15
Приступы голода

Прошло несколько недель.

Мы исчерпали все наши продовольственные запасы и теперь употребляли в пищу очень странные продукты бежевого или зеленого цвета. С гастрономической точки зрения это было совсем не то что кошачий корм.

Не осмеливаясь выходить из дому, Натали и Софи собирали осыпавшиеся на балкон листья и варили из них суп, на вкус совершенно пресный.

Даже вода и та приобрела коричневый цвет, и ее, перед тем как пить, приходилось кипятить.

На улице без конца слышались взрывы, стрельба, крики и вопли. Порой кто-то ломился в дверь. Иногда в окна на первом этаже царапались чьи-то пальцы, если, конечно, не когти.

Мне страшно хотелось есть. Нас всех донимал голод.

От нехватки питания Натали и Софи так ослабли, что даже не могли пошевелиться. Завернувшись в одеяла, они без конца смотрели телевизор или спали. Не думаю, что они были бы способны отбить новое нападение мародеров.

Я пыталась помочь своей служанке, постоянно совершенствуя метод лечения урчанием, экспериментируя с низкими, средними и высокими частотами. У меня больше не оставалось сомнений в способности исцелять с помощью волн, но в совершенстве этой методикой я еще не овладела. Нужно было найти частоту, способную вдохнуть в человеческих самок новую жизнь.

Феликс нашел еду, которая, кроме него, больше никого не интересовала, и стал употреблять в пищу… шерсть! Точнее, попробовал шерстяную нитку из свитера Софи, пожевал ее, проглотил и стал всасывать в себя, как одну огромную, нескончаемую макаронину. Мать когда-то говорила мне, что некоторые коты являются пожирателями шерсти, но сама я с подобной формой вырождения в жизни еще не сталкивалась.

Анджело то и дело припадал к моим соскам, но молока в них больше не было ни капли.

Что касается Пифагора, то он почти не шевелился, пребывая в медитативном состоянии, очень близком к гибернации. Его глазные яблоки под закрытыми веками неподвижно застыли, дыхание замедлилось и стало почти незаметным.

Я потерлась о сиамца мордочкой. Чтобы отреагировать, ему понадобилось некоторое время.

– Все в порядке? – спросила я.

В ответ он только заурчал.

– Я тебе мешаю?

Он фыркнул.

– Пифагор, у меня такое ощущение, что на этот раз мы пропали.

– Принимай окружающий мир без страха и не суди его, – наконец соизволил он мне ответить.

– Это война, нам больше нечего есть, скорее всего, мы умрем здесь с голоду, все больше и больше впадая в сонное оцепенение, выйти из которого нам уже будет не дано.

Он покачал головой, будто пытаясь привести мысли в порядок, потом ответил, выделяя каждый мяукающий слог, дабы убедиться, что он в точности отпечатается в моем мозгу:

– Что ни делается, все к лучшему. Достаточно лишь приспосабливаться к обстоятельствам по мере их изменения.

– Ты бредишь?

– Нет, просто усваиваю новые понятия, потому что у меня есть время, а организм больше не поглощен ни совершением действий, ни процессом переваривания пищи. И поскольку волнения этого мира больше не влияют на мои чувства, я наконец могу предаться более глубоким размышлениям.

– Но что ни говори, а ситуация…

Пифагор закрыл глаза и продолжил:

– Враги и препятствия, возникающие на пути, позволяют тебе понять, насколько ты можешь противостоять трудностям. Проблемы, которые кажутся серьезными, лишь помогают тебе лучше себя познать.

– Но…

– Твоя душа выбрала именно этот мир и эту жизнь, чтобы приобрести опыт, способный обеспечить твое дальнейшее развитие.

Ты выбрала планету.

Ты выбрала семью.

Ты выбрала эпоху.

Ты выбрала вид, к которому сейчас принадлежишь.

Ты выбрала родителей.

Ты выбрала тело.

С того самого момента, как ты осознала, что все окружающее является лишь результатом твоего стремления приобретать все новые и новые знания, ты больше не можешь жаловаться или считать, что жизнь обошлась с тобой несправедливо. И даже не пытайся понять, почему твоя душа выбрала эти испытания на пути эволюции. Каждую ночь, когда ты спишь, этот посыл без конца повторяется в виде сна, чтобы ты ничего не забыла. Поэтому, если у тебя есть сомнения, следуй моему примеру: закрой глаза и мечтай.

Эти слова Пифагор промяукал в состоянии транса, будто ему неожиданно удалось подключиться к какому-то внешнему источнику мудрости.

Потом он вздохнул и добавил:

– Как бы там ни было, а этот посыл я понял, медитируя все последние дни.

Сиамец внимательно посмотрел на меня своими прекрасными синими глазами.

Его слова заставили меня задуматься. Что ни говори, а сказано сильно. Он будто открыл мне тайну первородной мудрости. Жаль, что это случилось в тот момент, когда я, не исключено, буду напрочь лишена возможности ею воспользоваться.

– Пифагор, как ты думаешь…

Не успела я договорить, как веки его вновь сомкнулись. Донимать его своими расспросами я больше не стала.

У Анджело появились первые признаки недоедания. Он похудел, без конца вздрагивал и вечно раздражался. Тогда я решила выйти из дому и принести какой-нибудь еды.

Поскольку двери и окна первого этажа забаррикадировали, я решила воспользоваться балконом. Вынужденно пройденный курс похудения позволил мне приобрести легкость, необходимую для того, чтобы перепрыгнуть на соседнюю крышу. Я приземлилась, немного проехав юзом по оцинкованной жести. Мое тело конечно же стало легче, но нехватка калорий лишала меня энергии. Немного размявшись, я прыгнула на следующую крышу, преодолев еще большее расстояние.

Высота позволяла лучше оценить ситуацию.

Мусор больше никто не вывозил.

Я решила сделать остановку у первой попавшейся кучи.

Среди отбросов сновали юркие крысы. Раньше я их никогда не ела, но, как говорила моя мама, «крыса – это всего лишь большая мышь».

Я наметила ту, что казалась мне самой хлипкой. Но стоило мне подойти, как она присела на задние лапы, ощетинилась, открыла пасть и обнажила клыки, давая понять, что принимает мой вызов. Я не сомневалась, что она, в отличие от мышей, меня ничуть не боится.

Может, попытаться вступить с ней в контакт и произнести что-то вроде Здравствуй, крыса?

Мама всегда учила меня не заговаривать с пищей. Вновь обретя рефлексы, наверняка насчитывающие не одну тысячу лет, я ринулась в атаку.

Мы покатились среди мусора. Когти против когтей. Зубы против зубов. Мои габариты, похоже, не произвели на крысу должного впечатления – она стала защищаться. Я чувствовала, что ее острые клыки вонзаются в мою плоть, но благодаря шерстке глубоко проникнуть не могут. Я, в свою очередь, искала ее самое уязвимое место, и как только шея крысы оказалась в пределах моей досягаемости – прокусила ее резцами. Мне в горло хлынул фонтан горячей крови. Соленой, пьянящей. Я пила ее и пила, все сильнее вгрызаясь в тело крысы. Грызун в последний раз дернулся в агонии и затих.

Я откусила кусочек крысиного мяса. Ну что ж, совсем неплохо, к тому же, на мое счастье, у нее оказались толстенькие бедра. Обожаю жирок.

Проглотив несколько приличных кусков, я ощутила прилив сил и сосредоточилась на выполнении своей миссии – принести еду другим. К счастью, ее вокруг было полно. До такой степени, что на обратном пути дюжина крыс, заметив меня, даже устроили на меня охоту.

Никогда не думала, что в один прекрасный день мне придется спасаться бегством от стаи перекормленных мышей!

Они преследовали меня по пятам и уже собрались было схватить (ну дела! видела бы сейчас мама, как я убегаю от еды…), но в этот момент подвернулась спасительная ветка дерева, и я тут же не преминула на нее взлететь. Потом перепрыгнула на крышу ближайшего дома и так же, по крышам, продолжила путь. С силой сжимая челюсти, чтобы не потерять бесценные крысиные останки.

Меня охватило блаженство – вскоре я смогу покормить сына, сожителя, друга и двух служанок.

По возвращении домой я продемонстрировала трофеи Натали и Софи, но на лицах их отразилось отвращение, и они махнули мне, велев убираться.

Неужели неблагодарность так глубоко въелась в механизм человеческого поведения? Я решила обратить взор на своих собратьев.

Но Пифагор тоже не проявил к еде особого интереса.

Один лишь Феликс пришел в восторг, сказал спасибо и тут же принялся набивать брюхо.

Немного восстановив силы, я позволила Анджело припасть к моим соскам.

Потом тоже полакомилась плодами своей охоты, долго жевала их и только после этого проглотила.

– И как там на улице? – спросил Феликс.

– Грязно. И опасно.

Он ел, как настоящий обжора, с шумом поглощая еще теплые внутренности крысы.

– Люди никогда не смогут причинить нам зла, ведь им без нас не обойтись.

– Зачем мы им? – спросила я.

– Ну… чтобы…

Он искал слова, чтобы выразиться как можно точнее.

– … ласкать нас.

Я уже собралась было ответить Феликсу какой-нибудь колкостью, но потом посчитала совершенно бессмысленным его злить. Да и потом, он в чем-то прав. Хотя что хорошего мы можем дать людям? Здесь, в городе, мы больше не нужны им для защиты съестных припасов от грызунов. Мы перестали охотиться на змей, скорпионов и пауков; наш жир больше не используется против геморроя, а спинной мозг – для роста волос. Тогда какой им от нас прок?

В военное время искомая потребность ласкать отходит на второй план… В этот момент я вдруг поняла, что не совсем контролирую происходящее и что в шаткой ситуации, когда каждый борется за выживание, шансы на то, что моя служанка в конце концов от меня устанет, весьма и весьма высоки.

Феликс подумал, что смог меня убедить. В его тесном мирке никаких проблем не было.

– Знаешь, Феликс, а ведь в прошлом люди устраивали на нас гонения. Сжигали на кострах, ели наше мясо, шили из нашего меха одежду.

– Кто тебе сказал такую чушь?

– Пифагор.

– А ему это откуда известно?

– Не знаю, – ответила я, уходя от ответа.

– Лично я считаю, что мир таков, каким пред нами предстает. Мы живы, люди нас любят, мы делаем им очень много добра. Да, они убивают друг друга, но рано или поздно это им обязательно надоест. Благодаря присущей тебе находчивости ты, Бастет, только что решила проблему голода, устроив охоту на крыс. Все будет хорошо.

Может, Феликс мудрец, по-своему понявший последнюю сентенцию Пифагора, в соответствии с которой что ни делается, все к лучшему?

Получается, я недооценивала этого ангорского кота.

– Люди никогда не смогут без нас обойтись, – настойчиво гнул он свою линию. – Посмотри на них. Ведь все их психологическое равновесие завязано на нас. Ты можешь себе представить, в каком состоянии оказались бы наши служанки, не будь рядом нас? В этом доме мы снимаем любое напряжение. Лишь благодаря нам они не сошли с ума и не мучаются от бессонницы.

Я подумала, что наши человеческие особи вполне прожили бы и без нас, но вступать в спор все же не стала.

Пифагора я нашла на втором этаже. Он сидел с открытыми глазами, устремив взор в пустоту.

– Расскажи мне продолжение нашей истории, – попросила его я.

От недоедания сиамец очень ослаб, но все же согласился пойти со мной в комнату с зеркалом, когда-то заманившим меня в ловушку. Мы устроились на кровати.

– В прошлый раз мы остановились на эпохе Возрождения. Ты говорил, что нами наконец заинтересовались ученые и художники.

Уши Пифагора слегка подрагивали, будто он уже с головой ушел в историю, которую собирался мне рассказать.

– Во Франции кошек официально реабилитировал Людовик XIII. У его министра Ришелье их было два десятка, и он постоянно играл с ними по утрам, перед тем как отправиться на работу. Он нас просто обожал. Людовик XIII посоветовал всем крестьянам завести кошек, чтобы сохранять урожай, а потом создал целый кошачий отряд и поселил его в королевской библиотеке, вменив в обязанность защищать книги от коварных набегов мышей. К сожалению, преемник не перенял эту его страсть. С десятилетнего возраста Людовик XIV развлекался тем, что вместе с дружками бросал живых кошек в печи. Но потом пришел черед еще одного большого нашего поклонника – Людовика XV. На заседания своих министров он неизменно являлся с белым котом на руках. Именно он повелел прекратить сжигать кошек в День Святого Иоанна.

– Как же неприятно зависеть от человеческих капризов…

– Ненавидевшие нас правители, такие как Камбис II, Цезарь, Людовик XIV, а позже Наполеон и Гитлер, нередко оказывались деспотами.

– А что же остальные?

– В тот самый период кошек стали использовать для проведения научных опытов.

– Научных?

– Наука – это искусство постижения мира. В мире, где политика представляла собой слепое следование законам, а религия – подчинение воле придуманного и невидимого бородатого великана, который следит за всем и каждым, наука пыталась без всяких предрассудков находить ответы и ставила все новые и новые вопросы. Именно тогда ученые подумали, что кошки способны помочь им проникнуть глубже в суть очень многих вещей.

На улице загрохотали автоматные очереди, за ними последовали взрывы и крики, но это не помешало мне слушать рассказ Пифагора дальше.

Сиамец покачал головой и продолжил:

– В 1666 году Исаак Ньютон, один из самых крупных ученых, открыл всемирный закон тяготения. Это случилось в то самое время, когда на Лондон, английскую столицу, обрушилась третья эпидемия чумы. Он уехал в деревню, в Вулсторп, и в один прекрасный день, когда ученый после обеда устроился отдохнуть под деревом, ему на голову сверзилась забравшаяся на ветку кошка Мэрион. Первое, что пришло ему в голову после этого внезапного пробуждения, была мысль: «Если Мэрион свалилась на меня с ветки, то почему тогда Луна не падает на Землю?» Из этих наблюдений он вывел закон гравитации, ставший одним из величайших открытий за всю историю физики. Впоследствии Вольтер, французский писатель, тоже обожавший наших собратьев, поведал миру об этой истории, заменив кошку яблоком…

Эти сведения меня заинтересовали.

– В знак благодарности кошке Мэрион, вдохновившей его на этот научный подвиг, Исаак Ньютон придумал сделать в нижней части двери небольшое отверстие, чтобы она могла выходить из дому и возвращаться, когда ей заблагорассудится. В итоге он стал автором не только современной физики, но и специальной кошачьей дверцы…

Да, наука мне явно нравилась. Пифагор прищелкнул языком. Я знала, что он был очень голоден, но это ничуть не помешало ему сохранить живость ума.

– Потом еще один ученый, Никола Тесла, глядя на сына, гладившего котенка Мачека, открыл явление статического электричества. В подобные моменты в темноте вспыхивали крохотные искры.

– Значит, наука нас спасла.

– Не совсем… – Последнюю фразу Пифагор промяукал несколько другим тоном. – Наука покончила с религиозными гонениями на нас, но, с другой стороны, обрекла на новые мучения.

На улице прогремел еще один взрыв, в этот раз куда мощнее. До нашего слуха донесся характерный грохот обрушившегося дома. Сиамца охватила безудержная дрожь. Его уши стали поворачиваться из стороны в сторону, он обнажил клыки, будто сдерживая клокочущий внутри гнев, и заявил:

– Похоже, Бастет, пришло время посвятить тебя в мою тайну. Пойдем.

Мы с ним прошли на кухню, Пифагор прыгнул на ручку ведущей в подвал двери и открыл ее, ловко воспользовавшись весом своего тела. За ней оказалась белая лестница с истертыми ступенями.

– Как это ты научился приводить в движение дверные ручки?

– Я тоже проявил к этому вопросу научный подход и в итоге нашел эффективный способ. Потом ты этот прием тоже освоишь. Иди за мной.

Я стала осторожно спускаться по ступенькам.

– Софи занимается научными исследованиями, а здесь располагается ее лаборатория. Я являюсь результатом одного из ее экспериментов, именно благодаря ей я получил доступ к столь обширным знаниям о мире людей.

Преодолев лестницу, мы оказались у запертой железной двери. Пифагор уже собрался прыгнуть на ее ручку, но в этот момент за нашими спинами выросла его служанка.

Завидев нас, она нахмурила брови, внимательно посмотрела на Пифагора и строго заговорила с ним, несколько раз назвав по имени. В голосе ее явственно слышался упрек.

Он пристыженно повернулся ко мне и дал понять, что нам лучше вернуться в гостиную.

Я не ослышалась? Пифагор и в самом деле сказал, что является плодом научных опытов людей над кошками? Нужно любой ценой узнать, что это означает.

Как жаль, что в самый неподходящий момент явилась его служанка, ведь он уже был готов посвятить меня в свою тайну. По телевизору шли одни и те же кадры: война сменялась футболом, а футбол – прогнозом погоды. Потом Софи нажала на пульте кнопку, и характер передач изменился самым радикальным образом.

– Похоже, наши служанки утомились от мучительного зрелища страданий их соплеменников и решили найти утешение в воображаемом мире кинематографа.

На экране двигались рисованные кошки. Наверное, это и был фильм, о котором когда-то рассказывал Пифагор.

– «Женщина-кошка»?

– Нет, это мультфильм, называется «Коты-аристократы». На мой взгляд, если в нем и говорится о нас, то лишь по чистой случайности. Хотя мне кажется, что Софи питает к кошкам какую-то особенную страсть.

Картинки двигались достаточно быстро для того, чтобы создавать иллюзию непрерывности и плавности, весьма близкую к реальности.

– Очередная история, выдуманная сценаристом? Какой смысл рассказывать о событиях, которых в действительности никогда не было?

– Воображение позволяет людям отгораживаться от мира реальности, когда он начинает слишком уж угнетать. Посмотри этот фильм, и ты поймешь, какой животворной силой обладает вымысел и как он противостоит ужасам новостей.

В справедливости слов сиамца я засомневалась, но, поскольку заняться в тот момент особо было нечем, в конечном счете заинтересовалась этими «живыми картинками»… На экране отчетливо выделялись белая кошечка со смешным галстуком-бабочкой и кот с какой-то странной головой.

Пифагор комментировал:

– Кота зовут О’Мелли, а кошечку – Герцогиней. Они в чем-то похожи на нас. Мультфильм американский, но его действие развивается в Париже.

Исходя из того, что я видела, персонажи и в самом деле были странные – этакие лжекошки, двигавшиеся, как мы, но говорившие, как люди.

– И в чем же интрига?

– Герцогиня живет в богатой человеческой семье. У нее трое детей, она привыкла окружать себя комфортом и роскошью. Ее служанка, пожилая и очень состоятельная дама, решает завещать все свое имущество Герцогине, а мажордому приказывает ухаживать за ней до конца жизни. Но тот решает избавиться от кошек, чтобы получить наследство самому. С этой целью он похищает Герцогиню с детьми и увозит в глухую деревню. Котам удается бежать и вернуться в Париж. Но без крова над головой им очень трудно приспособиться к жизни. Бродячий кот О’Мелли приходит им на помощь и встает на их защиту, в итоге они возвращаются домой.

– Красивая история…

– Но бесконечно далекая от жизни. Мажордом, желающий избавиться от кошек, просто-напросто берет их и убивает. А сами они не знают, как сесть в грузовик и добраться до Парижа.

Отсутствие реализма в мультфильме Пифагора, похоже, раздражало.

Я смотрела на двух персонажей с острыми ушками, разговаривавших в точности так, как Натали и Томас. У них были те же интонации и те же глаза. Если бы не тела, они как две капли воды походили бы на людей. Да в этом действительно нет ровным счетом никакого смысла!

При виде трех котят я вспомнила собственных погибших детей. Действительность куда суровее той реальности, которую нам предлагают мультики. Как реагировала бы эта Герцогиня, если бы ее сначала отвлекли лазерным лучом, а потом утопили в ванной котят? Как реагировал бы О’Мелли, если бы вокруг него люди палили друг в друга из ружей и швыряли гранаты, а на Париж обрушилась эпидемия чумы?

Глядя на разворачивавшиеся на экране события, я понемногу расслабилась и провалилась в сон.

Мне пригрезилось, что я Натали.

Днем я бодрствовала, а ночью спала. Ходила на двух лапах и обожала принимать душ. Днем взрывала дома и носила на голове желтую каску. Вечером возвращалась домой, будила кошку, гладила ее, а она в ответ довольно урчала. Я забавлялась тем, что запирала двери, тем самым не позволяя своей питомице переходить из комнаты в комнату. А когда она принималась слишком громко мяукать, выпускала на улицу. Я употребляла пищу самых разнообразных цветов. Смотрела телевизор. Однажды поднялась в спальню и посмотрела в зеркало. На меня смотрел самый обычный человек, но была одна деталь, в высшей степени интригующая. Прильнув к зеркалу, я увидела, что зрачки мои представляют собой две вертикальные щелочки, в точности как у кошки.

Я внезапно проснулась, вздрогнула всем телом и наконец поняла, что в жизни человека нет ничего интересного. У меня сложилось ощущение, что люди в состоянии воспринимать не больше половины внешних раздражителей. Они плохо слышат (их уши неподвижны и не могут поворачиваться в разные стороны), не чувствуют волн и ничего не видят в темноте.

Сон позволил осознать, как же мне повезло, что я благодаря Пифагору узнала столько всего о жизни людей. Теперь у меня есть представление сразу о двух мирах.

Я закрыла глаза и опять уснула. На этот раз мне приснился Пифагор. Мы с ним спустились по белой лестнице подвала, он прыгнул на ручку железной двери и открыл ее.

– Я открою тебе мой секрет, – заявил во сне сиамец.

Сказать что-либо ему в ответ мне не удалось – на меня налетела Софи, засунула в мешок, а потом отнесла в какую-то темную комнату и привязала к столу.

Пифагор мяукнул, и она в знак согласия кивнула головой.

– Тебе повезло, Бастет, она согласна открыть тебе «Третий Глаз», – сказал он.

Тогда Софи поднесла к моему лбу острое, тонкое лезвие.

Пифагор прошептал мне на ушко: