Глава 9
Домой мы явились через час. Детский садик находится в минуте ходьбы от нашей квартиры, но я и малышка сначала пошли в магазин, где купили детские книги для Романа Борисовича и большой пазл для Кисы, она обожает складывать головоломки.
Едва мы очутились в холле, как из комнаты бодрой рысцой выбежал Роман Борисович с пакетиком в руке.
– Какая большая Киса! – воскликнул он. – Прямо гигант. Она ко мне подойдет?
– Конечно, – удивилась я вопросу. – Киса, это Роман Борисович.
– Кис-кис-кис, – забормотал профессор, открывая маленький пакетик, который держал в руке, – кис-кис-кис. Хочешь конфетку? На!
Профессор положил на ладонь коричневый кругляш и протянул девочке.
Меня удивила манера общения Романа Борисовича с ребенком. Но ученому очень много лет, и, наверное, воспитанием детей в его семье занималась их мать. Некоторые мужчины очень любят своих отпрысков, готовы оплачивать разные покупки для них, визиты педагогов, но проводить время с малышами не хотят. И всегда находят достойный повод, чтобы не идти с ребенком на прогулку, в зоопарк или не остаться с ним наедине дома. Скорей всего, Роман Борисович из числа таких отцов.
– Кис-кис-кис, – твердил профессор, поднося к лицу девочки ладонь, на которой лежали две конфеты. – Ну же… кис-кис-кис…
Киса аккуратно взяла одну штучку, положила в рот и начала жевать.
– У нее пальцы! – изумился Еськин.
– Конечно, – сказала я. – А что должно быть?
– У моих были когти, – пробормотал Роман Борисович, – у Танечки, Катеньки, Розочки… У всех.
Я оторопела. У ученого появлялись на свет мутанты?
– Кис-кис-кис, – снова засюсюкал профессор. – Кто у нас второй конфеткой полакомится?
– Не я, – ответила Киса, – спасибо, больше не хочу.
– Ей не понравилось? – огорчился Роман Борисович. – В магазине сказали, что это самое наивкуснейшее лакомство.
– Гадость, – оценила угощение честная Киса.
– Так нельзя говорить, – остановила я ее, – Роман Борисович тебя от чистого сердца угостил. Поблагодари его как надо.
Киса развела ручонки в стороны, сделала книксен и вежливо сказала:
– Спасибо, Барабан Сосисович, за то, что вы мне от чистого сердца гадость принесли. Я наелась. Больше не хочу. Сейчас меня стошнит.
Я еле-еле удержалась от хохота. Барабан Сосисович! Нине понравится, как Киса переделала имя Романа Борисовича.
А тот вдруг закричал:
– Она разговаривает! Евлампия, Киса умеет произносить человеческие фразы!
За годы дружбы с Ниной я поняла, что ее отец необычный человек. Ну кто из вас может читать на ночь Платона? Да еще вместо того, чтобы мирно заснуть на втором абзаце, бегать по комнате и громко спорить с Эмпедоклом? Кстати, вы знаете, кто он такой? Я – нет. Просто запомнила имя, которое Роман Борисович часто повторяет.
Будучи слишком образованным в области философии, психологии и истории, Еськин одновременно удивительно наивен в быту и совершенно технически безграмотен. Однажды я наблюдала, как профессор подошел к чайнику, несколько секунд смотрел на него, а потом забубнил, явно обращаясь к самому себе:
– Так… Сосредоточься. Сконцентрируйся. Изучи предмет. Сделай вывод. Это не печка для разогрева еды – та висит у холодильника. И не хлебница – оная стоит на подоконнике. Ага, передо мной чайник! Он-то мне и нужен!
Но даже для Еськина странно поражаться тому, что девочка, которая ходит в садик, разговаривает.
– Я и читать умею, и стихи наизусть знаю, – принялась хвастаться Киса, расстегивая комбинезон и вылезая из него.
Роман Борисович охнул и уронил пакетик, который держал в руке. Киса подобрала его и, решив продемонстрировать свои таланты, начала громко читать текст на обертке:
– «Лучшие рыбно-злаковые дропсы для кошек всех возрастов. Не более десяти штук в день». Лампа, что такое попсы?
– Дропсы, – машинально поправила я. И вздрогнула. – Барабан Сосисович, вы угостили девочку лакомством для животных?
Не успел вопрос вылететь изо рта, как я разозлилась на себя: Лампа, не смей, как маленькая, называть старика ученого Барабаном Сосисовичем!
– Она ребенок… – выдохнул Еськин. – Живой, человеческий…
Я не поняла, почему мой гость так поражен.
– Конечно.
– Но, Евлампия, вы же сказали – Киса, – протянул Роман Борисович. – Естественно, я решил, что вы ведете речь о кошках, поэтому и рассказал про Танечку, которая была британкой, и про Розочку, которой игрушку в виде черепа подарили.
– Так они кошки! – обрадовалась я. – Одна дожила аж до двадцати четырех лет! А я-то…
Я вовремя прикусила кончик языка – нельзя признаваться, что я жалела профессора, думая о безвременной кончине его дочерей.
– Девочка Киса? Удивительное имя! – продолжал изумляться Еськин.
Я решила не говорить ему, что это домашнее прозвище ребенка, просто перевела беседу на другую тему.
– Вот книжки.
Роман Борисович взял небольшую стопку и открыл одну книгу.
– Купаться! – задорно произнес женский голос. – Пошли купаться!
Потом заиграла музыка: блям-блям-блям.
Ученый захлопнул обложку и снова приподнял ее.
– Купаться! Пошли купаться! Блям-блям-блям, – повторила книга.
– Восхитительно! То, что надо! – обрадовался академик и перевернул страницу.
– Сколько козочек? – приторно-ласково поинтересовалась та же женщина из книги. – Три козочки и один баран. Бе-бе-бе, хрю-хрю.
Последние звуки меня изумили: вроде козы мекают, а бараны совершенно точно не хрюкают.
Роман Борисович начал открывать-закрывать страничку, книжка зачастила:
– Купаться. Пошли купаться! Сколько козочек? Три козочки и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.
– В жизни так всегда получается, – философски заметила Алевтина, появляясь в холле. – И куда хорошие мужики подевались? Вечно у нас на трех коз один баран. Спрашивается, что баран с козами делать станет? Нам бы пригодился козел. Хотя, может, баран и лучше, хоть в постель не потащит. У козы с бараном ни фига не получится под одеялом. Ведь так?
Я потупилась. Ну, для начала – животные не полезут в кровать. И нельзя затевать разговор на такую тему при девочке.
– Я не силен в вопросах интимных утех, – спокойно ответил профессор сиделке, – но, наверное, вы, душа моя, правы. Коза и баран в качестве пары – нонсенс.
– Бе-бе-бе, хрю-хрю, – пропела книга.
– А где поросенок? – удивилась Киса, которая, на мою радость, не заинтересовалсь, зачем козе и барану вместе спать укладываться.
– Пора начинать эксперимент, – засуетился профессор и двинулся в сторону коридора.
– Барабан Сосисович, горшок! Вы просили напомнить! – крикнула ему в спину Алевтина. – Ой, случайно вырвалось, Роман Борисович.
– Горшок, горшок, – затвердил академик. – Зачем он мне?
– Вы хотели подарить его Лампе, – напомнила помощница.
Еськин хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ах я мудрый, глупый змий! Ну, конечно! Евлампия, не уходите.
Профессор резво убежал, а через пару минут вновь появился из недр апартаментов. Он нес в руках кадку не очень большого размера, из которой торчало нечто странное. Представьте себе самый обычный веник, ручка которого воткнута в землю, а на пушистом треугольном желто-синем помеле висит… куриное яйцо изумрудного цвета.
– Уважаемая Евлампия, – торжественно произнес Роман Борисович, – разрешите вручить вам уникальное растение, о котором упоминали еще древние греки. Это сцинилла Харабидус Этиус. Когда плод созреет и откроется, вас ожидает великий сюрприз. Если правильно ухаживать за растением, оно вскоре явит вам чудо. А вот тут инструкция, все объясняющая…
И, нежно улыбаясь, Роман Борисович водрузил кадку на стол, затем вручил мне небольшой чемоданчик, похожий на те, в каких женщины хранят свои украшения.
– Открывайте смело, душенька, – велел ученый. – Я хотел отблагодарить вас за доброту и ласку, проявленные ко мне и собаке Антонине, поэтому приобрел сциниллу и все необходимые для ухода за ней приспособления. Видите стаканчик и термометр? Поливать растение нужно водой только двадцати семи с половиной градусов. Заметьте: не двадцать восемь. И ни на деление ниже. Подчеркиваю, двадцати семи с половиной. Это принципиально. Еще тут подкормки, лекарства…
– Капли в глаза! – вспомнила я. – Барабан… ой, Роман Сосисович… ох, Борисович, Алевтина вам в глаза не капала?
– Может, не надо? – жалобно спросил профессор. – Они очень кусаются. И толку от них нет. Нина давно меня ими мучает, но лучше видеть я не стал. Слава богу, Аля про них забыла.
– К сожалению, потерянного зрения не вернуть, – вздохнула я, – главное, что вам не делается хуже.
– Не хочу, – по-детски сказал старик.
– Дедушка, – защебетала Киса, обладавшая слухом юной серны и любопытством проказливой макаки, – слов «не хочу» нет, есть слово «надо».
Роман Борисович взглянул на ребенка.
– Это твоя жизненная позиция?
– Хочешь подарочек? Надо слушаться. И фея тебе под подушку что-то хорошее положит, – пообещала Киса.
– Я бы не отказался от нового поясничного отдела позвоночника, – пробормотал ученый, – а то уж очень спина ноет.
– Фея тебя вылечит, – пообещала Киса. – Хочешь, я сама тебе в глазки лекарство налью?
– Упаси бог! – испугался Роман Борисович. – Иди займись своими делами. Могу книжку тебе дать. Очень хорошую.
– Согласна, – обрадовалась Киса.
– Сейчас капли принесу, – пообещала я и поспешила на кухню.
И где тут у нас нужный флакончик? Ага, вот он. На нем рукой Нины написано: «По 2 капли в каждый глаз. После процедуры угости сыром. Если не дается, покажи лакомство».
Я отрезала два кусочка пармезана и пошла в спальню Романа Борисовича. По дороге мне попалась Киса, которая тащила огромный том в бордовом кожаном переплете. Похоже, фолиант был очень тяжелым, малышка покраснела и запыхалась.
– Что это у тебя? – удивилась я.
– Барабан Сосисович сказки дал, – пропыхтела девочка, – сказал: «Так интересно, что забудешь, как ко мне приставать».
– Разреши посмотреть, – попросила я.
Киса протянула мне издание.
– Вот!
Увидев название: «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила», я прищурилась. Да уж, Киса начнет читать это и никогда не оторвется. Лучше книги для дошкольницы и не найти.
Я попыталась отнять у нее фолиант.
– Барабан Сосисович… то есть Роман Борисович… перепутал, дал тебе не то.
Но Киса цепко держала добычу и не собиралась с ней расставаться.
– Нет! Хочу это читать!
– Тут даже взрослый ни слова не поймет, – возразила я. – Давай вернем сей кирпич дедушке профессору, а ты получишь взамен чудесную книгу про собак.
Обычно покладистая Киса проявила упрямство.
– Нет!
Я потянула том к себе, малышка дернула его назад, мои пальцы не удержали переплет, руки Кисы тоже оказались слабыми. Книга упала на пол, по коридору прокатился гул.
– Купаться! Пошли купаться! – закричал из комнаты Еськина дискант. – Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.
– А вот всякие глупости про козочек мне давно не интересны, – объявила Киса, пытаясь поднять «кирпич».
И в это самое мгновение раздался звонок в дверь.
Я поспешила в холл и впустила милейшую Любовь Павловну, которая живет под нами.
– Лампуша, – смущенно начала соседка, – у вас ремонт?
– Нет, – удивилась я. – Если слышали звук перфоратора, то мы ни при чем. Кстати, вот интересно, почему никто до сих пор не придумал к этому жуткому прибору глушитель?
– У меня в коридоре люстра упала, – пояснила Любовь Павловна. – Сначала раздался такой звук, словно бегемот со стола спрыгнул, – бу-бух! Светильник закачался и рухнул. Вот мне и пришло в голову, что у вас в квартире гастарбайтеры мешок с цементом уронили. Приезжие рабочие не очень аккуратны.
– Это книжка плюхнулась, – объяснила Киса. – Интересная очень, но мы с Лампой ее поднять не можем.
Любовь Павловна наклонилась над фолиантом.
– «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила». Господи! Кто это прочитать способен?
– Я! – гордо заявила Киса. – Мне интересно.
Глаза соседки стали квадратными.
– Ну и ну!
– Купаться! – полетело из комнаты Романа Борисовича. – Купаться! Пошли купаться. Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.
– Надо же, эти книжки до сих пор выпускают, – неодобрительно заметила Любовь Павловна. – Покупала такие Мишеньке, когда он маленьким был, и возмущалась. Авторы все перепутали! Коза с бараном семью не создаст, про свинку в тексте нет ни слова. И кто из них хрюкает? Я звонила в издательство, там пообещали исправить ошибки. Но, видимо, воз и ныне там. Киса, я думаю, музыкальные книжки тебе больше подойдут, чем эта… громила. Лучше поиграй с ними.
– Я уже большая, глупостями не интересуюсь, – серьезно ответила девочка. – Они для Барабана Сосисовича, он их изучает.
– Купаться! Пошли купаться! Сколько козочек? Три и один баран! Бе-бе-бе. Хрю-хрю, – неслось по коридору.
– И-зу-ча-ет? – по слогам произнесла соседка. – Вот это? Про бе-бе-бе и хрю-хрю? А кто такой Барабан Сосисович?
– Дядя старенький, – ответила Киса. Потом она наклонилась и начала толкать лежащую на полу книгу вперед по коридору, приговаривая: – Если нельзя поднять, можно отпихунькать.
– Отпихать, – машинально поправила я.
– Отпихнуть, – озвучила свой вариант Любовь Павловна.
– Толкать, – нашла я нужное слово. Затем пояснила соседке: – Барабан Сосисович – это Роман Борисович, доктор наук, профессор, энциклопедического ума ученый.
– А-а-а-а, – протянула соседка, – ясно.
Пообещав купить новый плафон для люстры взамен разбившегося, я проводила Любовь Павловну, постучала в дверь комнаты отца Нины и вошла туда со словами:
– Давайте капнем в глаза.
– Вы же не оставите меня в покое? – вздохнул Еськин. – Если я отвечу «нет», будете настаивать?
– Да, – кивнула я, – угощу вас потом сыром.
– Иногда надо просто смириться, – пробормотал ученый и сел в кресло.
Я быстро выполнила процедуру, Роман Борисович ойкнул.
– Сегодня лекарство особенно сильно щиплется. Будто мыла напустили.
Я поставила на столик блюдце с двумя кусочками пармезана.
– Это вам за терпение.
– Нужно съесть? – протянул ученый. – О господи! Хорошо. Только разрешите не сразу лакомиться. Я понял, у меня новый медикамент. Нинуша сообразила, что старые капли не помогают, а новые работают по принципу Мармолета. Сыр? Ясно. Проглочу минут через десять, когда глаза гореть перестанут. Спасибо, душенька!
Я, не став уточнять, что такое принцип Мармолета, ушла из гостевой комнаты.
