Глава 3
Восставшие из чар
Осознание, что лежать неудобно, заставило повернуться на бок. Попытка провалилась, чем вызвала немалое удивление. Пошевелил рукой – однако: ни ощущений, ни даже легких иголочек боли. Резко осознал, что перед глазами тьма и поднять веки нет сил. Мигом затопила паника, захотелось позвать на помощь, только губы, естественно, не дрогнули.
Так, спокойно. Мысленно произнес заклинание. Его сеть серебристыми ниточками опутала тело, вмиг стало щекотно. Сосредоточившись и собрав все силы в кулак, проговорил про себя его снова, призывая заснувшее тело откинуть путы оцепенения. Некоторое время ничего не выходило. Я произнес слова освобождения от чар, как изнутри вдруг рванул поток силы, от которого от макушки до пяток пронесся огонь.
Охнув, я все же перевернулся и шумно задышал. Черт раздери эти приключения за Чумацким Шляхом! Ощущения, будто меня пару раз сбросили с Говерлы. Ладно, неудачное сравнение. Осмотревшись, с удивлением понял, что нахожусь в темноте пространственного кармана. Оттого и самочувствие не из лучших, и кажется, что все кругом идет.
Прикрыл глаза и прощупал пространство магическим поисковиком. Справа слабо вспыхнула серебристая молния. Ага, хорошо, выход там.
То, что было под ногами, пружинило и покачивалось. Я поморщился и ускорил шаг. Правда, тут же голова закружилась, и меня ощутимо качнуло. Терпеть не могу эти пространственные штуки. Такое место нигде-ниоткуда. Достаточно удобное, чтобы хранить что-то, но никак не живых мольфаров.
Серебристая молния резко разошлась, и я буквально вывалился из кармана. По глазам ударил желтый свет. Ноги подкосились от слабости, лишь чудом успел ухватиться за край какого-то стола. Ноздрей коснулся знакомый запах старых книг, дерева и пыли.
– Андрей! – удивленно воскликнул кто-то обалдевшим голосом и подхватил меня под локоть крепкой рукой.
Сообразив, что я в библиотеке, а рядом не кто иной, как Хованец, выдохнул с облегчением.
– Я вас тоже рад видеть.
Собственный голос прозвучал отвратительно: слабо, неразборчиво, словно я набрал полный рот воды. Однако сейчас было немного не до этого. Хованец смотрел на меня, словно на какое-то чудо.
– Андрей! Андрюха! – Он неожиданно сильно ухватил меня (не думал, что Хованец такой богатырь при его-то росте), как нашалившего котенка, и ощутимо встряхнул. – Что ж ты нас так пугаешь! Живой!
– Я и не собирался помирать, – проворчал я, припоминая события минувших дней и медленно холодея от ужаса. Сколько же времени прошло? И что происходит тут?
Вдруг очень захотелось сесть, можно даже прямо на пол, без газетки. Вид у меня теоретически настолько примятый, что можно не беспокоиться за его презентабельность.
– Ой, что ж я, дурак старый, – пробормотал он, – садись.
Сознание стало куда-то уплывать. Только краем уха слышал, что Хованец говорит по телефону. С кем? А черт его знает, но, кажется, с Саввой.
Решил, что, если откинусь и закрою глаза, ничего не будет, поэтому тут же выполнил задуманное и… провалился во тьму.
Толчок в плечо заставил вскинуться. Ну, елки зеленые! Не дадут поспать! Мне, между прочим, силы нужно хоть немного восстановить!
– Давай-давай, ваше чугайстрство, – усмехнулся Шаленый, – открывай глазоньки, и так уж провалялся десять часов.
Услышанное заставило вскочить, однако Савва уверенным движением вернул меня на место.
– Я сказал, глаза открыть, а не сбежать из лазарета. Лечить буду даже в условиях отчаянного сопротивления. Так что расслабься и получай удовольствие.
М-да. Это он не врет. Нет зверя хуже университетского лекаря. Особенно если он из рода злыдней. Хоть Савва ни разу об этом не говорил, но с таким характером никем иным он быть не мог.
– Все так плохо? – поинтересовался я, и мне тут же сунули в руки стакан с лекарством.
– Пей, – велел он, хмуро оглядывая меня и что-то сосредоточенно прощупывая на магическом уровне. – У тебя, мой друг, истощение, плачевные дела с магическим ресурсом и даже легкая простуда.
Он пребольно ткнул меня под ребра, я охнул и дернулся.
– Стоять. – Шаленый снова удержал меня за плечо и продолжил исследование. – Не хлопай ресницами, аки нежная дева перед рыцарем, пей.
– Дурацкое сравнение, – заметил я и сделал глоток пахнущего травами зелья. Во рту разлилась горечь, в желудок упал жидкий огонь.
Я отчаянно закашлялся и выругал все лекарские штучки одновременно на русском и украинском, чем вызвал замечание:
– Языки знаешь, а над произношением надо поработать.
– Шли бы вы, пан Шаленый, – просипел я, – в…
– Адрес лучше запиши, – наставительно велел он, встав со стула и направляясь к шкафу с подозрительными склянками. – Теперь ты рассказываешь, во что вляпался, а я готовлю вторую порцию лекарства.
Поняв, что казнь… точнее, лечение отменить нельзя, я шумно выдохнул и принялся излагать историю от начала до конца. Савва оказался на удивление благодарным слушателем, который ни разу не перебил меня. Лишь звон склянок давал понять, что я не один. Когда дошел до места о нашем с Кириллом решении пройтись по вырубленной в скале тропинке, раздалось скептическое хмыканье и вердикт:
– Идиоты.
Вздрогнув, как от пощечины, я сделал невозмутимый вид:
– А что еще было делать?
Как ни странно, ехидный лекарь только пожал плечами. Кстати, в этом весь Савва: «Дурак! – Почему? – Не надо было делать это! – А что надо? – А я откуда знаю?» Впрочем, это меня не особо задело. А вот что он спокойно отреагировал на мои слова про встречу с Громовым – показалось странным.
Савва сел рядом и дал мне еще один стакан, до краев наполненный лекарством.
– Пей.
– А…
– Никаких «а» – пей.
Горестно вздохнув, я сделал глоток и снова поморщился:
– Ну и гадость.
Лекарю же, кажется, моя реакция приносила чистое незамутненное удовольствие. И с высоким градусом, как чистый спирт, ага.
– А ты что думал, – невозмутимо произнес он, открывая журнал и сосредоточенно что-то туда записывая, – притащил за собой заклятье на крови и хочешь легко отделаться?
Я поперхнулся и закашлялся. Савва укоризненно посмотрел на меня, покачал головой и похлопал по спине. Обжигающая горечь от лекарства не исчезла, но дышать стало легче.
– Что, мой друг, удивился, поди? – ласковым голосом поинтересовался он.
Сказанное не укладывалось в голове. Какое еще, к черту, заклятие? Кто успел наложить? И главное – когда? Даже если предположить, что тот самый злыдень, с которым я дрался… Нет, бред какой-то. Прыстрастник? Но они, если память не изменяет, таким не балуются – силенок не хватает. Призрачный Цимбалист? Да нет, эта зараза придумала бы что-то поизящнее, не его стиль.
– Еще как, – пробормотал я. – Сильное? Я толком сейчас ничего не ощущаю.
– Батенька, да у вас еще и склероз, – хмыкнул Савва, снова принимаясь разглядывать свой журнал. – Или вера в собственное величие. После истощения что вы там желали почувствовать еще?
Я только вздохнул. Этот гад был абсолютно прав. Пока не восстановлюсь – нечего даже и думать о попытках снять заклятие.
– Кстати, от Кирилла не удалось перехватить магический след?
Он отрицательно покачал головой:
– Нет, тебя притянули одного.
Сердце сжалось. Черт, плохо. Очень плохо. Едва приду в себя, попытаюсь хоть какой-то отклик ауры найти. Вдруг получится?
В лазарет робко постучали.
– Кто там? – гаркнул Савва.
Дверь осторожно приоткрылась, серой молнией что-то метнулось внутрь и придавило мою грудь. Охнув, я уставился на огромного дымчато-серого котищу, довольно прикрывшего необычные перламутровые глаза. Савва потерял дар речи – звери в лазарете! Потом нехорошо прищурился, бросил взгляд на стоявшего в проеме Дидько, не решавшегося пройти внутрь.
– Это еще что? – грозно спросил Шаленый.
Ответом – раскатистое урчание умостившейся у меня на груди зверюги. Кстати, что-то тяжеловат для обычного кота. Да зубы подлиннее будут, если не ошибаюсь. Тем не менее поднял руку и погладил его по голове. Урчание стало громче и убедительнее.
– Это выскочило из пространственного кармана, – произнес Дидько, сложив руки на груди. – Хованец скакал за ним по всему этажу. Даже меня позвал, однако поймать – куда там!
Савва поморщился:
– Завхоз, совсем сдаете что-то. Не поймать кота – это как?
Кот продолжал ластиться, а мне вдруг поплохело. Я, кажется, уже понимал, что произошло и почему он пришел за мной.
– А ты сам попробуй, – хмыкнул Дидько.
Учитывая, что в его тоне не было даже капельки обиды, стоило бы насторожиться, но Савве это в голову не пришло. Он коснулся холки кота и тут же, вскрикнув, отдернул руку и задул на пальцы. Серая шерсть стала дыбом, кот вдруг зарычал.
– Тихо-тихо, – шепнул я, пытаясь его утихомирить.
Кот что-то еще рыкнул, но, прикрыв глаза, уложил голову на мою руку, всем видом показывая, что на первое время прощает неразумных людишек.
Савва только покачал головой:
– Мольфарское создание. Ты скажи мне, Андрюша, – от голоса Шаленого у меня по спине пробежали мурашки, – как так вышло?
Повисла тишина. Стрелки висевших на противоположной стороне часов звонко отбивали каждую секунду. Дидько смотрел на меня с любопытством, Савва – с какой-то латентной кровожадностью.
Кот только свернулся клубком и довольно вздохнул. Молчание затягивалось, а терпение собеседников уменьшалось.
– Ну, понимаете, – начал я, – находясь по ту сторону Чумацкого Шляха, я создал кота. Не наделяя разумом и толком без физического тела – исключительно из дыма.
– Зачем? – поинтересовался Дидько.
– Ну… – пришлось признаваться, – успокоить нервы.
– Успокоил, – мрачно отметил Шаленый. – Ничего не скажешь. Ты же привязал его к своей сути, раз зверюга сумела прорваться оттуда к тебе.
Возразить нечего. Еще неизвестно, как на это отреагирует Призрачный Цимбалист. Может запросто пришить дело, что вывожу из его пределов полезные сущности. Но с другой стороны… Он нам и так задолжал.
Савва только вздохнул:
– В любом случае Вий-Совяцкому это не понравится.
* * *
– Мне это не нравится, – с каменным лицом подтвердил Вий-Совяцкий, едва я изложил свою историю от начала до конца.
Хорошо хоть в кабинете больше никого не было. Увязавшегося за мной Дымка пришлось оставить за дверью, несмотря на то что зверь порывался войти к ректору со мной.
Сказать, что Вий-Совяцкий был не в духе, – ничего не сказать. Нет, он не рвал и не метал, но от этого легче не становилось. Я сидел, уставившись на собственные руки, не рискуя поднять глаза. Все-таки ничего хорошего. Мне рассказали еще в лазарете, что тут побывал Призрачный Цимбалист и частично снял злыдневское заклинание. Радовало ли это меня? Ха, угадайте с трех раз! При этом Вий-Совяцкий почему-то отказывался наотрез говорить, что же пообещали этому гаду в роли оплаты.
Вздохнув, я все же мельком глянул на хмурого ректора:
– Что же будем делать?
Он фыркнул, постучал по столу ручкой с черепом. Глаза последнего, кстати, не сияли мертвенным зеленым светом. Сложилось впечатление, что кто-то выпил из него магическую силу. А зря. Хорошая была игрушка.
– Упыри, – мрачно бросил Вий-Совяцкий. – Первым делом разберемся с ними, потом все остальное.
Я нахмурился. Комиссия ему в первую очередь, значит! А человеческая жизнь уже ничего не стоит? Пусть даже он выгнал Громова, но не губить же!
– А Кирилл как же? Не можем же мы его оставить?
Вий-Совяцкий с любопытством уставился на меня. Даже приподнял правую бровь.
– Мы? – деликатно уточнил таким тоном, что по спине пробежали мурашки. Почему-то показалось, что в воздухе запахло кровью. Бред, конечно, но…
– Мы, – подтвердил я, каким-то чудом сохранив невозмутимое выражение лица. – Он не хотел университету ничего плохого.
Вий-Совяцкий молчал. Смотрел из-под полуприкрытых век. Даже перестал постукивать ручкой. Абсолютная тишина оглушала, била по ушам. Резко захотелось вскочить и выбежать из кабинета. Я сжал кулаки. Ну нет, испытывай свои фокусы на ком-то другом. После знакомства со звездной вечностью в глазах Призрачного Цимбалиста и песни Ночной Трембиты уже как-то не страшит гнев ректора. Да еще и при дневном свете.
– Нет, – глухо ответил Вий-Совяцкий. – Игры с полумертвецами – не мое дело, Андрей Григорьевич. Уж вы как-то сами. В крайнем случае, попросите помощи у матушки.
Он растянул губы в улыбке, но мне отчаянно захотелось вмазать по ней кулаком со всей дури. Чтоб неповадно было. Молча поднялся, сверля его тяжелым взглядом.
– Не ваше дело, пан ректор Полтавского национального университета магии, у кого я и что буду просить, – четко произнес я, выделяя каждое слово, стараясь как можно яснее донести, что не нужно касаться этой темы.
Вий-Совяцкий только чуть склонил голову набок, но я все же заметил пробежавшую по его лицу тень удивления. Ну и черт с тобой! Тоже нашелся мне тут хрыч всевластья!
– Разрешите удалиться, – сообщил я и, не дожидаясь ни слова, быстро развернулся и вышел из кабинета.
Дверь на удивление получилось закрыть тихо, без нахального хлопка. А хотелось же, ох как хотелось. Внутри все кипело, сердце, казалось, сейчас разорвется на части. Скотина! Есть вещи, о которых говорить не стоит. Табу.
Я прислонился к стене и глубоко вдохнул. Что-то совсем уж потерял голову. Оно и так понятно, что Вий в курсе моего настоящего происхождения – вон сколько с отцом дружат. Правда, легче от этого не становилось.
Дымок подошел ближе и посмотрел огромными перламутровыми глазами, полными сочувствия. Потерся о мою ногу: одни раз, второй, третий… По коридору разнеслось громкое урчание.
– Хоть ты меня понимаешь, – пробормотал я, приседая и подхватывая кота на руки.
Тот потерся мордой о мою щеку, жесткие усы защекотали шею. Я поморщился и фыркнул. Кот снова заглянул мне в глаза. На мгновение стало не по себе: в перламутре вдруг разлилась беспроглядная тьма с засиявшими миллиардами звезд. Дымок моргнул – вновь внимательные глаза, пусть и волшебные. Так, кажется, пора идти в общагу. А то скоро увижу, как из двери Вий-Совяцкого выходят обнаженные танцовщицы в шляпках и туфельках.
Встав, я побрел по коридору, удерживая кота на руках. Тяжелый, кстати. Маленькая зверушка, елки-палки. Мимо прошла незнакомая девица, оглядела с ног до головы, словно раньше никогда мужчины не видела, а потом зарделась аки роза.
Я прошел мимо. Не до девочек сейчас. Тут еще серьезный вопрос: как отреагирует на мое возвращение дражайшая злыдня? Уж не запустит ли в голову что-то тяжелое? Ну, так. От доброты душевной.
Однако пустая комната неприятно удивила. Уже ожидая цыганочку с выходом, впал даже в легкий ступор, когда меня встретила гробовая тишина. В остальном в принципе вполне порядок. Чистота, мои вещи аккуратно сложены (Саша, что ли, или кто тут еще решил позаботиться?), даже пыли нет. Надо же… Опустив кота на кровать, задумчиво еще раз осмотрел комнату. Странно, ощущение, что ее тут давно нет. Или у меня уже галлюцинации с чутьем приключились? Тогда плохо дело.
Устроившись рядом с котом, бездумно ухватил лежавшую на столе книгу. Черт. Сердце кольнуло. Громовское «Лысогорье». Кирилл все-таки талант. Сумел не только побывать в ведьминском мире, но и книгу написать. Эх, нельзя так, надо вытянуть человека. Пусть Вий себе что хочет думает и развлекает своих упырей скоморошьими плясками.
– Андрей? – неожиданно с порога раздался удивленный голос. Мужской, что характерно.
Подняв голову, я встретился глазами с Дожденко. Тот держал в руках несколько книг и, кажется, пытался сообразить, как я тут оказался.
– Как видишь, – хмыкнул я, инстинктивно пряча громовскую брошюру за спину. Ярослав, конечно, парень хороший, но пока не стоит ему быть в курсе наших сугубо мольфарских разборок.
Он быстро зашел и плюхнулся рядом, ощутимо хлопнул меня по плечу.
– Ну, слава богу! А то тут такие слухи по универу ходят, что мама дорогая! И отец твой приезжал, и…
– Отец? – оторопело перебил я, пытаясь сообразить, с какой целью он тут крутился.
Нет, безусловно, он мог испугаться. Ведь по ту сторону Чумацкого Шляха не каждый день ходишь. Но все же что-то здесь было не так.
– Ну да, – кивнул Дожденко, – ты разве не помнишь? Тебе ж подсунули в аудиторию цвет отруты.
Я отмахнулся:
– Помню. Не обращай внимания. Это, кхм, просто наши личные отношения.
Дожденко подозрительно посмотрел на меня, явно ничего не понимая, но и не рискуя уточнять. Дымок тем временем вытянулся и принялся обнюхивать характерника.
– У, какой, – хмыкнул Ярослав, подняв руку, чтобы погладить.
Дымок вдруг зашипел, резко отпрянул и юркнул под кровать. У меня пропал дар речи. Чего это он? Вид Дожденко оказался не менее озадаченным.
– До полнолуния вроде ж еще далеко, – пробормотал он. – А коты уже против меня. Ну и ладно…
В этот момент захотелось хлопнуть себя по лбу. Ну конечно же! Хороший характерник принимает облик зверей. При этом чаще всего – волка. А вот Дымок вряд ли оценит большую собаку у себя под боком. Лишь покачав головой, только спросил:
– Как там мои?
Растерянность на лице Ярослава мигом сменилась угрюмостью.
– Сил моих нет, – признался он. – Знаешь, нельзя так говорить, но и впрямь дождаться не мог, когда ты вернешься. Эти обормоты заездили меня. И у моих-то еще ветер в голове, что о-го-го! А первый курс – вообще!
Я невольно усмехнулся:
– Ну, знаешь, брат, мы в свое время такими же были.
Дожденко поморщился:
– Нет, были б такими, то в универе не остались бы работать в любом случае. Ушли бы на тропу вольных, кхм, торговцев.
Я рассмеялся. Ну спасибо, хоть не сказал, что шарлатанов. Хотя в наше время люда всякого хватает.
– А твоя-то где? – неожиданно резко перевел тему он.
Я моргнул, но потом сообразил, что речь идет о Саше.
– Не знаю. Пришел, а не ждет никто. Видать, поехала искать лучшей доли.
– Как же, – хмыкнул Ярослав, вставая с кровати и вновь подхватывая свои книги, – эта поедет. Разбежится и еще раз поедет. Просто весь день этой злыдни не видел, а это странно. Пани Ткачук у нас вообще-то трудоголичка.
Я пожал плечами:
– Рано или поздно явится.
Хотя, конечно, странно. Вий-Совяцкий за прогулы может и вытурить с работы. Тут, значит, какая-то серьезная причина.
– Завтра выходишь? – уточнил Ярослав с плохо скрываемой надеждой в голосе.
Не раздумывая ни секунды, я кивнул, ибо программу и самому нагонять надо, да и делом пора заняться. А то Шаленый еще удумает меня обратно в монастырь, тьфу, лазарет засадить!
Лицо Ярослава посветлело.
– О да. Счастье есть!
* * *
Счастье – оно бывает разное. Во всяком случае, все его оттенки явно виднелись на озадаченных лицах моих студентов. Радовало, что все ж нет откровенного ужаса и уныния. То есть меня ребята любят больше, чем Дожденко. Мелочь, а приятно. Динка вообще смотрела на меня широко распахнутыми глазами, словно впервые заметила.
Пока я с деловым видом пролистывал журнал, внимание женской аудитории становилось все сильнее. На меня глазели, как на дивный экспонат из Полтавского краеведческого музея. Разумное объяснение, разумеется, было. Хоть мне и не хотелось его признавать. Прыстрастник, изжарь его Дидько на завтрак, все же после смерти сделал «подарочек», который при восстановлении магии расцвел во всей красе. И теперь вместо скромного преподавателя Андрея Чугайстрина получился какой-то мачо (недоделанный, на мой взгляд) с явной целью не научить студентов, а затянуть всех в постель.
Учитывая, что в мои планы это не входило, а смотрели на меня так, будто я уже сделал не менее дюжины неприличных предложений, на которые, кстати, согласились, такое положение дел никак не радовало.
Вздохнув, я медленно произнес, оглядывая замерших студентов:
– Ну что? Готовы продолжать обучение? В конце концов, остался всего месяц. Потом мы должны выехать на практику. А там придется показать все, что выучили за этот год, что…
Я оборвал себя на полуслове, уставившись на руку Дины. Бронзовый перстень с вспыхнувшим рубиновым огнем камнем. Внутри кольнуло. Что за злыдневские истории? Откуда у нее мосяжный перстень отца?
Дина в это время что-то шепнула Багрищенко. Та раздраженно дернула плечом. В аудитории повисла напряженная тишина, студенты смотрели на меня, не понимая, в чем дело. Дина подняла голову и вздрогнула. Невольно убрала руку с парты, словно пряча от меня перстень. При этом в желтых глазах было нечто вроде раскаяния. Только отчего и почему, я так и не понял. Да что здесь творится? Поймаю после пар и…
– Андрей Григорьевич, – громко раздался занудный голос Малявкина, – вы меня слышите? Правда, что практика у нас пройдет на Лысой горе?
