20

В ту субботу в «Лисабоне» вышел перевод «Последнего урока» Альфонса Доде. Цензура спокойно пропустила эту вещь, и Перейра подумал, утверждает Перейра, что, выходит, можно было написать «Да здравствует Франция!», а доктор Кардосу был не прав. В этот раз Перейра тоже не подписал свой перевод. Он утверждает, что сделал так, потому что ему казалось нехорошо, чтобы подпись редактора отдела культуры стояла под текстом очередного рассказа, читатели бы сразу догадались, что страницу культуры, по существу, делает он один, а это его угнетало. Это был вопрос чести, утверждает он.

Перейра прочел рассказ и остался вполне доволен, было десять часов утра, воскресенье, а он был уже в редакции, потому что встал очень рано, он начал переводить первую главу «Дневника сельского священника» Бернаноса и работал с увлечением. В этот момент зазвонил телефон. Перейра взял за правило выключать его, потому что с тех пор, как телефон перевели па консьержку, ему было противно, что она соединяет его, но в то утро он забыл его выключить. Алло, доктор Перейра, раздался голос Селесты, вас просят к телефону, звонят из клиники талассоперии из Пареде. Талассотерапии, поправил ее Перейра. Да, что-то в этом роде, ответил голос Селесты, будете говорить или сказать, что вас нет? Соедините меня, сказал Перейра. Послышался щелчок коммутатора, потом чей-то голос сказал: Алло, это говорит доктор Кардосу, попросите, пожалуйста, доктора Перейру Я слушаю, ответил Перейра, здравствуйте доктор Кардосу, рад вас слышать. Я тоже рад вас слышать, сказал доктор Кардосу, как вы себя чувствуете, доктор Перейра, соблюдаете мою диету? Стараюсь, ответил Перейра, стараюсь, хотя это и не просто. Послушайте, доктор Перейра, сказал доктор Кардосу, я еду сейчас в Лисабон, вчера я прочел рассказ Доде, он действительно замечательный, хотел бы обсудить его с вами, не пообедать ли нам сегодня вместе? Вы знаете кафе «Орхидея»? – спросил Перейра, это на улице Але-шандре Эркулану, сразу за еврейской мясной лавкой. Знаю, знаю, сказал доктор Кардосу, в котором часу, доктор Перейра? В тринадцать, ответил Перейра, если вас это устраивает. Отлично, сказал доктор Кардосу в тринадцать часов, до скорого. Перейра не сомневался, что Селеста слышала весь разговор, но это не имело большого значения, он ведь не сказал ничего такого, из-за чего бы надо бояться. Он продолжал работу над переводом первой главы романа Бернаноса, но на этот раз выключил телефон, угверждает он. Он работал до без четверти час, утверждает он, потом надел пиджак, сунул галстук в карман и вышел из редакции.

Когда он пришел в кафе, доктора Кардосу еще не было. Перейра попросил накрыть столик около вентилятора и сел за этот стол. В качестве аперитива он заказал лимонад, потому что очень хотелось пить, но без сахара. Когда официант принес лимонад, он спросил: Какие новости, Мануэль? Самые противоречивые, ответил официант, похоже, что в Испании установилось некоторое равновесие, националисты захватили Север, но республиканцы одерживают победы в центре, вроде бы Пятнадцатая интернациональная бригада отличилась в боях под Сарагосой, центр в руках республиканцев, а итальянцы, которые на стороне Франко, наоборот, оказались не на высоте. Перейра улыбнулся и спросил: А вы за кого, Мануэль? Когда за тех, когда за других, ответил Мануэль, потому что силы есть и у тех, и у других, но эта история с нашими ребятами из «Вириато», которые отправились воевать против республиканцев, мне не нравится, в сущности, у нас тоже республика, мы скинули короля в тысяча девятьсот десятом, так что не вижу причин, почему надо бороться против республики. Справедливо, согласился Перейра.

В этот момент вошел доктор Кардосу. Перейра привык видеть его в белом халате, и теперь, в обычном костюме, тот показался ему гораздо моложе, утверждает он. На докторе Кардосу были рубашка в полоску и светлый пиджак, похоже, в нем он слегка запарился. Доктор Кардосу улыбнулся ему, и Перейра тоже улыбнулся в ответ. Они пожали друг другу руки, и доктор Кардосу сел за столик. Великолепно, доктор Перейра, сказал доктор Кардосу, великолепно, рассказ действительно замечательный, никогда бы не подумал, что у Доде такая мощь, приехал поздравить вас, только жаль, что вы не подписали свой перевод, мне хотелось видеть ваше имя в скобочках под рассказом. Перейра терпеливо объяснил ему, что он поступил так из скромности, вернее, из гордости, потому что не хотел, чтобы читатели догадались, что эту страницу целиком и полностью делает он, будучи ее же редактором, он хотел, чтобы создавалось впечатление, будто у него есть и другие сотрудники, словом, чтобы газета выглядела как положено, короче: он поступил так ради «Лисабона».

Они заказали два рыбных салата. Перейра предпочел бы взять омлет с зеленью, но не осмелился спросить омлет в присутствии доктора Кардосу. Вероятно, ваш новый «я-гегемон» набирает очки, заметил, между прочим, доктор Кардосу В каком смысле? – спросил Перейра. В том смысле, что вы сумели-таки написать «Да здравствует Франция!», сказал доктор Кардосу, хотя и не от своего имени. Да, я получил удовлетворение, согласился Перейра и, изображая из себя хорошо информированного человека, добавил: А знаете, Пятнадцатая интернациональная бригада одерживает верх в центре Испании, похоже, она героически сражалась за Сарагосу. Не обольщайтесь особенно, доктор Перейра, заметил доктор Кардосу, Муссолини направил на подмог) Франко подводные лодки, причем немало, а немцы поддерживают его с воздуха, так что республиканцам не справиться с ними. Зато их поддерживает Советский Союз, возразил Перейра, интернациональные бригады, народы всех стран, которые устремились в Испанию на помощь республиканцам. Я бы не стал особенно обольщаться, повторил доктор Кардосу, хочу вам сказать, что я договорился с клиникой в Сан-Мало и через две недели уезжаю туда. Не оставляйте меня, Доктор Кардосу, хотелось сказать Перейре, прошу вас, не оставляйте меня. Но вместо этого он сказал: Не оставляйте нас, доктор Кардосу, не оставляйте наш народ, стране нужны такие люди, как вы. К сожалению, правда такова, что эта страна не нуждается в них, ответил доктор Кардосу, или, по крайней мере, я не нуждаюсь в ней, поэтому я думаю, что лучше мне уехать во Францию до катастрофы. Катастрофы? – спросил Пе-рейра, до какой катастрофы? Не знаю, ответил доктор Кардосу, я жду катастрофы, общей катастрофы, но не хочу запугивать вас, доктор Перейра, вероятно, вы вырабатываете вашего нового «я-гегемона>, и ему нужен покой, а я, пожалуй, уже пойду, да, кстати, как поживают ваши ребята? Те ребята, с которыми вы познакомились и которые работают на вашу газету. Со мной работает только один, ответил Перейра, но он не написал мне еще ни одной проходной статьи, представляете, одну из них он посвятил памяти Маяковского, революционера-большевика, сам не понимаю, почему продолжаю платить ему за совершенно непубликабельные статьи, наверное, потому, что он в беде, в этом-то я не сомневаюсь, и девушка его тоже в беде, и получается, что я – их единственная опора. Вы им помогаете, сказал доктор Кардосу, это я заметил, но меньше, чем могли бы на самом деле, быть может, если одержит верх ваш новый „я-гегемон“, тогда вы сделаете для них больше, доктор Перейра, простите за прямоту. Но вы поймите, доктор Кардосу, сказал Перейра, я взял этого мальчика, чтобы он писал заблаговременные некрологи и заметки к памятным датам, но он приносил мне до сих пор бредовые революционные статьи, как будто не понимает, в какой стране мы живем, я все время платил ему из своего кармана, потому что не хотел вводить в лишние расходы газету и впутывать в это дело главного редактора, я спрятал его кузена, бедняга, судя по всему, воюет в Испании, в интернациональных бригадах, я и теперь продолжаю посылать ему деньги, а он разъезжает по Алентежу что я еще могу сделать, спрашивается? Вы могли бы поехать туда и разыскать его, сказал как нечто само собой разумеющееся доктор Кардосу. Поехать за ним! – воскликнул Перейра, искать его по всему Алентежу, когда он переезжает, скрываясь, с места на место, где я, по-вашему, буду искать его, если даже не знаю, где он обретается? Его девушка наверняка знает, сказал доктор Кардосу, уверен, что его девушка знает адрес, только не говорит, потому что не до конца доверяет вам, доктор Перейра, однако вы могли бы завоевать ее доверие, если бы перестали осторожничать, у вас очень сильное суперэго, доктор Перейра, и это суперэго ведет борьбу с вашим новым „я-гегемоном“, из-за этой битвы, которая происходит в вашей душе, вы оказались в конфликте с самим собой, вам необходимо расстаться со своим суперэго, отпустить его на все четыре стороны за ненадобностью. Но что же тогда останется от меня? – спросил Перейра. Я такой, какой есть, со своими воспоминаниями, со своей прожитой жизнью, с памятью о Коимбре и о моей жене, с прошлым репортера из отдела происшествий большой столичной газеты, что же останется тогда мне? Работа скорби, сказал доктор Кардосу, это фрейдистское понятие, вы уж извините, но я эклектик, беру от всех понемногу, необходимо проработать скорбь, нужно распрощаться с вашей прошлой жизнью и начать жить настоящим, человек не может жить так, как живете вы, думая только о прошлом. Но как же быть с моими воспоминаниями, спросил Перейра, со всем тем, что я прожил? Это все останется при вас, ответил доктор Кардосу, но только как воспоминание и не будет больше так беззастенчиво заполонять ваше настоящее, вы живете, проецируя себя в прошлое, как будто вы все еще в Коимбре тридцать лет назад, как будто ваша жена все еще жива, если так будет продолжаться, вы превратитесь в фетишиста воспоминаний, станете, чего доброго, разговаривать с фотографией жены. Перейра вытер рот салфеткой, понизил голос и сказал: Я уже разговариваю, доктор Кардосу. Доктор Кардосу рассмеялся. Я видел портрет вашей жены у вас в палате в больнице, сказал он, и еще подумал: этот человек мысленно разговаривает с портретом жены, он еще не проработал свою скорбь, именно так я и подумал тогда, доктор Перейра. На самом деле я разговариваю не мысленно, добавил Перейра, а в полный голос, рассказываю ему обо всем, а портрет будто бы отвечает мне. Это фантазии, навязанные вам вашим суперэго, сказал доктор Кардосу, вы должны говорить обо всем этом с кем-нибудь другим. Но мне не с кем разговаривать, признался Перейра, я один, у меня есть друг, который преподаст в университете в Коимбре, я поехал повидаться с ним на водах в Бусаку и уехал оттуда на следующий же день, потому что больше не мог его выносить, все университетские профессора сейчас подлаживаются под политическую конъюнктуру, и он в этом смысле не исключение, потом, есть еще консьержка в редакции, Селеста, но она – осведомительница, а теперь еще и сидит на коммутаторе, остается, конечно, еще Монтейру Росси, но он скрывается от властей. Это с ним вы познакомились, с Монтейру Росси? – спросил доктор Кардосу. Да, это мой практикант, ответил Перейра, тот паренек, что пишет для меня статьи, которые нельзя публиковать. Вы все-таки найдите его, повторил доктор Кардосу, как я вам уже говорил, разыщите его, доктор Перейра, он молод, за ним будущее, вам необходимо общение с молодым человеком, что с того, что он пишет статьи, которые нельзя опубликовать в вашей газете, перестаньте общаться с прошлым, вам необходимо общаться с будущим. Как хорошо сказано, сказал Перейра, «общаться с будущим», мне бы никогда не пришло в голову так выразиться. Перейра заказал еще один лимонад без сахара и продолжал: И потом, это могли бы быть вы, доктор Кардосу, мне нравится говорить с вами, и я с удовольствием говорил бы с вами и впредь, но вы нас покидаете, вы оставляете меня, оставляете в полном одиночестве, и у меня нет никого, кроме портрета моей жены, как вы могли догадаться. Доктор Кардосу допил кофе, который принес ему Мануэль. Я могу разговаривать с вами в Сан-Мало, если вы приедете навестить меня, сказал доктор Кардосу, никто не сказал, что эта страна создана для вас, и потом, здесь слишком много воспоминаний, постарайтесь выбросить ваше суперэго на свалку и дайте дорогу вашему новому <-я-гегемону», может, нам удастся еще встретиться при Других обстоятельствах, и вы будете уже другим человеком.

Доктор Кардосу настоял на том, что за обед заплатит он, и Перейра охотно позволил ему это сделать, утверждает он, потому что после того, как он отдал накануне вечером те две банкноты Марте, его кошелек изрядно отощал. Доктор Кардосу встал и попрощался с ним. До скорой встречи, доктор Перейра, сказал он, надеюсь, что еще увижу вас во Франции или в какой другой стране, мир велик, и прошу вас, дайте простор вашему новому «я-гегемону», он должен родиться, должен утвердить себя.

Перейра встал и тоже простился с ним. Он смотрел, как тот удаляется, и испытывал такую щемящую тоску, будто это расставание было непоправимым. Он думал о неделе, проведенной в клинике талассотерапии в Па-реде, о своих беседах с доктором Кардосу, о своем одиночестве. И когда доктор Кардосу вышел из дверей и скрылся в перспективе улицы, он почувствовал, что остался один, совсем один, и подумал, что когда ты совсем один, то наступает момент соизмерить себя с собственным «я-гегемоном», который стремится управлять когортой душ. Но если он и подумал так, мысли эти не приносили ему успокоения, наоборот, он ощущал страшную тоску, а почему, и сам не знает, но то была ностальгия и по прожитой жизни, и по будущей, утверждает Перейра.