Глава 68
Я не ожидал, что на похороны соберется столько народа. Не меньше сотни человек. Коллеги по работе, как и все сотрудники полиции Гриффона, любили Донну гораздо больше, чем она, наверное, сама осознавала.
Я, конечно, знал, что Огги непременно придет – Донна ведь была его сестрой, – но все равно удивился, увидев, как он двигается вдоль церковного прохода под руку с Берил. Хотя удивило меня не его появление, а то, насколько события последних дней состарили его. Жена смотрелась совсем малышкой рядом с его могучей фигурой, похожей на вековой дуб, но складывалось впечатление, что ей приходилось поддерживать Огги, пока они добирались до своей скамьи.
Горечь и чувство вины разъедали нас изнутри подобно раковой опухоли. И мэра Берта Сэндерса не минула та же участь. Он наверняка мысленно постоянно спрашивал себя, почему не уделял должного внимания Клэр и так легко поверил ее выдумке о поездке к матери в Канаду.
Пришла Анетта Рэвелсон вместе с мужем Кентом и села как можно дальше от мэра Сэндерса.
Я испытал облегчение, когда Берт вызвался сказать несколько слов о Донне. Я знал, что сам не смогу сдержать эмоций, а когда обратился к Огги, не хочет ли он произнести прощальную речь, тот в ответ лишь едва заметно покачал головой.
– Тьма объяла наш город, – проговорил Сэндерс. – Мрак коснулся каждого из нас, но некоторых он затронул особенно сильно, и мы теперь скорбим по ним.
Он имел в виду, конечно же, и Анну тоже.
Но не Рикки.
Сэндерс подготовил свою речь. И потому вместо банального прощального слова, куда следовало всего лишь вставить новое имя, он, опросив всех, кто хорошо знал Донну, нарисовал перед собравшимися скупой на детали, но трогательный портрет женщины, успевшей столь многого лишиться в жизни.
Затем, если не считать молитвы священника, надгробную речь произнесла еще давняя подруга Донны. Они вместе учились в начальной и в средней школе, Донна все эти годы поддерживала с ней связь. Подруга говорила затертыми, штампованными фразами, но это получилось очень мило. Так мне позже сказали, поскольку ее я уже не слушал. Мне представлялось, что я нахожусь в каком-то совершенно ином месте с Донной и Скоттом. Когда я сидел в церкви, как мучительно мне хотелось поверить в христианское учение, благодаря которому и возвели это здание! Но я не ждал, что однажды снова встречусь с ними на небесах.
Пришли Скиллинги. Шона, разумеется, выпустили из-за решетки на следующий день после смерти Донны. Его родители теперь громогласно грозили судебным иском против городских властей Гриффона и персонально против Огги. Я готов был держать пари, что иск поддержит семья Родомски.
Они сделают то, что считают необходимым.
Служба закончилась, и люди потянулись мимо меня к выходу, выражая свои соболезнования.
Я был поражен, когда неожиданно увидел перед собой Фрица Бротта, владельца мясной лавки. Он взял меня за руку и с силой пожал.
– Прочитал обо всем в газетах, – сказал он. – Сожалею о вашей утрате.
– Спасибо, – отозвался я. – Все собирался позвонить вам. Я кое-кому пообещал похлопотать за него.
– Тони, – угадал Фриц.
– Да, за Тони Фиска… Я тут попал в одну неприятную ситуацию… И он пришел мне на помощь. Я обещал ему поговорить с вами и, может, попросить изменить решение, дать ему еще шанс. Никаких гарантий, разумеется, но я чувствовал себя обязанным хотя бы попытаться.
Фриц понимающе кивнул:
– Он сам приходил ко мне.
– Неужели?
– Да, зашел, наверное, через день после вашей встречи. Заявил, что вы со мной побеседуете и непременно заставите снова взять на работу.
– Так мы не договаривались, – заметил я.
– Я догадался об этом и прямо сказал. А Тони вдруг достал пистолет и принялся размахивать им перед моим носом, обзывая последними словами, и мне даже на секунду показалось, что он начнет стрелять.
У меня сердце оборвалось.
– О нет!
– Когда он ушел, я вызвал полицию. Его арестовали. Так что Тони сейчас сидит за решеткой.
Я думал, что печальнее мне уже не может быть. Но печаль не имеет пределов.
Фриц пошел дальше, а передо мной останавливались другие люди, пожимали руку, но я уже не понимал, кто они такие и зачем произносят какие-то слова. Я-то поверил, что Тони Фиск был, в сущности, добрым малым – однако излишняя горячность, видимо, перечеркивала все его достоинства.
Затем рядом остановился Шон вместе с родителями. Они тоже пожали мне руку, сказали то, что положено в таких случаях, и отошли. Задержался только сам Шон.
– Можно недолго поговорить с вами? – спросил он.
– Конечно.
– Я имею в виду, с глазу на глаз.
Я положил руку ему на плечо и повел назад, в глубь церковного зала, теперь совершенно опустевшего.
– В чем дело?
– Ну, во-первых, хотел еще раз поблагодарить вас за то, что избавили меня от тюрьмы.
– На самом деле в этом почти нет моей заслуги, – признался я.
– Да, верно, но ведь это вы нашли Клэр и сделали еще много такого, что привело к моему освобождению.
Я терпеливо ждал, понимая: на самом деле он собирался сказать мне нечто совсем другое. Шон переминался с ноги на ногу, смотрел на носки своих ботинок и сжимал и разжимал руки в глубине брючных карманов. Пиджак жал ему в плечах. Этот костюм был ему, вероятно, в самый раз полгода назад, но в возрасте Шона юноша еще продолжает неудержимо расти и крепнуть.
– Я должен вам кое-что сообщить, – произнес он после заминки.
– Что-то, о чем ты не хотел разговаривать при своих родителях?
– Да, точно. Вы, скорее всего, потом сами им расскажете, а мне уж как-то придется с этим смириться. Но вы проявили ко мне столько доброты, и я считаю себя обязанным сказать вам всю правду.
– Правду о чем, Шон?
Он облизал губы, в потом решительно поднял голову и посмотрел мне в лицо.
– Это был я. Я во всем виноват.
Я склонился ближе к Шону, положив обе руки на его плечи, но скорее в попытке самому сохранить равновесие. О чем, черт возьми, он толковал? Не оставалось сомнений, что Анну убил Хейнс, а потом подложил ее одежду в машину Шона. После своего ареста Филлис Пирс подтвердила этот факт.
Так что же имел в виду Шон?
– О чем ты говоришь? Ты все-таки убил Анну?
Он яростно помотал головой, а его глаза даже округлились при подобном предположении.
– Боже, нет, разумеется. Этого я не делал. И не сделал бы никогда. Анну я по-настоящему любил. И жалею только об одном. Что не успел приехать туда раньше и забрать ее до того, как… – Шон снова покачал головой и опустил глаза.
– Тогда о чем ты… – И тут меня будто ударило. – Скотт, – сказал я, убирая руки с плеч Шона.
Он медленно поднял голову и кивнул. В его глазах стояли слезы.
– Понимаете, за пару дней до несчастья с ним у меня завелся «экс». Порой, когда мы с Анной развозили по домам пиво, собирая за товар деньги, нам попадались козлы, у которых не имелось ни цента наличных. И вот один парень предложил Анне расплатиться парой таблеток, и она согласилась. Она вернулась в машину с «эксом» вместо денег, и я обозвал ее идиоткой. Потому что Роман не принимал у нас ничего, кроме налички. Нам пришлось бы покрыть недостачу из своего кармана. И я подумал о Скотте, потому что знал о его пристрастии к наркоте. Я с ним встретился. Он сказал: «Ладно, я куплю у тебя пилюли».
Шон посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции, но я совершенно онемел и стал на какое-то время бесчувственным после всех событий этого дня.
Он продолжил:
– Я даже не знаю, мои ли таблетки он принял, когда прыгнул с крыши. Я ведь не один продавал их ему. Но вполне возможно, что и мои. – Слеза сбежала по его щеке. – Мне так жаль. Если вы хотите ударить меня или сделать еще что-то, то я стерплю. Прямо скажу родителям, почему вы меня избили. Я давно морально готов к этому. Простите меня, мистер Уивер. Боже, как же я теперь сожалею о случившемся!
– Я не собираюсь бить тебя, – сказал я.
– Я просто… даже сам не понимаю, зачем сделал это. – Шон начал тихо всхлипывать. – Ведь речь шла всего лишь о небольшой потере денег. Мне нужно было выбросить это дерьмо. Спустить в унитаз, и все. Но я думал… Не знаю, о чем я только думал.
У него заметно задрожали плечи. Я осторожно поднял руки, а потом обнял парня и прижал его к себе. И держал в своих объятиях, пока он лил слезы на моей груди.
При этом у меня возникло ощущение, что Донна непостижимым образом наблюдает за нами. Я почувствовал: ей бы захотелось, чтобы я повел себя именно так.
– Очень многие люди в последнее время наделали глупостей и совершили дурные поступки, – сказал я.
Его руки у меня за спиной сжались в кулаки.
– Я ненавижу себя, – проговорил он. – Я глубоко сам себе ненавистен.
Но мы все ненавидели себя в эти дни.
Обнимая Шона, парня примерно того же возраста и роста, как и Скотт, я мог вообразить, что сжимаю в руках своего сына. Мне вспомнилось ощущение от наших с ним объятий, от чувства любви, когда-то так тесно объединявшего нас.
Если бы я простил Шона, не означало бы это, что я прощаю и Скотта за все муки, через которые он заставил нас пройти? И к тому же у меня сейчас имелось гораздо меньше оснований винить Скотта, чем прежде. Разве нет?
– Все в порядке, – прошептал я и повторил: – Все в порядке.
Потому что теперь я не верил, что Скотт сам спрыгнул с крыши и покончил с собой. В глубине души я давно понял – его столкнули.
Швырнули вниз.
И у меня на примете появился один человек, с которым я собирался поговорить. Я надеялся, она поможет пролить свет на все, что произошло в действительности той роковой ночью.
Ее звали Ронда Макинтайр.
Впервые я услышал это имя, когда Анетта Рэвелсон везла меня вечером домой после того, как я застукал ее в спальне Берта Сэндерса. Анетта рассказала, что Ронда была еще одним романтическим увлечением мэра и одновременно встречалась с копом из Гриффона, понятия не имевшим о ее интрижке с Бертом. Припомнились мне и другие слова Анетты. Она упомянула о том, как Ронда порвала отношения с полицейским, поскольку он показался ей «странным».
Этим копом был Рикки Хейнс. Имя Ронды всплыло в ходе тщательного расследования прошлого Хейнса, проведенного полицией Гриффона. В его компьютере обнаружился адрес ее электронной почты, а в памяти мобильника хранился номер ее телефона.
Порвав с Хейнсом, что по времени почти совпало с прекращением ее отношений с мэром, Ронда уволилась с работы и вернулась к своей семье в Эри.
Я очень хотел побеседовать с ней.
И потому поехал в Эри. На всю дорогу у меня ушло едва часа полтора. К тому моменту я уже успел снова посетить озеро Кайюга, вернуть арендованную «субару», а потом забрал свою «хонду», так и оставшуюся у коттеджа, где прятались Деннис и Клэр.
Ронда Макинтайр и ее родители жили в красивом доме на берегу озера вдоль Сэйбрук-плейс, расположенной к западу и в стороне от промышленного центра города. Я не стал предварительно звонить по телефону. Не было никакой уверенности, что Ронда захочет разговаривать со мной, и я не собирался давать ей шанса улизнуть.
Я понимал, насколько шатки основания для моих подозрений, но оставалась надежда, что Хейнс мог сболтнуть ей лишнего. Или даже полностью ей доверился, в деталях поведав о том, как помог Скотту упасть с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
«Может, – рассуждал я про себя, – именно узнав об этом преступлении, она в испуге и решила порвать с ним, вернувшись в безопасный родительский дом?»
Жилище Макинтайров я обнаружил за высокой, тщательно ухоженной живой изгородью, защищавшей хозяев от любопытных взглядов случайных прохожих. Я проехал по длинной, вымощенной камнем подъездной дорожке и остановился в нескольких шагах от входной двери.
Мне открыла миловидная женщина лет пятидесяти.
– Миссис Макинтайр? – спросил я.
В ответ на ее утвердительный кивок я сообщил краткие сведения о себе и уведомил, что хотел бы поговорить с Рондой.
– Об этом жутком деле в Гриффоне? – поинтересовалась она.
– Да.
– Мне это не кажется хорошей идеей.
– Возможно, ей будет легче разговаривать со мной, чем с полицией. – В моих словах содержался легкий намек на угрозу, что порой помогало решать проблемы.
Вот и на этот раз сработало.
Миссис Макинтайр провела меня через весь дом на крытую стеклом террасу, откуда открывался вид на озеро Эри. Впрочем, сегодня небо хмурилось, а из-за северного ветра на воде виднелись белые гребешки волн. Я ощущал, как прохладный воздух ломится в окна, пытаясь проникнуть в дом.
– Сейчас приведу Ронду, – сказала хозяйка.
Буквально через минуту на террасу вошла с озабоченным видом невысокая стройная девушка лет двадцати пяти, а за ней следовала мать.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Ронда, – сказал я. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Простите, не запомнила вашего имени, – вмешалась ее матушка.
– Уивер, – сообщил я. – Кэл Уивер.
Ронда вздрогнула. Ее обеспокоенность превратилась в неподдельный страх. И я подумал, что ей будет проще разговаривать не в присутствии матери.
– Миссис Макинтайр, вы же не станете возражать, если мы с вашей дочерью пообщаемся, так сказать, приватно?
– Думаю, мне лучше остаться, чтобы…
– Не надо, мама! – перебила Ронда. – Со мной все будет в полном порядке.
Миссис Макинтайр с явной неохотой удалилась. А мы с Рондой расположились в белых плетеных креслах, покрытых пышными подушками в желтый цветочек.
– Вам следовало звонком предупредить о своем приезде, – заметила она.
– Ронда, мы теперь очень многое знаем о Рикки и его матери. Обо всем, чем они втайне занимались без малого десятилетие. Но в этой истории еще остаются крупные пробелы, которые мне хотелось бы заполнить. А, как я знаю, вы некоторое время поддерживали с Рикки весьма близкие отношения.
Ронда сразу заняла оборонительную позицию в разговоре.
– Да, мы несколько раз встречались, но я бы никогда не смогла… У меня не получилось бы с ним ничего серьезного. С самого начала стало понятно, что он с большими причудами.
Я ждал.
– Прежде всего, его отношения с матерью. В них было, знаете ли, нечто болезненное. Он всегда стремился угодить ей, вечно торопился вернуться домой. Разумеется, теперь для меня многое прояснилось. Ему требовалось проводить там много времени, чтобы помогать ей присматривать за запертым в подвале отчимом. Этого достаточно для понимания мотивов некоторых его поступков.
– Какие именно его поступки стали сейчас для вас понятнее?
– Он, например, ни разу не пригласил меня домой, чтобы познакомить с матерью. То есть знакомство все-таки состоялось, но встретились мы с ней в кофейне. А к нему в гости я так ни разу и не попала. Однажды проезжала мимо и увидела во дворе пикап Рикки. Решила остановиться, позвонить в дверь, поздороваться, но он не пустил меня дальше крыльца, да еще и обозлился не на шутку.
– Они не могли рисковать, приглашая в дом посторонних, – сказал я.
– Да что вы? А то сейчас об этом никто больше не знает! Но было еще и другое. Рикки вел двойную жизнь. В нем как будто уживались два абсолютно разных человека. Когда нужно, он мог притвориться славным и милым, но только совершенно неискренне. На самом деле он не знал добрых чувств. Если что-то и ощущал в душе, то лишь злость и ненависть. Порой я даже замечала, как в нем кипит гнев, готовый прорваться наружу в любой момент. Не думаю, что он понимал чувства окружающих.
– Что вы имеете в виду?
– Рикки не мог поставить себя на место другого человека. Не ведал сопереживания, не умел сострадать. Важно было лишь то, что чувствовал он сам, как воспринимал действительность. Вот почему он мог легко обидеть тебя, ранить душевно и даже не заметить, потому что это ведь не ему причиняли боль. Только его матушка была исключением. Она одна умела задеть его за живое, заставить страдать. Вот почему, как я и сказала, он постоянно стремился угодить ей и ничем не рассердить. – Ронда посмотрела вдаль озера Эри. – Не знаю, чем еще могу вам помочь, – добавила она. – Это все, что мне известно.
– Дело в том, что я здесь не совсем по упомянутому поводу. Меня скорее привел к вам сугубо личный интерес.
Она чуть заметно повернула голову в мою сторону.
– Каков же ваш личный интерес?
– Мой сын. У меня был сын Скотт. Пару месяцев назад он погиб. Может, вы слышали об этом.
Ронда кивнула:
– Конечно. Я еще работала в мебельном магазине «Рэвелсон». Нас просто потрясло случившееся. Он был хорошим мальчиком.
Ее голос задрожал. Я склонился ближе к ней.
– Я приехал сегодня сюда в надежде, что вы знаете что-то о происшедшем на крыше магазина тем вечером. Долгое время я считал, что Скотт сам бросился вниз под воздействием наркотиков. Но теперь я так не думаю.
Ее нежное лицо стало похоже на личико фарфоровой куклы, готовой вот-вот разбиться.
– А почему, по вашему мнению, я могу что-то знать об этом?
– Из-за человека, с которым вы в то время встречались, – ответил я.
Ронда закрыла лицо руками.
– О боже! О боже! – в смятении воскликнула она. – Я догадывалась, что вы приедете. Знала, что рано или поздно вы все поймете.
Я потянулся и осторожно убрал ее руки от лица.
– Расскажите мне об этом, Ронда.
– Ничего не должно было случиться, – проговорила она. – Ничего.
– Он сделал это, потому что Скотт угрожал ему?
Она кивнула и высвободила руки, чтобы вытереть слезы.
– Ваш сын Скотт не собирался молчать. Он не скрывал своих намерений. Типа: «Эй, скоро все узнают о вас!» Понимаете?
Ронда описывала эпизод, случившийся около «Пэтчетса». Как она туда попала? Вряд ли Рикки сам рассказал ей, как лапал за баром девчонку. Как «обыскивал» Клэр.
– Вы сами видели происходившее? – спросил я.
Она снова кивнула, взяла из пачки на столе бумажный платок, промокнула глаза и утерла нос.
– Так вы были у «Пэтчетса»?
Ронда изумленно уставилась на меня:
– О чем вы? – Настала моя очередь изумляться. – При чем здесь вообще «Пэтчетс»?
У меня в голове одна мысль стремительно сменяла другую.
– Постойте! – сказал я, как только новая версия окончательно сформировалась. – Это было не в «Пэтчетсе». Вы находились на крыше.
Она выразительным жестом подтвердила мою догадку и схватила еще один платок.
– Вы присутствовали на крыше, когда Скотта столкнули с нее?
Ронда опустила глаза. То ли от стыда, то ли от огорчения – я не мог сразу понять, но продолжал давить на нее:
– Вы сами видели, как Рикки сделал это?
Она вскинула на меня взгляд, удивленно приоткрыв рот и вздрогнув, как от пощечины.
– Рикки? – переспросила она. – Так вы считаете, что виновен Рикки?