Глава 49

Мистер Бакл любил свой дом и отмечал день Доброй фортуны не только четырнадцатого числа каждого месяца (уединяясь в своем маленьком кабинете и в который уж раз перечитывая завещание), но буквально каждую минуту и почти каждый день.

Его часто можно было видеть вдруг неподвижно замершим и глядящим в пространство; по словам прислуги, он был в некотором экстазе. Мисс Мотт в таких случаях говорила, что он увидел ангела у себя в коридоре. Но мистер Бакл видел не ангела, он просто боготворил все в своем доме, и думал о том чуде, которое произошло и сделало его владельцем этих стен в темно-зеленых обоях, разноцветной фрамуги и блестящего, отлично натертого дубового пола.

Ему можно было подать ветчину с душком и две недели не менять постельное белье, он все это стерпит, но Боже упаси, если в доме ежедневно не натерты полы, а с каминной доски забыли смахнуть пыль. Бакл хотел, чтобы доставшееся ему наследство сверкало безупречной чистотой. Поэтому новое нанесение ущерба парадной двери ушедшим из дома Мэггсом расстроило хозяина больше, чем он предполагал, когда увидел, как ржавые гвозди испортили отполированную черную поверхность.

Словно обессилев, он опустился на колени перед дверью. Гвозди были вырваны варварски грубо, оставив после себя рваные раны, дыры, зазубрины, свежие щепки. Осторожно и нежно Бакл вкладывал их опять в зияющие трещины, но разрушения были слишком велики, чтобы таким образом скрыть их.

Вернувшись в гостиную, он попытался звонком вызвать Констебла, но, не дождавшись его, вернулся к парадной двери и сам собрал все эти ужасные гвозди. Опустив их в карман, он быстро спустился по опасно крутой лестнице в кухню. Здесь в плите не горел огонь, а на столе странная розовато-серая мышь грызла сухарь. Три легкие морщины на переносице у мистера Бакла стали еще глубже. Поначалу он хотел чем-то ударить мышь, но вся энергия ушла на подавление охватившей его дрожи отвращения. Он поспешил вернуться на первый этаж, а оттуда, по задней лестнице, поднялся в свой кабинет.

Но там он неожиданно нашел Мерси и Констебла, сидевших рядом на оттоманке. Они преспокойно беседовали о чем-то, как две престарелые дамы на балу.

Бакл вежливо обратился к ним. Они ответили лениво и небрежно. Хозяин попросил их спуститься вниз и убрать мусор, гвозди и щепки перед входной дверью. Не став ждать, когда они выполнят это распоряжение, он удалился в гостиную, где взял в руки первое же издание из поступившей прессы, – а выбирать было из чего, – но почему-то в его руках оказалась брошюра Рабочей Ассоциации.

Он сделал вид, будто читает, хотя был слишком расстроен, чтобы понимать, что там написано. Все его внимание занимало поведение слуг, которые, хотя и спустились вслед за ним, продолжали так же непринужденно беседовать друг с другом.

Когда они наконец подмели сор и убрали щепки, то позволили себе спокойно без всякого приглашения войти в гостиную.

Мерси села у окна. Констебл остался стоять. Так они приготовились, догадался Бакл, ждать каторжника, который должен вот-вот вернуться.

– Я должен сказать ему это, Мерси, – шепотом обратился Констебл к девушке. – Нехорошо, если у меня будет секрет от него.

– Не будьте так строги к себе, Эдди. Несправедливо, что вы должны решать это.

Мистер Бакл не понимал, о каком секрете они говорят, да ему это было безразлично. Он перевернул страницу брошюры.

– А кто другой может решить? – спросил Констебл. – Ведь только я это знаю.

Лицо хозяина за брошюрой было бескровным по сравнению с их разгоряченными лицами. Мерси что-то шепнула Констеблу, но Бакл не расслышал. Констебл с несвойственной ему горячностью вдруг сказал:

– Любая клятва Генри Фиппса плевка не стоит. Мистер Бакл отложил брошюру.

– Мистер Констебл, – возразил он, – вы не должны так говорить о джентльмене.

Мерси вопросительно вскинула бровь,

– Что вы этим хотите сказать, мисс?

– Я удивлена, сэр, – ответила она так игриво, будто уже полночь и дверь хозяйской спальни надежно заперта.

– Почему вы удивлены?

– Просто так, сэр.

– Отвечайте! – выкрикнул Бакл, и Мерси поняла наконец, что он по-настоящему рассержен.

Она изменила игривый тон на серьезный.

– Как я помню, вы не были особо высокого мнения о джентльмене, живущем в доме рядом.

– Вы дорожите своим положением здесь, мисс? – прошипел Бакл.

Мерси невольно выпрямилась и заложила руки за спину.

– Мне очень жаль, сэр, – сказала она. На какое-то время воцарилось молчание.

– Прошу прощения, сэр, – наконец вымолвила Мерси. – И я тоже прошу вас простить меня, мистер Бакл, – сказал Констебл. – Я забылся.

Сузив глаза и поджав губы так сильно, что его рот стал совсем крохотным, Бакл посмотрел на свою горничную. Она в конце концов испугалась, это было видно по ее глазам. Бакл, погладив усы, сложил свои бледные сухие руки на коленях.

– Вы заходили в мою спальню?

– Да, сэр. Я сделала это, как только вы попросили. На улице кто-то выкрикнул:

– Тпру!

– Это он?

– Нет, сэр.

– Что это у вас там в кармане, Мерси? С чем это вы играете?

– Ничего, сэр.

– Дайте-ка мне это «ничего».

Девушка подошла поближе, что позволило Перси Баклу схватить ее руку и с силой привлечь к себе.

– Ба, – воскликнул он, раскрывая ее зажатую ладонь, – это детский локон.

– Два локона.

– Да, два локона, – согласился он. – Волосы хранились долго и потеряли цвет.

– Это было в кармане его камзола, сэр.

– Итак, наш каторжник, оказывается, отец семейства, – сказал Бакл, глядя на возбужденную Мерси. – Как вам удалось раздобыть такую личную вещь, моя дорогая?

– Как, сэр? – быстро ответила она. – Довольно умело, как вы сейчас убедитесь. Он снял свой камзол, когда сел писать письмо. А тут мистеру Спинксу стало плохо. Мистер Мэггс покинул меня, чтобы помочь мистеру Спинксу. А локоны оказались в маленьком конверте в нагрудном кармане. Это волосы ребенка, сэр, не так ли?

– Возможно, это волосы мистера Генри Фиппса, – предположил Констебл.

– Какой вы догадливый, – съязвила Мерси. – Как они могут быть волосами Фиппса? У этого ребенка темные волосы.

Констебл оставил свой пост у окна и спросил, нельзя ли ему их потрогать.

Мистер Бакл сразу не решил, что это: нахальство или все же будет правильным разрешить лакею удовлетворить свое любопытство. Он сидел в своем кресле и нервно смотрел, как его лакей держит в своих длинных ловких пальцах локон. Так они втроем разглядывали чужую печальную реликвию, когда во входную дверь кто-то постучал.