В воскресенье, незадолго до рассвета, я загрузил Орсона в багажник его «Лексуса» и отъехал от его дома в Вудсайде. У меня был его бумажник, с наличными деньгами и кредитными карточками, и я был более или менее уверен в том, что в случае необходимости смогу сойти за своего брата. Отрадно было сознавать, что, поскольку Орсон существует, Эндрю Томас может исчезнуть.

Доехав до гостиницы, я незаметно проскользнул по шумной лестнице в тот номер, который снимали мы с Уолтером. Наша одежда по-прежнему валялась раскиданная на кроватях. Я запихал все с пола и из шкафов в наши чемоданы и оттащил их в машину.

Выезжая на шоссе номер 116, я хвалил себя за доскональную предусмотрительность. Я не забыл выписаться из гостиницы. Я уничтожил все следы своего пребывания дома у Орсона (отпечатки, кровь в его спальне, волосы в раковине и ванне), а также все следы его похищения. Я даже позаботился о «Кадиллаке» Уолтера, отогнав его в 3.15 ночи к кафе «Шамплейн» в долине и оставив у переполненного мусорного бака. Пробежка назад к дому Орсона далась мне нелегко, но дело того стоило. Теперь ничто не привязывало меня к этому городку, и хотя перепачканную кровью машину Уолтера, скорее всего, обнаружат еще до конца следующей недели, к этому времени меня и след давным-давно простынет.

Перед тем как покинуть дом Орсона, я осушил целый кофейник кофе и проглотил двойную дозу лекарства от насморка, которое всегда помогало мне держаться в тонусе. Кофеин разлился по жилам, и я, полный безграничной энергии, выехал из Вудсайда на юг, в сторону штата Нью-Йорк. Если все пойдет как нужно, меньше чем через сорок восемь часов Лютер будет мертв, а я окажусь в Вайоминге.

Я мчался на запад по шоссе И-80, пересекая Небраску. Времени было без четверти полночь, и прелести безостановочной езды из Вермонта в Вайоминг подходили к концу. Орсон очнулся. Последние пятьдесят миль он колотил ногами по багажнику и проклинал меня последними словами, требуя остановиться.

Движение по шоссе не было оживленным, и поскольку вокруг простирались сплошные убранные поля кукурузы и редкие огоньки ферм вдалеке, я удовлетворил его просьбу. Свернув на место для аварийной остановки где-то между Линкольном и Йорком, вышел из машины в прохладную ночь и открыл багажник. Лежащий на спине Орсон, в махровом халате, скованный наручниками, поднял голову.

– Я хочу пить, ублюдок! – прохрипел он. – Я здесь умираю от жажды!

– Ну, у меня есть специально для тебя бутылка с холодной водой. Но только ты должен ее заслужить. – Достав из кармана листок с текстом сообщения Лютера, пришедшим по электронной почте, я спросил: – СБ – это Скоттсблаф, штат Небраска?

– А что?

Взяв с переднего сиденья полную бутылку воды, я вернулся к Орсону, встал перед ним и выпустил струю себе в рот.

– Класс, какая же она освежающая! – Я увидел в глазах Орсона разгорающуюся жажду. – Это вся вода, что у нас осталась, – продолжал я, – а когда она закончится, возможно, я проеду еще многие сотни миль, прежде чем снова остановлюсь. Сказать по правде, пить мне не особенно хочется, но если ты не проявишь себя образцом послушания, я прямо у тебя на глазах выдую всё. Итак, СБ – это действительно Скоттсблаф?

– Да.

– Чем он примечателен?

– В смысле?

Я молча выпустил себе в рот еще одну долгую струю.

– Там живет одна девушка, у которой Лютер иногда останавливается. Он постоянно в пути.

– Как ее зовут?

– Мэнди какая-то.

– Ты не знаешь ее фамилию?

– Нет.

– А у Лютера какая фамилия?

– Кайт.

– Точно?

Орсон кивнул.

– Открывай рот. – Я налил ему полный рот воды. – Я нашел Лютера в телефонном списке у тебя в бумажнике. Этот номер – правильный?

– Это его сотовый. Что ты задумал, Энди?

– Ты когда-либо встречался с Лютером в Скоттсблафе?

– Один раз.

– Где?

– «У Рикки». Можно мне…

– Кто такой этот Рикки?

– Это бар на Девяносто втором шоссе. Пожалуйста, Энди…

Засунув горлышко Орсону в рот, я влил холодную воду ему в горло. Он жадно глотал, но через три секунды я отнял бутылку, поскольку мимо прогромыхал грузовик. Достав из кармана сотовый телефон Орсона, я набрал номер Лютера и поднял полупустую бутылку.

– Остальное – твое, – сказал я. – Узнай, сможет ли Лютер встретиться с тобой «У Рикки» завтра вечером. И держись молодцом. Не показывай, что последние двадцать часов провел в багажнике, накачанный снотворным. Одно неверное слово – и ты медленно умрешь от жажды. Я не шучу. Я продержу тебя несколько дней на грани безумия.

Орсон молча кивнул.

– Говори кратко, – закончил я, после чего нажал кнопку вызова и приложил телефон к его уху.

Мужской голос ответил после первого же гудка. Я отчетливо его услышал.

– Алло!

– Лют, это ты?

– Привет!

Я плеснул воды Орсону в лицо.

– Ты где? – спросил он.

– Качусь на запад. Как раз пересекаю Миссисипи. Вижу арку моста. А ты где?

Я беззвучно изобразил губами: «Восток Небраски».

– Восток Небраски, – повторил Орсон. – Ты завтра остановишься у Мэнди?

– Да. Не хочешь заглянуть в «У Рикки»?

– Когда?

– Как насчет девяти вечера? Сегодня я остановлюсь на ночь в Сент-Луисе, так что до Скоттсблафа доберусь только во второй половине дня.

– Договорились.

Я выразительно провел пальцем по горлу.

– Ладно, Лют, заканчиваем.

Я нажал кнопку отбоя и убрал телефон в карман. После чего дал Орсону допить воду. Лишь теперь отчаяние покинуло его взгляд.

– Поесть хочешь? – спросил я.

Орсон покачал головой.

– Энди, мне нужно отлить.

– Тут я тебе ничем не могу помочь.

– Ты что, хочешь, чтобы я нассал в багажник?

– Это твоя машина.

Открыв заднюю дверь, я достал из сумки шприц и ампулу «Ативана». Мимо проехала еще одна машина, направляющаяся в сторону Линкольна, и внезапно мне захотелось поскорее снова тронуться в путь.

– Переворачивайся на живот, Орсон.

Я воткнул ему в задницу иглу.

– Энди, – сказал он, когда я положил руку на крышку багажника, собираясь ее закрыть, – а у тебя очень хорошо это получается.

Действие кофе и лекарства закончилось несколько часов назад, и на однообразных нудных дорогах западной Небраски я теперь держался исключительно на одной решимости не заснуть.

Я провел за рулем двадцать три часа тридцать пять минут и теперь существовал в некоем пограничном пространстве между сном и бодрствованием. Периодически мой лоб касался рулевого колеса, я вздрагивал, выпрямлялся и наслаждался пятиминутным оазисом сосредоточенности. Но затем сознание снова уплывало, и я опять проваливался в забытье, до смерти пугая самого себя.

В пятидесяти милях к северо-западу от Огаллалы по шоссе номер 26 прерия словно пробудилась. Над восточным горизонтом показался персиково-розовый восход, и по мере того как свет усиливался, местность вокруг простиралась все дальше, дальше и дальше, казалось, за пределы возможного. За ночь она полностью изменилась, но поскольку я не имел возможности наблюдать за плавным топографическим переходом, внезапное открытие оказалось ошеломляющим. Для жителя Восточного побережья, едущего на запад, бескрайние просторы земли и неба всегда кажутся непостижимыми, и я мысленно исполнил серенаду, восхваляющую великолепие утра.

В половине седьмого утра я пересек извивающуюся между деревьями Норт-Платт-ривер и въехал в городок Бриджпорт. Вдалеке на юге вершины многочисленных скал из песчаника, похожих на толстые бочки, ловили кораллово-алые лучи солнца. Хотя до скал было несколько миль, казалось, можно было дотянуться до них рукой.

Шоссе номер 26 прореза́ло спящий городок насквозь. На западной окраине имелся мотель под названием «Ратуша» (названный так в честь одной особенно живописной скалы, расположенной в пяти милях к югу), и я снял там номер. Поскольку я ввел Орсону столько «Ативана», что этого должно было хватить до самого вечера, я оставил его в багажнике. Войдя в номер, я рухнул на постель.

Через четырнадцать часов я должен был встретиться с Лютером.

Выписавшись из «Ратуши» ближе к вечеру, я направился в сторону Скоттсблафа по шоссе номер 92. И только теперь задумался о том, как мне быть с Лютером. Сказать по правде, я совершил огромную глупость. Времени уже было 17.07, и у меня оставалось чуть меньше четырех часов, чтобы определить, каким образом я его убью, как избавлюсь от трупа и покину город незамеченным. В конце концов я рассудил, что действовал чересчур поспешно и необдуманно. К тому же я не мог избавиться от мысли, что этот тип сам может меня убить. Поэтому, не доезжая пятнадцати миль до Скоттсблафа, я решил отказаться от своего плана. До сих пор я действовал расчетливо, и хотя было бы соблазнительно придумать какой-нибудь быстрый и ловкий способ расправиться с Лютером Кайтом, четырех часов для этого явно было недостаточно.

Заведение «У Рикки» оказалось вонючей дырой. На южной окраине Скоттсблафа, под сенью восьмисотфутовой отвесной скалы, давшей городку название, я свернул на немощеную стоянку, заглушил двигатель и вышел в сухой, морозный воздух. Ночь была уже совсем близка, однако солнце все еще озаряло прерию и остроконечный шпиль Чимни-Рок, виднеющийся на горизонте крошечной точкой. В путеводителе, прихваченном в мотеле, утверждалось, что эта одинокая гора, возвышающаяся над окружающей равниной на пятьсот футов, – первый предвестник Скалистых гор, лежащих впереди, – служила ориентиром первопоселенцам на Орегонской тропе. Направляясь к багажнику с двумя бутылками воды и тремя пакетиками чипсов, я смотрел на позолоченные заходящим солнцем утесы Уайлдкэт-Хиллс, размышляя, как бы мне хотелось взобраться на одну из этих вершин, лечь и никуда не уходить. Я бы оставался там в полном одиночестве и подвергался эрозии вместе с песчаником.

Еду я купил еще в «Ратуше», однако на стоянке перед мотелем было слишком многолюдно, поэтому я побоялся открывать багажник. Здесь же, на стоянке «У Рикки», кроме «Лексуса» Орсона, стоял еще только один пикап.

Орсон пришел в себя. Даже неяркий вечерний свет обжег ему глаза, поэтому он зажмурился. Ему удалось просунуть скованные наручниками руки под ногами, и теперь они были спереди.

– Вот, – сказал я, вкладывая бутылку ему в руки.

Орсон жадно припал к ней, словно младенец к соске. Я бросил в багажник чипсы и вторую бутылку.

– Осталось еще совсем немного, – добавил я. – Мы всего в тридцати пяти милях от границы с Вайомингом.

Достав заранее приготовленный шприц, я вколол ему в задницу еще одну четырехмиллиграммовую ампулу «Ативана».

Отыскав в бардачке ручку, я оторвал кусок от карты Вермонта. Сначала я хотел просто позвонить Лютеру и заставить Орсона отменить встречу, но у меня появились сомнения в том, что в настоящий момент мой брат сможет скрыть свое одурманенное состояние. Поэтому, засунув ручку, бумагу и «Глок» в карман джинсов и натянув шерстяной свитер, я запер машину и направился к бару.

Над дверью висела неоновая надпись «У Рикки», выведенная голубым курсивом. Пройдя под гудящей вывеской, я оказался в пустом зале, размерами меньше моей гостиной. Потолок был отвратительно низким, вдоль стен громоздились кабинки, и поскольку окон было всего два, по одному по обе стороны двери, мне показалось, что я попал в прокуренный шкаф.

Единственный клиент, я сел на высокий табурет у стойки. Сама стойка была сделана из шпал, пахнущих креозотом. На черном дереве остались вырезанные имена, ругательства, клятвы любви и ненависти.

Из кухни появилась женщина, и я достал ручку и клочок бумаги.

– Мы еще не обслуживаем, – сказала она.

На ней были обтягивающие шорты и черная водолазка. Ее непокорные жесткие черные волосы торчали как попало, и ей не помешала бы помощь ортодонта.

– Дверь была открыта, – сказал я.

– Ну, так уж и быть. Что вам угодно?

– Сойдет все, что течет из крана.

Пока хозяйка, достав из морозилки стакан, наполняла его бронзовым пивом, я начал составлять то, что должно было стать запиской Орсона Лютеру.

Хозяйка поставила стакан на шпалу.

– Полтора доллара.

Протянув ей два доллара, взятых у Орсона, я сказал, чтобы сдачу она оставила себе. По стенкам стакана текла пена. Отпив глоток и уловив в пиве привкус льдинок, я продолжил писать послание:

Сложив обрывок карты в аккуратный квадрат, я написал поверх городка Берлингтона «Лютеру» и положил записку на стойку. Я сидел, попивая пиво и размышляя: значит, люди действительно передают записки через барменов? Сколько раз я уже описывал подобное в своих книгах, но меня не покидало ощущение, что на самом деле такого не бывает…

Потягивая пиво, я оглядел пустой зал: голые бетонные стены, ни музыкального автомата, ни неоновых вывесок с марками пива. Не было даже плакатов с образцами ковбойского остроумия, призванных изобразить культуру Дикого Запада для проезжающих мимо жителей Восточного побережья вроде меня. Просто убогое, безнадежное место, в котором напиваются убогие, безнадежные местные жители.

Я допил пиво, и хозяйка, как будто ее слух был настроен за стук пустого стеклянного стакана по дереву, вышла из кухни и остановилась передо мной.

– Хотите повторить? – спросила она.

– Нет, спасибо. А где народ?

Хозяйка посмотрела на часы.

– Еще только шесть часов, – сказала она. – Все начинают собираться после семи.

С улицы донесся звук подъехавшей машины. Я услышал шелест покрышек по земле.

– Где Рикки? – спросил я.

– Сукиного сына давно уже нет в живых.

Забрав у меня пустой стакан, женщина поставила его на коричневый поднос.

– Не окажете мне одну любезность? – спросил я.

– Какую? – угрюмо спросила хозяйка.

Пожалуй, она была самым безразличным человеком, какого мне только доводилось встречать. У меня мелькнула мысль, почему она просто не перерезала себе вены. Я толкнул по шпалам бумажный квадрат.

– Я должен был в девять часов встретиться здесь со своим другом, но не могу. Вы не передадите ему вот это?

Подозрительно взглянув на сложенный клочок бумаги, хозяйка все же взяла его и засунула в задний карман шортов.

На улице хлопнула дверь машины.

– Как он выглядит?

– Черные-пречерные волосы до плеч. Еще чернее ваших. Очень бледный. Около тридцати лет. Довольно высокий. Карие глаза.

В тот самый момент как я услышал приближающиеся от двери шаги, хозяйка сказала:

– Черт возьми, не он ли это?

Оглянувшись, я увидел вошедшего в зал Лютера Кайта. Соскользнув с табуретки, я сунул руку в карман и выхватил «Глок». К тому моменту как я дослал патрон в патронник, Лютер уже стоял передо мной, глядя мне в лицо.

В моем сознании все запечатлелось отдельными эпизодами. Запах «Уиндекса». Синяя ветровка. Иссиня-черные волосы на гладкой щеке. Однократное движение моего указательного пальца. Лютер набрасывается на меня, пытаясь схватить. Крики за стойкой из шпал. Кровь на нейлоне. Моя правая рука чувствует тепло и влагу. Я бегу к машине. Холод. Теперь шпиль Чимни-Рок уже в темноте. Мимо мелькают бурые холмы. Я несусь в направлении Вайоминга.