18

Перейра вернулся в Лисабон, и почти весь август прошел так, как будто вообще ничего не случилось. Служанка пока не возвращалась, он нашел в почтовом ящике открытку от нее, где говорилось: «Вернусь в середине сентября, так как у сестры варикозное расширение вен и ей будут делать операцию, всего вам доброго. Пьедаде».

Он снова хозяйничал один в своей квартире. Погода, к счастью, переменилась, и было не так жарко. По вечерам поднимался порывистый ветер с Атлантики, и уже нельзя было выходить без пиджака. Он вернулся в редакцию и не нашел там никаких особых перемен. Консьержка встречала его без обычной постной мины и здоровалась более приветливо, но внизу на лестнице по-прежнему стоял этот отвратительный запах кухни. Корреспонденции почти не было. Он вынул счет за свет и переслал его в главную редакцию. Потом было письмо из Шавиша от одной пятидесятилетней сеньоры, которая сочиняла сказки для детей и предлагала одну из них для «Лисабона». Сказка была про фею и эльфов и не имела никакого отношения к Португалии, должно быть, она ее переписала из какого-нибудь ирландского сборника. Перейра написал ей вежливое письмо, объясняя, что было бы лучше, если бы она черпала вдохновение из португальского фольклора, потому что, писал он ей, «Лисабон» обращается к португальским читателям, а не к англосаксонским. К концу месяца пришло письмо из Испании. Оно было на имя Монтейру Росси, и в адресе было указано: «Доктору Пе-рейре для Монтейру Росси, улица Родригу да Фонсека, 66, Лисабон, Португалия». У Перейры возникло искушение распечатать его. Он почти забыл про Монтейру Росси или, по крайней мере, так считал, и ему казалось невероятным, что молодой человек просил писать ему на редакцию культуры «Лисабона». В конце концов он вложил письмо в папку с надписью «Некрологи» в запечатанном виде. Днем он обедал в кафе «Орхидея», однако не брал больше омлетов с зеленью и лимонадов, потому что доктор Кардосу запретил их, а брал рыбные салаты и пил минеральную воду. «Онорина» Бальзака была напечатана полностью и имела большой успех у читателей. Перейра утверждает, что получил даже две телеграммы, одну из Тавиры и одну из Эштремоша, в которых говорилось: в первой – что рассказ великолепный, а в другой, что раскаяние – это то, о чем все мы должны подумать, и обе заканчивались словами благодарности. Перейра подумал, что кто-то, наверное, прочел письмо из бутылки, как знать, и приготовился к окончательной редактуре рассказа Альфонса Доде. Главный редактор позвонил однажды утром, чтобы поздравить его с переводом Бальзака, потому что, сказал он, в главную редакцию хлынул поток восторженных писем. Перейра подумал, что главный редактор не мог прочесть письма из бутылки, и внутренне порадовался. В сущности, это и в самом деле было шифрованное послание, и кто готов был слушать, до того оно и доходило. Ну а сейчас, доктор Перейра, спросил главный редактор, что вы сейчас готовите новенького? Я только что закончил перевод рассказа Доде, ответил Перейра, и надеюсь, что он тоже будет встречен одобрительно. Надеюсь, это не «Арлезианка», среагировал главный, с удовольствием обнаруживая одно из немногих своих познаний в области литературы, этот рассказ немножко ose, и я не знаю, примут ли его наши читатели. Нет, ограничился Перейра коротким ответом, это рассказ из сборника «Рассказы по понедельникам», и называется он «Последний урок», не знаю, читали ли вы его, это патриотический рассказ. Не читал, ответил главный редактор, но если патриотический, то годится, сейчас нам нужен патриотизм, патриотизм – это хорошо. Перейра простился с ним и повесил трубку. Он взял со стола рукопись, собираясь нести ее в типографию, но снова зазвонил телефон. Перейра был в дверях и уже надел пиджак. Алло, сказал женский голос, это Марта, мне нужно повидаться с вами. Перейра почувствовал, как у него упало сердце, и он сказал: Марта, как поживаете, как дела у Монтейру Росси? Потом все расскажу, доктор Перейра, сказала Марта, где я могу вас увидеть сегодня вечером? Перейра на секунду задумался и чуть было не ответил, что у него, но потом подумал, что лучше все-таки не у него, и сказал: В кафе «Орхидея», в восемь тридцать. Договорились, сказала Марта, я остригла волосы и выкрасилась в блондинку, встретимся в кафе «Орхидея» в восемь тридцать, в общем, у Монтейру Росси все нормально, и он передает вам статью.

Перейра вышел, направляясь в типографию, но чувствовал, что ему не по себе, утверждает он. Он подумал даже вернуться потом и переждать час, остававшийся у него до встречи, в редакции, но передумал, поняв, что ему необходимо зайти домой и принять холодную ванну. Он взял такси и попросил свернуть в крутую улочку, чтобы подъехать к самому дому, обычно таксисты неохотно соглашались карабкаться по этой дороге, потому что трудно было разворачиваться после, так что Перейре пришлось пообещать чаевые, так как он чувствовал себя совсем без сил, утверждает он. Он вошел в дом и первым делом наполнил ванну холодной водой. Погрузившись в нее, он хорошенько растер живот, как учил его доктор Кардосу. Затем надел халат и вышел в прихожую, остановившись перед портретом жены. Снова объявилась Марта, сказал он ему, кажется, она остригла волосы и выкрасилась в блондинку, кто знает зачем, принесет мне статью от Монтейру Росси, но сам Монтейру Росси, очевидно, все еще занят своими делами, эти ребята очень меня беспокоят, гм, ну да ладно, потом расскажу тебе продолжение. В восемь тридцать, утверждает Перейра, он вошел в кафе «Орхидея». Единственное, благодаря чему он узнал Марту в той худой, коротко стриженной блондинке, что сидела напротив вентилятора, было ее неизменное платье, иначе он ни за что не узнал бы ее. Марта выглядела совершенно не похожей на себя: короткие светлые волосы, челочка и завитки на ушах придавали ее облику вид беспечной иностранки, скорее всего француженки. И потом, она похудела, наверное, килограммов на десять. Ее плечи, мягких, округлых линий, которые запомнились Перейре, торчали двумя костлявыми лопатками, как цыплячьи крылья. Перейра сел напротив нее и сказал: Добрый вечер, Марта, что с вами? Решила изменить внешность, ответила Марта, в определенных обстоятельствах возникает такая необходимость, вот и у меня возникла необходимость сгать другим человеком.

Кто знает почему, но Перейре захотелось задать ей вопрос. Он не может объяснить, почему его задал. Может, потому, что она была слишком яркой блондинкой и выглядела слишком неестественно и он с трудом опознал в ней ту девушку, с которой когда-то познакомился, может, потому, что она постоянно оглядывалась украдкой, как будто ждала кого-то или боялась чего-то, но факт тот, что Перейра спросил ее: Вас зовут по-прежнему Марта? Для вас я, конечно, Марта, ответила Марта, по у меня французский паспорт и меня зовут Лиз Делонэ, по профессии я художница и приехала в Португалию писать акварелью пейзажи, но главная цель поездки – туризм.

Перейре вдруг страшно захотелось заказать омлет с зеленью и выпить лимонаду. А не взять ли нам пару омлетов с зеленью? – спросил он Марту. С удовольствием, ответила Марта, но сначала я выпила бы сухого портвейна. Я тоже, сказал Перейра, и заказал два сухих портвейна. В воздухе чувствуется беда, сказал Перейра, У вас неприятности, Марта? Выкладывайте все начистоту. Можно сказать и так, ответила Марта, но мне нравятся такие неприятности, от них становится легче, в сущности, это и есть жизнь, которую я выбрала для себя. Перейра развел руками. Ну, раз вы всем довольны, сказал он, то, значит, и Монтейру Росси тоже, а стало быть, и он в опасности, могу себе представить, ведь он так и не появлялся с тех пор, что с ним? Я могу говорить за себя, но не за Монтейру Росси, сказала Марта, я отвечаю только за себя, он до сих пор не связался с вами, потому что у него были сложности, он еще не вернулся в Лисабон, ездит по всему Алентежу, и, должно быть, его сложности посерьезнее моих, деньги, во всяком случае, ему по-прежнему нужны, поэтому он и прислал вам статью, говорит, что для «Памятных дат», если хотите, можете дать деньги мне, а я уж позабочусь, как передать их Монтейру Росси.

Как же, как же, его статьи, хотел было ответить Перейра, некрологи или памятные даты, все одно, я только и делаю, что плачу ему из своего кармана, Монтейру Росси, не понимаю, почему я не уволю его, я предлагал ему стать журналистом, прочил карьеру. Но ничего такого он не сказал. Достал бумажник и вынул две банкноты. Передайте ему от меня, сказал он, и давайте сюда статью. Марта вынула из сумочки листок и протянула ему. Послушайте, Марта, сказал Перейра, хочу вас заверить, что в некоторых вещах вы можете рассчитывать на меня, даже при том что я предпочел бы оставаться в стороне от ваших дел, как вы прекрасно знаете, я не интересуюсь политикой, во всяком случае, если услышите что-нибудь от Монтейру Росси, скажите, чтобы звонил, может, я смогу и ему в чем-то помочь, по-своему. Вы большая подмога для всех нас, доктор Перейра, сказала Марта, паше дело вас не забудет. Они доели омлеты, и Марта сказала, что не может больше задерживаться. Перейра простился с ней, и Марта ушла, изящно выскользнув на улицу. Перейра остался один за столиком и заказал еще лимонаду. Обо всем этом ему хотелось поговорить с отцом Антопиу или с доктором Кардосу, но отец Антониу в такое время уже, несомненно, спал, а доктор Кардосу находился в Пареде. Он допил лимонад и расплатился. Что происходит? – спросил он у официанта, когда тот подошел. Все покрыто мраком, ответил Мануэль, покрыто мраком, доктор Перейра. Перейра положил руку на рукав официанта. Покрыто мраком, в каком смысле? – спросил он. А то вы не знаете, что творится в Испании, ответил официант. Не знаю, сказал Перейра. Вроде кто-то из крупных французских писателей выступил с заявлением о франкистских репрессиях в Испании, сказал Мануэль, в Ватикане разразился скандал. А как фамилия того французского писателя? – спросил Перейра. Гм, ответил Мануэль, теперь уже и не вспомню, да вы наверняка знаете этого писателя, его зовут Бернан, Бернадет, что-то в этом роде. Бернанос, воскликнул Перейра, его фамилия Бернанос?! Точно, ответил Мануэль, его зовут именно так. Это великий католический писатель, я знал, что он займет такую позицию, у него железная мораль, с гордостью сказал Перейра. И подумал: а что, если напечатать в «Лисабоне» пару глав из «Journal d'un cure de campagne», который еще не переводился на португальский?

Он простился с Мануэлем, оставив ему щедрые чаевые. Ему очень хотелось поговорить с отцом Антониу, но отец Антониу спал в этот час, потому что каждый день поднимался в шесть утра и шел служить заутреню в церкви Благодарения, утверждает Перейра.