Глава 30

Я подъехала к своему дому физически уставшей и морально выпотрошенной. Больше всего на свете я хотела скинуть туфли, налить большой бокал вина и лежа пялиться в пустую стену, пока круговорот свежих откровений и старых страхов, связанных с сестрой, не утихнет в моей голове.

Поднявшись наконец наверх, я обнаружила, что входная дверь в квартиру слегка приоткрыта.

Я застыла на месте, бессознательно вцепившись покрепче в свою сумочку.

У меня не было друзей, я никогда не оставляла запасной ключ от квартиры соседям. И ни с кем, выражаясь языком Чарли Сгарци, здесь не трахалась.

Убийца с розой.

Я отступила на шаг назад, достала мобильник и набрала номер консьержа. Ответил, как всегда, мистер Дэниелс.

– Вы никого не впускали в мою квартиру? – спросила я. – Какого-нибудь разносчика или старого друга?

– О, нет-нет-нет, – заверил он. – В прошлый раз, когда пришла… пришел… этот человек из газовой компании, вы сказали мне четко и ясно не впускать никого без вашего ведома. Конечно, сегодня в здании побывало много людей: к другим приходили гости, плюс заехал новый жилец и обращалось несколько потенциальных покупателей, чтобы посмотреть квартиры, но к вам никого не было, доктор Глен. Иначе я бы сразу же позвонил, даю вам слово.

Я кивнула и закончила разговор. Чей-то гость, будущий жилец – все это могло послужить отличным прикрытием для Убийцы с розой. Второй раз просить доступ в мою квартиру было бы подозрительно, в то время как, скажем, посмотреть выставленную на продажу квартиру всего лишь этажом ниже – хороший повод. Или пройтись по зданию… «Могу я немного погулять здесь один? Хочу проникнуться атмосферой дома». А затем тихо подняться в мою квартиру.

Нужно позвонить детективу Ди-Ди Уоррен. И сказать, что я согласна, пусть выделяет своих полицейских в качестве охраны.

Вместо этого я толкнула дверь и позволила ей рассечь безмолвную темноту квартиры.

– Дорогой! – крикнула я как можно более непринужденным голосом. – Я дома!

Я щелкнула выключателем, и просторную гостиную, куда попадаешь прямо с порога, залил яркий свет. Слева располагалась кухня, а дверь в противоположном конце комнаты вела в спальню. Мой черный кожаный диван выглядел как всегда, все подушки были на месте.

Я прошла в глубь гостиной. Левая рука по-прежнему крепко сжимала сумочку, а правая – мобильник.

Убийца с розой нападал только на спящих женщин и умирающих от рака старушек. Никакой борьбы, только хитроумная игра: распланировать все за спиной жертвы, а затем, вооружившись тряпкой с хлороформом, наброситься на нее исподтишка.

Что ж, я не спала, и старушкой меня не назовешь. Черт возьми, я не позволю какому-то маньяку выжить меня из собственной квартиры! Я родилась в семье более жестоких убийц и знала это.

Я включила еще несколько светильников и двинулась в сторону кухни, прижавшись спиной к стене так, чтобы никто не смог напасть на меня сзади и при этом вся гостиная была у меня на виду. С моего ухода в квартире ничего не изменилось. Дорогая мебель выглядела все такой же удобной, а современный дизайн – не менее роскошным.

Нужно чем-то вооружиться. Может, вытащить бейсбольную биту или клюшку для гольфа из шкафа в прихожей? Жаль только, что я всю жизнь избегала занятий физкультурой и у меня нет ни того ни другого. Можно было бы взять из кухни нож, огромный нож для рубки мяса, как у героини какого-нибудь фильма ужасов, вот только и ножам нельзя было доверять. Я могла легко им порезаться и даже не заметить.

Что, собственно, и произошло после того, как кот миссис Дэвис посидел у меня на коленях. А как приятно было слушать его успокаивающее мурлыканье, гладить мягкую пушистую спину. Я действительно наслаждалась моментом, даже подумывала о том, чтобы завести котенка, но только до того момента, пока Ди-Ди не сообщила, что у меня идет кровь.

Всего лишь кот, черт возьми. Столько лет спустя я до сих пор не могу доверять даже треклятому котенку.

И вдруг во мне поднялась волна злости. Родители прокляли меня генетической особенностью, из-за которой я всю жизнь отличалась от других. А теперь каждый день я вынуждена помогать своим пациентам справляться с чувством, которое сама не в состоянии испытать. В моей жизни нет Мелвина, который бы меня охранял, поэтому я просто должна от всего отказываться. От хобби, от прогулок по пляжу. От любви. Детей. Котят.

Я словно игрушка в красивой обертке, которую никогда не снимают с полки, чтобы поиграть, боясь разбить ее.

Не хочу быть игрушкой. Хочу быть настоящим, живым человеком с порезами и ушибами, шрамами и разбитым сердцем. Хочу смеяться и плакать, раниться и исцеляться.

С таким же успехом я могла мечтать достать с неба луну. Но ничего не поделаешь. Если ты не можешь что-то изменить, постарайся это принять.

Я огляделась вокруг, и мне пришло в голову, что на этот раз моя уникальная особенность может стать лучшим средством самозащиты. Убийца с розой делал ставку на неожиданность. Внезапное нападение, сопровождающееся резким ударом, выводило его жертв из строя. А я не чувствовала боли. Убийца может заехать мне по голове, врезать в живот или вывернуть руку, но толку от этого не будет никакого. Я продолжу наступать на него – больше не совесть нашей семьи, а ее месть, выискивающая в темноте своей квартиры убийцу.

Я проверила кладовку, затем шкаф в прихожей и наконец вошла спальню. Щелчок выключателя, и моему взору предстала огромных размеров кровать. Я немедленно перевела взгляд на прикроватную тумбочку…

Пусто.

Ни шампанского, ни розы, ни наручников. И даже постель не была помята, как если бы кто-то на ней лежал.

Я нахмурилась. Не так много осталось проверить. Я медленно прошла в ванную…

Тоже ничего.

Убийца с розой был здесь. В этом я не сомневалась. Что ему было нужно? Удовлетворить свое любопытство или насытить чувство одержимости? Понятия не имею. Но он был в моей квартире, рылся в моих вещах, заглядывал в холодильник, а затем ушел, оставив входную дверь открытой, будто хвастаясь тем, что снова смог меня обдурить.

Я решила осмотреть квартиру еще раз. Теперь мои шаги были более уверенными, взгляд – более твердым.

После второго обхода я тоже не обнаружила ни чудовищ под кроватью, ни спрятавшихся в шкафу бандитов. Наконец я выпустила сумочку из рук, а сама села на край кровати и вздохнула полной грудью, только сейчас заметив, что до этого почти не дышала.

Убийца с розой пришел ко мне снова. Все, как и предсказывала моя сестра. Этот монстр каким-то образом имеет отношение к ней и убийству тридцатилетней давности.

Я не знала, что и думать. Уверена, если бы я могла чувствовать боль, то у меня болела бы голова. Вместо этого я просто падала от жуткой усталости, сознание буквально атрофировалось.

Вдруг пришла мысль, что убийца мог сидеть на моей постели. Может, даже лежал на подушке, чтобы почувствовать мой запах…

Я поднялась и стянула все наволочки с подушек, затем пододеяльник и простыню. Всю эту кучу я забросила в машинку, посыпала порошком и щедро полила отбеливателем.

Нажав кнопку запуска, я отвернулась к зеркалу и начала пристально рассматривать свое отражение. Я выглядела бледнее, чем утром, под глазами залегли темные круги. Теперь я была больше похожа на свою сестру. Тюремная жизнь и жизнь в страхе, должно быть, оказывают одинаковое влияние.

Я переключила свое внимание на запястье. Три царапины, обработанные в машине детектива Фила. Раны неглубокие, но легкое воспаление еще осталось. Нужно будет измерить температуру, чтобы в случае чего принять соответствующие меры против инфекции. Я сняла свой пурпурный кардиган, оставшись в одной белой майке, а затем сняла и ее, после чего принялась тщательно осматривать руки, плечи, живот, крутясь перед зеркалом так и эдак.

Синяк. Не знаю, откуда, как и не знаю, когда, но на левом плече появился огромный синяк. На талии, чуть выше брюк, была ссадина. Снова кот постарался? Или случайно наткнулась на какой-то острый предмет?

Об этом я никогда не узнаю. Главное – найти раны, а откуда они – плевать.

Я расстегнула брюки, позволив им упасть на пол, и увидела еще один синяк на внутренней стороне бедра. Видимо, игры с двумя полицейскими не слишком хорошо отражаются на моем физическом состоянии.

Я запустила пальцы в волосы, чтобы проверить кожу головы. А затем начала осматривать ноги: вдруг нечаянно оступилась, спускаясь по лестнице, или подвернула лодыжку, садясь в машину? Напоследок под увеличительным стеклом я проверила глаза и измерила температуру. Не считая нескольких синяков и ссадин, все в порядке. Разумеется, если не принимать во внимание тот факт, что за мной охотится серийный убийца.

Я надела длинный шелковый халат и поплелась на кухню. В гостиную вернулась уже с полным бокалом вина. Посмотрев на входную дверь, я поняла, что больше никогда не смогу спокойно спать по ночам. Если Убийца с розой смог вскрыть замок один раз, он легко сделает это снова. А может, все куда проще. Может, у него дубликат ключа. Почему бы и нет? Убийца, похоже, все обо мне знает.

Я слишком устала, чтобы вызывать слесаря, поэтому просто подперла дверь стулом, а затем в праведном гневе рассыпала возле порога елочные игрушки, как это делал мальчик из фильма «Один дома». Если это помогло ему, то почему не поможет мне?

Слегка воодушевившись проделанным, я отправилась в ванную и, удостоверившись по красным цифрам на термометре, что не сварюсь, залезла под душ.

И вот теперь я задумалась над самым главным вопросом дня: в чем истинная причина моего гнева и беспокойства?

Шана.

Моя старшая сестра, которая заявила, что много лет назад вытащила меня из шкафа и с тех пор старается обо мне заботиться.

Ведь если у тебя нет семьи, то жизнь не имеет абсолютно никакого смысла.

Я хотела, чтобы она любила меня. И это ужасно. Это глупо. Чересчур сентиментально. Это – проявление слабости.

И все-таки я этого хотела.

Когда сестра рассказывала о нашем с ней последнем дне в доме родителей… Буквально на секунду мне показалось, что я все помню. Крики полицейских, которые колотят в дверь, голос отца из ванной, приглушенный голос матери…

И Шана. Моя старшая сестра пришла за мной, взяла меня на руки, прижала к себе и сказала, что любит и всегда будет обо мне заботиться.

Я тоже любила ее.

Что со мной, неужели я плачу? Какой в этом смысл? Та четырехлетняя девочка уже давно превратилась в сорокалетнюю заключенную. Повзрослевшая Шана использовала людей. Она разрушила жизни мистера и миссис Дэвис, не говоря уже о семье Джонсонов и Сгарци. А как насчет других детей, которые жили вместе с ней? Миссис Дэвис была права. Скорее всего, маленький Тревор угодил в какую-нибудь ужасную семью, где над ним каждый день издевались, били его, насиловали или каким-то другим способом отравляли его жизнь. А мать хорошенькой Аны-Роуз выставила свою дочь на панель, чтобы та заработала денег на новую дозу для родительницы.

Шана даже никогда не упоминала их имен. Целые семьи были разрушены ее стараниями. Они для нее больше не существовали.

Я взяла себя в руки и выключила воду.

Этим утром сестра снова сделала то, что у нее получалось лучше всего, – поставила меня в тупик. Я пришла, чтобы, как она выразилась, порвать с ней, а Шана вдруг начала рассказывать мне историю, о которой молчала целых двадцать лет. Стоя там и слушая, я подпала под ее чары, как тот первый охранник Фрэнки, или, может быть, как второй, Ричи.

Она умела манипулировать. Хоть сама Шана и не была способна сопереживать людям, она знала все об этой человеческой черте и о том, как обратить ее себе на пользу. Она наблюдала, анализировала, действовала. Превосходный хищник.

И Донни Джонсон ждал встречи с ней под кустом сирени, чтобы передать ей сообщение от своего старшего кузена? Было ли ему страшно? Боялся ли он реакции Шаны? Или в двенадцать лет еще не понимаешь, что находиться рядом с девушкой, у которой разбито сердце, попросту опасно?

Донни, наверное, сохранял спокойствие до последнего, пока улыбка Шаны не сменилась волчьим оскалом и моя сестра не бросилась на него с ножом. Импульсивная. Дикая. Она была зла, и ярость ее выплеснулась на Донни.

Моя сестра. Сестра, которая на ходу придумала душещипательную историю, чтобы заставить меня остаться. Сестра, которая довела двух, если не трех человек до самоубийства.

Я вышла из душевой и вытерлась полотенцем.

Слова. Вот самое главное и опасное оружие Шаны. Если говорить о поведенческих схемах, а психотерапевты это очень любят, то устойчивая модель для моей сестры – заговорить первой. Она привлечет ваше внимание. Соблазнит. А потом заставит плясать под ее дудку.

Раз это сработало с двумя обученными охранниками, то с двенадцатилетним мальчиком прокатило бы и подавно. Наверняка Шана сочинила бы какую-нибудь байку, чтобы заставить Донни немедленно привести к ней Чарли. Дескать, ей плохо, он ей нужен, она абсолютно в своем уме, и ей просто надо кое-что ему отдать.

Так бы она и поступила, я уверена. Двенадцатилетний посыльный ей бы не понадобился. А зачем? Чарли бросил ее, и теперь бритвенно-острый ум Шаны нацелен только на него.

Моя сестра не убивала Донни Джонсона.

Это сделал кто-то другой. Но видела ли она убийцу? Скорее всего, она пришла, когда Донни был уже мертв. Шана склонилась над ним, как когда-то наша мать склонилась над трупом отца. Затем увидела на земле нож… подняла его…

Несомненно, это событие спровоцировало приступ психоза.

У сестры просто не оставалось ни единого шанса.

А ухо в ее кармане?

Она могла его подобрать. Или даже сама отрезала. Не специально, на автомате, ибо наверняка этот эпизод затронул не только самые глубокие и темные ее желания, но и самые глубокие и темные воспоминания. Не отрезал ли когда-то наш отец ухо у одной из своих несчастных жертв? Уверена, если снова загляну в полицейские отчеты, то найду там описание хотя бы одного подобного случая.

Донни убил кто-то другой. Возможно, сестра даже успела застать его на месте преступления. Только она ничего ему не сделала. Шана просто шагнула к Донни, уже плененная ароматом крови…

И этот человек нашел для себя идеального козла отпущения. Один совершает преступление, а другой сидит за него в тюрьме. Сестра ничего не могла поделать, потому что почти ничего не помнила. Не говоря уже о том, что убийство наверняка совершено было так, как она сама втайне мечтала его совершить.

Она стала несправедливо осужденной дочерью серийного маньяка и впоследствии сама превратилась в убийцу. Судьба, как сказала бы Шана. Просто она слишком устала с ней бороться.

Так чего же она хотела от меня?

Что я могла ей предложить?

Я вошла в гардеробную в поисках пижамы. Сначала я ничего не заметила, просто открыла и задвинула ящик комода. И только потом до меня дошло… Здесь было что-то не так… Что-то не так…

Невысокий комод из вишни. Он стоял не совсем на своем месте, а был выдвинут вперед сантиметров на двадцать. Словно кто-то двигал его и забыл поставить на место.

Мое сердце забилось быстрее.

Может, я оставила его так прошлой ночью, когда вытаскивала спрятанную здесь коробку, чтобы избавиться от своей коллекции? Вот только я всегда возвращаю вещи в точности на их место. За долгие годы во мне развилась эта параноидальная привычка, призванная скрывать самую темную часть моей сущности.

Он был здесь. В моей гардеробной. Он…

Он специально не стал возвращать комод на место, чтобы я это заметила.

Я отодвинула его, открыв взору те самые половицы, под которыми некогда пряталась моя коллекция. Упав на четвереньки, я принялась отковыривать их одну за другой.

Мой недавно опустошенный тайник больше не был пуст. В нем лежала коробка из-под обуви. Совершенно обычная коробка, почти такая же, что была у меня раньше. Или какую я видела на полицейских фотографиях, некогда принадлежавшую моему отцу.

Я уже знала. Еще не достав ее из тайника, еще не поставив ее на пол, я уже знала, что найду внутри.

В самых обычных коробках, спрятанных под половицами в гардеробной, могут таиться самые страшные кошмары.

Убийца с розой был в моем доме. Он не просто оставил очередной подарок для своей жертвы, он принес мне то, что мне нравилось больше всего на свете, и спрятал в секретном месте, о существовании которого не догадывалась даже моя сестра.

Я сняла с коробки крышку и отложила ее в сторону.

Заглянув внутрь, я с ужасом обнаружила новую коллекцию банок, в которых плавали свежие ленточки кожи.

Не в силах сдержаться, я закричала, но услышать меня никто не мог.