Глава седьмая
Каллум

Утром Лайле стало значительно легче. С ее лодыжкой еще не все было в порядке, но по крайней мере она могла без особого труда передвигаться, пусть и прихрамывая. Я пошутил, что теперь у нее есть причина ходить на работу босиком. Сегодня Лайла вела себя по-другому. Проснувшись, она сразу же засобиралась в офис. Когда я отправился переодеваться к себе домой, Лайла все же поцеловала меня на прощание. Шагая по улице, я старался убедить себя в том, что имею дело с ее обычным эмоциональным состоянием, вызванным сосредоточенностью будничного утра.

Но Лайла не ответила на мое послание, в котором я предлагал ей встретиться вечером и отправиться вместе на пароме домой в Мэнли. Я лежал без сна до полуночи, но ответа так и не последовало. Когда я проснулся утром следующего дня, меня ждало текстовое сообщение:

Я сознался самому себе, что в моей душе нарастает горькое разочарование. Мне хотелось с ней встретиться, но я все прекрасно понимал. Ей надо спасать лягушек, и насекомых, и еще что-то, столь же важное для экосистемы.

В течение следующих нескольких дней я регулярно посылал ей текстовые сообщения, и она так же регулярно отвечала.

Это дело появилось в новостях. Оно попало также и в газеты. Ее имя упоминалось в статьях, хотя фотография была старой, а сами журналисты ограничивались цитированием пресс-релиза:

Меня подтачивало нетерпение, но я признавал, что ей сейчас не хватает свободного времени. А еще я понимал, что даже если наши отношения являются для нее определенной ценностью, когда на кону такое, я всегда буду оставаться лишь вторым.

Это случилось в четверг вечером. Уже перевалило за восемь, когда зазвонил домофон. В моей квартире домофон звонил нечасто, потому что гости в мой дом почти не приходили. Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, что это вообще за звук.

– Алло!

– Каллум! Это я.

Я впустил Лайлу в дом. Оставалось еще время, пока она, пройдя через небольшой вестибюль, появится на пороге моей квартирки. Я бросился приводить в порядок гостиную. Если не брать во внимание неоконченный ремонт, я помешан на чистоте. В общем, делать было нечего, но я все равно ощутил необыкновенный прилив энергии. Чувствовалась в ее голосе какая-то странная скованность, природу которой я не мог понять.

Когда она постучала в дверь, я замер, прежде чем отпереть замок.

– Привет, – произнес я, постаравшись придать голосу нотки теплоты и радости, но мое лицо при виде Лайлы осунулось.

Она плакала. По щекам катились крупные капли. Судя по тому, как покраснели ее глаза, Лайла плакала уже давно.

– Я пыталась получить еще один судебный запрет и проиграла дело.

Лицо ее сморщилось. Она икнула.

– Я не смогла никого убедить выступить на моей стороне. Я подвела лягушек, Каллум.

– О Лайла! – Я затащил ее вовнутрь и обнял. – Все хорошо, Лайла. Я знаю, ты сделала все, что могла.

– Гидроразрыв пласта приведет к загрязнению водоемов метаном. Лягушки и водяные клопы погибнут. Не представляю, как я проиграла дело.

– Разве это конец пути? Разве больше ничего нельзя предпринять?

Я посадил ее на диван, и Лайла прижалась к моей груди. Она всхлипнула.

– Нет. Я даже не смогла добиться временного запрета. Завтра они уже направятся на место. Мне нечем крыть их карты. Без экспертов, согласных рассказать суду, что же на самом деле произойдет в экосистеме, ничего не получится.

Я представления не имел, что на это сказать. Тело ее напряглось. Разочарование и горечь поражения были почти осязаемы. Я еще крепче прижал ее к себе и дал выплакаться.

Так, мне кажется, всегда случается, когда имеешь дело с задачами вселенской важности. Если я потерплю неудачу, я потеряю клиента, возможно, получу разнос на заседании совета директоров, но это… Когда Лайле не удавалось добиться успеха, это означало утрату чего-то незаменимого. Я думал об этом, поправляя пряди волос, спадавшие ей на мокрое от слез лицо. Слишком преданная своей работе, она испытывала полное расстройство всех чувств.

– Извини, что так к тебе заявилась, – через некоторое время сказала она.

– Да нет, я рад, что ты пришла, – искренне запротестовал я.

– Я с ума схожу от собственного бессилия. Проиграть там, где мы обязаны были выиграть, – ужасно несправедливо. Многие из моих дел были, что называется, в серой зоне, но здесь существует четкая граница между белым и черным.

Лайла отстранилась от меня и обхватила себя руками за плечи. На ней до сих пор был черный деловой костюм. Заметив следы туши для ресниц на щеках, я догадался, что сегодня она выступала в суде. За исключением тех первых дней нашего знакомства, когда она появлялась перед судьей, я почти не видел Лайлу с макияжем.

– Не могу сказать, чтобы я ошиблась, что-то упустила или недоработала… Возможно, это всего лишь одна из несправедливых неизбежностей. Даже если бы я все сделала идеально, ничего не вышло бы.

– Может, принести воды?

Лайла кивнула. Я прошел на кухню и медленно налил воду в стакан, обдумывая свой следующий шаг. Когда я вернулся в гостиную, она уже поднялась и, кажется, намеревалась направиться к двери.

– Извини, Каллум. Мне не надо было приходить. Это не твои проблемы.

Я протянул ей стакан воды. Она не пошевелилась, и я сунул его Лайле прямо в руку и сам сжал ее пальцы вокруг стекла.

– Конечно же, ты поступила правильно, когда пришла. Если даже мы и не стали ближе, то друзьями уж точно стали. Я рад, что ты здесь.

Глядя на меня, она выпила воду, не отрываясь, а потом передала обратно пустой стакан.

– Чего бы тебе сейчас хотелось? – спросил я.

Лайла перевела взгляд с меня на дверь, затем снова посмотрела на меня, причем с таким испугом, что я вдруг понял: пусть Лайла действительно была занята на этой неделе, она намеренно меня избегала. Я поставил стакан на кофейный столик и широко развел руки.

– Я весь твой, Лайла. Если ты хочешь, присядь тут и излей душу. Я готов тебя выслушать. Если хочешь, можем посмотреть глупое шоу по платному каналу. Если пожелаешь, я куплю тебе дюжину бутылок вина, только скажи мне.

Лайла явно пребывала в смятении. Я подался вперед и взял ее тоненькую руку в свою.

– Ты пришла сюда потому, что хотела меня видеть. Теперь, пожалуйста, разреши мне помочь тебе.

Лайла кивнула и позволила снова привлечь ее к себе. Голову она положила мне на грудь.

– Я так полагаю, никаких нормальных овощей у тебя тут нет? – спросила она.

– Есть. У меня в контейнере лежит пакетик с порезанными овощами для быстрого обжаривания с помешиванием, а в подвесном шкафчике найдется китайская лапша.

Вздохнув, она подняла на меня взгляд.

– Я такая голодная, что согласна на эти овощи, хотя уверена, что их предварительно обработали хлором, чтобы подольше оставались хрустящими. Что же до лапши, то если она выжила в подвесном шкафчике, значит, без консервантов здесь не обошлось.

– Как пожелаешь, – улыбнулся я. – Приготовлю я?

Я видел, как пальцы ее рук, лежащие на бедрах, сжимались и разжимались. Плечи ее были напряжены, а зубы крепко сжаты. И вдруг все напряжение схлынуло, и Лайла, несмотря на слезы, улыбнулась.

– Пожалуйста.

Лайла откусывала понемножку от подгоревших кусочков брокколи и цветной капусты, которые мне пришлось соскребать со сковороды. Она не одобрила мой первоначальный рецепт блюда, резко выступив против соуса терияки, который я хотел добавить к овощам перед жаркой. Пришлось добавлять к полуфабрикату мед, сою и овощной бульон. Я явно ошибся с очередностью, отправляя ингредиенты на сковороду, либо слишком ее разогрел, либо, что еще вернее, напутал и с тем, и с другим. Теперь то, что я приготовил, представляло собой зрелище, похожее на последствия ядерного взрыва.

– Знаешь, что ты на самом деле ужасно бездарный повар?

– Да я это и прежде знал, – выдавил я.

Лайла рассмеялась и с решительным видом принялась за стручковый горошек. Пока я готовил, она сидела на стоящем на полу подвесном шкафчике рядом со мной и пыталась объяснить, какой вред может принести газ из угольных пластов. Залив обугленный вок водой, я помог ей спрыгнуть вниз и пошел в гостиную к дивану.

– Бездарный повар, – повторила она, шагая вслед за мной, – но ты очень милый.

– Слава богу! – с облегчением выдохнул я. – А я уже опасался, что все испортил.

Я наблюдал за тем, как она гоняет приготовленную мной еду по большой миске, куда я все это высыпал. Мне стало нехорошо на душе.

– Если хочешь, я выйду и куплю тебе что-то. Лайла! Мне нетрудно.

– Нет, останься. – Чтобы подкрепить свои слова, она отправила в рот еще один обугленный кусочек, убедительно разыгрывая аппетит. – Кое-что из этого почти… – прожевав, она с трудом проглотила, – почти съедобно.

Опустившись на диван, Лайла поджала под себя ноги. Вернувшись на кухню, я принес ей бокал вина, а себе пиво. Затем я уселся рядом с Лайлой.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты живешь без стейков.

– Мне их почти и не хочется, – она протянула вилку к тарелке и рассмеялась, – если не считать таких вот вечеров.

– Не думаю, чтобы смог бы жить без мяса. Слишком его люблю.

– Смог бы, смог бы. Человек может прожить без многих вещей. На карте жизни еда занимает не так уж много места. Если ты можешь жить без половины кухни, то обойдешься без чего угодно.

Взгляд ее глаз переместился в направлении кухни. Я поморщился.

– И в чем, как ты полагаешь, заключен смысл жизни?

– Блин, Каллум! Подобные вопросы нельзя задавать человеку после такого жуткого рабочего дня и половины бокала вина.

– Думаешь, люди живут ради какой-то определенной цели или просто радуются тому, что у них есть? Это не твоя обязанность – спасать Землю.

Лайла поставила тарелку между коленями и потянулась за вином.

– Нет, это моя обязанность – спасать Землю. Я решила, что это моя работа, – пожав плечами, сказала она, – моя работа. Я не могу делать ее одна, я не в состоянии добиться всего, но я хотя бы могу внести серьезный вклад.

– А что, если Землю нельзя спасти?

– Я об этом думала. – Она отставила бокал и посмотрела на меня. – Что, если все эти маленькие победы ничего не стоят? Что, если мир прошел точку безвозвратного нарушения всей экосистемы?

– И?

– Возможно, так оно и есть, возможно, все как раз наоборот. Это, если начистоту, борьба всей моей жизни, борьба оптимизма с реализмом. Бывали времена, когда трудностей оказывалось так много, что я, как говорят, не видела под этими завалами вершины башни. Я со всем справлялась, но удача рано или поздно заканчивается. – Она вздохнула. – Сегодня именно такой случай.

– Как бы там ни было, ты сидишь сейчас здесь и ешь подгоревшую брокколи, когда у меня в холодильнике лежит половина коровы, которая родилась, влачила жалкое существование, изнашивала свое маленькое сердце лишь для того, чтобы ее забили.

– Но я продолжаю бороться, – грустно произнесла Лайла, и я понял, что надо поскорее сменить тему разговора. – Я чувствовала себя благословенным человеком, не благословенным каким-либо богом, а просто благословенным, удачливым, везунчиком… Я обязана посвятить свою жизнь борьбе…

– И что предпочтительнее сделать с мертвой коровой? Отдать мясо бездомному?

Рассмеявшись, Лайла кивнула.

– Когда я доем это вкусное барбекю из овощей, давай найдем ватагу бездомных и подарим им морозильник, полный мяса, которое они не смогут самостоятельно приготовить. Это точно будет этически верным поступком. – Обмотав спираль лапши вокруг своей вилки, она стала медленно ее жевать. – Лапша недоваренная. Если честно, я даже удивляюсь тому, что лапша может быть настолько жесткой.

У меня иссяк запас остроумных ответов, поэтому я только показал Лайле язык. Она улыбнулась.

– Я не заметила в ванной комнате ванны, когда умывалась там в прошлый раз. Ты вообще-то принимаешь ванну?

– Принимаю.

Прежняя ванна была громадной, как все здесь, к тому же отличалась странным ярко-голубым цветом. В мои планы входило избавиться от ванны и расширить душ. На этот раз моя неповоротливость сыграла мне на руку.

– Честно говоря, не люблю мудреные ванны с ароматизированной пеной.

– Прошу тебя, Каллум! – капризным, но в то же время одобрительным тоном произнесла Лайла. – Мудреные ванны с ароматизированной пеной заставляют организм купаться в токсичных химикалиях. Куда лучше просто теплая вода.

Рассмеявшись, я чмокнул ее в голову, когда проходил мимо.

– Я посмотрю, что смогу сделать.

После ванны Лайла успокоилась и теперь была молчаливой и нежной. Мы лежали на диване, погрузившись в обстоятельные дебаты насчет пользы и экологических выгод вегетарианского образа жизни. Я защищал тезис «почему я люблю мясо» и проиграл. Было трудно противопоставить мои субъективные пристрастия реальным фактам влияния мясо-молочной промышленности на атмосферу. При любом раскладе это была бы тяжелая битва, но спорить с опытной законницей, которая сегодня проиграла важное дело в суде… Я был обречен с самого начала. Мы заснули на диване, но я проснулся в полночь и с легкостью перенес Лайлу на мою кровать.

Она лежала, не шелохнувшись, когда я положил ее на матрас. Я лег рядом и обвил ее руками. Уже засыпая, я ощутил ее взгляд на себе. Я открыл глаза. Она смотрела на меня с довольной улыбкой.

– Спасибо, Каллум.

Я нежно поцеловал ее.

– В любое время.

Все пришло в движение с того вечера, когда Лайла обратилась ко мне за утешением. Наши отношения перешли на новый уровень, и это сразу же стало заметно. Вдруг мы начали вместе ужинать каждый вечер, что чаще всего заканчивалось общей постелью или у меня, или у нее.

Когда мы решили, что не будем торопиться, я искренне с этим согласился. Я был без ума от радости из-за каждой проведенной вместе ночи, но, если начистоту, так близко сходиться я не собирался. Просто так вышло, и все тут. Уверен, что Лайла чувствовала примерно то же самое. Полагаю, мы оба были одиноки в каком-то смысле слова, поэтому эмоциональная близость и дружеское общение стали для нас сродни наркозависимости. Никто не винит магниты в том, что они притягиваются. Здесь то же самое.

Мы не обсуждали это, хотя много говорили. На протяжении этих первых замечательных недель мы часто болтали до полуночи, но никогда не пытались вслух анализировать того, что между нами происходит.

Нет, мы не рисковали. Я обхаживал нового клиента, крупного автомобильного производителя, чей счет мог бы покрыть все мои потенциальные расходы на квартал вперед. Лайла сначала разгребала последствия суда с «Хемвеем». Разобравшись с этим, она принялась усиленно готовиться к защите интересов группы жителей, обеспокоенных строительством нового торгового центра. Ходили слухи, что строители собираются срубить зарубцевавшееся дерево. Лайла уже была во всеоружии. Я рассказывал ей о рекламной кампании, которую мы планировали провести, продвигая интересы автомобильной корпорации. Лайла отчитывалась мне о своих изысканиях в области происхождения необычных следов на коре дерева. Часто разговор сам по себе заходил о ее путешествиях, или моем образовании, или гамбургере, съеденном мной на обед, или она делилась мыслями о глупости реалити-шоу.

Сила природы, олицетворяемая Лайлой, стала моим образом жизни куда быстрее, чем я мог себе представить.

– Давай пойдем куда-нибудь поесть мороженого, – предложила она, когда я уже готовился ложиться в постель.

– Но… я же помыл голову.

– Я компенсирую тебе неудобство тюбиком пасты.

Итак, мы отправились в пешую прогулку по пригороду, закончившуюся в одном кафе-мороженом на Корсо, где продавали изготовленный из кокосового молока сорт, облюбованный Лайлой. Вначале я еще пытался возражать, но вскоре убедился, что, если я с Лайлой, о том, чтобы лечь спать пораньше, следует забыть. На самом деле я начал с нетерпением ожидать этих поздних ночных прогулок, особенно после того, как открыл для себя вафельные конусы с мороженым.

В кафе-мороженом у витрины стоял высокий стол и несколько табуретов вокруг. Мы сидели, ели и отпускали замечания о людском потоке, который тек мимо нас по Корсо.

– Вспомнил тут о каникулах, которые как-то проводил вместе с семьей, – сказал я однажды вечером. – Мы поехали в Кэрнс. Каждый вечер я и мои братья, не предупреждая родителей, сбегали из дома, чтобы полакомиться мороженым.

– Вижу, ты был не таким уж примерным мальчиком, – подмигнув, сказала Лайла.

– Подстрекателями выступили близнецы. Уверен, меня они потащили с собой только затем, чтобы в случае, если нас застукают, сказать, будто я за ними присматривал, – криво усмехнувшись, произнес я. – Но, в любом случае, было забавно. Когда мы бродили там поздно вечером в поисках мороженого, я фантазировал, будто эти каникулы никогда не закончатся.

Мой рабочий день по-прежнему оставался ненормированным. Дел было невпроворот. Разница заключалась в том, что, вернувшись из офиса, я больше не работал на дому и не занимал все свободное время мыслями о предстоящих задачах. Что касается Лайлы, то после похода за мороженым, вне зависимости от того, у нее или у меня мы ночевали, она открывала свой лэптоп и трудилась, пока я дремал в гостиной либо шел прямиком в спальню. Не женщина, а машина.

Посреди недели она часто предлагала встретиться во время обеденного перерыва. Несколько раз, когда я приходил, то обнаруживал, что Лайла по дороге из офиса подобрала бездомного или парочку туристов. Они обедали вместе с нами. После первого случая я спросил, понимает ли она, насколько это небезопасно, а Лайла рассмеялась так, словно я удачно пошутил.

– Я прохожу мимо этого бездомного каждый день, ты, кстати, тоже. Он живет на Круговой набережной. Если бы он собирался напасть на меня и убить, то мог это сделать в один из тех вечеров, когда я в одиночестве спешила к позднему парому, а не среди дня в переполненном кафе.

Что до туристов, то Лайла шла позади них, пока те на испанском спорили, где находится железнодорожный вокзал. Она прожила несколько месяцев в Мексике, когда путешествовала по миру, поэтому поняла, о чем речь, и просто не смогла не помочь. Когда же она узнала, что испанцы прилетели только сегодня, она пригласила их с нами пообедать.

Вкратце рассказав мне об этом, Лайла выжидающе на меня смотрела и улыбалась так, словно ее объяснений было вполне достаточно, чтобы понять, зачем она пригласила на ужин случайных прохожих.

Было бесполезно спорить с подобной логикой женщины, которая жаждала общения со всем миром. К тому же Лайла по-глупому не рисковала: она не привела бездомного к себе домой, чтобы он выспался у нее на диване… Она не сообщила туристам, где живет, на случай, если им понадобится ее помощь, но, если учесть, что я вообще не замечал этого бездомного до тех пор, пока он вдруг не появился за столом во время моего обеденного свидания с Лайлой, поведение подружки сводило меня с ума.

Но настоящее безумие начиналось на выходных. Я всегда любил подольше понежиться по утрам в постели, но дни ничегонеделанья теперь остались лишь в воспоминаниях. Я почти каждую пятницу предлагал вечером выключить будильники, зашториться и спать столько, сколько получится. Лайла смотрела на меня так, словно никогда прежде не слышала подобной несуразной глупости, а потом принималась забрасывать меня идеями насчет того, как можно с максимальным удовольствием провести часы, оставшиеся до возвращения в наши респектабельные офисы.

Прожив всю жизнь в Сиднее, я предпочитал ленивые, расслабленные выходные, во время которых не слишком удалялся от дома. Я никогда не воспринимал город как нечто полное достопримечательностей, достойных того, чтобы их увидеть. Лайла, напротив, знала обо всех культурных и развлекательных местах в пределах городской черты. Я, словно турист в собственном городе, открывал и исследовал все способы и возможности изучить Сидней. Мой фотоаппарат, долгие годы пролежавший в своем футляре, снова увидел свет. Вскоре я раскошелился на новые линзы, карты памяти и светофильтры, для того чтобы лучше задокументировать наши совместные приключения. По вечерам я, вместо того чтобы работать, редактировал фотографии, сделанные во время наших совместных вылазок. Это было интересно.

– Ты когда-нибудь катался на буксируемом парашюте? – вполне невинно поинтересовалась она однажды в пятницу вечером.

На следующий день я оказался привязанным к концу каната, другой конец которого крепился к катеру, мчащему по водам Сиднейского залива. Я летел на высоте в сто метров вместе с сидящей рядом Лайлой. Все страхи, которые я первоначально ощущал, исчезли, как только мы поднялись повыше, а внизу простерлись сверкающие золотом воды залива. Позади нас солнце клонилось к закату. Атмосфера была бы почти умиротворяющей, если бы не резкий ветер, бьющий нам в лицо. Я уже начинал задумываться, не сидит ли Лайла на какой-то наркоте. Уж слишком странными казались мне ее постоянные заверения, что можно одновременно чем-то заниматься и отдыхать.

На следующий день Лайла предложила поехать в город, чтобы позавтракать. После этого она небрежным тоном сообщила, что начало отправления экскурсии по Харбор-Бриджу – всего в двух шагах отсюда.

И вот мы взобрались вверх. И снова город, который я якобы любил, предстал передо мной в совершенно ином свете. С самой верхней части арки моста Сидней показался мне больше и величественнее, чем прежде. На обязательной общей фотографии, на которой настаивал гид, я обнимал Лайлу. Вид у меня был какой-то ошеломленный, словно я вцепился в нее из-за нахлынувшего на меня страха. На самом деле я не боялся. Я испытывал сильнейшую радость и удивление.

На следующих выходных штурм продолжился. В конечном счете мои уикенды теперь были наполнены веселой усталостью, подобной той, которую я впервые ощутил, выбравшись из долины в Катумбе. Мне все это ужасно нравилось, но в то же время мне хотелось убедить Лайлу хотя бы на день замедлить свой бег. Нельзя ли немного побездельничать, сидя перед телевизором в домашней одежде?

Однажды в воскресенье мы отправились в Кампердаун на день города, потом посмотрели фотовыставку в музее современного искусства. Когда на дома спустились сумерки, в голову Лайле пришла очередная блестящая идея, и мы поехали через мост в Луна-парк. Поскольку к экстремальным аттракционам я всегда относился весьма прохладно, Лайле пришлось едва ли не силком тащить меня на американские горки. Когда мы наконец сошли с них, я заявил, что с этого времени буду называть их Горками Лайлы.

– С какой стати? – язвительно спросила она. – С какой стати ты назвал это дребезжащее старье в честь меня?

– Ты меня неправильно поняла, – улыбнулся я. – Мои ассоциации не имеют никакого отношения к возрасту этого аттракциона. Просто вагончик набирает скорость в мгновение ока, а потом без предупреждения резко поворачивает. Ты ощущаешь острейшее удовольствие от быстрой езды, несмотря на то что рядом тебя подстерегает смерть.

– И это ты называешь комплиментом?

– Думай, что хочешь.

– Ты меня дразнишь, но я-то вижу, как тебе это понравилось, хотя почти все время, пока мы катались, ты визжал, словно ребенок.

И вот, стоя позади открытых будто в зловещей улыбке ворот Луна-парка, Лайла, быстренько чмокнув меня в губы, поспешила к очередному аттракциону.

В пятницу, покидая офис, я позвонил Лайле.

– Привет. – В ее голосе чувствовалась улыбка.

Она была рада тому, что я ей позвонил. Я тоже улыбнулся сам себе.

– Привет, Лайла! Что ты надумала?

– Я сейчас на причале, дожидаюсь парома, отходящего в пятнадцать минут шестого. А ты?

– Увидимся через минутку. Я сейчас как раз на подходе. Какие планы на ужин?

– Не знаю. А у тебя?

– Надеюсь, ты не откажешься со мной поесть. Обещаю, что на этот раз готовить не буду.

Я прошел через турникет и увидел Лайлу, одиноко сидящую на краю пристани. Она смотрела на здание оперы. На коленях у нее лежал мобильник, а в ухо был вставлен наушник. Я замедлил свой шаг, полностью поглощенный выражением ее лица. Если бы я мог на секунду забыть, что она сейчас разговаривает со мной, я был бы абсолютно уверен, что она общается с человеком, который ей очень… очень важен. На ее лице цвела мягкая довольная улыбка. Дважды на моих глазах она потянулась и поправила пряди волос, спадающие на плечи.

– Я тебя не слышу, – вдруг сказала она. – Ты на связи?

Выключив телефон, я сунул его обратно в карман. Лайла заметила меня и встала.

– Как прошел день?

– Продуктивно, – чмокнув меня в щеку, сказала Лайла. – А у тебя?

– Все по-прежнему. Как насчет ужина? Давай сегодня поедим дома.

– Ладно. – Ее лицо озарила улыбка, которая тут же погасла.

Я уже примерно знал, что она сейчас скажет, когда тень заслонила свет, исходящий из ее глаз. Я научился узнавать такие перепады в ее настроении. Всякий раз это означало, что Лайла хочет от меня отдалиться. Такие периоды повторялись с удивительной регулярностью, несмотря на то что большую часть нашего свободного времени мы уже на протяжении почти месяца проводили вместе.

– Это же не обязанность подружки?

– Обязанность подружки? – притворяясь, что удивлен, повторил я. – Слишком самоуверенное с твоей стороны заявление. Я просто проголодался.

– Я вот… Я понимаю, что мы много времени проводим вместе, но ты должен осознавать, что я тебе не подружка.

– Лайла! Даже если бы ты захотела стать моей подружкой, к чему, как я вижу, ты не особенно рвешься, мы уже слишком старые для подобного рода отношений.

Рядом швартовали паром. Мы, не задумываясь, смешались с толпой и стали наблюдать, как пассажиры, приплывшие с Мэнли, сходят на берег.

– А кто мы в таком случае? – спросила Лайла.

– Это что, каверзный вопрос?

– Не знаю.

– Мы два зрелых человека, получающих удовольствие от общества друг друга. А разве мы должны становиться кем-то другим?

Она с минуту размышляла над моими словами.

– Знаешь, ты мне дал идеальный ответ на мой вопрос.

– Кто-нибудь говорил тебе, что ты слишком увлечена анализом?

– Я просто хочу, чтобы между нами не было недомолвок.

– Давай сядем на паром, поужинаем, и между нами всю ночь не будет никаких недомолвок.

– Э-э-э, Каллум!

– Хочу тебе напомнить, что еще не прошло шестидесяти секунд с тех пор, как я дал идеальный ответ.

Рассмеявшись, Лайла игриво подтолкнула меня к трапу.

– Ступай на паром, Каллум.

Мы заскочили в супермаркет на Корсо. Я нес продуктовую корзину, а Лайла выбирала продукты с полок. Потом я направился в гастрономический отдел, где взял предварительно проваренную курицу для барбекю.

– А комментариев насчет курицы не будет? – спросил я, когда мы двинулись дальше вдоль рядов стеллажей.

– Даже не представляю, с чего начать, – подняв глаза к потолку, произнесла Лайла. – Учитывая все то, чему подверглась эта предполагаемая пища, я бы не рискнула назвать «курицей» содержащее сальмонеллу, модифицированное гормонами нечто, в которое впрыснули белки и жир.

– Г-м-м, у меня аж слюнки потекли, – подмигнул я ей. – Надеюсь, ее вдоволь накачали искусственными гормонами. Я их обожаю.

В супермаркете было людно, как всегда по вечерам. Мы встали в очередь перед кассой позади седой пожилой женщины, толкающей перед собой почти пустую тележку. Спустя несколько минут подошел ее такой же седой муж, неся в руках хлеб, сухое печенье и бытовую химию. Он положил все это ей в тележку.

– А туалетная бумага? – вдруг спросила старушка.

– Извини, дорогая, забыл.

– Господи! – проворчала старушка с такими модуляциями в голосе, что становилось понятным: это последняя капля в долгой череде прегрешений мужа. – Тогда сходи и принеси.

Мы с Лайлой молчали. Старик отошел вглубь супермаркета. Когда он вернулся, его жена вырвала у него пачку туалетной бумаги и швырнула ее в тележку. Муж наклонился, чтобы поцеловать жену, пытаясь свести все к шутке, а та, нахмурившись, отпихнула его.

Я, поморщившись, посмотрел на Лайлу, а та округлила глаза, давая понять, что и сама заметила происходящее. Но лишь после того, как мы отошли достаточно далеко от кассы, я позволил себе заметить:

– Именно таких отношений я всеми силами стремлюсь избежать.

– Боишься вместо жены получить сварливую старую стерву?

– Не только. Я говорю о браке в силу обязательств. Зачем жить рядом с таким человеком? Они поженились, скажем, лет сорок назад. Мне кажется, им следовало развестись через год.

Какое-то время мы шагали, храня молчание. Наконец Лайла, повернув голову, посмотрела на меня.

– Не исключено, что сегодня у них просто выдался плохой день. У всех случаются такие периоды. Вполне возможно, что мужу в целом неплохо живется.

– И что в их ссоре навело тебя на мысль, что они могут быть счастливы?

– Есть причина, почему в большинстве культур существует институт брака в той или иной форме. Людям важно быть уверенными в том, что их партнер останется с ними вне зависимости от того, насколько уродливыми они станут на старости лет.

Я думал над тем, что она мне сказала, пока мы шли домой. Не впервые у меня возникло ощущение, что в моем черепе есть отверстие, через которое мысли Лайлы проникают в мой мозг и заставляют его работать на повышенных оборотах. Я просто не мог понять, к чему она сейчас клонит.

– Ты же сейчас не защищаешь институт брака? Или я чего-то недопонимаю?

– Брак сам по себе прекрасен, Каллум, – настойчиво заявила Лайла. – Я не утверждала, что тебе не нужно жениться. Я никогда такого не говорила. Думаю, из тебя получится замечательный муж. Ты заботливый, верный и внимательный.

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы я стал твоим мужем?

– Блин! Не делай мне предложение.

По ее тону чувствовалось, что она изо всех сил нажала на тормоза. Я рассмеялся. Передо мной вновь была прежняя Лайла.

– Во-первых, я не верю в институт юридически оформленного брака. Конечно, я понимаю, что вопросы семьи подлежат юридическому оформлению, особенно в том, что касается прав на собственность, но совместное проживание сейчас дает обеим сторонам примерно одинаковые права с теми, кто зарегистрировал свой брак. И зачем, в таком случае, нужно втягивать в отношения между людьми еще и правительство? В то же время я всей душой верю в то, что моногамия замечательна и прекрасна, когда дело касается большинства людей.

– Но не в твоем случае.

– Нет, точно нет, – замотала она головой. – Мне этого не надо.

– Почему?

– А ты почему не хочешь жениться?

– Вижу, ты уходишь от ответа.

– Чем так ужасна та размолвка, свидетелями которой мы стали в супермаркете? Он забыл принести туалетную бумагу. Она рассердилась. Когда муж вернулся, то постарался загладить свою вину. Ты заметил, как он хотел ее поцеловать? По-моему, очень мило. А позже, я уверена, она тоже его поцелует, и они будут чмокать друг друга, как делают это пожилые люди, сидя на диване и пересматривая старые комедии восьмидесятых годов. Я готова поспорить, что теперь они в большей степени подходят друг другу, чем во время своего первого знакомства. Они притерлись друг к другу. Даже если бы они не были женаты, их связывала бы любовь, иначе они разбежались бы после первой ссоры, не говоря уже о том, что таких ссор у них в прошлом могли быть тысячи.

– Лайла! Ты сводишь меня с ума.

– Ты вполне можешь жениться, – продолжала развивать тему моя спутница. – Кто-то должен повстречаться тебе на пути и немного тебя приручить. Она убедит тебя, что следует употреблять здоровую пищу, закончить ремонт в квартире и взять наконец отпуск.

Лайла все говорила, но с каждой секундой я ощущал, как в ее голосе все отчетливее звучат странные нотки. Что это? Ревность? Я, взяв ее под согнутый локоток, остановился, заставив ее повернуться ко мне лицом.

– Так значит, я должен найти себе подходящую леди и жениться? – тихо спросил я.

Взглянув мне в глаза, она кивнула.

– А если я найду эту леди завтра, как мне следует с тобой поступить?

– Ты с самого начала знал, что я не хочу серьезных отношений…

– Ты и правда предлагаешь мне, встретив завтра кого-то, остаться с ней? И ты не обидишься?

Лайла, ни секунды не колеблясь, утвердительно кивнула.

– Лгунья.

Голос мой упал почти до шепота. Я видел, как она потупилась, часто моргая.

– Я с самого начала сказала…

Говорила она теперь уже нерешительно. Лайла откашлялась, глубоко вздохнула и подняла на меня взгляд.

– Мне будет грустно, но, если ты повстречаешь и полюбишь подходящую женщину, я буду за тебя рада и скажу, что ты принял разумное решение.

– А если я скажу, что уже встретил подходящую женщину, которая меня приручает? Что мне в таком случае делать?

Я склонил голову, намереваясь ее поцеловать. Воздух вокруг нас вдруг стал тяжелым, а разговор принял пугающе личный оборот. Неужели я достиг такого значительного прогресса в своих отношениях с ней? Как так получилось, что, начав спорить с Лайлой, выступая против брака, я ощутил себя победителем только тогда, когда перевел разговор на наши отношения?

Лайла отдернула голову и высвободилась из моих объятий.

– В случае, если ты повстречаешь кого-то, кто годится на роль жены, первым делом поинтересуйся, собирается ли она вообще выходить замуж. Если она ясно даст понять, что не желает брать на себя никаких долгосрочных обязательств и хочет иметь возможность в любое время передумать, ты должен уважительно к этому отнестись.

Я улыбнулся, а она лишь тяжело вздохнула.

– Короче говоря, подводя итоги: брак одновременно невыносим и прекрасен, я должен стремиться к нему, а вот ты не должна.

– Точно. – Она выдохнула, изображая огромное облегчение. – Наконец ты меня понял! Мы сегодня идем к тебе или ко мне?

– Ко мне. – Было во всем этом нечто примитивное и собственническое, такое, что мне в сущности не свойственно, но проснуться рядом с ней в своей спальне было настолько приятно, что я с нетерпением предвкушал эту минуту. – Я приготовлю тебе завтрак.

– А может, лучше ты заплатишь за мой завтрак?

– Заметано.

Мы вновь тронулись с места.

– Ты ставишь меня в тупик, Каллум, – мягким голосом произнесла Лайла. – Все, что ты рассказал мне о своей жизни, заставляет меня чувствовать себя так, словно я чего-то не понимаю. Я знаю, как тяжело приходится ребенку, который не находит себе места. Я много раз пыталась приспособиться к новой школе, поэтому на собственном опыте понимаю, каково это. Но если бы я встретила тебя и не знала твоего прошлого, то решила бы, что имею дело с побитым жизнью разведенным мужчиной. Поскольку ты вырос, имея положительную модель брака перед глазами, откуда, спрашиваю я тебя, этот цинизм?

– Просто в реальном мире так не бывает, Лайла. Мои родители заставляли поверить, что любить просто, а на самом деле все совершенно не так.

– А если ты смотришь в прошлое через очки с розовыми стеклами? Твои родители не могли быть настолько идеальными. Я люблю своих родителей, но не закрываю глаза на их недостатки. Моя мама – самовлюбленная взбалмошная женщина.

– Ну, я бы не назвал отношения моих родителей идеальными, – пожав плечами, сказал я. – Они любили нас. Они воспитывали нас, подталкивая в нужном направлении, но не слишком сильно. Когда я слышу американский акцент, до сих пор ощущаю теплоту и уют. Все это из-за светлых воспоминаний о мамином нежном голосе, который оставался неизменным всю ее жизнь до самой смерти.

– Но…

– Что «но»?

– Я же не прошу рассказать тебя, какими замечательными были твои родители. Меня интересует, почему ты боишься заводить серьезные отношения с женщинами. Когда я тебя спрашиваю, ты всякий раз переводишь разговор на родителей. По-видимому, подсознательно ты понимаешь, что ответ прячется где-то там.

Я чувствовал себя почти предателем, говоря об этом, меня раздирали противоречивые мысли, когда приходилось делиться своими подозрениям пусть даже с Лайлой, но слова все же потекли, сначала медленно, затем все быстрее:

– Они не ругались, Лайла. Я не помню ни ссор, ни споров; даже каких-либо разногласий по тому или иному вопросу я за родителями не замечал. Они вели себя словно две половинки одного целого. Я жил в спокойной обстановке, чувствуя себя в полной безопасности, окруженный родительской любовью. Можно сказать, что у меня было идеальное детство. Ну и как, спрашивается, мне строить отношения, похожие на те, что были у моих родителей? Найти такую женщину просто невозможно. Все это напоминает неосуществимую мечту. Или я не прав? А если я всю жизнь буду искать женщину, которая предназначена мне судьбой, и не найду? А если мне все же удастся ее найти, будет ли это означать, что все десятилетия, потраченные на ее поиски, прошли впустую?

Лайла призадумалась. Я видел, что добился своими рассуждениями определенного успеха.

– Я не встретил ни единой женщины, которая полностью отвечала бы этому идеалу. Даже ты далека от совершенства, ибо чересчур увлечена вегетарианством и вообще со странностями.

Лайла улыбнулась. Ее внимание мне польстило.

– Я не говорю, что не верю в институт брака, просто в глубине души я ищу идеальный брак, а поскольку идеал невозможен, я лучше останусь холостым. Родители создали у меня ложное представление о любви. Конечно, они ссорились. Они просто не могли не ссориться, но им удавалось это от нас скрывать. У папы карьера складывалась отлично, он пережил много приключений до той знаменитой встречи в супермаркете, но, если послушать отца, его жизнь вообще не имела никакого смысла до тех пор, пока он не повстречал нашу маму. Что бы я о них ни думал, как бы здорово это ни казалось, я подсознательно стремлюсь к этой безумно идеальной жизни, которая абсолютно недостижима. У меня было немало почти идеальных подружек, но ни одна из них не являлась совершенством. Так нечестно по отношению и к ним, и ко мне.

– Я так и знала, – с тихим триумфом в голосе произнесла Лайла.

Глаза ее светились каким-то странным огнем. Казалось, она решила, что вот-вот одержит победу.

– Я догадывалась, что в глубине души ты романтик. Нет у тебя никакого страха перед обязательствами. Ты максималист. Ты предпочтешь всю жизнь оставаться один, вместо того чтобы связать свою судьбу с неподходящей женщиной. Ты не хочешь рискнуть, а потом разочароваться.

– Вот именно!

– Ну, и зачем я нужна в твоей жизни? Ты сам говоришь, что у нас нет ничего общего. Ты, должно быть, на самом деле сдался, если тратишь время на такую, как я.

– Я встречал множество людей, с которыми у меня не было ничего общего, – пожав плечами, заявил я, – но ты в этом отношении рекордсменка.

– Я серьезно, Каллум.

Мы уже подходили к моему кварталу, к моей квартире, которую я начал считать своим домом лишь совсем недавно, пару недель назад. Я переложил пакет с продуктами в другую руку, размышляя, что можно сказать Лайле.

Теперь, по прошествии изумительных недель, проведенных вместе, Лайла должна осознать, что все же есть причина, почему мы с таким упорством возвращаемся друг к другу. Я даже замечал в ней определенную нерешительность. До сих пор я вел себя осторожно, опасаясь, слишком сильно надавив, спугнуть ее, но не пришло ли время покончить с играми? Неспроста мы с такой легкостью приняли эти совместные поездки на пароме, совместные ужины и беседы. Все это, казалось, произрастало из новых глубин моей души.

– Дело в том, Лайла, что ты ближе всего к моему недостижимому идеалу. Когда я встречаюсь с тобой, то вся эта критика с моей стороны кажется нелепой. Когда мы вместе, я невольно начинаю задумываться, не хочется ли мне все же остепениться, раз нам так легко. – Лицо ее осунулось, и я поспешил исправиться: – Не смотри на меня так, Лайла. Я же не делаю тебе предложение.

– Нет, не делаешь.

– Теперешнее положение вещей кажется мне идеальным.

– И ты хочешь, чтобы это продолжалось вечно?

– Мы познакомились месяц назад. Не исключено, что со временем ты окажешься полнейшим кошмаром. Не исключено, что вскоре я разгляжу, кем на самом деле является самая изумительная на свете женщина.

Лайла теперь смотрела прямо перед собой. Свернув за угол, мы направились к моему многоквартирному дому. Она даже не улыбнулась моей слабой попытке пошутить.

Переведя дух, я тихим голосом произнес:

– Если мы день за днем будем стареть вместе, разве в этом есть что-то плохое?

– Этому не бывать, Каллум, – прошептала Лайла, отрицательно покачав головой.

– Может, да, может, нет. Если не получится, мы все равно ничего не потеряем. Ты вот десять минут жарила меня на медленном огне, выведывая, почему я против института брака. А как насчет тебя? Ты пыталась убедить меня в том, что мне обязательно нужно найти себе жену, но при этом, посмей я назвать тебя своей подружкой, уверен, ты с удовольствием вырубила бы меня приемом каратэ, а затем скормила бы акулам в заливе.

– Разговор не обо мне.

– Теперь о тебе.

– На все есть своя причина.

Рассмеявшись, я покачал головой.

– Так нечестно. Если ты решила поиграть со мной в психолога, я тоже хочу.

– Мой случай не похож на твой, Каллум. Для меня одиночество – осознанный выбор. – Она пришла в раздражение, и между ее бровями пролегла морщина. – Я живу в мире с собой, а вот ты… не думаю.

– Если тебе все равно, быть ли одной или встречаться со мной, почему ты, в таком случае, со мной общаешься? Каждый раз, когда ты говоришь, что тебе необходимо свободное пространство, я с уважением отношусь к твоим желаниям. Обычно ты решаешь, когда в следующий раз мы увидимся…

А потом случилось то, чего я прежде за Лайлой не замечал: лицо ее исказила паника, тотчас же сменившаяся чувством вины. Я бы не удивился, если бы Лайла сейчас выронила пакет с продуктами и убежала бы прочь от меня. Я загнал ее в угол, чего делать не собирался. Возможно, я слишком на нее давил.

– Я ни на что не жалуюсь, – неуверенно добавил я.

Лайла глубоко вздохнула и медленно покачала головой. Мы теперь оказались у входной двери. Я начал открывать замок, что на время избавило меня от необходимости смотреть Лайле в глаза.

– Каллум! Ты мне нравишься. Если уж начистоту, мне и стейк нравится.

– Да неужели?

Я повернул ключ в замке, затем остановился и посмотрел на нее.

– Ты шутишь?

– Нет. Иногда мне его на самом деле очень хочется. На прошлой неделе, когда мы ужинали, ты приготовил себе сочный антрекот… Я едва не вырвала вилку у тебя из рук, но я решила не есть мясо. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Я еще могу понять, почему ты не ешь стейк… Метан, углерод и… и прочие вещества. Это имеет смысл. Но, блин, какое отношение наличие бойфренда имеет к окружающей среде?

Мы зашли внутрь и двинулись плечом к плечу на кухню. Лайла поставила свою сумку на столешницу. Повернувшись ко мне спиной, она принялась молча раскладывать покупки. Я положил купленную для себя еду на обеденный стол. Заданный мной вопрос повис в воздухе. Похоже, она не собиралась на него отвечать. Теперь пришло время мне впадать в панику… Она уже вытащила практически все продукты из сумки, когда та выскользнула у нее из рук. Упаковка с фалафелем, кулинарным полуфабрикатом, полетела вниз. Лайла попыталась подхватить ее, но не смогла.

– Блин, – пробурчала она.

В ее голосе звучало раздражение, которое она выпустила на свободу, желая подавить неприятное чувство, вызванное своей неуклюжестью. Я постарался вернуть начатый мной разговор в привычную колею, так как ощущал себя водителем на полной скорости, мчащимся прямиком на дерево.

– Мы встречаемся всего лишь несколько недель, как ты знаешь… – Я пытался говорить рационально и бесстрастно, поскольку результат начатого мной разговора уже был предрешен. – С любой другой женщиной, с которой я встречался прежде, я бы сейчас принаряжался ко второму или третьему совместному ужину и только надеялся бы, что этот ужин закончится постелью. Учитывая, что мы оба… Как ты это назвала? Не расположены к браку?

Лайла одновременно кивнула и передернула плечами. Она до сих пор стояла ко мне спиной.

– Ну, наши отношения развиваются очень быстро, но это не значит, что сегодня вечером мы должны обсуждать наше будущее, – закончил я.

Лайла развернулась и, заложив руки за спину, оперлась на столешницу позади себя. Медленно выдохнув, она все же на меня посмотрела.

– Работа – мой муж, Каллум. Я и ты… чем мы бы ни были… ну… Я просто закрутила небольшую любовную интрижку за спиной у мужа. Ты никогда не займешь главное место в моей жизни. Я не стану обещать тебе будущее… Никогда. Если ты начнешь надеяться на большее, подай мне знак, и каждый пойдет своим путем.

– Вполне разумно. Мы условились, что будем жить одним днем. Это меня вполне устраивает. Ты первая заговорила о браке.

И вновь я попытался добавить немного юмора в ситуацию, в которой нарастало напряжение. На этот раз Лайла хотя бы невесело улыбнулась.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я счастлив, – я указал рукой на курицу, – и голоден. Хочу съесть что-то, изобилующее животными жирами. Давай поедим?