Глава 53

Когда рана была зашита и старый доктор обильно смазал всю грудь маленького Джона какой-то яростно-красной жидкостью, отчаянный плач маленького пациента стал стихать, вся женская половина домочадцев поспешно удалилась с ним в детскую, доктор убрал хирургический нож и спиртовку в свой огромный саквояж и громко защелкнул его. Затем его слезящиеся глаза под табачно-рыжими бровями остановились на Тобиасе Отсе.

– А теперь… – начал он.

Ему не пришлось продолжать, ибо Тобиас знал, что последует за этим, и поспешил предупредить:

– Я жду ваш счет, – сказал он доктору.

Тут вся заботливость, внимание и доброта, с какими старые пальцы доктора касались детского тельца, исчезли. Тобиас Отс видел перед собой голову старика, втянутую в плечи по уши, как будто кожа сжалась на его костях.

Доктор Хардуик сложил руки на своем выцветшем жилете, а его кустистые брови опустились так низко, что почти закрыли глаза.

– Я не выписываю счетов, – холодно сказал он. – Я не держатель гостиницы. Мне нужны мои пять шиллингов, сэр, я ясно дал вам это понять, когда вы меня вытащили из дома, прервав мой ужин.

– Прошу, не ставьте меня в неловкое положение… – начал было Тобиас.

– Прошу, не злите меня, – прервал его доктор, понизив голос.

Он быстро схватил саквояж и свое обтрепанное пальто. Тобиас облегченно вздохнул, решив, что мучительная для него сцена на этом и закончится. Он прошел вслед за доктором в холл, но тут оказалось, что этот посторонний ему человек не только не уходит, но намерен гораздо глубже познакомиться с жизнью его семьи.

Доктор Хардуик, вынув свечу из настенного канделябра, направился в гостиную и стал осматривать все, что стояло на столах и висело на стенах.

– Вы недавно въехали в этот дом? – спросил он тоном покупателя на аукционе, а не гостя в чужом доме.

Вопрос показался Тобиасу настолько нахальным, что он вначале не счел нужным на него отвечать, но, вспомнив, в каком двусмысленном положении находится при своем полном безденежье, все же сказал:

– Всего несколько месяцев.

– Какая у вас профессия, сэр?

– Я литератор, сэр.

Доктор внял с каминной доски какую-то фаянсовую безделушку, повертел ее в руках и поставил обратно.

– Вам следовало бы немного погодить с женитьбой. До того времени, пока у вас не появился хотя бы небольшой капитал.

Тобиас попытался рассмеяться.

– Что вы знаете о моем капитале?

Доктор держал в руке голубое расписное блюдо, которое Мери с гордостью всегда всем показывала, – оно стояло в центре каминной доски.

– Знаю только то, что вижу. И это говорит мне об обратном.

Лишь потом, когда доктор ушел, Тобиас Отс осознал, каким грубым и невоспитанным он был, как временами откровенно оскорблял его; он был подобен человеку, который издалека наблюдает, как кто-то бросается с моста Ватерлоо, однако едва верит тому, чему является свидетелем. Когда в конце этого нравоучительного разговора вошла Лиззи, сообщая, что мальчик наконец уснул, ничто в поведении Тобиаса не говорило о том, что здесь было сказано нечто для него неприятное и даже недопустимое. Тобиас сделал вид, будто все хорошо.

– Я только что сказал доктору Хардуику, что мы переехали на Лембс-Кондуит-стрит совсем недавно.

– Да, – оживленно подтвердила Лиззи. – Мы до этого жили на Фарнивал-Инн.

Доктор высоко поднял свечу.

– Ив Фарнивал-Инн вы получили такой подарок, как ваше ожерелье?

– О! – Рука Лиззи невольно дотронулась до ожерелья на шее, небольшого, старинного, из серебра и маленьких голубых камней. – Да, это было в Фарнивал-Инн, хотя это и печальный подарок. Оно было завещано мне моей бабушкой, дорогим мне человеком, которого я очень любила.

– Дайте его сюда, – сказал доктор. Лиззи смешалась.

– Нет необходимости снимать его, – поспешил вмешаться Тобиас, протянув руку за свечой. – Я подержу свечу, пока доктор Хардуик рассмотрит ожерелье.

– Нет, нет, – доктор пристально посмотрел на молодую женщину, – будьте так добры, снимите колье.

– Нет! – воскликнул Тобиас. – Не надо снимать.

Он угадал намерения доктора, но, когда Лиззи, легонько упрекнув своего зятя, подняла свои красивые маленькие руки к замочку колье, Тобиас понял, что если он попробует еще раз запретить ей делать это, то не выдержит и окончательно сорвется. В полном отчаянии он смотрел, как она отдает драгоценное колье, которым больше всего в мире дорожила, в эти чужие, веснушчатые руки.

Доктор Хардуик рассматривал драгоценность, чуть склонив голову, – так, показалось Тобиасу, смотрит ворона на кучу мусора. Но потом, когда он еще раз взглянул на колье, глаза его оживились.

– Очень красивое, – сказал он.

– Спасибо, – ответила Лиззи, зардевшись от удовольствия. – Не думаю, что до этого мой зять когда-либо его замечал.

– Элизабет!

– Оно стоит гораздо больше, чем пять шиллингов, – заметил доктор.

– Да, конечно, – воскликнула Лиззи, – еврей-ювелир в Хай-Холборне предложил мне за него две гинеи, хотя я не просила его оценивать колье.

– Значит, оно стоит все четыре гинеи, – сказал доктор. – Вы позволите мне, если я пообещаю вам быть очень осторожным с ним, одолжить его у вас на день или два?

Лиззи в замешательстве смотрела на неприятного старого джентльмена. Он улыбнулся ей. Она покраснела и повернулась к Тобиасу, который – об этом она потом много думала – совсем не помогал ей.

– Я уверен, что верну колье юной леди не позднее среды. Что вы скажете на это, мистер Отс?

– Тобиас?..

– Я понадоблюсь вам, – продолжал доктор, – думаю, еще раз в среду или в четверг, если не снизится температура. В любом случае, я уверен, вы будете рады видеть меня.

– Вы дадите нам расписку, надеюсь, – спросил Тобиас.

– Если у вас есть перо н бумага, – обратился доктор к Лиззи, – и если вы будете настолько любезны и сами дадите точное описание колье, я подпишу расписку.

– Я могу только написать то, что это колье моей бабушки, сэр, но зачем это вам?

– Я студент, – ответил старый доктор, опуская колье в бездонный карман своего грязного пальто, – студент, изучающий человеческое тело и его натуру, а также любые произведения искусства.

– Тобиас? – Лиззи обратилась к своему зятю.

Но Тобиас Отс снова сделал вид, будто не слышит ее. У маленького столика у окна он занимался тем, что со скрупулезной точностью описывал колье и его замочек. Пока он писал эти сто слов, его взбудораженные мысли уже перекинулись на деньги, как их найти, да побыстрее, чтобы без ущерба вернуть колье домой.