Пролог

Тело уже вынесли, но трупное зловоние еще долго не покинет эту комнату. Детектив из бостонского отдела по расследованию убийств Ди-Ди Уоррен знала по опыту, что запах крови может держаться неделями, а то и месяцами. Криминалисты унесли матрас, но кровь словно живет своей отдельной жизнью, просачиваясь сквозь штукатурку, через гипсокартонные стены, скользя по деревянным плинтусам, скапливаясь между половицами. В венах двадцативосьмилетней Кристин Райан текло около 4,7 литра крови. Теперь бо́льшая ее часть заливает это мрачное серое пространство.

Звонок поступил в начале десятого утра. Мидж Робертс, лучшая подруга жертвы, начала переживать, когда Кристин перестала отвечать на стук в дверь и эсэмэс-сообщения. Кристин всегда была человеком ответственным. Не спала допоздна, не сбегала из дома с красавцем-барменом и даже в случае болезни всегда предупреждала об этом свою лучшую подругу. Та, в свою очередь, каждый день ровно в половине восьмого забирала ее, и они вместе ехали на работу в местную бухгалтерскую фирму.

Тогда Мидж позвонила общим знакомым, и те подтвердили, что не видели Кристин уже два дня. Мидж прислушалась к голосу своей интуиции и позвала хозяина квартиры, который после долгих уговоров все-таки согласился открыть дверь.

Как только она переступила порог, ее едва не стошнило от невыносимого трупного запаха.

Мидж так и осталась в прихожей тесного дома на двух хозяев, одну часть которого занимала ее подруга. Девушка даже не стала подниматься в спальню, но, как она сообщила Филу, коллеге Ди-Ди, сразу все поняла. Просто поняла. Скорее всего, Мидж даже с такого расстояния учуяла запах разлагающейся крови.

Прибыв на место, Ди-Ди сразу заподозрила что-то неладное в этом полном противоречий событии. Жертва женского пола, лежащая на кровати с остекленевшими голубыми глазами, устремленными в потолок. Руки раскинуты в разные стороны, красивое лицо обрамлено каштановыми волосами, разметавшимися по белой подушке.

Но то, что ниже шеи…

Вся кожа была изрезана в тонкие скрученные лохмотья. Ди-Ди только слышала о таком, а теперь увидела собственными глазами: молодая женщина, освежеванная в своей же собственной постели, на окровавленном животе покоится одна-единственная красная роза, а на прикроватной тумбочке стоит бутылка шампанского.

Рядом с шампанским Фил обнаружил пару наручников. Для удобства на них была меховая отделка – такие можно приобрести только в дорогих секс-шопах. Наручники, игристое вино, красная роза…

– Похоже, свидание прошло неудачно, – предположил Фил.

Или, если учесть степень жестокости преступления, перед полицейскими красовался результат мести обиженного бойфренда. Кристин порвала с жалким молокососом, а прошлой ночью жалкий молокосос вернулся, чтобы доказать раз и навсегда, кто здесь главный.

Но Ди-Ди такая точка зрения не устраивала. Да, наручники были, но ведь не на запястьях жертвы. Да, была открытая бутылка шампанского, а рядом стояли два абсолютно пустых бокала. Наконец, была и роза, но далеко не в качестве подарка.

Убийство казалось ей слишком… хорошо продуманным. Его совершили явно не в порыве страсти и уж наверняка не из ревности. Нет, это своего рода художественная постановка, на создание которой ушли месяцы, а то и годы долгих раздумий и подготовок.

По мнению Ди-Ди, полицейские стали свидетелями дела рук не просто убийцы, но маньяка с глубоко изощренной, пугающей фантазией.

Это, очевидно, его первое зверское, можно сказать, ритуальное убийство, но вряд ли последнее.

Ди-Ди и ее коллеги, криминалисты и судмедэксперты, не говоря уже о целой бригаде других следователей, более шести часов изучали место преступления. До самого вечера они составляли протоколы, снимали отпечатки пальцев, рисовали схемы и выдвигали свои теории по поводу столь загадочного убийства. С пропущенным обедом сотрудники смирились, но когда пришло время ужина, у многих стали сдавать нервы. Как главный следователь Ди-Ди наконец отправила всех домой отдыхать. Будет новый день, и они смогут изучить федеральные базы данных на предмет убийств со сходным описанием, а также составить досье на жертву и убийцу. Работы предстоит еще много. К расследованию нужно подойти с разных сторон, но не сейчас. Сегодня надо немного отдохнуть.

Поздно вечером все разъехались. Разумеется, кроме Ди-Ди.

Было уже почти двадцать два часа. Детектив могла бы вернуться домой. Побыть с мужем. Поцеловать на ночь трехлетнего сына, мирно сопящего под одеялом в своей кроватке. Просто хорошенько выспаться, в конце концов. Однако вместо этого она торчит в этой жуткой комнате, где совсем недавно убили молодую девушку, и прокручивает в голове столь любимый ее малышом детский стишок.

Ди-Ди не могла так просто уйти. Некий инстинкт – или некая смутная догадка? – привел ее в этот крохотный и чересчур тихий дом. Бо́льшую часть дня Ди-Ди обсуждала с коллегами мотивы убийства, а сейчас стояла в полной темноте в центре орошенного кровью помещения и молча прислушивалась к своему внутреннему голосу.

Кристин Райан была уже мертва, когда убийца нанес первый удар. Об этом можно судить по спокойному, умиротворенному выражению лица девушки. Смерть, по-видимому, была быстрой и относительно легкой. А затем, после того как ее сердце сократилось в последний раз, убийца взял нож и вспорол своей жертве правый бок.

Почему он не убил ее позже? Ведь вряд ли его волновало, что девушке будет больно. Нет, скорее дело в другом. Но в чем? Что это было?

Жертвоприношение? Инсценировка? Часть ритуала? Убийца со странным бзиком по части человеческой кожи. Возможно, еще ребенком он начал с лягушек или даже с домашних животных, а позже, когда разбушевалась фантазия…

Судмедэксперты должны обследовать тело на предмет сексуального насилия, а также выяснить, как вел себя убийца, когда наносил удары трупу. Обычно рваные края раны свидетельствуют о неуверенности маньяка, но в данном случае сложно судить о его поведении, учитывая, как сильно изуродовано тело.

И снова Ди-Ди передернуло от этой мысли. Конечно, все это можно выяснить. Но в глубине души Ди-Ди знала, что эта информация не представляет большой ценности. На самом деле убийца таким образом хотел направить их по ложному следу.

Зачем же еще разыгрывать целое представление, как не для того, чтобы заставить зрителей увидеть то, что тебе нужно?

Внезапно Ди-Ди все поняла. Эта мысль уже давно таилась в закромах сознания, и только сейчас детектив ее обнаружила. Первый и главный вопрос, ответ на который следует искать. То, из-за чего она стоит сейчас в темноте, невидящим взором оглядывая эту комнату: зачем же убийца устроил этот спектакль?

Раздался звук. Где-то в отдалении. Кто-то осторожно открыл входную дверь? Лестница скрипнула под тяжесть�юблю таблетки. Терпеть их не могу.

– Считаете себя сильнее этой боли? Думаете, что таблетки вам не нужны?

– Вы загоняете меня под стереотипы.

– А вы избегаете моего вопроса.

– Правда, что вы не можете чувствовать боль?

Я улыбнулась, откинулась на спинку стула и бросила взгляд на часы:

– Двадцать две минуты.

Уоррен была отнюдь не глупа. Она тоже посмотрела на часы, висящие прямо над моим столом, и нахмурилась.

– Вы же детектив, – продолжила я. – Естественно, что вы решили нарыть обо мне побольше информации. Вы могли почерпнуть многое из «Бостонского вестника», не говоря об огромном количестве научных публикаций, авторы которых проявили изрядный интерес к моей особенности. А теперь вы нашли подходящий момент, чтобы применить свои знания, отвлечь меня таким образом и уклониться самой от ответа. Лучшая мера защиты – нападение, не так ли? – Мой голос звучал холодно. – К вашему сведению, детектив, я не могу испытывать каких-либо проявлений физической боли. А это значит, что самое лучшее для меня – сосредоточиться на вашей. Я ответила на вопрос, теперь ваша очередь. Вы считаете себя крепким человеком?

– Да, – выдавила Ди-Ди.

– Но эта боль в плече и спине делает вас неповоротливой, не так ли?

– Я даже голову не могу помыть без посторонней помощи!

Я выжидающе посмотрела на собеседницу.

– Доктора все твердят как один – ты поправишься. Это делай так, а это вот так, но тем не менее я даже спать нормально не могу. Не могу пошевелиться, не могу в свое удовольствие поваляться в постели, потому что теперь я просто ненавижу свою гребаную постель. Вы не представляете, каких усилий мне стоит лечь в нее, а потом встать. Я как старое разбитое корыто, к тому же еще и практически без работы. Недоело это дерьмо!

Женщина закрыла лицо руками.

– Черт возьми, кусок дерьма, ненавижу, ненавижу, мать твою!

– Мелвин, – посоветовала я.

– Что? – Ди-Ди подняла голову, в ее глазах мелькнул полудикий блеск. За свою карьеру я уже много раз видела такой взгляд – как у загнанного в угол зверя.

– Мелвин, – спокойно повторила я. – Думаю, вы можете назвать свою боль Мелвином. Ненавистный кусок дерьма Мелвин. И каждый раз, когда он вас побеспокоит, накричите на него. Придумайте побольше ругательств. Почему бы и нет? Может, вам и правда станет лучше. Осознайте свое превосходство над Мелвином, и ваше «Я» станет гораздо сильнее. Вам ведь этого не хватает? Чувства силы, самодостаточности?

– Мелвин, – пробормотала Ди-Ди.

– Как вариант. Вы можете выбрать и другое имя, которое вызывает у вас более сильные эмоции.

– Напомните, сколько вы берете за час?

– У меня же докторская степень и вообще, – усмехнулась я.

– Мелвин. Боже, мою боль зовут Мелвин.

– Модель внутренних семейных систем разделяет мозг на четыре основные части. Главная из них – «Я», естественный лидер системы. Следующая – Изгнанники, туда входят несчастный случай и боль. Вы не готовы с ними сотрудничать, поэтому отвергаете их. К сожалению, Изгнанники не хотят, чтобы о них забывали. Они будут облекать себя в форму злости, страха, печали и стыда до тех пор, пока их не услышат. И когда Изгнанники дают о себе знать, в дело вступают Пожарные. Они борются с болью классическими методами: злоупотреблением алкоголем или таблетками, обжорством и другими доступными средствами, способными хотя бы на время приглушить постоянную боль. Наконец, есть Администраторы. Они также пытаются бороться с болью, только уже путем чрезмерного контролирования ситуации. Самобичевание, ненависть – все это результат работы Администраторов. Короче говоря, Изгнанники вызывают эмоциональный стресс, что, в свою очередь, провоцирует Пожарных на акт саморазрушения, а Администраторов – на репрессию «Я». И так будет повторяться снова и снова, изо дня в день, пока ваше «Я» не возьмет верх над ситуацией.

– Я упала с лестницы, – сказала Ди-Ди.

– Да.

– Не вижу здесь никакой связи с Изгнанниками, Пожарными и Администраторами. Ах да, и с моим эго – тоже.

– Падение – это несчастный случай. Оно причинило боль и спровоцировало к тому же страх, немощь и бессилие.

Детектив слегка пожала плечами.

– Все эти эмоции – ваши Изгнанники, – мягко добавила я. – Они истошно вопят в надежде, что вы их услышите. Пожарные в данном случае могут отвечать за потребность в алкоголе или злоупотребление медицинскими препаратами…

– Я ничего не принимаю!

– Также власть могли захватить Администраторы, – продолжила я. – И теперь они управляют всей системой, контролируя и осуждая ваше отношение к боли. Даже требуя, чтобы вы пытались ее игнорировать.

Глаза Ди-Ди расширились. Она смотрела на меня так целую минуту. Затем взгляд вернулся к норме.

– Изгнанники хотят быть услышанными, – проговорила она. – Поэтому я должна разговаривать с болью.

– С Мелвином. Дело в том, что с теми, у кого есть имя, общаться гораздо проще.

– И что же скажет Мелвин? «Привет, мне больно. У меня нет никаких сил. Я ненавижу лестницы». А я отвечу: «Ну ладно». И все? Боль уйдет?

– Ваша боль станет более послушной. К тому же вы ослабите давление на остальных участников системы, если ваше «Я» выйдет на первое место. Не забывайте, ученые занимаются изучением особенностей физической боли уже не первый год. Одно из наиболее интересных открытий состоит в том, что все люди так или иначе страдают от боли, но мало кто обращает на нее внимание. Проще говоря, все зависит от вашего к ней отношения.

– Знаете что, – начала детектив, – это самая длинная лапша, которую мне когда-либо вешали на уши.

– Тем не менее вы все еще здесь. Первый сеанс окончен, осталось еще два.

Ди-Ди снова неуклюже повела плечами и медленно встала со стула.

– Гребаный Мелвин, – выдохнула она. – Хм, я словно посылаю его подальше.

– Детектив, – опомнилась я, когда она уже открыла дверь. – Учитывая, что у нас осталось всего два сеанса, подскажите мне вашу главную цель. Чего вы хотите более всего в данный момент? Мне нужно это, чтобы определить, в каком направлении мы должны двигаться.

– Я хочу вспомнить, – тотчас ответила Уоррен.

– Вспомнить… что?

– Ту ночь.

Женщина вопросительно посмотрела на меня:

– Это же все только между нами, верно?

– Разумеется.

– Хочу вспомнить ту ночь. Я тогда была на очередном вызове, расследовала убийство. Помню, как упала с лестницы. Помню, что в кого-то стреляла. Проблема в том, что я не помню, в кого именно и вообще – что я так поздно делала на месте преступления.

– Любопытно. У вас было сотрясение?

– Да. Врачи говорят, что именно поэтому я все и забыла.

– А что последнее вы помните с той ночи?

Ди-Ди долго не отвечала, мне даже показалось, что она не услышала вопроса.

– Запах крови, – прошептала она наконец. – Чувство падения. Сронит ветер, не шутя, колыбельку и дитя…

– Детектив Уоррен?

– Да?

– Когда посреди ночи вы закончите проклинать Мелвина, я хочу, чтобы вы задали ему вопрос. Я хочу, чтобы вы спросили, почему он отказывается вспомнить.

– Вы серьезно?

– Предельно. Затем успокойте его. Скажите, что все хорошо, вы в безопасности и теперь готовы вспомнить…

– Ту ночь?

– Да. Но вы должны быть готовы, детектив Уоррен. Наверняка у Мелвина есть серьезные причины, чтобы скрывать от вас эти воспоминания.