Глава 71
Вначале их продвижение было медленным и малоприятным из-за запахов. Мутно-желтый туман пах дубильной кислотой, но надежно скрывал их бегство. Через десять минут спокойного плавания они заметили явное ускорение течения, и их плоскодонка понеслась со скоростью, о какой ее строитель и не помышлял. Широкий квадратный нос лодки позволял ей хорошо держаться по течению, и вскоре Джек положил шест на днище лодки и позволил себе тоже сесть, даже подмигнул своему напарнику. Однако отдых продолжался не более минуты; этот большой человек вдруг вскочил на ноги и стал вглядываться в туман.
– Что это? – спросил он.
– Не пароход ли?
– Слушайте.
Тоби, прислушавшись, уловил какой-то грохот вдали.
– Возможно, это шум фабрик на берегу.
– Это не фабрики. – Мэггс нагнулся и, притянув к себе свой мешок, крепко зажал его коленями.
– Здесь много дубильных фабрик. Вот почему так дурно пахнет.
– Подвиньтесь. Черт побери, подвиньте же свой зад, сударь.
Тоби неохотно подчинился. Теперь они сидели рядом. Шум создавала падающая вода. Она оглушала. Тобиас покрепче прижал к себе свой портфель.
– Господи, неужели это Седьмой вал?
– Держитесь, приятель!
Это не был Седьмой вал, это близился порог плотины, и им грозила явная опасность. И тут каторжник Мэггс повел себя так, что, по воспоминаниям Тобиаса, тронул его сердце: он обхватил своей сильной рукой узкие плечи писателя и крепко прижал его к себе.
Плоскодонка словно взлетела в воздух.
– Господи, спаси нас! – закричал Мэггс.
Крик такого человека, как Мэггс, означал для Тобиаса, что им пришел конец. Он тоже крикнул:
– Господи, спаси нас!
Падение, казалось, было с трехфутовой высоты, и когда маленькая плоскодонка упала носом в бурлящую воду, та покрыла ее всю.
– Плывите! – успел крикнуть Тобиас.
Но Мэггс крепко держал его до тех пор, пока лодка не всплыла. Хотя и залитая водой, она все же на три дюйма возвышалась над поверхностью.
– Мы тонем.
– Черпайте воду! Дайте-ка мне это! – Джек Мэггс ухватил за желтый портфель Тобиаса. – Это все, что у нас есть, чтобы вычерпать воду.
Река была неспокойной, течение быстрое, и тупой нос плоскодонки все время черпал воду. Тобиас, открыв свой красивый портфель, вынул из него промокшую насквозь записную книжку, а затем, выбросив в реку перо и пузырек с чернилами, протянул портфель Мэггсу.
– Вы хотите, чтобы я черпал воду? – Тобиас испугался, увидев нарастающий гнев в глазах Мэггса. – Я не ваш, черт побери, слуга, приятель…
Тобиас умолк и, сунув мокрую записную книжку в карман, принялся вычерпывать воду из лодки.
Они плыли по течению: Мэггс с шестом в руке стоял на страже, отталкивая лодку от мелей и берегов, а Тобиас губил свой дорогой портфель, черпая им речную воду.
Туман лежал низко, но вскоре по запахам они могли определить, что миновали болотистые луга, и теперь река течет мимо полей. Тобиас – благодаря упорному труду которого вода в лодке доходила теперь всего лишь до щиколоток – опустил уставшие руки в ласковую, как шелк, холодную воду.
Мэггс положил шест и с удовлетворением заметил, что плоскодонка плывет по течению, не отклоняясь. Проследив еще какое-то время ее поведение и убедившись, что пока лодка сама находит свой путь, Мэггс вынул из кармана плаща миниатюру, которая стоила жизни «Ловцу воров». Этот предмет с запекшейся на нем кровью он положил на скамью, а затем, осторожно сняв свое громоздкое пальто, вывернул испачканную кровью подкладку кармана и, вырезав ее ножом, бросил в воды Северна, как нечто уже негодное. Потом он тщательно вымыл рамку портрета и смыл кровь с миниатюры. Спустя какое-то время лодку прибило близко к берегу, и беглецы вдруг увидели стоявшую на берегу девушку, которая вместе с матерью ловила угрей. Заметив, что они обе вглядываются сквозь туман в тихо плывущую плоскодонку, Тобиас не удержался и, приветственно подняв руку, крикнул:
– Добрый вечер!
Девушка в ответ помахала ему рукой, но мать что-то сказала ей, и та быстро опустила руку.
Снова беглецы остались одни в тумане. Мэггс еще раз окунул в воду свой драгоценный портрет и протянул его Тобиасу.
– Будь это мой кошелек, – вдруг сказал он, – что ж, бери его, так и быть, но только не портрет моего сына.
Рамка портрета была мокрой и скользкой, писателю трудно было не вспомнить кровь, которую только что смыли с нее. Начинало темнеть, Тобиасу пришлось совсем близко держать перед собой портрет, и тут он неожиданно заметил то, чего не разглядел в гостинице на Бул-лейн. Но уже тогда молодой человек кого-то ему напомнил, теперь же, всмотревшись, Тобиас понял: это король Георг Четвертый в одежде простолюдина. Не хватало только Ордена Подвязки. На короле был простой синий фрак, а не, как обычно, форма принца Уэльского, командующего Легкой кавалерией. Маленькая миниатюра была скопирована с портрета кисти художника Ричарда Косуэя, который Тобиас видел в прошлом году в Королевской Академии.
– Если бы он украл у меня золотые часы, он не пострадал бы так сильно, – продолжал Мэггс. Он взял шест и с силой опустил его в воду. – Но этот человек совершил глупость, решив украсть у меня сына.
Плоскодонка ускорила ход, и Мэггс, ритмично нагибаясь, стал работать шестом, почти не напрягая своего сильного тела.
– Вы давно не видели своего сына? – осторожно просил Тобиас.
– Что ответить на ваш вопрос? – промолвил Мэггс и, вскинув подбородок, помедлил какое-то мгновение, глядя на Тобиаса. – Он мне не сын в том смысле, что я спал в одной постели с его матерью, но во всем остальном он мой сын.
Маленькая лодка задрейфовала около довольно резкого поворота к одинокому коттеджу, и какое-то время Мэггс был занят тем, как вернуть ее в русло, поэтому он не подхватил начатый Тобиасом разговор, а тот, хотя и сгорал от любопытства, разумно молчал. Во всяком случае, он посчитал, что будет великодушнее оставить обнаруженный обман нераскрытым.
– Было это пополудни в один из дождливых дней, когда над болотами дул пронизывающий холодный ветер, а у нашего дилижанса одна из лошадей потеряла подкову.
Вот тогда-то я и встретил Генри. Он сидел в кузнице у горна, выискивая себе местечко, где мог бы немного согреться и спрятаться от дождя. Когда наш дилижанс подъехал, мы увидели его. Ему было всего лишь четыре года.
Совсем стемнело, хотя Тобиас все еще мог разглядеть очертания невысоких вязов. Если кто-то есть на берегу и интересуется беглецами, то им с Мэггсом лучше быть поосторожнее и не попадаться на глаза.
– Это был обычный дилижанс с обычными пассажирами внутри, а снаружи он вез двух негодяев, закованных в цепи. Одним из этих бедолаг был сумасшедший фальшивомонетчик из Хулла, который все время зубами грыз себе руки. Другим негодяем был я. Меня и сумасшедшего, когда мы выходили из дилижанса, по очереди стерегли два солдата. Все свои деньги они тратили на пиво и поэтому не кормили ни нас, ни себя.
У моего Генри была в руках свиная ножка. Вот почему я обратил на него внимание. Как же мне хотелось отведать этой ножки, Тоби! Так же сильно, как тебе хочется повидать твою Лиззи. Я смотрел на мальчишку, видимо, с яростью и жадностью в глазах. Что же он сделал? Сначала он убежал. Но потом вернулся, его маленькая головка появилась где-то среди багажа на дилижансе, в руках у него было то, что я, возможно, сам отнял бы у него. Увидев, что цепи не позволят мне есть без его помощи, он держал свиную ножку так, чтобы я смог обглодать ее всю.
– Как великодушно, – промолвил Тоби.
– Я разделяю ваше мнение, – согласился каторжник, – и какая смелость! Пока он кормил меня, бедняга сумасшедший из Хулла так стонал и скрежетал зубами, что напугал солдат. Генри смотрел на него с опаской, но продолжал кормить меня.
Когда я наелся, то спросил малыша, где его отец, чтобы похвалить его за такого сына. Тогда Генри указал мне на маленькое кладбище при церквушке через дорогу и сказал, что его Ма и Па находятся там.
– Они умерли?
– Да.
– О Господи, – вздохнул Тоби. – Бедный мальчуган.
– «Я сиротка, сэр, – сказал он мне. Так и сказал – сиротка. – А завтра я должен покинуть Гаррисмит с другими сиротками и отправиться в другой дом для сироток».
Я был тогда морально раздавлен, Тоби. За месяц до этого мой брат Том предал меня. Я видел, как приговорили к повешению мою возлюбленную, подружку моего детства. Я слышал ее плач и видел, как она сопротивлялась, когда тюремщики уводили ее. Меня тоже приговорили к изгнанию из моей любимой родины, Англии, но не на год или два, как обычно в таких случаях, а до второго пришествия. Я горько сожалел о постигшей меня участи.
И тут я увидел этого малыша, который только начинал свою жизнь, доброго и отзывчивого, еще сохранившего все хорошее, что Бог ему дал. Я подумал, что и я мог быть таким, если бы из меня не сделали ублюдка. Все это очень запомнилось мне, Тоби, и произвело на меня сильное впечатление. Когда я закончил свою трапезу, то дал торжественное обещание мальчугану. Я помню точно, что я ему сказал. Я говорил громко и обещал всем, кто хотел меня слышать, что когда вернусь с каторги, то заберу его из приюта, что я совью для него кокон из золота и драгоценных камней, совью и гнездо, да такое прочное, что никто не сможет причинить ему зла за его доброту. Я облачу его в тогу ученого, научу его читать и писать не только по-английски – он будет знать греческий и латынь. Моя речь была такой длинной, что даже сумасшедший перестал метаться и грызть себя, а сидел, как застывший, подле меня.
«Там безумный, – сказал он мне, – безумный, которого любой может найти в лавке мясника».
Он не дожил до моего помилования, его убили самодельным костяным ножом в ту же ночь на пароходе, сняв с него всю одежду и кожаную обувь еще до того, как он испустил последний вдох.
Но этот мальчик – Мэггс взял из рук писателя портрет в рамке, – этот мальчик помогал мне оставаться в живых все эти двадцать четыре года, и я не позволю, чтобы у меня его отняли или поставили под удар. Я его Па, он мой сын. Я не покину его.
Тобиас Отс, подняв голову, посмотрел на небо. Только теперь он заметил, что туман рассеялся, а ночное небо все в звездах. Пахло цветущим боярышником. Маленькая лодка скользила по бархатной глади воды в сторону Ньюхэма. Писатель невольно сжался, вдруг вспомнив жуткий булькающий звук крови, вытекающей из перерезанного горла Вилфреда Партриджа, а также о двух локонах, спрятанных где-то в карманах убийцы.
Это был план Джека Мэггса – плыть вниз по Северну до Бристоля, а там по молчаливому обоюдному согласию, как полагал Тобиас, в таком большом порту они найдут нужное судно. Но ниже Глостера река Северн изобилует песчаными мелями, и около десяти вечера путешественники, даже еще не миновав Ньюхэм, оказались в зоне густого тумана. Здесь они окончательно застряли на мелях, и Мэггс решительно заявил, что дальше, черт побери, он не поплывет. Поскольку в лодке все еще была вода, и никто из них не собирался ложиться на мокрое днище, они попытались спать, сидя на корточках.
Было сыро и холодно. Тобиас слышал шорох водяных крыс, и это лишало его покоя. Он представлял себе, как они, серые и мокрые, залезают в лодку и обнюхивают его спящую голову. Иногда, то приближаясь, то удалясь, слышался звон колокольчика: где-то поблизости на берегу паслась корова. Не успев заснуть, Отс тут же был разбужен.
– Тоби?
– Да.
– Вы не спите, Тоби?
– Не сплю, Джек.
Лодка легонько стукнулась обо что-то, зашелестела днищем по песку и остановилась на месте. Тоби внезапно почувствовал что-то у себя на колене. Решив, что это крыса, он не колеблясь нанес удар кулаком, попав по чему-то твердому и холодному.
– Осторожно, – предупредил его голос Мэггса. – Я предлагаю вам хороший бренди, приятель.
– Спасибо, Джек.
– В подходящей для Призрака дозе.
Тобиас не противился, когда он вложил в его руку прохладную серебряную фляжку.
– Обрисуйте мне того, кто пытал меня, Тоби.
– Я записал все, что вы говорили мне.о нем, когда были под гипнозом, Джек. В один прекрасный день вы прочтете все, каждое ваше слово. Каждый сон и каждое воспоминание, я дам их вам, обещаю. У вас была трудная жизнь, мой друг, и горя больше, чем вы заслужили. Я никогда не сделаю рассказ о вашей трудной судьбе легким чтивом.
– Да, да, это будет по-христиански, Тоби. Но как он выглядит, этот Призрак?
– Высокий, блондин. У него длинные бакенбарды. Наступило затянувшееся молчание.
– Но ведь вы никогда не видели этого Призрака, Тоби?
– Конечно, нет. Этот Призрак живет в вас.
– Как странно. Я никогда не слышал о Призраке, пока не встретил вас. Никогда не видел его во сне или наяву.
– Вы постоянно жили с той болью, которую он вам причинял.
– А что бы вы мне ответили, если бы я сказал, что это вы поселили его во мне?
– Как я мог бы это сделать?
– Будь я проклят, если я знаю. Но раньше его во мне не было.
– Ваш Призрак так же реален для вашего восьмого чувства, как Сайлас и Софина, но я не поселил его там, – улыбнулся Тобиас. – В этом я готов поклясться.
В одно мгновение он был раздавлен, его ударили по голове, из него вышибло дух, когда Мэггс всей своей тяжестью навалился ему на грудь. Спина мучительно ныла от впившегося в нее края скамьи.
– Никогда больше не произносите ее имени! Пошевелившись и тем причинив Тобиасу еще большую боль, Мэггс обдал его своим горячим дыханием.
– Если вы еще когда-нибудь повторите это имя, я вас… Вы не должны этого делать.
Рука Мэггса потянулась к голенищу его шнурованного ботинка, и Тобиас представил себе, как он будет убит ударом ножа. Он попытался пошевелить сначала плечами, а затем бедрами и, не выдержав, от страха закричал:
– Помогите! Помогите!
Джек Мэггс разразился таким неистовым хохотом, что не только отпустил своего пленника, но и сам, неловко откинувшись назад, угодил в ящик с канатами.
– Помогите! – притворно слабым голосом крикнул он. Но тут же поднялся и, снова подсев поближе к Тобиасу, шепнул ему на ухо: – Помогите! – но уже не так насмешливо.
Вскоре засмеялся и Тобиас, хотя и неохотно.
– Я не оскорбил вас тем, что испугался? – спросил он у Мэггса.
– О нет, Тобиас. Я считаю, что с вашей стороны это было вполне разумным.
Тобиас почувствовал, как в темноте к нему приблизилось суровое небритое лицо Мэггса.
– Яс вами, Джек, – сказал он ему, не раздумывая.
Воцарилось долгое молчание, слышно было только по-звякивание колокольчика пасущейся на берегу коровы.
– Мы вместе, пока я не найду моего мальчика.
Сказав это, каторжник снова рассмеялся и, по-дружески обняв писателя, прижал его к своей груди.
