Книга: Бей в точку
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5

ГЛАВА 4

В кино киллеры всегда вооружены пушкой 22-го калибра с глушителем, которую они бросают на месте преступления. Последнее можно понять, поскольку именно так поступил Майкл в «Крестном отце», снятом в семидесятых о событиях двадцатилетней давности, а для всех мафиози эта картина по сей день является образцом для подражания. Но когда я впервые задумался на эту тему, то понял, что 22-й калибр — это сущий идиотизм.
Понятно, чем меньше пуля, тем быстрее она летит, ведь скорость — это источник кинетической энергии, а кинетическая энергия разрушительна для тела: ударная волна прокатывается сквозь разные жидкие среды в организме, и разъединяющие их стенки буквально растворяются. Но само количество кинетической энергии, передающейся от пули к телу, предсказать трудно, ибо она зависит от таких вещей, как скорость вращения пули и импульс, определяемый физиками как длительность контакта между двумя объектами.
Другое дело сохранение количества движения. Например, если пуля весом 230 гран, или 15 граммов (45-калиберная пуля диаметром 1,13 сантиметра), двигаясь со скоростью звука (что медленно для пули), в конце концов застрянет в вашем теле, это означает, что 15 граммов вашей плоти должны будут разогнаться до скорости звука в качестве компенсации. Соответственно 150 граммов плоти — до одной десятой скорости звука и так далее. Простая математика.
Короче, в Колизее Нассау на выставке автоматического оружия, о которой я прочел в еженедельнике «Пристрели еврея», или «Вышиби себе мозги», или как уж там он называется, я сказал этому типу, что мне надо два пистолета-близнеца 45-го калибра.

 

С этим было просто. Пушки, которые я в результате приобрел, выглядели пижонски: рукоятки орехового дерева, а дула блестящие, как надраенные. Но товар стоящий, механизм безотказный, а покрасить их я всегда успею. К тому же считается, что деревянная рукоять смягчает отдачу. С глушителями посложнее.
Со времен войны во Вьетнаме даже хранение глушителя считается преступлением. Трудно сказать почему. Да, применяются они исключительно с целью убийства, но то же самое можно сказать о боевых винтовках, а между тем НСА сделало их вполне доступными. Уже купив пистолеты, я исходил всю выставку, потратив много часов, прежде чем один продавец проглотил наживку. Это был седовласый мужчина в очках и рубашке из полиэстера. С виду не из тех, кто в ожидании катастрофы обвешивается оружием и уходит в лес, хотя соответствующий реквизит был открыто разложен перед ним на столе: диковинные стрелялки и ножи, мемуары нацистских бонз. Я поинтересовался, есть ли у него супрессоры. Супрессор — это такой мини-глушитель, надеваемый на боевую винтовку, чтобы не оглохнуть, расстреливая своих одноклассников или что-нибудь в этом роде.
— Супрессоры для чего? — спросил он. Его сероватый язык улегся на нижней губе.
— Пистолеты, — говорю.
— Кто ж ставит супрессор на пистолет?
— Мне, — уточняю, — нужны очень сильные супрессоры.
— Очень сильные супрессоры, — повторил он.
— И очень тихие супрессоры.
Он поморщился.
— Я похож на феда?
— Нет.
— Тогда говори прямо, что нужно.
— Глушитель для «магнума».
— Ты это серьезно?
— Да.
— Можно взглянуть?
— Можно.
Я пододвинул к нему магазинный пакет. Он вытащил оттуда два пистолета и положил на ксерокопию «Протоколов сионских мудрецов». Несколько мгновений он молча их разглядывал и наконец произнес:
— Ммм. Задал ты мне задачку. Иди-ка сюда.
Я обошел стол.
На полу стоял ящик для рыболовных снастей. Оружейный маньяк поставил его на складной стул под прикрытием скатерти. Ящик был доверху набит глушителями.
— Гм. — Мужик ворошил свое добро. — По одному на каждый?
— Да.
Он вытащил парочку.
— Не знаю, подойдут ли, — сказал он.
Эти штуковины, не меньше фута длиной, состояли из двух соединенных между собой трубок, толстой и тонкой.
— Что это? — Я показал на тонкую.
— Смотри сюда. — Не прошло и десяти секунд, как он незаметно разобрал мою пушку и снова собрал. Только вместо ее собственного ствола, который он положил на стол, стоял новый, с глушителем. — Поменял — и никто не докажет, что это твои патроны. А чтоб по гильзам не нашли, вытащи казенник и наждачком пройдись, для спокойствия.
— О'кей, — говорю.
— Пока оружием не пользуешься, ствол не меняй, на случай если нагрянут феды. Но держи заряженным, тогда точно не разнюхают. — Он подмигнул, хотя это мог быть нервный тик. — Все понял?
— Да, — говорю.
— Хорошо. С тебя четыреста баксов.

 

Была середина декабря, когда миссис Локано поинтересовалась, что бы я хотел получить на Рождество. Мы ужинали. И я решил пойти ва-банк.
— Я ведь еврей, — говорю.
— Ах, оставь.
— Единственное, чего мне хочется, — говорю, глядя на Дэвида Локано, — это узнать, кто убил моих близких.
За столом повисло молчание. Я подумал: Ну вот, все, блин, испортил.
Но кто-то, слава богу, переменил тему.

 

Однако через несколько дней Дэвид Локано вызвал меня и спросил, не съезжу ли я с ним в спорт-магазин «Большая пятерка» за рождественским подарком для Скинфлика. Он обещал за мной заехать.
Мы поехали, и он купил сыну боксерскую грушу. Глупее не придумаешь. Скинфлик не то что ударить по груше, просто минут десять подержать перед собой руки он и то был не в состоянии. Но Локано, похоже, в моих советах не нуждался.
На обратном пути он меня вдруг спросил:
— Насколько это для тебя серьезно — найти подонков, которые убили твою родню?
Я был настолько оглушен этим вопросом, что целую минуту не мог рта открыть.
— Ради этого я живу, — наконец выдавил я из себя.
— Идиотский ответ, — сказал он. — Ради этого, я знаю, ты поступил в «Сэндхёрст» и подружился с Адамом. Но все это чушь собачья. Ты можешь отступить. И должен отступить. Ты сам этого хочешь, я уверен.
— А если не отступлю?
Локано резко свернул на обочину и ударил по тормозам.
— Не изображай из себя крутого, — сказал он. — Запугивать людей — не моя профессия. Я адвокат, черт подери. А если бы это и была моя профессия, кого-кого, а тебя запугивать я бы не стал.
— О'кей.
— Я что хочу сказать: есть многое, ради чего тебе стоит жить. И держаться подальше от неприятностей. Адам любит тебя. Уважает. Этим не бросаются.
— Спасибо.
— Ты меня слушаешь?
— Да.
Я слушал, но состояние оглушенности не проходило.
— Но отступать не собираешься?
— Нет.
Он со вздохом кивнул.
— Ладно. — И он полез во внутренний карман пиджака.
Я чуть не остановил его. После овладения боевыми искусствами — тринадцать месяцев тренировок, по восемь часов в день — мне не составило бы труда выбить у него из руки пистолет и вывернуть вверх подбородок так, чтобы хрустнули шейные позвонки.
— Расслабься, — сказал он, вынимая записную книжку и ручку. — Посмотрим, как оформить тебе контракт.
— В каком смысле?
— Попробую найти того, кто тебе за это заплатит.
— Я не возьму за это денег.
Он пристально на меня посмотрел.
— Возьмешь. Иначе ты шпана, и тебя пристрелят, как собаку. Мы пустим слух, что эти подонки болтают лишнее, набивают себе цену. Они могут оказаться с кем-то в родстве или чьими-то знакомыми. Не думаю, что это такая уж трудная задача. Я понятно выражаюсь?
— Да, — говорю.
— Вот и хорошо. Тебе понадобится оружие, правильно?

 

Джо и Майк Вирци были братья. Как и предполагалось, они сделали это, чтобы стать членами мафии.
Я не стал принимать слова Локано на веру и несколько недель следил за ними неотступно.
Братья Вирци были настоящими отморозками, которые чуть не каждую ночь от скуки мочили всех, кто попадался им под руку. Они за волосы вытаскивали из бара или бильярдной какого-нибудь бедолагу с криками, что это мафиозные разборки и пусть все помалкивают в тряпочку, и человек оставался валяться в луже крови, с выбитыми зубами, в темном закоулке. Могли отметелить его так, что тот казался трупом или беспомощным калекой. Иногда их жертвой становилась женщина, и я звонил в полицию.
И наконец, самое удивительное: я видел, как их принимали в мафию. Я ведь практически каждую ночь ходил за ними по пятам. Но наблюдать за процедурой вживую — это было нечто.
Все происходило в храме Святого Антония, в полуподвале культурно-просветительского центра при церкви в городе Парамус, штат Нью-Джерси. Заглянуть внутрь можно было сквозь прутья на просевшем окне, которое открыли для циркуляции воздуха. За тремя облезлыми буфетными столами, составленными «покоем», сидели ветераны-мафиози, а перед ними в центре зала стояли в чем мать родила Джо и Майк Вирци, повторяя за старым пердуном слова клятвы.
Я не все разобрал, там было что-то по-итальянски, по-английски и по-латыни, а Вирци всё повторяли, что отправятся в ад, если предадут мафию. В какой-то момент двое старперов в разных торцах стола в дурацких фетровых шляпах и с не менее дурацкими бляхами на цепи бросили братьям на ладони горящие клочки бумаги. Дома я проделал этот фокус. Совершенно не больно.
Убогость действа привела меня в ярость. Из-за такой хрени погибли мои близкие? Не дожидаясь конца, я решил проехать мимо дома Вирци.
Это было одноэтажное строение с примыкавшим к нему гаражом. Автоматическая дверь, даже в отсутствие хозяев, была открыта.
И то сказать, кому бы пришло в голову их ограбить?

 

На следующее утро перед занятиями — на дворе стояли первые дни марта, и еще подмораживало — я отправился в лес за речкой Сэддл попрактиковаться в стрельбе, и тут-то я понял, почему киллеры предпочитают 22-й калибр.
Первый выстрел из моих новых пистолетов прозвучал как щелчок степлера. Второй — как предупредительное рявканье сторожевого пса. А шестой и седьмой — как мощнейший хлопок сверхзвукового самолета. К тому моменту оба глушителя раскалились добела, а из дул вырывались черный дым и голубое пламя, краска же буквально пузырилась. Что касается боевых результатов, то тут тоже было на что посмотреть. Когда мне однажды удалось с обеих рук попасть в дерево — а это совсем не просто при отдаче такой силы, будто тебя кто-то вытолкнул из бассейна, — в стволе остались четырехдюймовые выбоины от пуль.
А на земле лежали две этакие спутниковые тарелки из опилок, каждая по два фута в диаметре.

 

Я наметил уик-энд перед моими первыми весенними каникулами в военной академии.
Глушители я переделал. Не буду углубляться в подробности, скажу лишь, что, имея под рукой металлические цилиндры, набор дюймовых шайб и изоляцию из стекловолокна, ты справишься с задачей. А уж раздобыть инструкцию даже в ту, доинтернетовскую, пору было делом не сложным.
Я знал, что братья Вирци никогда не запирают дверь из гаража в кухню. Я побывал у этих подонков раз десять, прочесал весь дом, увешанный постерами Синди Кроуфорд и ее же литографиями в исполнении того парня, который оформлял обложку альбома группы «Duran Duran».
В тот вечер, когда я решил их убить, я «проводил» их в клуб и тут же отправился к ним домой, чтобы запереть выход в кухню. После чего занял позицию у гаражных дверей и стал ждать хозяев.

 

По словам моего профессора в медицинской школе, за потовые железы под мышками и потовые железы в паху отвечают разные участки нашей нервной системы, и если подмышки потеют от нервозности, то пах потеет от жары. Так это или нет, не знаю, но, пока я ждал братьев Вирци, из всех моих потовых желез выделилось столько жидкости, что ее хватило бы наполнить мои ботинки. Я весь взмок в своем закрытом пальто. Это был тот случай, когда трудно отделить нервозность от жары.
Но вот что-то лязгнуло на подъездной дорожке, и в гараж мимо меня въехал полосатый гоночный «мустанг», оставляя за собой горячее выхлопное облако и запах резины.
Из машины они выбирались шумно и бестолково. Сидевший за рулем щелкнул пультом на защитном козырьке, и гаражная дверь медленно поползла вниз. Второй взошел по ступенькам и повернул ручку двери, ведущей в кухню, потом ее подергал.
— Что за херня! — Его голос почти перекрыл железный лязг.
— А? — переспросил второй.
— Заперто, блин.
Гаражная дверь наконец остановилась.
— Чё ты гонишь.
— Ну!
— Так открой, блин.
— Козел, у меня ж нет ключа!
— Может, повернемся? Только медленно, — предложил я. Мне показалось, что мой голос звучит откуда-то издалека. То ли от стресса, то ли от этих выхлопов голова у меня кружилась, я боялся потерять сознание.
Они обернулись. Страха на их лицах не было. Скорее тупое изумление. Один из них сказал:
— Чиво?
А второй спросил:
— Ты кто?
— Слушайтесь меня, и вам не причинят боли, — произнес я стандартную фразу.
Повисла короткая пауза, а затем первый повторил свое «Чиво?», и они оба покатились со смеху.
— Дурачок, ты уверен, что ни с кем нас не перепутал? — поинтересовался второй.
— Уверен, — ответил я.
— Слушаться тебя? — переспросил первый.
— Год назад, в октябре, вы грабанули дом в Вест-Оранже, — сказал я. — Пришили двух старичков и унесли видик. Там была кассета. Больше мне от вас ничего не надо.
Они переглянулись и помотали головами, словно не веря собственным ушам.
Первый сказал:
— Слушай, чмо, если мы и унесли видик этих старперов, то кассету, уж точно, себе не оставили.
Я набрал в легкие побольше воздуха и нажал на оба спусковых крючка.

 

Сказать вам, что такое месть? Особенно кровавая месть.
Это плохая идея. Во-первых, она недолговечна. Когда говорят, что месть следует подавать холодной, речь идет не столько о том, что не надо спешить, так как необходимо все тщательно продумать, сколько о продлении кайфа, связанного с планированием и предвкушением акции.
А во-вторых, даже если убийство вам сойдет с рук, оно вам еще аукнется. Что-то при этом вы убиваете в себе, и последствия могут быть непредсказуемыми. К примеру, через семь лет, после того как я прикончил братьев Вирци, мой закадычный друг Скинфлик превратил мою жизнь в ад, и я выкинул его из окна шестого этажа.
Но в тот вечер, в начале девяносто четвертого года, я не испытал ничего, кроме радости.
Расстрелять братьев Вирци из пистолетов 45-го калибра с глушителем было все равно что взять их фотографию и разорвать пополам.
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5