Бангкок все-таки слишком походил на обычный город, там крутилось слишком много деловых людей, болталось слишком много туристов. Две недели спустя я сел в автобус и уехал в Паттайю. Этим и должно было кончиться, сказал я себе, но потом подумал: нет, я не прав, детерминизм здесь ни при чем. Я мог бы провести остаток дней с Валери в Таиланде, в Бретани, где угодно. Стареть вообще не здорово; стареть в одиночестве – хуже некуда.

Едва только я поставил чемодан на пыльную площадку автовокзала, я понял, что это и есть моя конечная станция. Старый, иссохший наркоман с длинными седыми волосами просил милостыню у турникета, на плече у него сидела большая ящерица. Я дал ему сто бат и зашел выпить пива в «Хайдельберг Хоф» напротив вокзала. На улицах раскачивали бедрами пузатые и усатые педерасты-немцы в рубашках в цветочек. Возле них три русские девчонки, три жалкие сосалки, развратные донельзя, извивались под орущий гетто-бластер, корчились, чуть по земле не катались. Кто только не повстречался мне на улице за несколько минут: рэпперы в бейсболках, маргиналы из Голландии, киберпанки с красными волосами, лесбиянки-австриячки с пирсингом. Дальше Паттайи ехать некуда, это клоака, сточная канава, куда сносит все отбросы западного невроза. Будь ты хоть гомо-, хоть гетеросексуален, хоть и то и другое сразу, Паттайя – твой последний шанс, потом остается только отказаться от желаний. Отели, естественно, различаются по уровню комфорта и цен, а также по национальному составу проживающих. Две самые большие общины – немецкая и американская (в них растворены австралийцы и даже новозеландцы). Попадается немало русских, безошибочно узнаваемых по неотесанному виду и гангстерским замашкам. Есть заведение и для французов, называется «Ma maison»; в гостинице всего десяток комнат, но ресторан пользуется успехом. Я прожил в ней целую неделю, пока не обнаружил, что не питаю особого пристрастия к французским сосискам и лягушачьим лапкам, могу обходиться без спутниковых трансляций чемпионата Франции по футболу, могу не просматривать ежедневно раздел культуры в газете «Монд». Мне все равно надо было искать долговременное пристанище. Обычная туристическая виза выдается в Таиланде на месяц; однако чтобы ее продлить, достаточно заново пересечь границу. В Паттайе множество агентств предлагают однодневную поездку на камбоджийскую границу и обратно: три часа на микроавтобусе, час или два в очереди на таможне, обед на камбоджийской территории (оплата обеда и чаевые таможенникам включены в стоимость путевки) – и назад. Большинство постоянно проживающих здесь иностранцев проделывают это ежемесячно; получить долгосрочную визу куда трудней.

В Паттайю приезжают не для того, чтобы начать жизнь заново, а для того, чтобы приемлемым образом ее закончить. Если хотите формулировку помягче – для того, чтобы взять тайм-аут, сделать длительную остановку, которая может оказаться последней. Именно так выразился один гомосексуалист лет пятидесяти, с которым я познакомился в ирландском пабе; большую часть жизни он проработал газетным верстальщиком и скопил немного денег. Проблемы начались у него лет десять назад: он продолжал ходить по вечерам в те же бары, что и обычно, но все чаще возвращался ни с чем. Разумеется, он мог бы получить свое за деньги, но, если уж на то пошло, предпочитал платить азиатам. На этом месте своего рассказа он извинился и выразил надежду, что я не усматриваю в его словах расистского оттенка. Нет, ни в коем случае, я его понимал: унизительно платить человеку и думать, что, будь ты моложе, он бы любил тебя бесплатно; куда проще иметь дело с людьми, не вызывающими у тебя никаких воспоминаний и ассоциаций. Если секс платный, лучше, чтобы он был в какой-то мере недифференцированным. Всем известно, что первое впечатление, которое возникает при встрече с людьми другой расы, – это невозможность их дифференцировать, ощущение, что все лица похожи одно на другое. Если прожить в регионе несколько месяцев, впечатление рассеивается, а жаль – оно в известной мере отражает реальность: люди, в сущности, все ужасно схожи между собой. Можно, понятно, поделить их на мужчин и женщин; можно при желании провести границу между возрастными категориями, но более подробное членение есть педантизм, навеянный, возможно, скукой. Скучающий индивид любит копаться в нюансах и выстраивать иерархии – это его характерное свойство. По Хатчинсону и Роулинзу, развитие систем иерархического главенства в животном сообществе не обусловлено практической необходимостью или естественным отбором; оно есть не что иное, как способ борьбы с угнетающей скукой природной жизни.

Итак, бывший верстальщик премило доживал свой век, услаждая себя за деньги стройными мускулистыми юношами со смуглой кожей. Раз в год он ездил во Францию навестить семью и кое-кого из друзей. Его сексуальная жизнь протекала не так бурно, как можно предположить, рассказывал он мне; он выходил раз или два в неделю, не чаще. В Паттайе он обосновался шесть лет назад; обилие дешевых и изысканных услуг приводит, как ни странно, к ослаблению желания. Он всякий раз был уверен, что сможет обработать и пососать прелестных мальчиков, а те ублажат его чувственно и умело. Коль скоро возможностей предоставлялось вдоволь, он пользовался ими умеренно и тщательно готовил каждый выход. Из его речи я понял, что во мне он видит гетеросексуальный аналог самому себе, то есть человека, обуянного сексуальным неистовством первых недель в Паттайе. Я не стал его разубеждать. Он держался приветливо, непременно пожелал сам заплатить за пиво, надавал мне адресов, где можно разместиться на долгий срок. Ему было приятно встретить соотечественника: проживающие здесь голубые были в большинстве своем англичане, он поддерживал с ними хорошие отношения, но время от времени ему хотелось поговорить на родном языке. С французской общиной, посещающей ресторан «Ma maison», он мало общался; она состояла в основном из зажиточных гетеросексуалов, бывших колониальных чиновников и военных. Если я поселюсь в Паттайе, мы могли бы встречаться иногда вечерком: все чин чином, разумеется; он оставил мне номер своего мобильника. Я его записал, зная, что никогда не позвоню. Он был симпатичен, любезен, интересен даже, если хотите; просто я не желал больше общаться с людьми.

Я снял комнату на Наклуа-роуд, вдали от городской суеты. Тут имелись кондиционер, холодильник, душ, кровать и еще кое-что из мебели; стоило все три тысячи бат в месяц, то есть немногим более пятисот франков. Я сообщил новый адрес в свой банк и послал заявление об уходе в Министерство культуры.

У меня осталось очень мало дел в этой жизни. Я купил несколько пачек бумаги 21х29,7 решил записать кое-что из воспоминаний. Вообще, людям следовало бы чаще это делать перед смертью. Странно думать, что столько народу проживает целую жизнь, не оставив о ней никаких соображений, никаких комментариев – ни словечка. Не то чтобы эти комментарии и соображения были кому-то адресованы или имели какой-то смысл; но все-таки мне кажется, лучше их написать.