Глава 26
Как я уже упоминал, с орденами у меня было неплохо, хотя, конечно, до Брежнева, например, еще было куда расти. Однако большинство из них я надевал только два раза в год, появляясь на публике при полном параде, а в остальных случаях обходился одним Владимиром четвертой степени. Просто потому, что он, во — первых, был действительно мой, а не всученный месячному Сашеньке Романову еще до моего появления в этом мире. А во — вторых — единственный, полученный за дело, а не просто так.
Однако летом девяносто третьего года возник риск заполучить еще экземпляр, предназначенный лично мне, причем, в отличие от Владимира, один из высших. Правда, не наш, а английский.
Королева Виктория захотела принять меня в орден Подвязки и лично вручить знак его отличия, как это было положено по статусу. Но так как она не была до конца уверена, что я его приму (все заинтересованные лица уже знали, что Александр Четвертый личность довольно своеобразная), то предварительно организовала утечку о намерениях через жену своего сына, сестру вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Ну, а маман, ясное дело, тут же поставила в известность меня.
Для беседы с ней мне пришлось ехать в Питер, в Аничков дворец.
— Как вы считаете, принимать мне орден — то? — на всякий случай поинтересовался я у маман после дежурных вопросов о ее, Ксении и Ольги здоровье.
Императрица аж задохнулась от возмущения.
— Алик, ты часто бываешь совершено несносен, — сообщила она мне.
— Знаю. Так что, не брать?
— Ты сошел с ума? Кавалерами этого ордена были все русские императоры, начиная с Александра Первого! Отказываться от такой чести невозможно.
— Рад за них, но это еще не причина и мне тоже следовать их путем. А насчет невозможности — не сказал бы. Мало ли, вдруг он по цветовой гамме с моим «Владимиром» плохо сочетается? Приглашу художников, они мне мигом и не такое обоснуют, особенно если на гонорар не поскупиться. Или попрошу духовника запретить мне брать в руки басурманскую цацку, ибо на ней наверняка нарисовано что — нибудь не очень православное. Должна же от него, долгогривого, быть хоть такая польза, в конце — то концов.
— Алик, ну ты можешь хоть иногда говорить серьезно?
— Да я в общем — то и сейчас почти серьезен. Короче говоря, меня интересует — дает ли этот орден какие — нибудь преимущества и не накладывает ли он на меня дополнительных обязанностей? А уж потом можно будет решить, брать или не брать этот самый знак имени детали женского туалета. Как его там — орден Прокладки?
— Подвязки, дорогой сын, — тяжело вздохнула вдовствующая императрица. — Я даже сама начала сомневаться, стоит ли тебе его принимать. А вдруг ты и перед Викторией что — нибудь похожее ляпнешь? Обязанностей же особых членство в этом ордене на тебя не накладывает. Привилегий тоже не дает, просто так принято. И, кстати, чтобы ты больше с названием не путался, вот тебе история его возникновения.
Далее маман поведала, что очень давно, в середине четырнадцатого века, король Эдуард Третий танцевал на балу с графиней Солсбери. И у нее, значит, в процессе танца отвалилась та самая подвязка. Толпящийся вокруг народ заржал, но король поднял подвязку и со словами «пусть стыдится плохо подумавший об этом» привязал поднятое себе на ногу. Его слова и стали девизом нового ордена.
— Очень познавательно, — кивнул я, а сам подумал, что теперь, пожалуй, вероятность запутаться в названии только повысилась. Ибо подвязка, насколько я в курсе — это такая хреновина, при помощи которой чулки крепятся к поясу. Чтобы она упала, ее надо специально оторвать, ведь у нее же две точки крепления — сверху и снизу. А вот прокладка выпасть может только так, особенно если на даме нет трусов.
В общем, маман меня почти убедила, и по дороге домой я пришел к выводу, что, пожалуй, ненадолго смотаться в Лондон действительно не помешает сразу по нескольким причинам.
Во — первых, хамить следует только тогда, когда это принесет заметную пользу. В отказе же от ордена таковой вроде не просматривается, зато он точно покажется всей Европе откровенным хамством.
Во — вторых, королева Виктория — личность исторического масштаба. В отличие от, скажем, меня, про которого еще ничего толком не известно, в ее честь точно назовут целую эпоху. А бабушка уже старая, сравнительно скоро помрет. И что же тогда, я в свое время не смогу похвастаться перед внуками, что имел счастье лобызать ручку самой королеве Виктории? Нет, такого шанса упускать нельзя, ибо всего через семь лет на английском троне окажется ее сын Эдуард. Ну не его же потную лапу целовать, в самом деле!
И, в-третьих, поездку можно будет использовать для проведения небольшой рекламной кампании. Взять с собой недавно прошедший испытания новый автомобиль, который, в отличие от собранных на коленке предшественников, уже можно производить серийно. Мотоцикл с дельтапланом тоже не помешают. Велосипед ее величеству, пожалуй, уже поздно, возраст не тот. Хотя, если какое — нибудь местное медицинское светило заявит о его пользе для здоровья… в общем, надо узнать, сколько сейчас берут их медицинские светила, а потом решать. Если удастся всучить королеве хоть что — нибудь, это может спровоцировать в высшем свете Англии повышенный спрос на мою продукцию.
Наконец, в Лондоне я не бывал ни в одной из жизней, а город, говорят, все — таки довольно интересный. Там даже метро есть.
Первым, кто узнал о моих планах посетить Англию, была, естественно, Рита.
— Ну, раз уж в Крым не хочешь, то немного отдохни в Лондоне, — вздохнула жена. — Только, может, не будешь брать с собой мотоцикл?
Почему — то супруга из всей моей техники самыми опасными считала мотоциклы. Когда я летал на дельтапланах, она почти не волновалась.
— Нет, взять надо обязательно, но я обещаю тебе не садиться за руль без полного комплекта защиты. Если бы тогда она на мне была, то максимум, что мне грозило бы при падении — это пара синяков.
— Ладно, что с тобой сделаешь, но только учти. Если опять там разобьешься, в тот же день возьму кувалду и лично все оставшиеся мотоциклы уничтожу. Хотя… она же, наверное, тяжелая… тогда сожгу их, вот. Разведу прямо во дворе большой костер и сожгу. Кстати, тебе там ничего не угрожает? А то мало ли, сумасшедшие везде есть.
Я на эту тему уже думал и пришел выводу, что англичанам совершенно не нужно, чтобы меня прибили прямо сейчас, да еще у них. Учитывая, что после моей смерти править будет Рита в качестве регентши при Мишке, это чревато войной, причем не только с Россией, но заодно еще и с Германией, а к такому англичане пока не готовы. Принимая же во внимание, что всякие революционеры, обитающие в Лондоне, известно кем финансируются, то они тоже не станут проявлять излишней активности. Но, правда, остаются наши. Однако тут надо распустить слухи, что ежели со мной в Англии хоть что — нибудь случится, то оба английских клуба, в Москве и в Питере, будут немедленно разграблены и сожжены разъяренной толпой. Собрать ее труда не составит, здания эти отнюдь не бедные, там наверняка найдется чем поживиться. А потом толпа займется членами тех самых клубов, ибо они тоже далеко не нищие.
Все это я и рассказал жене, уточнив, что часть работы по распространению слухов ложится и на нее.
— Слухи — это понятно, — кивнула Рита, — но ты там, пожалуйста, веди себя поосторожнее. И не только в смысле покушений. Тебе там вполне могут попытаться кого — нибудь подложить.
— Пусть пытаются, все равно у них ничего не выйдет, у меня ты есть. Потерплю как — нибудь пару недель. К тому же англичанки почти все страшные.
— Ничего, ради тебя могут найти кого поприличнее, да потом еще причесать и подкрасить. Причем вовсе не обязательно, чтобы эти мерзавки с тобой спали. Для компрометации хватит и какой — нибудь двусмысленной сценки, а ее при желании не так трудно подстроить. В общем, будь внимателен.
Тут ее, видимо, осенило, и она с заговорщическим видом предложила:
— Знаешь что? А возьми — ка ты с собой Малю! Могу дать ей в сопровождающие еще одну, а то и двух девушек, чтобы ситуация выглядела не столь вызывающей.
С моей точки зрения, уехать от законной супруги сразу с тремя девицами выглядело более вызывающе, чем с одной, но возражать я не стал. В конце концов, Рите виднее. Но только зачем все это?
Так я жену и спросил.
— Твоему кузену Сергею надо немного поревновать, — объяснила мне благоверная. — Потом, когда точно выяснится, что никаких поводов для ревности не было, его чувства к Мале только окрепнут. Кроме того, Матильде не помешают знакомства в Великобритании. А в том, что они там у нее появятся, причем при минимальных с ее стороны усилиях, я не сомневаюсь. Ну и опять же девочка она опытная, наблюдательная, и если тебе там попробуют устроить какую — нибудь сомнительную ситуацию, сможет заметить ее признаки заранее.
Ясно, подумал я. Жена, хоть и верит мне, но все же ничего со своим волнением сделать не может. А вдруг меня вдали от родины все — таки потянет налево? И вот, значит, девочки нужны в том числе и для наблюдения за моим «облико морале». Причем именно три, для надежности, вдруг одна Маля чего — нибудь не заметит или не пожелает заметить. Да ладно, пусть наблюдают, от меня не убудет.
Сразу после жены о моем предстоящем путешествии узнали Рогачев и Ширинкин, а потом настала очередь министров иностранных дел и двора. А как вы хотите — чтобы император ездил по заграницам свободно, подобно какому — нибудь народовольцу? Так не бывает, по крайней мере в девятнадцатом веке в России. Мне, например, уже через день представили на утверждение примерный план поездки, их коего я с изумлением узнал, что еду в Лондон через Вену. Потом Берлин, из него в Париж, и наконец через Кале в Англию.
— Господа, — удивился я, — у вас как с географией? Что за странные зигзаги вы мне предлагаете выписывать? По — моему, кратчайший маршрут — это Питер — Берлин — Гамбург — Лондон. Ну или на корабле от нашей столицы до английской. При чем тут какая — то Вена, а уж тем более Париж?
— Ваше величество, — начал было Воронцов — Дашков, — традиции европейской дипломатии требуют…
— Не припоминаю я, чтобы они от меня что — то этакое требовали. Поэтому перед вами, господа, стоит задача обосновать именно тот маршрут, который я вам только что обозначил. Про Париж могу немного помочь — дело в том, что реорганизация охраны моей персоны еще не завершена, и до окончания этого процесса посещать такие опасные места, как Париж, мне не позволяет осознание своего долга перед Россией. Если меня там убьют, что будет делать безутешная страна? А с того дня, когда там стреляли в моего незабвенной памяти деда и не попали только чудом, количество русских экстремистов в Париже существенно возросло. Они там, похоже, специально разводятся. Если лягушатники возмутятся, передайте им список наших революционеров, в данный момент обитающих во Франции, он есть в канцелярии моего комитета. А с Австрией решайте сами. Можете даже написать правду — я не собираюсь встречаться со столь неблагодарной скотиной, коей является Франц — Иосиф. Имеется в виду его поведение во время Крымской войны. Вот когда на трон в Австро — Венгрии сядет кто — нибудь не столь себя запятнавший, тогда и съезжу в Вену. Пока же и обычной дипломатической переписки более чем достаточно.
По выражению лица Гирса было отлично видно, что он сказал бы, имей в характере хоть немного больше решительности. Оно, это выражение, не просто говорило, а прямо — таки верещало «ваше величество, ну так же нельзя!!!».
— Можно, Николай Карлович, можно, — попытался я успокоить трепетную душу министра иностранных дел. — Вы, главное, на объеме обоснования не экономьте, и на возвышенности слога тоже. Чтоб, значит, в Вене разобрались, чего вы им понаписали, как раз к моему возвращению из вояжа.
Я пустился в путь первого августа. В Берлине ненадолго задержался, где побеседовал с Вильгельмом, передал ему приглашение погостить и личное письмо от Риты, где моя благоверная просила обратить особое внимание на охрану Георгия и его жены.
— Ты, значит, еще не имел счастья лично встречаться с бабушкой Маргариты? — усмехнулся Вилли. — Непорядок, при ее дворе уже успели отметиться все монархи Европы, включая болгарского князя.
— Ну так я-то ей не какой — то там болгарский князь.
— Это понятно. Кстати, мне кажется, что с тобой будет искать встречи моя мать, она сейчас в Лондоне. Предупреждаю в порядке соболезнования — заболтать она может кого угодно, у нее к этому талант, в этом со мной многие согласны.
— А я могу послать. Тоже, судя по отзывам, неплохо получается.
— Куда? — не понял кайзер.
Так как он в общих чертах знал русский язык, то мне не составило труда объяснить, какой именно адрес имеется в виду.
— Пожалуй, сначала послушай, — заржал Вильгельм. — Чтобы не было повода подозревать тебя в невоспитанности. И, как мне тут недавно шепнули, ты наконец — то помирился со своей матерью?
Сказано это было хоть и с тщательно скрытым, но все же заметным беспокойством. Ибо германофобство вдовствующей императрицы для него тайной не являлось, и то, что она успешно капала на мозг Александру Третьему о невозможности иметь дело с пруссаками — тоже.
— Не волнуйся, Вилли, — улыбнулся я, — она не могла меня ни в чем убедить даже тогда, когда я был всего лишь несовершеннолетним великим князем, тем более не сможет и сейчас. А польза от нее может быть, так зачем ее упускать?
— Хм… возможно. Ну ладно, счастливого пути! После Рождества, пожалуй, приеду к тебе полетать на дельтаплане, Лилиенталю я пока не очень доверяю в смысле надежности. Да, чуть не забыл. Ты не против, если я возьму с собой одного отставного генерал — лейтенанта? Его зовут Фердинанд фон Цеппелин, и он летал на аэростатах еще во время гражданской войны в Америке, а сейчас заинтересовался дирижаблями.
Я, конечно, ответил согласием, а то ведь уже начинал потихоньку беспокоиться — куда же пропал знаменитый граф Цеппелин? Пора ведь ему уже прорезаться, пора.
За четверо суток, проведенных в Англии, она сама и ее лорды пополам с сэрами и ледями надоели мне хуже горькой редьки, а Лондона я так практически и не видел. Зато королева Виктория неожиданно оказалась очень интересной собеседницей, и я подумал, что, пока она жива, любые телодвижения, могущие быть как — то связанными с Англией, надо делать очень осторожно. А вот когда на трон взгромоздится ее престарелый сынок, другое дело. То, что на гиганта мысли он не тянет, было видно даже мне, а Маля дополнила мои наблюдения тем, что Эдуард еще и неисправимый бабник.
— Ты что, уже успела? — удивился я.
— Нет, что вы. Но Тамаре явно светит, и надо подумать, под каким предлогом она сможет часто посещать Англию.
Мой автомобиль Виктории очень понравился, и я ей его подарил, причем с небольшим велосипедом в багажнике. А мотоцикл и дельтаплан продал, причем за цену, в полтора раза превышающую себестоимость всего привезенного в Англию набора техники. Кроме того, остающийся в Англии представитель Бари еще до моего отъезда успел набрать неплохой портфель заказов.
С матерью Вильгельма Викторией мы тоже встретились. Я выразил сожаление, что Маргарита из — за необходимости заботиться о малолетних дочках и прочих государственных обязанностях не может в ближайшее время приехать ни в Германию, ни в Англию, и пригласил даму в Россию. Виктория обещала непременно воспользоваться моим приглашением, но по ее кислой физиономии было видно, что спешить она совершенно не намерена.
Ну, а я сразу после этой беседы в последний раз сел за руль бывшего своего автомобиля и потихоньку, чтобы не отстал конный эскорт, доехал до порта, где меня ждал крейсер «Память Азова».
