С высоты Перунова холма далеко видно. Простор. Убегает за горизонт серебряная лента реки, изумрудная яркость весенних полей еще не высушена солнцем и зноем, над перелесками как будто зеленое марево – до того красива и нежна распускающаяся листва. И стены града отсюда хорошо видны, можно различить караульных на башнях…

А вершина холма лишь сверху обрывистая, ниже начинается пологая песчаная осыпь. Если оттолкнуться сильнее, сигануть сверху – на мягкое упадешь, дальше – в реку, на всякий случай отметил Любеня…

– Так ты слушаешь или нет, полич?

– Слушаю, – буркнул он.

Сам князь все еще молчал, говорил теперь один из его приближенных – широкоплечий воин с массивной золотой серьгой-кольцом и жгуче-красивыми глазами. Не молодой уже, но поджарый и крепкий.

Кого-то он напоминал, Любеня все пытался вспомнить – кого… Говорил воин многоречиво, но по-пустому. Вдуматься – так вообще ерунда выходит. Мол, полич Любеня, сын Кутри, затеял на торгу буйство, напал разом на четверых и всех четверых тем же разом сильно побил. Нарушил, таким образом, древний обычай мирной торговли. Этому есть свидетели тот-то и тот-то, а еще видели многие. Одному полич сломал руку, другому три зуба выбил, третьему разбил нос до крови, а у четвертого, Власка, скула до сих пор набок.

Даже сами россы посмеивались. «Эвон как – один сразу на четверых… – дурашливо протянул кто-то. – А те, значит, так и стояли, смотрели, как им зубы крошат да руки ломают… Не из християн ли будут терпельцы-то?»

Когда пожилой воин начал про скулу Власка, смех грянул уже откровенно. Даже князь улыбнулся.

– И скула сильно набок? – вдруг спросил он.

– Власк жалуется – жевать не может, только глотать способно, – серьезно ответил тот.

– А чего жалуется, пусть глотает себе и глотает!.. Он – любит… Да у Власка в избе жевать-то нечего, только жидким пробавляется, тем, что с хмелем… – гоготали в толпе.

– Передай жалобщику – я днями зайду, поправлю скулу-то. На другую сторону! – бросил Храбрый. – Ты, Асконь, дело говори, а выбитые зубы пусть они сами считают!

– Дело, князь? Есть и дело… – пожилой обвел мрачным взглядом развеселившихся родичей. Те быстро затихли, видимо, уважали его. – Вы все знаете меня, знаете, что я не люблю бросаться словами…

– Знаем, Асконь, как не знать!..

– Говори, все слушают…

– Я, Асконь, из рода соколов, обвиняю Любеню, полича, в убийстве своего сына Юрьеня! – Он возвысил голос. – И прошу в том твоего суда, князь!

«Конечно, вот почему показался знакомым!» – мелькнуло у Любени. Похож на сына-то. Точнее, тот на него.

Молодого, красивого росса, что пытал его на берегу Лаги, он хорошо запомнил. Странно, что сразу не догадался. Убийство, значит?! Так поворачиваете? Ладно…

Он без слов быстро распустил пояс, одним движением стянул рубаху, откинул в сторону.

– Ты что, полич, с глузду двинулся? – охнул кто-то. – Чего растелешился?

Любеня не обратил внимания на говорунов. Белая ярость снова подступила к самому горлу.

– Обвиняешь? Суда просишь? – громко спросил он, глядя прямо в глаза пожилому. – А это у меня откуда, скажи мне, Асконь? – Любеня ткнул себя в мускулистую грудь, где отчетливо виден свежий рубец от раны. – Разве не ваши воины налетели, сражались со мной, похитили мою женщину? И это ты называешь убийством, так, Асконь?

Россы примолкли. Краем глаза Любеня видел: многие хмурились. Помнили тот набег на север.

– Да, я сражался с вашими воинами! – продолжил он, не давая Асконю перебить себя. – На своих землях сражался, не на ваших! Но то – дело прошлое! Ратники всегда сражаются, а россы известны среди других народов воинской удалью! – польстил он немного, решил про себя – не помешает. – Сейчас я пришел в ваш град без войны. Перед ликом Перуна клянусь – с миром пришел, с торговыми людьми на ладьях… Да, хочу узнать, где моя женщина! Хочу выкупить ее у вас! Миром выкупить, по честному договору, без мести и злобы!.. Так в чем я нарушил старый обычай?! В чем ты меня обвиняешь, за что судить?!

Любеня говорил вроде бы одному, но для всех, конечно. Он обвел взглядом притихшие, слушающие лица. Заметил, как князь многозначительно переглянулся с Асконем. На мгновение полич задержался взглядом на краю утеса, откуда удобнее всего прыгнуть вниз. Правда и обычаи на его стороне, но сила-то у князя.

– А сына твоего я не убивал, Асконь. Если знать хочешь – его лесные люди стрелой убили… – сказал и тут же подумал – зря. Словно оправдываться начал.

На холме наступило молчание, стало слышно, как вдали, где-то у реки перекликаются звонкие детские голоса. «Купаются, что ли? Так рано, вода не прогрелась…» Полич ждал. Спокойно и неподвижно, как опытный боец ждет атаки. Молчание было скорее враждебным, чувствовал он. Во что выльется?

– Разреши, я скажу, князь!

Все оглянулись на голос. «Волхв… Волхв Ярега пришел… Давно не было», – прошелестело в толпе. А волхв уже выходил вперед, в центр круга, легко ступая босыми ногами. Холщовая рубаха почти до пят, расшитая волшебными знаками, затейливо плетенный ремешок оберега на голове да узорчатый посох в руке – вот и все одеяние. Перед ним уважительно расступались.

С первого взгляда на волхва было непонятно – стар он или еще не очень. Борода и волосы белые как мука, а лицо почти без морщин. И глаза смотрят молодо, с веселым прищуром. У волхвов – так, ни возраст не поймешь, ни мысли их.

Любеня отметил про себя – Асконь явно не обрадовался этому появлению, да и князь поморщился чуть заметно. Понятно, и у князей нет над волхвами власти. Особые люди. Вещие.

– Долго здравствовать тебе, князь! И тебе, люд честной! И тебе, полич-гость… Сын Сельги Видящей, – вдруг добавил Ярега. Любене даже показалось – подмигнул чуть заметно. Уж точно – глянул внимательно, словно стараясь запомнить.

– Услышал я, спор тут у вас, дай, думаю, тоже скажу свое слово. Разрешишь, князь Вадьим? – спросил волхв.

– Говори, Ярега, – коротко кивнул тот. – Ты знаешь, люди твои слова слушают.

Хитро сказал, отметил Любеня. Люди, значит, слушают… А он сам? Нет, не просто все между князем-завоевателем и волхвами-хранителями…

Ярега, показалось ему, тоже не оставил без внимания оговорку князя. Но виду не подал, заговорил о древних обычаях, на которых стояла и стоять будет земля славян. Всех славян – россов, полян, древлян, равно как и остальных народов. Хоть и разные все, но ведут свой корень от бога Рода, а значит, не такие уж разные. Пальцы на руке тоже не похожи один на другой, но кто возьмется доказывать, что какой-то палец лучше, чем остальные? Правильно, нет таких, кивнул волхв на подтверждающий ропот. Как нет таких, кто взялся бы утверждать, что на поле боя бывают убийцы и жертвы! Если взял меч, глянул в глаза противника – значит, не только за победой пришел, но и за смертью. Будь готов к ней – таков обычай! А судить воина за победу – нет обычая, боги такого суда не приемлют…

В сущности, то же самое говорил. Но россы слушали его по-другому, кивали и хмыкали подтверждающе. Дело не только в том, что говоришь, как – тоже важно, неожиданно задумался Любеня. Одну и ту же истину люди могут принять или не принять, вот и выходит, что не в истине дело… В людях?

Ярега… Знакомое имя… Что-то Любеня про этого волхва слышал. Точно теперь не вспомнить, но вроде бы тот умел по воде ходить, огонь зажигать руками и еще какие-то чудеса. Мелькнуло: по воде бежать – кстати бы научиться, как бы все-таки не пришлось с обрыва прыгать…

Хотя… Не придется! Любеня видел, многие россы задумались над речью волхва, перестали смотреть враждебно на пришельца-полича. Вовремя появился волхв, ой вовремя…

– Ты хорошо говоришь, Ярега, – вдруг сказал Храбрый. Любеня заметил, он опять переглянулся с Асконем. – Твои слова – мудрые и льются так же приятно, как вино в чару. Только, может быть, ты забыл? – есть еще один древний обычай, которому следовали наши предки.

– Может, забыл, – не удивился волхв. – Но ты, полагаю, напомнишь мне.

– Напомню, Ярега. И тебе напомню, и всем остальным… – Вадьим значительно обвел взглядом присутствующих. – Суд богов! Разве спор между воинами не решался издревле поединком? Разве боги не дарят победу правому, наказывая виновного?

– Дело говоришь, Храбрый… Конечно же, дарят, – подтвердили многие.

– Пусть будет, как ты решил, князь, – кивнул волхв.

Усмехнулся или показалось?

Поединок? Ладно, усмехнулся про себя Любеня. И то неплохо.

– Я знаю, зачем ты пришел, полич, – негромко, но веско говорил князь, глядя ему в глаза. – Колима мне все рассказал, даже то, что рассказывать не хотел.

– Что с ним? – быстро спросил Любеня.

– Что с ним может быть? – делано удивился Вадьим. – Ушел на своих ладьях вместе с остальными косинами, у нас с ними мир. Давно уже, года два или три, не помню… Не о них речь – о тебе. Я знаю, ты ищешь свою девку. И помогу тебе найти ее. И сделаю так, чтоб ни Асконь, и никто из россов не держали на тебя обиду. Обещаю это!

– А взамен?

– Взамен… Ты правильно говоришь, полич, получая, надо что-то отдать. Ты – храбрый воин, умелый, я видел, как ты сражаешься. Мне такие нужны. Будешь служить мне – не пожалеешь! Тот набег на ваши земли – ерунда, случайность. На скудном севере делать нечего – на юг надо идти, к ромеям. Сейчас, когда базилевсы не могут поделить власть, самое время. Там – золото, серебро, там люди едят из дорогой посуды и от сытости икают ночами. Пойдешь под моей рукой, и я сделаю тебя богатым. Сделаю так, чтобы при одном звуке твоего имени женщины начинали выть, а дети – плакать. Обещаю!

«А ведь он всерьез предлагает…»

Любеня на мгновение задумался. Нет, он думал не о предстоящем бое. И не о предложении князя. Чтобы тот ни обещал – свинье не летать рядом с вороном, так говорят. Пришло в голову: ведь он, Любеня, не об Алексе спросил первым делом, о косинах. Имея в виду, что с ними Зара. О ней подумал…

Полич глянул на другой конец поля, где ждал поединка воин, выставленный Асконем. Хороший боец, сразу видно – высокого роста, длинноногий и длиннорукий, поджарый, но мускулистый, легкий в движениях. Впрочем, плохого бы не поставили, можно не сомневаться. Кроме того, у росского бойца меч, щит, шлем, кольчуга хорошего плетения на кожаном подкольчужнике. А его оружие осталось на ладье у Колимы, россы лишь вернули кинжал, что был на поясе. Впрочем, с ним он когда-то победил ярла Альва, вооруженного длинным мечом…

Боец россов заметил взгляды полича. Приглашая, кивал на центр круга, выразительно поигрывая мечом. Не терпится ему…

– Пообещай мне лучше другое, князь.

– Что еще?

– Пообещай, если боги отдадут мне победу, ты скажешь, где Алекса и что с ней. Большего я не прошу.

Вадьим ответил не сразу. Глянул на него с откровенным сожалением, как на недоумка. Громко фыркнул в усы.

– Хорошо, – сказал наконец. – Я скажу. Если будет кому сказать… Хотел я попросить Коловара, чтоб он не убивал тебя, только ранил. Но, видно, тебе этого не нужно, воин. Глупость не нуждается в наказании, она первой накажет сама себя.

– Мне что – так и драться с одним ножом против щита и меча? – спросил Любеня вместо ответа.

С досадой подумалось: дядька Колима мог бы не торопиться бежать сломя голову. Нет, хорошо, что косины ушли, что Зара в безопасности с ними, но кого-то бы мог оставить. Впрочем, что было ожидать, дядька боялся Вадьима Сокола как огня, сразу видно. «Трусость порождает подлость, даже не желая того», – так мамка Сельга говорила когда-то маленькому Любене…

– Суд богов, воин! Разве ты не помнишь обычай? Суд богов – не поединок за первенство, он не требует равного оружия. У кого что есть, тот с тем и выходит, – князь насмешливо сузил темные, непроницаемые глаза – К чему оружие, если боги на твоей стороне? Впрочем, ты можешь попросить их… – он кивнул на толпившихся рядом. – Эй вы, полич жалуется, что ему нечем сражаться! Кто-нибудь даст ему меч?

Россы сразу оживились, словно ждали подобной просьбы. Кто-то что-то сказал негромко, кто-то хохотнул, и к ногам Любени действительно упал меч. Деревянный меч, каким подростки тренируют руку.

Вокруг засмеялись.

Настроение толпы снова переменилось, видел он. Теперь все предвкушали потеху – как вооруженный воин начнет гоняться по полю за безоружным.

«Ладно, потешимся!» – зло решил он. Поискал глазами Ярегу, хотя бы перекинуться дружеским взглядом среди всеобщего злого веселья, – и того не нашел. А вроде только что мелькал где-то здесь. Волхвы – странные…

Он тронул рукоять кинжала. Но тут же передумал – потешаться так потешаться! Любеня приподнял деревянный меч, длинно, напоказ провел ногтем, вроде как пробуя заточку лезвия.

Это вызвало еще большее оживление вокруг. Посыпались шуточки, мол, как бы не порезаться тебе, полич! Меч-то как бритва, гляди – сам сечет!

– Спасибо, князь. Оружие доброе, век не забуду.

Зря сказал, Вадьим уже не слушал его. Уходил прочь, презрительно и надменно развернув плечи. Лишь на мгновение, не оборачиваясь, вздернул руки к небу, словно призывая богов в свидетели – он, Вадьим Сокол, сделал все что мог.

Ладно…

Взмахнув деревяшкой, как настоящим клинком, – до свиста рассекаемого воздуха, Любеня быстро двинулся к центру поля. Коловар, воин россов, устремился ему навстречу.

Сошлись!

Быстрый воин и опытный – это Любеня сразу почувствовал. А он заигрался, конечно, махая деревом, как настоящим клинком. В первые же мгновения, когда полич привычным движением попытался отбить наступающее железо, меч Коловара как косой снес верхушку его деревяшки. Любеня едва успел уклониться, клинок росса свистнул в опасной близости, меньше чем на палец рядом.

«Нет, не так надо… Забыть вообще, что держишь в руках это деревянное недоразумение…»

Да, Коловар был быстрым. Но не быстрее, чем Косильщик, когда-то наступавший на ученика с неуловимым мельканием Самосека. Мгновенно, не думая, поймав ритм движений, вкрутившись в эту злую и отчаянную пляску, Любеня видел – откуда росс ударит, куда. Петлял вокруг, не отбегая, чтоб не дать противнику размахнуться на длинный удар, но и не приближаясь совсем, чтоб не наткнуться на тычок щитом.

«Хороший воин, но предсказуемый… Всегда рубит сначала сверху вниз, потом – справа наискось, слева наискось и опять сверху вниз…»

Ни разу не достав соперника, который вот он – перед глазами, потея в своей броне, Коловар явно начинал злиться. Поощряемый выкриками толпы, он наступал все напористее, полоща клинком воздух, как шустрая прачка – белье в реке. Любеня продолжал уворачиваться, его спасение – в скорости.

Со стороны могло показаться, росс гоняет полича без всякой жалости, как ветер – перекати-поле. Наверное, так и казалось, то-то крики вокруг становились все громче и ожесточеннее. Но Любеня не просто метался по сторонам лисой загнанной. Он выбирал момент.

Как безоружный может одолеть вооруженного? Первая, неосознанная реакция человека – отпрыгивать от угрозы как можно дальше. Чем больше расстояние между тобой и вражьим оружием, так вроде бы лучше. «Только это неправильная реакция! – когда-то вколачивал в него мастер клинка Гуннар Косильщик. – Для любого удара мечом требуется дистанция, место для взмаха. Не убегать, а приблизиться – вот что нужно!.. Слейся с противником, воин Сьевнар, иди за мечом, а не от него!» – словно бы слышал Любеня голос своего былого наставника.

«Коловар сам заострил ему деревяшку? Что ж, хорошо… Острие – тоже оружие!»

Нужный момент наступил, когда росс, окончательно разъярившись, отбросил щит, мешавший гоняться за вертким поличем. Бормотал что-то неразборчивое, грозился, наверное.

«Иди за мечом…»

После очередного удара Коловар повел меч на себя, и Любеня вдруг устремился прямо на лезвие. Мягко и неуловимо, как волна на берег. Тяжелое дыхание, жар от тела, запах пота разгоряченного росса – он словно бы нырнул в них.

Да, Коловар стремителен, промежуток между двумя ударами едва уловим, но хватило малого. Удар острием деревяшки, сжатой в кулаке как копье, пришелся прямо в не защищенное кольчугой горло. Туда – Любеня успел отчетливо это увидеть, – где среди переплетения мускулов билась тугая синяя вена.

Куда метил, туда и попал!

Дерево – не железо, легко не входит, но тяжелый, со всей силы плеча удар все-таки вогнал в шею заостренный кол. Хрустнуло под рукой – то ли само дерево, то ли кости и жилы противника, и кровь хлынула моментально, обдала обоих горячим и липким. Все еще не отлепляясь от росса, Любеня толкнулся ногами, повалил, упал сверху. Изо всех сил сдерживал его неподатливые руки, прижимал к земле собственным телом. Честно сказать, просто отскочить побоялся, попасть под случайный, судорожный взмах.

Предсмертные, задыхающиеся хрипы у самого уха – как удары кузнечного молота…

Наконец затихли. Обмякли жесткие, отчаянно вырывающиеся руки. Только кровь стучит. Нет, это у него в висках…

«Спасибо тебе, Гуннар Косильщик, брат, за твою науку!»

И только тут полич вспомнил про кинжал на поясе. Так ведь и не достал. Сначала – выламываясь перед россами, потом действительно забыл, не до того стало.

Любеня отвалился от тела противника и сел на корточки. Встать сразу побоялся, чувствовал – у самого руки и ноги трясутся, как в лихорадке.

Только теперь полич обратил внимание, что россы вокруг молчат. Все молчат, как застыли разом. Потом кто-то изумленно, протяжно охнул: «Быстро-то как…»

– Вот так, паря! – загомонили вокруг. – Гляди, люди добрые, и даже нож из ножен не вынул… Да я едва почесаться успел, а он – уже… Это Коловара-то!

«Быстро?» – удивлялся Любеня. Нет, ему не показалось, что быстро…

– Суд богов состоялся, люди! Повелители Прави явили свое решение! – прозвучал громкий, глубокий голос волхва.

– Ты обещал сказать, где Алекса, князь, – напомнил Любеня.

– Обещал – скажу, – согласился Вадьим. – Я всегда держу свое слово. Княжье слово равно закону.

Тем не менее рассказывать не торопился. Снова замолк, внимательно, с прищуром, разглядывая полича.

– Что ж, воин, значит, не идешь под мою руку? Не хочешь ко мне в дружину?

– Нет, князь.

– Смотри. Я два раза не предлагаю… – нехороший взгляд. Словно прицеливающийся.

– Где Алекса, Сокол?

Краем глаза Любеня видел – большинство россов все еще не могли успокоиться, обсуждали их поединок. В задних рядах, в пылу спора, один схватил за грудки другого. Волхв Ярега тоже неподалеку, вроде бы вместе со всеми, но одновременно чуть в стороне. Явно прислушивается к их разговору.

– Так нет ее, твоей девки-то…

– Как нет?! – охнул Любеня.

Князь опять ответил не сразу. Помедлил с явной издевкой.

– У нас нет. Она теперь далеко. Продали мы ее. Той же осенью отдали ромею Фоке Скилицу, что скупает невольников. Достойную цену взяли, она – красивая, ладная… – Вадьим вкусно причмокнул. – Да ты не жги глазами-то, не тронули мы ее, не до того было. Какой взяли, такой и продали… Вот и все, что я могу сказать тебе, полич. Все, что знаю. Впрочем, я добрый сегодня. За твою доблесть на суде богов дарю тебе коня. Хорошему воину – хороший конь…

– Спасибо и на этом, князь, – через силу ответил Любеня.

– Будешь ее дальше искать?

– Буду, князь!

– Хорошо… Сейчас тебе приведут коня, я прикажу. Бери его и уезжай, полич. – Вадьим, показалось ему, хотел еще что-то добавить. Но не стал, только пожал плечами и отвернулся.

Вот Ярега ему точно что-то сказал. Издалека, без звука, лишь шевельнув губами. Одно слово, и слово это – «берегись», отчетливо понял Любеня. Будто на самом деле услышал волхва.

Почему незнакомый волхв вдруг встал на его сторону? Откуда у вещего старца такой явный интерес к нему? Но об этом Любеня задумался уже потом, спустя много времени. Пока, оглушенный неожиданным горьким известием, он вообще ни о чем не думал. Лишь тупо смотрел, как россы, переговариваясь и кучкуясь, повалили вниз с Перунова холма. Многие, особенно кто помоложе, оглядывались на полича, как на диковину какую.

Суд богов…