11

Перейра встал и подал руку госпоже Дсльгадо. Она оперлась на нее с едва заметной улыбкой, с трудом выбираясь из-за узенького стола. Перейра заплатил по счету, оставив мелочь на чай. Он вышел из вагона-ресторана под руку с сеньорой Дельгадо, преисполненный чувством гордости и в то же время смущаясь, а почему – сам не знает, утверждает Перейра.

На следующий день, во вторник, когда Перейра пришел в редакцию, утверждает Перейра, он встретил консьержку, которая вручила ему срочное письмо. Селеста протянула конверт и с ироническим видом сказала: Я передала все ваши инструкции почтальону, но он не сможет зайти еще раз, потому что должен объехать весь район, так что ваше заказное письмо он оставил мне. Перейра взял его, кивнул в знак благодарности и посмотрел, был ли указан на конверте отправитель. К счастью, никакого обратного адреса не было, и Селеста, таким образом, осталась ни с чем. Но он-то сразу узнал синие чернила Монтейру Росси и его размашистый почерк. Он поднялся в редакцию и включил вентилятор. Потом вскрыл письмо. Там говорилось: «Глубокоуважаемый доктор Перейра, к великому несчастью, я оказался в тяжелом положении. Мне необходимо поговорить с Вами, очень срочно, но предпочитаю встретиться не в редакции. Буду ждать Вас во вторник в восемь тридцать вечера в кафе „Орхидея“, рад буду поужинать с Вами и рассказать о своих проблемах. С надеждой, Ваш Монтейру Росси».

Перейра собирался писать, утверждает Перейра, небольшую заметку в «Памятные даты», посвященную Рильке, который умер в двадцать шестом году, и скоро будет двенадцать лет со дня его смерти. Потом, он уже начал переводить один рассказ Бальзака, остановив свой выбор на «Онорине», это был рассказ о раскаянии, рассказ большой, и он хотел печатать его с продолжением, в двух или трех номерах. Он, Перейра, сам не знает почему, но ему показалось, что этот рассказ о раскаянии окажется письмом в бутылке, которую обязательно кто-нибудь да выловит. Потому что каяться было в чем, и рассказ о раскаянии был как нельзя более кстати, то был единственный способ передать сообщение тому, кто был способен уловить его подтекст. Поэтому он взял своего Ларусса, выключил вентилятор и отправился домой. Когда он вышел из такси у Собора, пекло невыносимо, Перейра снял галстук и сунул его в карман. Он с трудом одолел подъем, ведущий к дому, открыл дверь и присел на ступеньку. У него была одышка. Он поискал по карманам таблетки, которые велел принимать врач, и проглотил одну прямо так, без воды. Вытер пот, посидел немного, передохнув от жары в полумраке подъезда, и только тогда поднялся в квартиру. Служанка не оставляла теперь еды, она поехала в Сетубал к родственникам и вернется только в сентябре, она каждый год уезжала к своим на это время. От этого ему всегда становилось как-то не по себе. Он не любил оставаться один, в полном одиночестве, когда некому даже позаботиться о тебе. Проходя мимо фотографии жены, он сказал: Через десять минут вернусь. Зашел в спальню, разделся и поспешил в ванную. Врач запретил ему принимать холодные ванны, но ему нужна была именно холодная ванна, он открыл холодный кран, подождал, пока наберется достаточно воды, и залез в ванну. Лежа в воде, он долго гладил себя по животу. Перейра, сказал он сам себе, а ведь были времена, когда у тебя была совсем другая жизнь. Он вытерся и надел пижаму. Затем вышел в прихожую, остановился перед портретом жены и сказал ему: Сегодня вечером я увижусь с Монтейру Росси, не знаю, почему до сих пор не уволил его и не послал подальше, у него какие-то неприятности, и он хочет перевалить их на меня, это ясно, что ты на это скажешь, что мне делать? Жена улыбнулась ему с портрета своей далекой улыбкой. Ладно, сказал Перейра, тогда я сначала передохну, а потом послушаем, что же нужно этому молодому человеку от меня. И он пошел прилечь. Заснув в тот день, утверждает Перейра, он видел сон. Прелестный сон, из его юности. Но он не будет рассказывать, что он видел во сне, потому что сны нельзя рассказывать, утверждает он. Он заверяет только, что был счастлив, был на берегу моря чуть севернее Коимбры, в Гранже, возможно, что был он там не один, но личность того, кто с ним был, устанавливать не станет. Факт тот, что проснулся он в хорошем настроении, надел рубашку с короткими рукавами, не стал повязывать галстук, достал легкий полотняный пиджак, но не надел его, а взял па руку. Вечер был жаркий, но, к счастью, дул ветерок с моря. Он даже подумал сперва, что дойдет пешком до кафе «Орхидея», но потом понял, что это безумие. Все-таки он прошелся пешком до Террейру ду Пасу, и прогулка пошла ему на пользу. Там он сел в трамвай и доехал до Улицы Алешандре Эркулану. Кафе «Орхидея» было практически пустым, Монтейру Росси там не было, но на самом деле это он пришел раньше назначенного времени. Перейра сел за столик в глубине, напротив вентилятора, и заказал лимонад. Когда подошел официант, он спросил: Какие новости, Мануэль? Если уж вы, доктор Перейра, ответил Мануэль, работая в газете, ничего не знаете… Я был в санатории, сказал Перейра, и не читал газет, не говоря уж о том, что из газет все равно ничего не узнаешь, так что самое лучшее – справляться о новостях у окружающих, потому я и спросил вас, Мануэль. Все покрыто мраком, доктор Перейра, ответил Мануэль, все покрыто мраком.

В этот момент вошел Монтейру Росси. Он шел со свойственным ему выражением растерянности, опасливо озираясь по сторонам. Перейра отметил, что на нем была хорошая голубая рубашка с белым воротничком. Небось купил на мои деньги, сразу подумал Перейра, но времени поразмышлять над этим не было, потому что Монтейру Росси уже увидел его и направлялся навстречу. Они пожали друг другу руки. Присаживайтесь, сказал Перейра. Монтейру Росси сел за столик и не сказал ни слова. Ну хорошо, сказал Перейра, что вы будете есгь? Здесь дают только омлет с зеленью и рыбный салат. Я бы взял два омлета с зеленью, сказал Монтейру Росси, извините за такую наглость с моей стороны, но я не сумел пообедать сегодня. Перейра заказал три омлета с зеленью и потом сказал: А теперь выкладывайте ваши проблемы, раз уж вы употребили это слово в письме. Монтейру Росси откинул прядь волос со лба, и этот жест произвел на Перейру странное впечатление, утверждает он. В общем, сказал Монтейру Росси, понизив голос, я попал в беду, доктор Перейра, и это чистая правда. Официант принес омлеты, и Монтейру Росси сменил тему. Он сказал: Ну и жарища сегодня. Пока официант их обслуживал, они говорили о погоде, и Перейра рассказывал, как он был в санатории, вот где изумительная природа, кругом холмы и огромный парк Наконец официант оставил их, и Перейра спросил: Итак? Итак, не знаю, с чего начать, сказал Монтейру Росси, я попал в беду, это факт. Перейра отрезал кусок омлета и спросил: Это связано с Мартой? Почему он, Перейра, задал этот вопрос? Потому что Перейра и в самом деле считал, что Марта может доставить молодому человеку немало хлопот, потому что она показалась ему слишком раскованной и больно задиристой, потому что он хотел, чтобы все было по-другому и чтобы жили они во Франции или в Англии, где раскованная и задиристая молодежь может говорить все, что хочет? На этот вопрос Перейра не берется ответить, но факт тот, что он спросил: Это связано с Мартой? Отчасти, да, ответил Монтейру Росси тихим голосом, но я не виню ее за это, у нее свои убеждения, и довольно твердые. А дальше? – спросил Перейра. А дальше приехал мой двоюродный брат, ответил Монтейру Росси. Не вижу в этом никакой беды, ответил Перейра, у всех у нас есть двоюродные братья. Да, ответил Монтейру Росси, переходя почти на шепот, но мой брат приехал из Испании, он там воюет на стороне республиканцев и приехал в Португалию набирать добровольцев в интернациональные бригады, поселить его у себя я не могу, У него аргентинский паспорт, но за версту видать, что фальшивый, я не знаю, куда мне его Девать и где прятать. Перейра почувствовал, как по спине у него побежала струйка пота, по внешне сохранял спокойствие. А дальше? – спросил он, продолжая есть омлет. А дальше я подумал, хорошо бы вам, сказал Монтейру Росси, хорошо бы вам пристроить его, подыскать ему какое-нибудь жилье, самое непритязательное, пусть даже нелегальное, лишь бы было, я не могу оставить его у себя, у полиции могут возникнуть подозрения, из-за Марты за мной, наверное, уже следят. А дальше? – опять спросил Перейра. А дальше то, что вы-то вне подозрений, сказал Монтейру Росси, он пробудет здесь всего пару дней, успеет связаться с Сопротивлением и потом сразу же уедет обратно в Испанию, вы должны мне помочь, доктор Перейра, должны найти ему жилье.

Перейра доел омлет, подозвал официанта и заказал еще лимонаду. Меня поражает ваше безрассудство, сказал он, отдаете ли вы себе отчет, о чем вы меня просите и чем это может кончиться для меня? Но ему нужна только комната, сказал Монтейру Росси, какой-нибудь пансион, где не очень смотрят на документы, вы наверняка знаете что-нибудь в этом роде, с вашими-то связями. С моими-то связями, подумал Перейра. Но из всех, с кем он был связан, он не знал никого, знал отца Антониу, но не мог обременять его подобными просьбами, знал своего друга Сильву, но тот жил в Коимбре, и на него вообще нельзя было полагаться, знал консьержку с улицы Родригу да Фонсека, которая, скорее всего, была осведомительницей. И вдруг он вспомнил про один такой пансион здесь, в Грасе, чуть в гору от Собора, место тайных свиданий влюбленных парочек, там никогда не спрашивали никаких документов. Перейра знал этот крошечный пансион, потому что как-то раз его друг Сильва попросил забронировать для него номер в какой-нибудь заштатной гостинице: ему надо бы провести ночь с одной лисабонской дамой, а та страшно боялась огласки и скандала. Тогда он сказал: Я займусь этим завтра с утра, только не вздумайте вести своего кузена ко мне в редакцию, там эта консьержка, приводите его завтра в одиннадцать утра ко мне домой, адрес я вам скажу, но никаких предварительных звонков, прошу вас, постарайтесь прийти вместе, так, наверное, будет лучше.

Почему Перейра сказал это? Потому, что ему стало жалко Монтейру Росси? Потому, что он был в санатории и его удручил разговор с его другом Сильвой? Потому, что в поезде он встретил сеньору Дельгадо и она сказала ему, что надо что-то сделать в конце концов? Этого Перейра не знает, утверждает он. Он знает только, что понимал, в какой беде оказался, и что ему обязательно нужно поговорить с кем-нибудь. Но никого, с кем можно было бы поговорить, на примете не было, и тогда он решил, что поговорит с портретом жены, когда вернется домой. Так он и сделал.