Глава 55

Когда Тобиасу Отсу было пять лет, его отца обвинили в убийстве человека по имени Джад в таверне на Уордор-стрит. Джона Отса судили в Олд Бейли и наказанием была смертная казнь через повешение.

Воспоминания маленького Тоби ограничивались зловонным запахом маленькой камеры смертника, где его отец днем и ночью писал прошения о помиловании.

Ньюгейтские тюремщики благоволили к «Джону-забияке», угощали его пирогами и в изобилии пивом, поэтому Тоби, которому разрешали навещать отца, нередко находил его то в возбужденном состоянии, то в мрачном. Будучи в подавленном состоянии, он кричал жене и сыну, что он не хочет умирать.

Все это, конечно же, отразилось на маленьком мальчике.

В конце концов отец добился помилования, но, как сказала его жена, «его характер от этого лучше не стал». Поселившись в Сохо, он вскоре стал своего рода знаменитостью у городских жокеев и букмекеров.

Однако с годами Тобиас поверил, что его отец мог быть виновен в убийстве Джада. В газетах немало говорилось о физической силе и жестокости убитого и слабости и хрупкости осужденного, и все же, несмотря на эту разницу в физической силе, Тоби знал, каким агрессивным мог быть его отец.

Джон Отс считал, что надо в открытую встречать все, что тебе угрожает. Если закоулок темный, ты входишь в него, досталась норовистая лошадь, ты все равно должен оседлать ее. Свирепствует буря, не спеши укрыться. Тобиас был такого же роста, как и его отец, и тоже унаследовал от него привычку открыто встречать опасность.

Страшась бедности и нищеты, он со страстным увлечением начал писать о бедных. Его мучили кошмары о казни через повешение, и он стал посещать места казней и писать о них для магистрата. Но ужасное утро, когда умер мистер Спинкс, и то, о чем поведало ему прелестное существо, почти ребенок, обманутое и соблазненное им и ждущее от него ребенка, стало самой грозной и зловещей тучей на спокойном горизонте его жизни.

Ночь он провел в самой паршивой ночлежке на Фокс-стрит, совсем недалеко от дома. Он уже бывал здесь и написал заметку в «Кроникл» о чудовищном состоянии этого заведения, но никогда еще его тело не касалось этих зловонных соломенных тюфяков. Это была действительно самого низкого пошиба ночлежка, ее спальные комнаты кольцом окружали центральный двор, мокрый и скользкий от сточных канав. Скрипучим голосом парень в переднике потребовал от него пенни, а потом еще полпенни за ночевку. Он провел Тобиаса в комнатку без окон, похожую на шкаф, где уже лежала парочка бродяг, а в воздухе густо пахло элем и луком.

Здесь автору книги «Капитан Крамли» предстояло притвориться спящим и дать возможность своим соседям обшарить его карманы. Это были грубые парни с кустистыми бровями и широкими носами. Тобиасу было нестерпимо чувствовать на своем теле их бесстыжие ощупывающие пальцы, когда они лезли ему под подушку и тонкое одеяло. У него было такое чувство, будто по его телу бегают крысы.

Потом они оставили его в покое, о чем-то пошептались и занялись, как он понял, своими бесстыжими играми, со стонами и проклятиями.

Наконец они утихомирились и уснули, и Тобиас Отс вылез из-под своего одеяла. Эти эпизоды и специфическая атмосфера ночлежки позднее будут описаны не только в его книгах «Смерть Мэггса» и «Майкл Адамc», а по сути, в каждой из работ, которые потом напишет Тобиас Отс. У него дворы всегда будут покрыты зеленой, дурно пахнущей слизью, маленькие каморки будут шкафами с удушливым воздухом и запахом эля и лука. Везде будут стены с оборванными обоями и жилетки, запачканные яичным желтком. Это будет мелькать время от времени в его серийных заметках, но если ему за это хорошо платили, тогда, значит, все хорошо. Ибо Тобиас Отс появился в Хай-Холборне, не поборов своих страхов, а умножив их, и можно поручиться, что он скорее утопится, чем позволит, чтобы жизнь его семьи опустилась до подобной нищеты.

Однажды станет известно, что он был неверен жене и погубил ее юную сестру, и тогда кто захочет взять в руки книгу с его именем на корешке? Спускаясь к Темзе, минуя район Боро, Тобиас Отс представлял эту всеми осужденную личность, которая не смеет снова смело поднять голову; он будет беден и всеми презираем. Он шел по улицам, прислушиваясь к эху собственных шагов и думая о деньгах так, как будет думать о них скупец, герой его будущей книги «Французская улица». Его скупец удивительно будет похож на автора, хотя читатель об этом не догадается. Правда, Тобиас не так богат, как Скотти Мэггит, но сейчас он шел по тем же улицам, по которым пройдет Скотти в первой главе книги, складывая и вычитая, складывая и вычитая, произнося это так, как иной смертный произносит слова молитвы.

Сколько бы Тобиас ни вел счет, общая сумма получалась всего лишь восемь фунтов и шесть пенсов. Этого было недостаточно. Совсем недостаточно.

Рассвет застал его все еще на новом Лондонском мосту, когда на горизонте ядовитые старые чернила ночи были разбавлены первым красным мазком луча восходящего солнца. Тобиас увидел, что новый мост был построен над лабиринтом улиц, где его сомнамбула, Джек Мэггс, провел свои младенческие годы.

Улица Пеппер-Элли-стэйрс исчезла. Крыши ее уцелевших домов были серыми и розовыми и блестели от мелко моросящего утреннего дождичка. Внизу под его ногами жили злобные существа из памяти Джека Мэггса. Здесь Том по серым мокрым ступеням тащил в дом сумки со свежими мясными обрезками, раздобытыми на бойне. Память об этом продолжала жить в Криминальном сознании Мэггса. Рождаясь, эти видения убеждали Отса в огромной важности задуманной им книги. Для него это было знаком, что однажды он может создать книгу подлинного значения. Как же он отнесся к этому предназначению? Как ростовщик. Он изучал свой великий план с лупой ювелира в руке. Возможно, ему удастся уже сейчас, сегодня продать исключительное право на издание и продажу книги, хотя он еще не написал ни единой строки.

Сейчас нет еще шести утра, слишком рано для делового разговора с издателем, но мысль о перспективе подобных радикальных переговоров вызвала румянец на его щеках. Он быстрым шагом пустился в обратный путь, с нетерпением предвкушая, как будет перебирать в руках каждый фунт из того, что причитается ему уже сегодня. Он снова пересек Лондонский мост, под которым против течения шли баржи, груженные овощами, спеша на рынок в Ковент-Гарден. Да, пока еще слишком рано заходить к Чири Энтуистлу, но как раз время наведаться к человеку, который обещал ему целое состояние за адрес «Ловца воров».

Подобно старику Эггиту, Тобиас еще не знал, как деньги могут защитить, помочь избежать невзгод и укрыться, как за бастионом, от штормовых ветров. Но в семь утра он уже стучался в дверь дома мистера Бакла, полный желания продолжить свои деловые отношения с Джеком Мэггсом.

Ему открыла горничная в трауре по скончавшемуся мистеру Спинксу.

– Вот и вы наконец, сэр! – воскликнула она, неприятно задев его фамильярностью тона. – Я собиралась пойти за вами, чтобы привести сюда.

Ничего более не объяснив, она повела его, но не в гостиную, а по пустой мрачной лестнице, которая в другом, более благоустроенном доме была бы непременно освещена приличной лампой.

Маленькая горничная вскоре опередила его на целый этаж, судя по ее голосу, доносившемуся издалека.

– Сюда, сэр. Все плохо, очень плохо.

Тобиас Отс, слегка сконфуженный, схватившись за перила, попробовал ускорить шаги, чтобы догнать горничную. Но это ему не удалось из-за предательски неровных ступеней.

Дом казался странно пустым и безжизненным. Он был более высоким, чем думал Отс, с очень малым количеством окон. Поэтому, когда Тобиас добрался до площадки второго этажа, он не заметил лакея, пока тот не сунул ему в руку листок бумаги. Тобиас вздрогнул и даже вскрикнул от испуга.

– Простите меня, – шепотом произнес Эдвард Констебл. – Я не знаю, что сказать мистеру Мэггсу, сэр. Я не знаю, как ему помочь.

Тобиас, ничего не понимая, посмотрел на листок в своей руке.

– Сюда, сэр, – позвала его горничная.

Тобиас повернулся к лакею, но тот уже исчез. Он сунул бумагу в карман и поспешил дальше, пока не стукнулся головой о потолок. Тогда он понял, что достиг чердака. Услышав какой-то шепот впереди, он пошел на него.

Господи, неужели еще кто-то из прислуги умер?

Открылась дверь, и слабый свет осветил площадку. Обойдя то, что показалось ему грудой свернутых ковров, он вошел в душную комнатушку на чердаке.

Он боялся найти здесь миссис Хавстерс или мисс Мотт, но увидел на постели знакомое большое тело человека, к которому он пришел, чтобы получить свои пятьдесят фунтов. В глаза тут же бросилась странная восковая желтизна его больной щеки. Опять все тот же проклятый tic douloureux.

Тобиас осторожно отвернул угол серого одеяла, прикрывавшего больного. Тот жалобно захныкал, как ребенок, лишившись последней защиты.

– Доброе утро, Джек Мэггс.

Услышав голос Тобиаса Отса, Мэггс попытался встать. Он был полностью одет вплоть до ботинок с высокими голенищами на шнуровке, однако вид у него был неважный. Он смотрел на своего гостя сквозь щелочки опухших глаз.

– Это вы, сэр?

– Да, это я, мистер Отс.

– Вы поможете мне найти Генри Фиппса? – жалобно спросил Мэггс. – Это все, что мне нужно, и я тут же уеду.

– Пятьдесят фунтов, как мы договорились? Я поведу вас к «Ловцу воров».

– Спасибо. – Мэггс уцепился за рукав Отса. – Тогда я смогу уехать и не буду больше причинять вам неприятностей. Отдам вам наличными прямо в руки и оставлю вас в покое. Господи, как болит эта проклятая щека, сэр! Это тот чертов Призрак, о котором вы говорили.

– Вы можете достать эти пятьдесят фунтов сегодня же?

Больной Мэггс снова попытался встать, но не смог. Он лег на матрац и закрыл глаза рукой.

– Дайте мне пару минут, пару минут.

– Хорошо. Давайте прежде попробуем прогнать Призрак.

Тобиас сам ужасно устал, но он нагнулся над кроватью и начал свой нелегкий сеанс гипноза. Гипнотизировать лежащего субъекта было неудобно, но они оба уже имели опыт. Тобиас искусно делал пассы, и вскоре голова Джека Мэггса свободно опустилась на подушку.

Тобиас, взяв табурет, уселся на него, подтянув согнутые колени до подбородка, как в лодке «гуари». В животе у него урчало. Глубоко втянув в себя воздух, он закрыл глаза. Когда он заговорил, голос был монотонным и безразличным.

– Что вы видите?

– Ничего. Темноту.

– Вы видите Призрака?

– Как я могу видеть что-либо сквозь чертову кирпичную стену? Конечно, нет.

Тобиас позволил себе устало улыбнуться. Когда имеешь дело с Джеком Мэггсом, всегда встречаются непредвиденные препятствия: то стена, то крепостной ров, то мост, – что-то такое, что надо преодолеть, чтобы войти в замок Криминального сознания.

– Тогда придется вынимать кирпичи, Джек. Мы разрушим цемент и посмотрим, что там.

– Не стоит трудиться, приятель. Поверьте моему слову.

– Не лгите мне. Вы знаете, что там. Знаете, что у нас по одну сторону и что по другую.

Джек Мэггс скривил губы, но ничего не ответил.

– Вынимайте кирпичи.

– Поверьте мне, сэр, это невозможно,

– Джек Мэггс, я приказываю вам! Вынимайте кирпичи!

– Черт побери! – не выдержав, крикнул больной Мэггс, пытаясь встать с кровати. – Не заставляйте меня смотреть на то, что уже сделано.

Тобиас потянулся вперед на своем табурете.

– Покажите мне, – потребовал он. Ответа не последовало. А затем неожиданно:

– Софина. Она в отчаянии.

Но не этого ждал гипнотизер. У него уже было около сорока страниц заметок и все о любви Джека Мэггса и Софины Смит, и сейчас, в этот момент, когда он не умыт, устал и ждет свои пятьдесят фунтов, снова слушать об этом не хотелось.

– Тогда пусть Софина вытащит кирпич из стены.

– Там нет стены.

– За спиной Софины кирпичная стена. Из нее надо вынуть кирпич.

Но сомнамбула уже страдал от ревности.

– Смотрите, как она берет Тома за руку. А он делает вид, будто утешает ее.

– Джек, Призрак по ту стороны стены, он прячется за ней.

– Я не буду смотреть на них. Я не вынесу этого.

– А вот и Том. У него в руках стамеска, он ковыряет цемент в кладке.

– Он хочет заставить меня смотреть на все это, ублюдок. Но я закрою глаза.

– Кирпич вынут.

Большой мужчина на кровати захныкал, как ребенок, и закрыл лицо руками.

– Уберите руки. Разве это не Призрак?

Джек неохотно отнял руки, открыл глаза и уставился в мутное, в дождевых каплях окно комнаты. Он не сказал, что увидел там, но издал вопль такой долгий и полный ужаса, что писатель опустил голову и закрыл глаза.