Глава 21
Первое свидание с горьким привкусом разочарования
Обед прошел на удивление мирно. Я была так голодна, что мысль о поддержании светской беседы пришла ко мне лишь во время десерта. Мама бы точно со стыда сгорела за мою невоспитанность, а вот Лазарита, наоборот, вела себя так, будто молчание за столом ее полностью устраивало.
– Чем займемся? – Ледяная придвинула к себе тарелку с ягодным пирогом и принялась за его активное уничтожение. Я с невольным уважением покосилась в ее сторону. Вот это аппетит! И главное, никаких избытков на фигуре.
– Есть предложения?
– Тебе не понравится, – честно призналась Лазарита.
– Тогда просто не говори. – Я спрятала улыбку за чашкой чая. Прямолинейность ледяной мне начинала нравиться. – Тем более что мне обещали прогулку по городу.
– Свидание. – Она неодобрительно покачала головой и предупредила: – Одну не отпущу.
– Не доверяешь? – Я удивленно вскинула брови.
– Отвечаю за тебя, – отрезала она жестко и бескомпромиссно и добавила, смягчаясь: – Но с одеждой помогу.
Город еще только готовился встретить сумерки, когда мы спустились с крыльца. Оба Таль-Акерси нас уже ждали. Лицо Тореса при виде меня осветилось радостью, но тут же погасло, когда следом за мной вышла Лазарита. Я состроила гримасу, прося прощения, ледяной ответил успокаивающей улыбкой и скосил глаза вправо – там топтался запасной вариант. Ясно, будем отвлекать.
Я оглядела круглую уютную площадь, на которую выходил парадный вход в особняк. Первым привлекал внимание фонтан. Пенистые струи, изрыгаемые из распахнутых звериных пастей, взметались вверх и опадали водопадами брызг, а в центре этого водяного великолепия стояла девушка: длинные волосы закрывали половину спины, тонкое намокшее платье облепило ноги и изящную фигуру, а рука покоилась на голове большой кошки. Скульптору удалось мастерски передать контраст хрупкой девушки и сильного дикого зверя. Глядя на них, казалось, что барс застыл, покоренный женской красотой.
– Нравится? – спросила Лазарита.
Я кивнула.
– Барс – символ нашего дома. Когда-то давно они водились в горах, жаль, больше не встречаются. Хотя я слышала, что кое-кому из нашей семьи доводилось видеть зверя в горах.
– Сказки, – презрительно хмыкнул Сетальди.
– Ах, сказки! – выдохнула Лазарита, мигом приходя в состояние пока еще тихой ярости. – Тебе напомнить, как в прошлом году Таль-Акерси всюду рассказывали о гигантском орле, прилетающем к ним в поместье?
– Это была истинная правда! – заявил с оскорбленным видом Сетальди.
– Неужели?
– Идем, – тихонько потянул меня за рукав Торес, – это надолго.
– Что он делает? – Я пошла за ледяным, оглядываясь назад. – Она же его заморозит.
– Берет огонь на себя. Это единственный способ дать нам побыть наедине.
Грусть в его голосе передалась и мне. Неужели прощание? Нет, не хочу.
– Давай убежим, а? – предложила я, чувствуя, как душу затапливает бесшабашная радость.
– Готова?
Его ладонь крепко сжала мою. Сердце суматошно билось в груди, каждый вздох пьянил не хуже вина. Мне никогда в жизни не было так весело.
– Да!
И мы сорвались с места.
Пробежали до угла, свернули и рванули вверх по лестнице.
– Напрямик быстрее, – пояснил Торес.
Мне оставалось козочкой скакать за ним, прыгая от восторга в буквальном смысле этого слова. Одна рука придерживала край теплой юбки, вторая крепко вцепилась в ладонь Тореса. И-эх! Я чувствовала себя ребенком, удравшим из-под опеки взрослых навстречу приключениям.
– Еще чуть-чуть, – часто дыша, проговорил ледяной, я молча хватала ртом воздух, в легких кололо, а ноги стали свинцовыми.
Город за нашими спинами гигантскими ступенями спускался в долину, где-то там петляла окружная дорога, шумели редкие машины, цокали копытами лошади, а здесь, на лестнице, было пустынно. Впереди возвышались отвесные скалы, и уже была видна терраса, ведущая в зал портала.
– Держись, – внезапно сказал Торес, и не успела я ответить, как оказалась тесно прижатой к его груди, а ледяной рванул вверх.
Мимо мелькали стены домов, Торес со мной на руках перебегал улицы и снова устремлялся по ступеням. Я чувствовала его дыхание, слышала, как гулко бьется сердце, и счастье захлестывало меня, заставляя трепетать от восторга.
Наконец последняя лестница осталась позади, и меня бережно опустили на каменные плиты. Мы стояли на краю террасы. Отсюда было видно, как горы расступались, открывая вид на долину, широким клином вбившуюся в неприступные скалы, и на город, сползающий от подножия скал вниз, в зеленое море деревьев. Город лежал перед нами как на ладони, и разноцветные двускатные крыши казались цветным ковром, наброшенным на долину. Острой пикой стремилась в небо колокольня собора, закатное солнце играло ослепительными бликами на золоченом куполе. Город окружала массивная стена, словно он всерьез собирался от кого-то обороняться. Несколько десятков церковных шпилей практически окружали собор, выстраивая еще одни стены уже для духовной борьбы.
Было тихо и совсем не холодно. Нагретый за день воздух лишь начинал пропитываться ночной прохладой, обещая в скором времени заледенеть. Ослепительно-белые вершины хребта на противоположном краю долины уже окрасились в цвета заката, а в горных складках поселились лиловые сумерки. Закат. Дивное время перед наступлением ночи. День практически закончен, пора подвести итоги или, как в моем случае, шагнуть в неизвестность.
– Ларгард был заложен через тридцать лет после битвы с проклятым.
– Ого, так давно?
– Очень давно. Несколько раз перестраивался, был дважды разрушен землетрясениями, горел, но каждый раз возрождался заново. Наш Ларгард. Его еще называют Сороковником. Сорок площадей, сорок церквей…
– И сорок фонтанов?
– И сорок фонтанов. Только у каждого свой тотем.
– У вас орел, я помню. Покажешь потом?
– Если захочешь.
Он оторвал взгляд от города, повернулся ко мне. Взгляд больного зверя. Прощальный взгляд.
– Тебе, наверное, уже сказали, что я не могу даже произносить твоего имени вслух. Что вокруг множество достойных молодых людей, а я… лишь бегун, опозоривший честь двух родов.
– Это не важно для меня.
Я попыталась прогнать набежавшие слезы и даже улыбнулась. Вышло плохо.
– Нет, важно. Потому что это правда. Я – слабак, который сбежал от своей судьбы. И дурак, потому что судьба лишь посмеялась над моим бегством. Я стою здесь, но в этот раз со мной рядом та, которой суждено стать великой ледяной и которой не нужно будет такое ничтожество, как я. Но хуже всего другое. Я предал тебя, Айрин, и ты вправе меня ненавидеть. Нет, не говори ничего, просто выслушай. Время, отпущенное нам, на исходе, и это единственный шанс облегчить душу перед тем, как мы расстанемся. Вот, держи.
Он протянул плотный конверт. Я недоуменно вздернула брови, но конверт взяла.
– Обещай, что откроешь его, когда останешься одна. Не хочу, чтобы кто-то видел твои слезы. И еще пообещай, что сделаешь это сегодня вечером, когда в доме будет Лазарита.
– Почему?
Он смутился:
– Ты, точнее, твой дар не совсем стабилен. Это одна из причин, почему я тянул так долго, хотя должен был признаться сразу. Чем сильнее дар, тем сложнее с ним справиться. Просто обещай, что сделаешь так, как я прошу.
– Обещаю, – прошептала я, чувствуя, как слабеют ноги, как холодом разливается в душе понимание, что моему счастью только что нанесена смертельная рана. – И ты обещай, что не уйдешь просто так. Что найдешь меня, где бы я ни была.
Я не готова сейчас отказаться и потерять тебя, Отшельник. Понять и простить могу многое. Еще бы знать, какую жертву ты от меня потребуешь, Торес.
Он покачал головой:
– Если ты захочешь меня видеть…
Все ясно – уже решил за меня, принеся наше счастье на алтарь моего будущего успеха. Мужчина…
– А ты попробуй сделать так, чтобы захотела. – Я склонила голову набок и… Моя подруга Эстер мною бы гордилась. Это был идеальный взгляд кокетки.
– Айрин, – выдохнул Торес, делая шаг ко мне, – ты сводишь меня с ума, заставляешь забывать обо всех обещаниях. Я… – он запнулся, – позволь мне вспомнить, какая ты… на вкус.
На вкус? Щеки полыхнули румянцем, но глаза выдали меня. Он нежно коснулся моих губ, сначала робко, но затем все настойчивее пробуя их на вкус, сминая и покусывая. И пусть у поцелуя присутствовала горечь прощания, пусть мы, точно преступники, прятались ото всех. Мы воровали счастье у судьбы, но я ни в чем не раскаивалась.
– Люблю тебя, – коснулся моей щеки горячий шепот, – люблю и хочу, чтобы ты была счастлива.
Мне стало больно при мысли, что Торес не видит для себя места в этом счастье. И потому я не торопилась с ответом. Тяжелым грузом лежал спрятанный в кармане конверт, и, подозреваю, ничего хорошего для меня в нем нет.
– Не нужно меня уговаривать полюбоваться на чудный закат, – ворвался в наше уединение язвительный голос Лазариты. – Еще немного, и я решу, что ты собираешься претендовать на место моего стража. А что, целитель мне не помешает… Да не бледней так, я пошутила.
Лазарита говорила нарочито громко. Голос Сетальди был неразборчиво тихим.
Я стояла, спрятав лицо на груди у Тореса. Случись подобное месяца два назад – от стыда бы сгорела, а так даже забавно. Ну точно старшая сестра поймала на запретном, а тебе ни капельки не стыдно, потому как уверена, что сама она не образец добродетели. И смех и грех, одним словом.
– Впрочем, могу и передумать. Что значит, есть ли у меня совесть? Конечно, есть, но не для всех. Ах, прощальный поцелуй? Прощальный, так уж и быть, потерплю. Только мне кажется, никакой он не прощальный. Вполне себе обычный…
Ну все. Надоел мне этот балаган, пора заканчивать. А так все хорошо начиналось… Мой первый день в Ларгарде, первое свидание, розовый закат. Для канона не хватило букета роз и плачущей скрипки. Впрочем, подозреваю, розы здесь не выживают, а скрипка считается инструментом слабаков.
Я мягко высвободилась из объятий Тореса и, не оборачиваясь, пошла к лестнице. Я решу, что делать дальше, но не сейчас. В данный момент мне хочется побыть одной. Спине стало жарко от взгляда Тореса, сбоку доносились сбивчивые извинения Сетальди. Будто и не было того похода, словно еще вчера нас не связывало боевое братство, словно мы в один миг стали чужими.
– Ты обиделась? – догнала меня Лазарита.
– Нет.
– Прости, я вела себя по-свински. – Она дернула плечом, явно злясь, но мне было все равно. Внутри царила пустота, и пеплом горечи оседали сгоревшие мечты. Но самое отвратительное было то, что мне только предстояло узнать, ради чего Торес устроил наше расставание.
– Ты тоже хороша – сбежать с Торесом! Могла бы и спросить, я бы отпустила.
– Нет.
– Ладно, ты права, не отпустила бы. Но представляешь, как глупо я себя чувствовала, гоняясь за вами по городу?!
– Нет.
– С тобой невозможно разговаривать! – надулась Лазарита, и остаток дороги прошел в долгожданном молчании.
Торес проводил взглядом удаляющуюся фигуру Айрин. В голове свербела лишь одна заманчивая мысль – напиться. Нет, две. Вернуться в столицу, а еще лучше к полковнику, порвать рапорт об отставке и с головой погрузиться в знакомые заботы: операции, марш-броски, разведка. Даже если война закончилась, люди его профессии легко найдут себе применение и в мирное время. Главное, это будет далеко отсюда.
– Отпустишь так просто? – Сетальди остановился рядом, хмуро посмотрел на брата.
– Что я могу? – Торес отвернулся от лестницы.
Равнодушный город лежал у ног, погружаясь в закатные сумерки. Сердце ныло, словно ему была нанесена глубокая рана. Перед глазами стояла картина уходящей Айрин, и хотелось выть от бессилия. К проклятому все условности, традиции. Она – его женщина, и только его.
– Заслужи ее, – вдруг посоветовал Сетальди, как будто смог прочитать его мысли. – Тебе оставалась пара месяцев до посвящения. Сходи к Дуку, может, он и возьмет на последний курс.
– Стать стражем? – усмехнулся Торес, предвкушая, как удивится его бывший наставник.
– Староват ты, конечно, – Сетальди окинул его испытующим взглядом, – да и растолстел немного.
– Я староват?! – возмутился Торес, уже прикидывая, сколько всего придется вынести, тренируясь с подростками. Скидок на возраст никто делать не станет. – Сейчас накостыляю, тогда и узнаешь, кто тут старый и толстый.
Он, шутя, замахнулся, Сетальди уклонился, тут же подставил старшему брату подножку. Вдвоем рухнули на каменные плиты. Торес извернулся, перехватив ногу брата, выкручивая ее в болезненном заломе. Тот застучал ладонью по полу.
– Чуть не сломал, зверь, – пробурчал, принимая руку и поднимаясь, – если надо помочь, скажи. У меня есть парочка нормальных ребят на примете. Они будут не прочь натаскать тебя до экзамена.
– Спасибо. Дай сначала переговорить с Дуком, а там решим, – отказался Торес и, насвистывая, направился к лестнице.
С плеч будто пару лет скинули. Родной город радостно подмигивал загорающимися фонарями. Утро обещало быть насыщенным. Еще одна встреча-допрос в Малом Совете ледяных, хотя сегодня днем из них с братом вытрясли все, что можно, затем посещение казарм стражей и, напоследок, запрос на визит в дом Таль-Сорецки. Откажут или нет, но попытаться он должен.
Парой часов позже
Нос распух, в глазах по тонне песка. Мокрый платок уже откровенно перебрал воды, и его можно было выжимать.
– А-а-а, сволочь, урод, подлец! – За последние полчаса я исчерпала ругательства, опустошила годовой запас злости и обиды.
– Ну хочешь, я его убью, и ты успокоишься? – предложила Лазарита, испробовав все известные ей способы прекращения истерики.
Стакан с водой от избытка огорчения, не иначе, превратился в моих подрагивающих руках в кусок льда и теперь валялся под креслом. Успокоительные капли постигла та же участь. Вариант с пощечиной я гневно отвергла, прошипев: «Только тронь», а попытка выплеснуть на меня воду из ведра превратила пол в комнате в каток. Больше ничего путного Лазарита придумать не смогла.
– И почему мне сразу в голову не пришло? – рассуждала она, направляясь к двери, покрытой толстым слоем белой изморози. – Прямо сейчас убью голыми руками, а голову тебе принесу.
– Нет! – выкрикнула я, понимая, что ледяная не шутит.
– А! – понимающе кивнула она. – Ты хочешь убить его сама! Одобряю и поддерживаю. И не переживай, поддерживать буду крепко, не рыпнется. Хоть ножом, хоть мечом, хоть из…
– Нет! – Я вскочила на ноги, отшвыривая платок в сторону и едва не поскальзываясь на покрытом льдом полу. – Не смей его трогать. Слышишь? Не смей. Иначе я… Да я…
– Но почему? – с искренним недоумением спросила Лазарита. – Я же правда помочь хочу.
– Люблю его, – выдохнула я, обессиленно падая на кровать.
– Н-да, – задумчиво проговорила ледяная, явно не зная, кого ей убить: то ли Тореса, то ли меня, чтобы не мучилась больше.
В дверь робко поскреблись.
– Открыто! – рявкнула Лазарита, но с той стороны открывать не спешили.
Ледяная поморщилась, потянула ручку на себя. В коридоре кто-то сопел, толкая примерзшую створку к нам. Наконец та поддалась, медленно приоткрылась, и в образовавшуюся щель горничная просунула длинный сверток, скороговоркой доложила: «Для леди Айрин, просили передать», и через мгновение из коридора донесся звук быстро удаляющихся шагов. У меня возникло страшное подозрение, что одной замороженной комнатой в доме дело не обошлось.
– Хм, что тут у нас?
С моего молчаливого согласия Лазарита разорвала бумагу. Из упаковки была торжественно извлечена белая роза. Я невольно залюбовалась красавицей. Длинная, с идеально ровным бутоном, по краям нежнейших лепестков которого серебрился узор, а к стеблю была привязана карточка.
– Таль-Акерси! – не скрывая недовольства, прочитала Лазарита, и роза в ее руках вдруг потемнела, покрываясь тонкой корочкой льда.
– Ой, прости! – огорченно прикусила губу ледяная. – Я правда не хотела.
– Не переживай, – махнула рукой я, смаргивая накатившие слезы. Действительно, стоило ли огорчаться из-за розы, когда мне только что разбили сердце.
– Это у нас семейное, – поделилась Лазарита, кладя заледеневшую розу на столик, – меня бабушка потому замуж и не торопит.
– Боится, что мужа заморозишь? – усмехнулась я.
– Ага! – широко улыбнулась Лазарита, и я поняла, что сердиться на нее у меня не хватает сил. – И за комнату не переживай. Когда тетя Аглая замуж выходила, мы неделю в шубах дома ходили, так она нервничала перед свадьбой.
Я с облегчением улыбнулась. Так, значит, нервное оледенение – семейная традиция, и слуги к подобному привыкли. Первая хорошая новость сегодня.
– А вообще, он и вправду сволочь, – она плюхнулась на кровать, – даже не дал тебе права выбора.
– Так его как бы и не было, – грустно пожала плечами я.
Торес все четко объяснил в письме. Дар и девственность – вещи мало совместимые. Правда, посоветовал уточнить подробности у бабушки. Обязательно уточню, когда соберусь с духом обсудить деликатную тему.
– Как это «не было»? – возмутилась Лазарита. – Он же там не один был.
– Кто? – переспросила я, понимая, что мое воспитание не дает уловить ход мыслей ледяной.
– Ну Торес, конечно. Ты могла и не его выбрать.
Я представила себе это самое. Картинка настолько захватывала дух, что я хватанула ртом воздух и закашлялась.
– Не-е, – потрясла головой я, – не было у него выбора, а у меня тем более.
Лазарита пренебрежительно фыркнула, всем своим видом показывая, что ее подобные вещи ни разу бы не смутили и выборы она провела бы с легкостью.
– Видишь, ты и сама все понимаешь. И стоило так расстраиваться?
Я обвела комнату задумчивым взглядом. Неплохо порыдала, как минимум на чертоги Хозяйки Зимы. Покрытые белой шубой стены, окна, разукрашенные затейливыми узорами, погасший камин и укутанная в изморозь мебель. Странно, но холода я не чувствовала, словно в комнате сохранялось привычное тепло, или оно осталось лишь внутри меня?
Понять Тореса я могла, но принять, что он сделал?! И что ответить Лазарите? Как объяснить то, что тебе внушали с детства? Чистота до брака. Первая ночь – и единственный мужчина на всю жизнь, а иначе шлейф осуждения и противный шепот за спиной: «Падшая». Хуже оступившихся были только продажные. А теперь, выходит, мне до их уровня остался один шаг. Один шаг – и тогда действительно падать будет некуда. Хотя последнее время жизнь преподносит такие сюрпризы, что я бы не зарекалась от бездонности своего падения.
Попыталась объяснить свой взгляд на случившееся и получила в ответ взрыв смеха.
– Так ты из-за этого переживала? – отсмеявшись, спросила Лазарита и сама же ответила: – Бабушка предупреждала, что тебя воспитывали не в наших традициях, но не знать такого? Хотя о чем это я. Рядом с тобой не было ледяной, а мужчины не считают нужным вникать в детали. Просто у нас девственность убирают сразу с наступлением лунных дней.
У меня даже слезы высохли. Они начали подсыхать уже от обидного смеха Лазариты, а теперь испарились окончательно. Нечто подобное я предполагала, прочитав письмо Тореса, но одно дело – предполагать, а совсем другое – убедиться воочию.
– Убирают? – уточнила я, выпрямляясь и кладя руки на колени, чтобы скрыть подрагивающие пальцы. Мамочки, куда я попала? – И каждый раз для этого нужно… э-э-э… выбирать мужчину?
– Ох и чудная ты! Конечно нет! Сто лет они нам нужны для этого! – с оттенком превосходства фыркнула ледяная. – Скажешь, у вас не удаляют больные органы бесконтактным методом?
– Удаляют, – кивнула я. Действительно, целители-хирурги работают бесконтактно с больными органами, хотя… какая разница в самом деле?
– Так и у нас. Раньше да, было дело. Сразу замуж выдавали, как дар в полную силу вступал, а сейчас все проще. Хочешь – выходи, хочешь – нет, дело твое. Меня вон четыре раза один звал, – Лазарита подперла кулаком подбородок, взгляд смягчился, и в нем появилась задумчивость, – позвал бы на пятый, я бы, наверное, пошла.
Лазарита замолчала, погрузившись в воспоминания. Задумчивость, легшая на ее лицо, делала его невыразимо милым, а локон, накручиваемый на палец, придавал девушке хрупкость, словно с нее одномоментно слетели все боевые щиты и Лазарита стала такой, какой и должна быть юная женщина: милой, привлекательной и немного беззащитной, самую малость, не более.
– И что, не позвал? – спросила я, разбивая молчание.
– Да нет, – пожала плечами ледяная и с сожалением пояснила: – Я ему на четвертый раз ногу неудачно сломала, до сих пор хромает.
Стало понятно, что жизнь ледяных для меня еще не раскрытая книга. За последнее время тактичность и стеснительность отошли на второй план, и я не постеснялась переспросить:
– Сломала на четвертый раз?
– Ах да, все время забываю, что ты о нас ничего не знаешь. Впрочем, тебе это скоро, может, и пригодится. – Она бросила на меня хитрый взгляд. – Ну слушай. У нас мужчина должен доказать, что он сильнее тебя. Чтобы в семье потом не было споров, кто главный. Да и кому вообще нужен слабак?
Да, действительно, кому? Та-а-ак, не поняла. На что она сейчас намекает? Неужели они дерутся с будущими мужьями? Да нет, не может быть. Дикость какая-то! Женщины бьют мужиков, чтобы выйти за них замуж? Бред полный. Мама, забери меня обратно. Я не хочу себе битьем мужа искать.
– Вот и проверяем. Проще всего поединком, но можно и задания всякие придумать. Там камень со дна озера достать или мешок с мукой на вершину горы донести. Ну а после поединка ему точно не до брачной ночи бывает, иначе какая же это проверка! Вылечится, тогда и пир праздничный устраивают, и все остальное. Но мужем он сразу после победы считается.
– Погоди, – я пыталась нащупать разумное зерно во всей этой дикости и не могла, – а как же ритуал?
– А что ритуал? – вскинулась Лазарита. – У нас и на боевом выходе можно замуж выйти, а священника там попробуй найди. Кто-то сразу в храм идет, кто-то только когда ребенка ждет. Дети должны в освященном союзе рождаться, с этим у нас строго.
Ну хоть что-то совпадает. Радует, что не только бить, но и камни заставить таскать можно. С такой проверкой я еще могу смириться.
– Да не качай ты так головой и не хмурься. Привыкнешь. Дома тяжело, в горах легче. Там сама жизнь все по своим местам расставляет.
