Эпилог

– …На этом я заканчиваю свой рассказ. Добавлю лишь, что победители имеют право на две вещи: написать историю и решить, как она пойдет дальше, куда повернут народы стран-победительниц. Историю мы написали. И парадную, и ту, что без прикрас. Ту, которую вы только что смогли прочитать. А вот право выбора будущего мы оставляем вам. Это будет, я считаю, правильно. Вы, молодые, сами наше будущее, а значит, вам его и создавать. Единственное, о чем я вас прошу, это не потерять мир, созданный нами. Его слишком трудно будет получить обратно. Удачи вам, и – прощайте.

Алексей осторожно закрыл пожелтевшую тетрадь в толстом картонном переплете. Поднял глаза. Младшее поколение клана Лютьенсов – все четыре с лишним десятка человек – смотрело на него. Кто удивленно, кто настороженно. Тишина стояла такая, что, казалось, пролети муха – и звон ее крыльев покажется оглушительным. Наконец, решив, видать, что пауза несколько затянулась, Рихард шевельнул пальцами. Эта его привычка крутить ими перед тем, как что-нибудь сказать, обычно раздражала, но сейчас никто не обратил на нее внимания.

– Как-то все это звучит… чересчур фантастично, я бы сказал. Интересно, старый пират что, решил остаться верен себе и устроить шутку, которая пройдет сквозь века?

– Чушь, – голос Алексея от долгого чтения малость сел, но звучал достаточно твердо, а главное, уверенно. – Насколько я знаю историю нашего общего предка, он умел и любил шутить, но при этом никогда не переходил определенные границы.

– Может, он на старости лет в маразм впал?

– Тот, кто писал это, находился в здравом уме и твердой памяти. Из текста это четко видно, – Люся О’Кэрролл, будучи дипломированным и успешно практикующим психологом, сказала это вполне авторитетно, но Рихард не унимался:

– Говорят, у шизофреников тоже все логично звучит.

– Да брось, – Гюнтер, развалившийся в кресле, даже в такой небрежной позе ухитрялся производить впечатление телеграфного столба. А спорить с человеком, который на две головы тебя выше и габаритами напоминает шкаф, сложно чисто психологически. – Я, помнится, с дедом общался, а он отца помнил очень хорошо. Тот до конца жизни находился в твердой памяти, и никто бы не рискнул это опровергнуть.

– Угу. Особенно если учесть, что такого умника бравые ребята прадеда махом отправили бы в призовой заплыв с якорем на шее.

– Вот тебе и еще одно доказательство, – хмыкнула Люся. – Человек, которому эти головорезы до последней минуты сохраняли верность. Прости меня, но впавшему в маразм старикану они подчиняться бы не стали. А в заплыв… Насколько я знаю, в подобной ситуации они даже не стали бы его в известность ставить.

– А…

– Не стали бы, – авторитетно подтвердил Гюнтер и машинально покосился на эмблему морской пехоты, привычно устроившуюся на рукаве. Флаг Лютьенса, все тот же знаменитый на всех морях Веселый Роджер, намалеванный когда-то рукой самого Гитлера. Тогда – дружеская шутка, сейчас – символ, тех, кто силен духом, храбр до умопомрачения и готов умереть, но защитить свой народ. Эмблема, вместе с войсками плавно переехавшая из моря в космос. Гюнтер едва удержался от смешка, вспомнив, сколько легенд ходит об этом флаге. Ему, у которого оригинал висел дома, над камином в фамильном гнезде Лютьенсов, когда-то стоило огромного труда, чтобы не рассмеяться, слушая рассказы старшего поколения морпехов. Он-то знал, как все было на самом деле, и услышанное сегодня ничуть не изменило эту часть истории…

А вообще, морская пехота и впрямь была предана старому адмиралу до последнего вздоха. В пятьдесят пятом, когда почти одновременно скончались Геринг и Сталин, кое-кто из военных решил воспользоваться ситуацией и малость поменять власть. В Союзе эта неумная попытка переворота закончилась очень быстро. Молодой тогда еще Фрунзе, как считали, не успел толком укрепиться, но все оказалось с точностью до наоборот. На ключевых постах у него уже были расставлены соратники по минувшим войнам, и командующий Московским округом генерал-лейтенант Петров, будущий маршал и министр обороны, не сомневаясь ни минуты, поднял свои войска по тревоге. Мятежников намотали на гусеницы прежде, чем они успели хоть что-то сделать. Людей, конечно, жалко, но их смерти, как все негласно решили, остались на руках зачинщиков мятежа. Этих повесили – Фрунзе, вошедший в историю как достаточно корректный и даже в чем-то либеральный политик, когда надо, мог быть и предельно жестким.

А вот в Германии бои затянулись на неделю, хотя, конечно, пик их пришелся на первые три дня. Шансы у мятежников, надо сказать, были, но дивизия морской пехоты все три дня ухитрилась держать Берлин. Не весь, конечно, но центр мальчики Лютьенса держали крепко. А там уже подоспел Роммель, и бой превратился в избиение. Но все равно, о боевых возможностях морских пехотинцев, остановивших вдесятеро превосходящего врага и при этом понесших не такие и большие потери, с тех пор ходили легенды.

Кстати, именно после этих событий началось медленное, но окончательное сближение двух держав, постепенно превратившихся в единое государство. Так что мятежные генералы, как следовало, кстати, и из найденных мемуаров прадеда, адресованных нынешнему поколению, сами того не желая, действовали на пользу замыслам Лютьенса. И, очень похоже, он сумел предусмотреть этот заговор, сознательно дав ему развиться и вызреть, словно нарыв, вскрыв который избавляешься от последних симптомов болезни.

– А что это, собственно, меняет лично для нас? – влез молчавший до сих пор Игорь. На него дружно посмотрели и вновь замолчали, задумавшись. А потом Алексей усмехнулся:

– Вы знаете, ничего. Просто дает возможность понять, от какой участи избавил нас всех прадед.

– Прадеды, – автоматически поправила его Люся, но никто даже не обратил внимания на поправку излишне темпераментной ирландки.

– И все-таки, мог бы и раньше сказать, – Рихард был и оставался редкостным занудой. Алексей только отмахнулся:

– Нет, он был прав. Еще наши родители могли схватиться за головы, тем более, прадеда они помнили. А для нас это уже история. И ничего мы, не подумав, с этим знанием не натворим.

– Вот-вот, – Гюнтер встал, прошелся по комнате, механически пригибаясь там, где висели люстры, хотя задеть их макушкой не смог бы и легендарный Гулливер. – Ладно, вы меня извините, но мне пора. Лёх, ты со мной?

– С тобой, – Алексей встал. – Парни… и девчата. Извините, но завтра старт.

На том, в принципе, их незапланированное собрание и закончилось. На улице уже стояла машина, которая доставила эту лихую парочку на аэродром, откуда они спецрейсом отбыли к месту дислокации. Там, на побережье, среди высоких скал, даже в тихую погоду забрызгиваемых волнами на всю высоту, размещался космодром. И именно отсюда на завтра был запланирован старт первой межзвездной экспедиции. Капитан Гюнтер Лютьенс командовал в ней десантной группой, а майор Алексей Лютьенс-Соколов был вторым пилотом. Утром им предстояло отправиться в дальний путь и стать легендами, может, не такими, как прадед, но все равно. Кровь старого адмирала не разжижилась с поколениями, а человечество… Человечество двигалось вперед, творя новую историю. Может, и не лучшую, чем в прошлый раз, но и не худшую, это точно.