Глава 13
Проверка на вшивость
Остальная часть коллектива юных следователей наблюдала за грядущим представлением из безопасного далека. Студенты даже заняли скамейку, которую освободила влюбленная парочка. Не успела Янка сесть и сосредоточиться на слежке за Лисом, как слева над головой кто-то заговорил, гнусаво растягивая звуки:
– Компания неудачников! Серокожий увалень, отверженная гермафродитка и толстая корова. Чего же в вас нашел Стефаль? Пожалел, что ли? Наш староста такой чувствительный!
Яна подняла взгляд на изящную до состояния полупрозрачности девушку с длинными распущенными волосами цвета розовой жвачки. Таких тощеньких, как эта сомнительной прелести дева, на Земле признавали больными анорексией и лечили в больницах. Синяя форма с зеленым кантом делала «красавицу», четверокурсницу еще более бледной и придавала ей вид трупа не первой свежести, уже почти успевшего покрыться пятнами. Позади, чуть в отдалении, за девицей стояла парочка чуть более откормленных подружек, вероятно, прихваченных в качестве группы поддержки. (Зелененькую старосту, домогавшуюся эльфийского тела «для консультации» прямо в столовой, Янка узнала.) Девицы улыбались, предвкушая унижение новеньких студентов. Иоле тяжело вздохнула и поморщилась, как от зубной боли, Хаг почесал затылок, сжал руку в кулак, глянул, разжал и тоже обреченно вздохнул. Драться с девушками, которых и соплей перешибешь, и оскорблять оных, пусть даже в ответ, не позволяло троллье воспитание.
– Что нашел? Наверное, то, чего нет у плоских стиральных досок, – отрезала Яна.
Обычно Донская не сразу подыскивала достойный ответ острячкам, точившим языки о крупную миролюбивую девушку, но тут пантомима, разыгранная Хагом, и обида не столько за себя, сколько за новых друзей стала мощным стимулятором мыслительных процессов.
– Ты-ы-ы…. – начала было девушка-жвачка, но Яна предупредительно подняла руку с растопыренными пальцами и скомандовала: – Ша, стоп. Прежде чем ты или кто-то из твоих подружек еще ляпнет какую-нибудь глупость, подумай. Вот этим, – Донская сжала руку в крупный кулак и подняла его к остренькому носику ревнивицы, – я сегодня врезала за оскорбление моего напарника в один пятак. То есть в лицо.
– Тебе за это отработку назначат! – снова перебила чуть отступившая, но до конца не внявшая худышка.
– Назначили, я уже отработала. Люблю наводить чистоту! Хобби у меня такое. И снова с удовольствием чего-нибудь помою. А вот ты на вид хлипче того козла рогатого, так что чего-нибудь сломать могу. Тебе оно надо?
– Я декану пожалуюсь! – взвизгнула розовенькая.
– Давай, – беспечно согласилась Яна, откинувшись на спинку скамьи. – Только прежде чем чего-нибудь оскорбительное сказать мне, Иоле или Хагу с Машьелисом, сама десять раз подумай и другим передай: я полы мою с удовольствием, а нос у каждого на лице один, и волосы у девушек обычно красивые, длинные. За них так удобно хвататься и дергать!
Посылая в адрес Янки грозные обещания насчет жалоб декану, ректору и студенческому совету до кучи, розовенькая и ее подружки предпочли ретироваться, пока здоровенная девица (точно какая-то помесь с минотавром!) и в самом деле не встала со скамьи и не начала кулаками размахивать.
– Спасибо, – признательно шепнула подруге Латте. – Я обычно не знаю, что ответить, когда они начинают так…
– Я и сама редко когда сразу соображаю, сейчас просто повезло, – с неловкостью повела плечом Яна и, прежде чем ее еще и Хаг начал благодарить, заметила: – О, наш Лис уже у цели.
Прогулка по скверу мало-помалу приближала Лиса и Стефа к заветной беседке. Не доходя до точки икс нескольких шагов, дракончик начал громко, перекрывая треньканье арфо-гуслей, вещать:
– Может, она? Волосы похожи, кажется. Или все-таки не она? Она была такой… такой… я прямо сразу влюбился. Стеф, может, это она? Девушка, да-да, вы, чернокудрая, дивный алмаз цвета великой владычицы ночи, умоляю, скажите, вы сегодня вечером были у Башни Судьбы на площади?
Конечно же Дайла обернулась. Как тут не обернуться, когда тебя или кого-то другого именуют алмазом ночи, да еще с таким придыханием в голосе, исполненным неудержимой надежды и чувства.
Горгона была прекрасна. Черные густые брови ровными дугами, стрелы длиннющих ресниц, черная бездна блестящих очей, точеный нос с хищно раздувающимися ноздрями, высокие скулы, матовой белизны кожа, пухлые, четко очерченные губы, грива волос чернее ночи. И все-таки эта краса была исполнена такого высокомерия и льда, что невольно отталкивала. Хотя, судя по числу увивающихся вокруг красотки ухажеров, отталкивала далеко не всех.
– Ты, придурочный, сгинь, ни на какой площади Дайла не была, мы тут с ужина сидим, – лениво процедил сквозь острые зубы парень, выглядевший как явный вампир.
– Не была? – разочарованно, почти убито уточнил Лис.
И Дайла снизошла до легкой усмешки и покачивания головой.
– Значит, я не в нее влюбился, – совершенно безразличным тоном, не вязавшимся с недавними романтическими завываниями, заключил дракончик. – Со спины так похоже было на мою красотку, а спереди точно не она. Не она… Моя красивее и точно добрее.
Густые брови горгоны нахмурились, сочные губы скривила гримаса неудовольствия, что оказалось спусковым крючком для одного из пылких и чрезмерно мускулистых поклонников Дайлы. Здоровяк в форме пятикурсника-блюстителя вылетел из беседки и, сцапав худощавого дракончика за рубашку на груди, приподнял в воздух, грозно зарычав:
– Ты, сосунок, возьми свои слова о Дайле обратно. Или я их тебе в глотку затолкаю.
– Чего обратно? Дайла добрая, что ли? – искренне, насколько можно было быть искренним в подвешенном состоянии, изумился похрипывающий Машьелис. Дракончик сбледнул до синевы, но все еще пытался хорохориться.
– Аргх, – зарычал разозленный и растерявшийся воздыхатель, имевший в виду красоту своей обоже. А проклятый придурок загнал его в угол! С одной стороны, Дайла-то была какой угодно, только не доброй. С другой, парень не знал, как отреагирует горгона, если он начнет отрицать ее доброту. С нее станется еще пуще обидеться.
– Отпусти малявку, Рольд, – лениво взмахнула ресницами Дайла, решая проблему. Не в ее интересах было чрезмерно раздувать перешедший в странное русло конфликт и выставлять себя на посмешище. Так и популярность потерять можно!
Рольд думал недолго. Он сделал так, как ему велели: размахнулся и отпустил Лиса в полет, метя в сторону кустиков погуще и помягче – чуть левее эстрады. На свою беду юный дракон в полете как-то изогнулся, развернулся и со всего маху впечатался в ступеньки сцены. Что-то хрустнуло. Рогатый арфо-лютнист испуганно вздрогнул, выронил инструмент себе на ногу и совершенно по-девичьи взвизгнул, баюкая ушибленную конечность.
К летуну Машьелису, неловко скорчившемуся у эстрады, тут же ринулись Стефаль и вся компания со скамейки запасных, включающая Янку, Хага и Иоле. Что удивительно, к дракончику побежал и Рольд с выражением неописуемого ужаса на звероподобной физиономии.
Недавний обидчик успел к жертве первым, бухнулся рядом на колени и принялся потряхивать Лиса за плечо:
– Эй, хлюпик, ты как? Ты чего вообще в другую сторону полетел? Я ж тебя в кусты… Там мягко, а ты…
– Я не хлюпик, я сильный, – выдохнул Лис, приоткрывая один глаз и с задумчивой осторожностью ощупывая рукой свои ребра.
– Но легкий, – машинально продолжила за друга Яна и присела на корточки, оттесняя растерянного здоровяка. Приобняв друга за плечи, девушка деловито уточнила: – Где болит? Сломал чего-то или отбил?
– Сломал, – печально шепнул блондинчик с самым трагическим видом.
Покаянный вид Рольда стал из виноватого глубоко похоронным.
– Ступеньку, – признался Лис, пододвигаясь достаточно для того, чтобы все увидели отколовшийся от длинной доски кусок дерева. – А ребра просто чуток отшиб.
Рядом раздалось какое-то странное хрюканье, фырканье, всхрапывание, перешедшее в здоровый мужской гогот. Ржали на пару Хаг и Рольд. Утирая заслезившиеся глаза, тролль между очередными приступами здорового хохота повторял: «Сильный, но легкий, сломал ступеньку». Облегченно улыбались Иоле и Стефаль, переволновавшийся за Лиса и винивший себя за промедление, помешавшее пресечь затевавшуюся расправу.
– Я, между прочим, из-за вас палец отшиб! – капризно пожаловался забытый музыкант. То ли рассчитывал на сочувствие, то ли хотел поболтать.
– Иди к Дайле, признайся, что пострадал за ее добрый нрав. Может, поцелует? – находчиво предложил Лис, пряча в уголках губ глумливую ухмылочку.
– Дайла-то? Скорее, укусит, – обреченно махнул рукой травмированный парень и осторожно сполз со сцены. Так и похромал из сквера, бережно придерживая рукой инструмент.
– Тебя надо обязательно показать врачу! – категорично объявила Яна дракончику.
Тот собрался было возразить, даже рот приоткрыл, потом захлопнул его, открыл снова и согласился:
– Надо, обязательно! Нас, сильных и легких, надо беречь! И вообще, чего-то ребра сильнее ныть начали. Вдруг где трещина или даже перелом?!
– Я отнесу тебя к мастеру Лесариусу! – испуганно объявил Рольд, мигом растеряв всю свою веселость. Парень как вспыхнул легко, подогреваемый влюбленностью в горгону, так и остыл. Сейчас его искренне заботило состояние первокурсника.
– Отнеси, только бережно, а то вдруг и впрямь у него какое-то ребро треснуло? – Стефаль мигом сообразил, куда клонит дракончик.
Здоровяк, не крякнув, бережно, как мамаша непутевого сынишку, подхватил на руки Машьелиса и плавно зашагал по траве до дорожки. Остальные члены компании потянулись следом. Из сквера вышли на дорогу, ведущую влево, к желтому зданию, виднеющемуся вдалеке. Из вчерашнего рассказа старосты первокурсники помнили: именно там располагается лечебный корпус. У Янки в поселке «желтым домом» именовали областную психушку, которая стояла на трассе, но здесь-то не Земля, так что лечить должны были именно ребра, а не голову. Хотя ее бедняге Лису, если хорошенько подумать, наверное, тоже стоило бы подлечить.
Рольд, может, и не являлся самым добрым, тактичным и милым парнем, но свою вину чувствовал и Машьелиса нес аккуратно. У привередливого дракончика даже не появилось повода позакатывать глазки, поныть, поохать и еще каким-нибудь образом поприкалываться над обидчиком. Хотя силачу и так досталось от остроумных студентов, выражающих искреннее недоумение в вопросах: куда ж это старина Ро несет кудрявого паренька, точно красну девицу? Не любовь ли это с первого взгляда?
Носильщик тихо рычал на шутников, однако в перепалки не вступал. Ловко огрызаться у него никогда не получалось. Вот навешать плюх – это да. А как их навешать, коль руки заняты? Зато Лис от такого внимания просто расцвел и вовсю демонстрировал остроумие, ехидно осведомляясь у шутников, кого именно они ревнуют: его ли такого красивого приметили или к Рольду чего испытывали, да скрывали до сих пор, пока ревность изо всех дыр не поперла?
Рольду оставалось только довольно посмеиваться, наслаждаясь тем, что шутники остаются в дураках. А Лис тем временем припомнил вчерашний разговор в общежитии и уточнил:
– Слушай, я только сообразил, это ты – капитан команды по двану?
– Я, – гордо, вот уж этим он точно гордился, подтвердил здоровяк. – А че?
– Меня на отбор завтра пригласили, – объяснил дракончик.
– Мячом работать, что ли? – повторив вчерашнюю шутку студента, выпалил капитан, аж притормозив от удивления. – Нет, летаешь ты и впрямь здорово, только приземляешься хреново.
– Я сильный, пусть и легкий, – возмущенно сморщил нос Машьелис, которому пришлось по сердцу Янкино замечание. – Такие игроки тоже нужны.
– Мм, – наморщил лоб Рольд, и в самом деле основательно задумавшись. Потом усмехнулся и кивнул: – А и впрямь, приходи, если мяч держать в руках умеешь, найдем, куда тебя пристроить. Новую тактику разработаем! Хотя… я бы еще твоего друга, – носильщик указал головой на идущего рядом Хага, – попробовал в заградную тройку поставить.
В ответ раздухарившийся Лис в красках поведал своему живому транспортному средству трагическую историю о когтях, дырках, мяче и надеждах на декана Гада, вернее, его способность подобрать какой-нибудь состав для укрепления кожи мяча. Так вся компания за деловым разговором добралась до двухэтажного лечебного корпуса. Ярко-желтый камень делал здание похожим на большой одуванчик, жаль, мягкостью камень цветку уступал.
Хаг вежливо, для проформы, постучал дверным молоточком и с силой дернул на себя дверь. Открыть не получилось.
– В обратную сторону, – торопливо подсказал Стеф, пока тролль не решил сделать проход кулаками.
Совет помог, и дверь охотно распахнулась. Ее придержали, пропуская Рольда с Лисом на руках в недлинный коридорчик. В носу у Янки защекотало от аромата трав. Наверное, здесь микробов изничтожали не хлоркой и кварцеванием, а какими-нибудь настоями или курениями. Пахло, во всяком случае, куда приятнее, чем в типичной больнице. И светло было не из-за медицинской белизны, а как-то уютно и по-домашнему. На полу в коридорчике лежала забавная темно-зеленая дорожка, на поверку оказавшаяся натуральным рулонным газоном с жесткой низкорослой травой специального назначения, очищавшей и ноги вошедших, и заодно воздух. Зато плакаты на стенах цвета яркого яичного желтка от деревенской несушки показались землянке вполне знакомыми. Тут был даже сакраментальный призыв к мытью рук и закалке как основе здорового образа жизни. Правда, обращение к оборотням, пропагандирующее обязательную обработку шерсти от блох, в обычной земной больнице встретить вряд ли удалось бы. Янка так засмотрелась на образцы плакатного творчества местных эскулапов, что сама не заметила, как вошла в просторный приемный покой. Пустой! В дальнем углу виднелись низкая стойка, стол с папками для бумаг, рабочее кресло. Вдоль стен примостились несколько лавок, кушетка и диванчик для пациентов.
– Эгей, а где все? – закрутил головой Хаг.
Стефаль решительно прошел к еще одной двери и открыл ее, прислушиваясь. Из-за двери напротив раздавались голоса.
– …Не выявлено. Можно отпускать, – вещал уже знакомый ребятам скрипучий тенорок дедушки Лесариуса.
Что именно не выявлено и кого отпускать, подслушать студентам не удалось, потому что Рольд аккуратно сгрузил травмированного Лиса на диванчик и громогласно заявил:
– Чего? Никого нет? Дежурный целитель на обходе, что ли? Надо пойти поискать!
Разумеется, по закону подлости его услышали не только спутники, а и, пожалуй, весь персонал и пациенты желтого дома. Неплотно прикрытая дверь распахнулась, являя студентам декана, ректора, старичка-целителя и парочку студентов, пострадавших сегодня в башне.
– Опять вы! У меня такое чувство, что вы здесь не два дня, а все пять курсов отучиться успели, все время на глаза попадаетесь, – вздохнула Шаортан.
Уперев руки в бока, дракесса недобро и устало разглядывала студентов в смотровой. Картен же с Максимусом просто заухмылялись и засемафорили однокурсникам. Похоже, после пары часов изоляции в больничке они кому угодно из ребят были рады как родным. Гад же иронично хмыкнул:
– А у них, гляжу, в компании друзей прибыло. Рольд, каким ветром тебя сюда занесло?
– Этого принес, – замялся здоровяк, но не стал поправлять декана по поводу причисления себя к друзьям первокурсников. Парень мотнул головой в сторону Лиса, раскинувшегося на диванчике в позе «лебедь умирающий, одна штука». – Гляньте, мастер Лесариус, ребра у него целы?
– Хм, погляжу, погляжу, – согласился старичок, снимая с пояса свой любимый молоточек.
От чего Лис вздрогнул всем телом и попятился, как лежал, на попе, пытаясь забиться в угол дивана. Не успел! Прытким оказался старикашка. Раз – и уже стоит рядом, два – и уже молоточек в руке шустрого дедка обстукивает тело пациента. Причем, что удивительно, от этого стука никакой боли, лишь приятное, чуть щекотное тепло разливается.
– И почему же ты студента принес? Помощь первокурснику решил оказать? Или вы его со студентом Хагорсоном по очереди несли с предгорий Ирнора, тренируясь перед игрой? – заинтересовался декан.
– Ну… я… как бы… того… – замялся Рольд, потупившись, только что носочком пол не поскреб. – Это ж я его… того… кинул ненароком.
– Кости целы, трещин нет. Небольшой ушиб мягких тканей имеется, мазь возьми, на ночь намажешь – утром здоровым встанешь, – повесив молоточек на пояс, вынес вердикт Лесариус. Старичок достал из мешочка на поясе маленькую баночку и всучил ее дракончику.
Не интересуясь более легко травмированным пациентом, старик развернулся к Рольду и объявил:
– А вот твои глаза, парень, мне не нравятся. Ну-ка, пойди сюда.
– А может, я того, пойду уже, меня небось друганы и Дайла ждут, – попытался отбояриться здоровяк, попятившись к дверям.
– Дайла, стало быть, – сердито нахмурился декан, что-то для себя уяснивший, и практически потребовал: – Мастер Лесариус, осмотрите-ка Рольда хорошенько! А ты, парень, стой смирно, будешь дергаться, мы тебя к кушетке привяжем, чтобы осмотру не препятствовал.
– Стою, смиряюсь, а только здоров я, как минотавр, – забухтел Рольд, передернув плечами.
Как многие крупные и здоровые люди, он подсознательно опасался докторов, не потому, что боялся боли, скорее, медики страшили его из-за своей близости ко всевозможным недугам.
Старый лекарь не стал бить студента любимым молоточком, он снял с пояса другой аксессуар – небольшое зеркальце, поймал маленький зайчик от розового закатного солнышка и направил прямо в глаз парню. Проделал ту же процедуру со вторым оком и сокрушенно покачал головой.
– Опять? – процедила дракесса, молча, как и все остальные, наблюдавшая за тем, как Лесариус изучает зрачки стоящего навытяжку парня.
– Доигралась девочка. Два тихих предупреждения у нее уже имеются, завтра будет общее оповещение о наказании, – хмуро пообещал начальнице декан. Гад потер свой длинный нос-сосиску и, будто только заметив столпившихся в смотровой студиозов, скомандовал: – А вы почему еще здесь? Марш в общежитие! И да, Рольд, Машьелис, завтра на отработку! По шесть плиток на площади – ваши! Чтобы не кидали больше никого и не падали где ни попадя! А будут по цвету отличаться от тех, что студентка Донская мыла, назначу еще по десять и все перемывать заставлю! Максимус, Картен, недомытая лестница в башне, так уж и быть, подождет ваших усердных рук до завтра! Марш, марш, или еще кто-то отработку получить хочет?
– Могу оздоровительную клизму поставить, – поглаживая жидкую бороденку, предложил добрый дедушка Лесариус и заулыбался.
Всю компанию после таких щедрых авансов из лечебного корпуса как ветром сдуло. Только входная дверь грохнула. Очухался народ лишь на полпути к общежитию, Иоле с Хагом даже пару раз опасливо оглянулись, не пустился ли за ними в погоню кто-то из учителей-лекарей, и только после этого стали переставлять ноги помедленнее. Чем незамедлительно воспользовался Машьелис, буквально изгрызаемый чудовищным любопытством:
– Интересно, а на чем таком декан с ректором красотку Дайлу поймали, что так сильно разгневались?
– Завтра наверняка узнаем, в чем дело, и о Дайле ли шел разговор, – серьезно ответил Стефаль. – Тихое предупреждение делают студенту с глазу на глаз, общее оповещение – сразу после сигнала подъема, так, чтобы слышал каждый.
– Ну а если о ней? – подтолкнул Стефаля Лис, не замечая или делая вид, что не замечает, как хмурится и морщит лоб Рольд.
– Полагаю, Дайла могла использовать способности горгоны и воздействовать на очарованных ее красотой поклонников. У влюбленных снижается критичность восприятия и слабеет ментальный щит. Не исключено, Машьелис, что Рольд столь сильно разгневался на тебя не по собственной воле, а с подачи Фальрейн.
– Брешешь, Стеф, я сам осерчал, – набычившись, принялся возражать капитан команды по двану. Он упрямо отказывался верить, что играл роль марионетки. Да и какому парню такое пришлось бы по вкусу?
– Не буду спорить, – миролюбиво уступил эльф. – Завтра утром все узнаем, а пока я посоветовал бы тебе держаться подальше от девушки. На всякий случай.
– Корки-кочерыжки, это что ж за академия такая? – уныло помотал головой прислушивавшийся к беседе Максимус. – Нас на лестнице тварь какая-то в параличные беспамятные статуи обратила и следов не оставила, теперь это… Знал бы, что так будет, в военное училище пошел бы, и пусть бы мамка ворчала!
– Ничего, приятель, зато здесь веселее, чем в армейской шараге, будет! – попробовал взбодрить его голубокожий Картен.
– Вот этого я и боюсь, – пробормотал себе под нос Максимус, тоскуя об утраченном шансе на упорядоченность, размеренность и дисциплину. Вот что ему стоило не поддаться на уговоры родительницы и последовать совету отца? Не смог, теперь расплачивайся!
– Экий ты скучный, Макс, не грусти, лучше скажи, куда вас ректор таскала утром, вы даже расоведение прогуляли и на медитацию опоздали? – снова принялся выдаивать ценную информацию из окружающих Лис.
– По академии, – кратко и неохотно ответил студент.
– А чего делали-то? – полюбопытствовал Хаг.
– Болотный болтун болтом болтунью болтал, – выдал в ответ Картен, да так и застыл посреди дороги с отвисшей челюстью. Со столь же удивленным видом на него уставились все студенты.
– Чего-чего болтал? – на всякий случай переспросил тролль, пытаясь сообразить, а не ослышался ли он.
Картен тряхнул головой, поднатужился и добросовестно повторил поговорку. Голубая морда студента при этом стала еще более удивленной и пошла загадочными синими пятнами.
– Опять какую-то хрень горожу, – растерянно признал парень.
– Похоже, на вас наложили защиту от болтовни, – мигом сообразил Стефаль. – Вместо ответа, чтобы лишнее не сболтнуть, одну фразу повторять будете.
– Вот так всегда, как что интересное, так и не узнать сразу. А если написать попробуете? – находчиво предложил выход дракончик, прищелкнув пальцами. Но прежде чем жертвы нашли, у кого одолжить карандаш и бумагу, эльф ответил:
– Разницы нет: устная речь, письменная или жестовая. Даже телепатия не сработает.
– Жаль, – сморщил нос блондинчик.
– Вы сейчас вообще о чем треплетесь? – заинтересовался Рольд.
– О пророчестве, печать на нем эти бравые парни сломали до срока, утром на лекции, – похвастался Машьелис и в красках расписал событие дня, умолчав, впрочем, об ореолах, увиденных вандалами на нем самом, Хаге и Янке. Кажется, Картен, запыхтевший особо возмущенно, хотел выдать эту пикантную подробность, но, увы… ничего, кроме очередного шедевра про болтуна и болото, не родил. Зато заставил посвященных в тайну переглянуться. Выходит, то, что они светились – важная и секретная информация? Экспериментатор-блондинчик тут же решил проверить степень секретности секрета и… Вся компания в очередной раз насладилась историей на букву «Б».
– О как! – поразился пятикурсник. – Выходит, теперь у нас все перваки под антиболтушкой ходят. – Во что же вы там на вводной лекции вляпались?
– Похоже, во что-то, связанное с тем взломанным пророчеством, – вставила Иоле.
– М-да, похоже. – Рольд с уважением глянул на хрупкую и тихую, как мышка, девчушку. – А у тебя соображалка работает.
– Это же очевидно, – повела плечиком ифринг, а капитан доблестных игроков в дван неожиданно смутился и отвел взгляд.
– Лучше бы нашим учителям было очевидно, кто со студентами всякие дурацкие шутки вытворяет! – хмуро заметил Максимус и замкнулся в себе. Шел молча, пиная редкие хохолки травы, ухитрившиеся пробиться между плитами дороги.
– Найдут и накажут, ты, главное, учись, – попытался подбодрить первокурсника староста, а Яна почему-то вдруг вспомнила про задание кентавра и попросила:
– Хаг, пока до общежития идем, ты меня какой-нибудь вашей песне не научишь, чтобы задание Быстрого Ветра выполнить? Про любовь бы…
– Хм, у нас приличных песен про любовь не бывает, все больше про битвы, про походы, про героев, – замялся седьмой сын вождя и немного позеленел.
– Давай про войну. Это тоже должно быть здорово! Я наши старые песни патриотические очень люблю, – возразила Янка и тут же для примера мощным грудным голосом пропела первый куплет легендарной «Вставай, страна огромная…».
– Сильно! – проникся тролль, почесал затылок и в обмен на полный текст патриотической русской песни предложил разучить землянке троллью «Орочью смерть», имя доблестного автора коей затерялось в веках.
Так что всю оставшуюся дорогу до общежития Яна, а с ней заодно и остальные чисто для развлечения прочувствованно горланили:
Орков коварных разил я без счета,
Ярой зарею топор мой блистал.
Я их валил и рубил до рассвета,
Бился отважно, битвой дышал…
Правда, пара студентов-летописцев орочьей национальности пыталась качать права, но Яна честно призналась, что выполняет задание по расоведению, и заблаговременно взяла с возмущенных клыкастиков слово научить ее орочьей песне про битву с троллями, когда на расоведении дойдет очередь до изучения их расы.