что они лучше запрут ребенка в клетке, чем согласятся подвергнуть опасности, пусть даже выдуманной.

Карл вытер слезы.

– Я знаю, что вы хотите сказать, но моя мама не боялась за меня. Наоборот! Ей было все равно, когда отец меня бил.

Роза покачала головой:

– Ваша мама дико боялась за вас. Она даже угрожала уйти из семьи, если с вами что-нибудь случится. Каждый по-своему справляется со страхами. Парализующий ужас, боязнь пережить травму во второй раз толкали ее на отношения с другими мужчинами. Этого не мог изменить даже ваш отец, который пытался начинать все сначала в новом городе. Мужчины в Вене, Кельне, Лейпциге или где бы то ни было не виноваты в ситуации вашей матери – проблема заключалась в ней самой. Она привозила ее с собой в каждый новый город.

– Это противоречит само себе!

– Нисколько. Ваша мать не пережила бы потерю еще одного ребенка. Страх был настолько велик, что она скорее бросила бы семью. А отец обожал вашу мать…

– …и поэтому ежедневно бил меня? – цинично спросил Карл.

– Чтобы вы не баловались и слушались маму.

Пока что он отказывался понимать эти взаимосвязи. Необходимо еще много сеансов, чтобы Карл осознал: его вспышки гнева подсознательно направлены против умершей сестры, которую он винил за жестокие воспитательные меры отца. Он ненавидел женщин… свою религиозную тетку-ханжу, свою мать и, в первую очередь, свою сестру. Кульминацией агрессии стали два случая, когда он нанес телесные повреждения молодым женщинам, которых преследовал. Скорее всего, его склонность к домогательствам объяснялась желанием добиться того, чего ему всегда не хватало: чувства защищенности и поощрения. Слабое утешение за мучения, пережитые в детстве.

– Думаю, действие таблетки ослабло, – сказала Роза. – Наше время вышло, но вы можете еще посидеть здесь.

Карл кивнул.

– Спасибо, но я думаю, что уже могу вести машину. – Он поднялся. – И больше никогда не давайте мне это дерьмо! – Схватил мягкую игрушку и демонстративно сунул в карман куртки, словно хотел наказать Розу таким лишением любви.

– Хорошо, мне очень жаль. – Бессмысленно спорить с Карлом, что он принял таблетку против ее воли. Ему просто нужно найти виноватого в своем эмоциональном срыве – и в этом случае Роза с удовольствием станет козлом отпущения.

Карл направился к двери.

– Господин Бони, нам не следует затягивать со следующим сеансом.

Он шумно выдохнул.

– Моя мать лежит в реанимации. Не знаю, будет ли у меня время в ближайшие дни.

– Понимаю. Как насчет следующей пятницы? – предложила она.

– Я должен уделить время матери. Я вам позвоню.

– Да, конечно. – Она отложила органайзер в сторону. – Сегодня была слишком насыщенная встреча. Дайте информации немного «осесть». Несколько дней – и ваше подсознание сделает за вас всю работу.

Он кивнул и взялся за дверную ручку.

Все, что сказала Роза, была правда. Смерть сестры, которая утонула в пруду в пойме Дуная и о чем Роза узнала в 35-м отделе Венского магистрата, не стала для него новостью – правда, до сих пор он старался не думать об этом. Но теперь все прорвалось, и он, наверное, впервые в жизни, произнес это вслух – хотя по-прежнему отказывался видеть в случившемся причину своих проблем.

Роза вцепилась в упаковку торрексина в кармане жилета. Фокус с дешевым плацебо без всякого действующего вещества сработал. С тем же успехом можно было подсунуть Карлу жевательного мишку.

Роза надеялась, что он никогда не узнает о ее обмане.