Глава 1
Даже еще толком не проснувшись, я вспомнил, что сегодня какой — то особенный день, но вот в чем именно эта особенность, сразу сообразить не удалось. Для этого требовалось проснуться окончательно, а мне не хотелось. Все — таки я вчера и лег довольно поздно, и уснул далеко не сразу, потому как перед сном пришлось основательно поработать. Мне нужен наследник, вот я и прикладывал максимум усилий для его скорейшего появления. Рита тоже умаялась — обычно она вставала рано, а сейчас вон, уже девятый час. И ничего, сопит потихоньку в две дырочки.
Ладно, хватит дрыхнуть, дел полно.
Я попытался встать, не разбудив бывшую мартышку, но это мне не удалось.
— Что, уже утро? — сонно спросила она. Потом глянула на большие часы, рядом с которыми у нас всю ночь горели две маленькие лампочки дежурного освещения. Две — это для надежности, лампы в этом времени были так себе и часто перегорали. Рита, как выяснилось, побаивалась спать в полной темноте, а жечь всю ночь какую — нибудь лампадку я не хотел, продукты ее горения здоровья точно нам не добавят. Да и мне свет не помешает из соображений безопасности, а то в полной темноте еще и пистолет не сразу найдешь в случае чего. Я, конечно, понимал, что это уже отдает паранойей, но на моем месте параноиком мог стать любой.
Рита тем временем откинула одеяло и совсем было собралась встать, но тут вдруг обнаружила, что она голая, ойкнула и подтянула край одеяла к подбородку. Да уж, это не Людочка и не Юля.
Поначалу Маргарита вообще считала, что сексом следует заниматься в ночных рубашках, причем сама надевала изделие, с моей точки зрения более похожее на комплект химзащиты, нежели на деталь ночного туалета. Хорошо хоть, что от этого ее удалось отучить довольно быстро, и теперь супружеские обязанности мы исполняли в обнаженном виде, а потом Рита просила меня отвернуться и напяливала свою хламиду. Однако этой ночью она настолько утомилась, что уснула, не успев совершить обязательный ритуал.
— Алик, отвернись!
— А может, не надо? — предположил я. — Давай еще немного поработаем, а потом одевайся на здоровье, и можешь не спешить.
Рита хихикнула. Она уже поняла, зачем неподалеку от кровати висит большое зеркало, но против не была. Главное, приличия соблюдены! Муж отвернулся, а то, что так ему все видно даже лучше, про это в правилах ничего не сказано, и, значит, можно одеваться неторопливо, в процессе чего принимать весьма интригующие позы.
В общем, утро немного затянулось, и вспомнить, чем таким особенным сегодняшний день отличается от всех прочих, удалось только за завтраком.
Отличие было довольно существенным — сегодня мне исполнялось девяносто лет. Мне — это имеется в виду не только Алику Романову, но и Сан Санычу Смолянинову вместе с ним. Шестьдесят восемь с половиной лет там, двадцать один с половиной год здесь — в сумме как раз получается круглая цифра. Правда, не такая, как будет через десять лет, но до той еще дожить надо, и не факт, что получится, а до этой вроде уже получилось.
Надо сказать, что все лично знакомые мне императоры тратили на управление государством значительно больше времени, чем я. Мой распорядок скорее напоминал тот, что был у Николая Второго в той истории, про которую я только читал. То есть с десяти утра и до двух, это максимум, но столь загруженные дни случались не так уж часто.
Вот только свободное время я проводил не так, как Николай в том варианте своей жизни. Я не торчал все время около жениной юбки, почти не принимал родственников, не бегал по парку с фотоаппаратом, не охотился на оленей и не стрелял ворон. Потому как тратить очень дорогое время на всякую ерунду я не любил еще в прошлой жизни. И уж тем более не собирался начинать в этой.
Доклады министров теперь принимались в письменном виде, за исключением всего четверых — Вышнеградского, Витте, военного министра Ванновского и председателя комитета министров Бунге. Все остальные представляли свои отчеты в виде красиво оформленного документа. Я брал бумаги, благодарил очередного министра за усердие, а сразу после его ухода ко мне заходил кто — нибудь из секретариата и забирал доклад.
На следующий день его мне приносил Бунге. Первым делом я смотрел в правый нижний угол последнего листа, где оставлял краткую резолюцию глава моего секретариата Столыпин. Обычно там красовалось нечто вроде «С/Б 90», что означало «словоблудие на девяносто процентов». После чего поднимал взгляд, и Николай Христианович в нескольких предложениях пересказывал мне то, что, по его и Столыпина мнению, словоблудием не являлось.
То, что в результате текущее управление империей на самом деле осуществляли эти двое, меня волновало не очень. Во — первых, скоро управляющих станет существенно больше, это пока, в переходный период, их так мало. Во — вторых, я был убежден, что император вообще текучкой заниматься не должен. И не только потому, что это не царское дело. Главная причина — дела нужно поручать специалистам, работающим по заранее утвержденному алгоритму. А самодержец должен вмешиваться только тогда, когда задача, подлежащая решению, за рамки этого самого алгоритма выходит. Ну или в тех случаях, про которые Николай Первый как — то сказал — «кроме закона, должна быть еще и справедливость».
Так вот, после обеда я был более или менее свободен и мог заниматься тем, что считал наиболее важным. Здесь немалое место занимали вопросы личной безопасности.
Все оперативные работники канцелярии или, точнее, «канцелярии», в поте лица наблюдали за революционерами. Причем как это у меня хватило ума не пытаться привлечь на свою сторону Владимира Ульянова! А ведь была такая мысль. И что бы я теперь делал, если только на пригляд за одним Морозовым, то есть теперь уже Кориным, были постоянно задействованы четыре человека? Да еще двоих — троих приходилось привлекать от случая к случаю. А вы что думали — человека, вполне заслуженно получившего пожизненный срок, после помилования можно оставить без плотного присмотра, несмотря на то, что его воззрения изменились? Это, дорогие мои, будет идеализм. Или, если по — простому, то дурость. Так вот, еще и Ульянова моя служба просто не потянула бы. Ей и без него хватало дел с теми, кто сейчас был действительно опасен. Причем это были не только революционеры, но и жандармы.
Насколько я себе представлял текущую обстановку, никто из великих князей, желающих лицезреть на троне вовсе не меня, а совсем даже Георгия, не обладал достаточной решительностью, чтобы самому возглавить заговор. Это были, мягко говоря, далеко не декабристы и даже не братья Орловы. Но вот с одобрением отнестись к тому, что всю работу за них сделает кто — то другой, они вполне могли. И почему бы тогда каким — нибудь карьеристам из жандармерии или даже гвардии не подсуетиться в расчете на будущие милости? Тем более что и англичанам я не больно — то приглянулся, а это означает, что у заговорщиков, коли уж они появятся, финансовых затруднений точно не будет.
Среди жандармов лично на меня пока работали только начальники московского и питерского охранных отделений. И если Бердяеву я верил, несмотря на то, что отношения между нами более походили на стандартные служебные, нежели на что — то более дружеское, то Секеринскому, с которым вроде как приятельствовал — не очень. И не потому, к этому меня склонили какие — либо подозрения или даже факты, а просто так. Вообще — то «просто так» — это на самом деле довольно весомый довод, но тут было еще одно соображение.
Даже ближайшие соратники — Рогачев, Рыбаков и Зубатов — и то после моего воцарения не сразу адаптировались. Петр Маркелович несколько дней подряд именовал меня исключительно императорским величеством и только после третьего напоминания, причем уже довольно раздраженного (ну вы еще мой полный титул зачитайте, совсем весело станет!) вернулся к обычному обращению «Александр». Михаил с Сергеем тоже начали было называть меня на «вы» и вернулись к обычному обращению лишь по моей просьбе, да и то не сразу. Секеринский же делал вид, что ничего особенного не произошло. Подумаешь, был великим князем, стал цесаревичем, теперь вон вообще император — чего тут такого — то? В его обращении со мной по — прежнему чувствовался оттенок снисходительности. Оно бы и хрен с ним, я в этом отношении человек не гордый, но такое поведение в теперешнем времени было несколько нехарактерным. Поэтому обязанности я распределил примерно так.
Секеринский присматривал за питерскими революционерами, а Рыбаков по мере возможностей — за ним. Михаил старался быть в курсе того, что происходило в высшем свете столицы — в основном через своих знакомых балерин и певиц, коих у него оказалось неожиданно много. Бердяев занимался московскими террористами, Зубатов ему помогал и, кроме того, по моему специальному указанию пытался разузнать, что связывает брата Жоржи с московским генерал — губернатором великим князем Сергеем Александровичем.
Дело было в том, что братец как — то подозрительно зачастил в Москву. Ладно, когда он остался там с раненой матерью, это было более или менее понятно. Но она давно вернулась в Питер и сейчас живет в своем Аничковом дворце. Теоретически и Георгий проживает там же, но больше половины своего времени он проводит в первопрестольной. Чего ему там вдруг понадобилось? Меня, честно говоря, удивляло, почему Зубатов этого до сих пор не выяснил, и на всякий случай я поручил Рыбакову попытаться узнать, в чем дело.
— Нет нужды, Александр, — спокойно заявил мне канцелярист. — Я это и так знаю.
— Да? Очень интересно. Может, со мной поделитесь?
— Слушаюсь. Сергей не смог найти причин взаимного интереса вашего брата и московского генерал — губернатора просто потому, что этого интереса нет. Георгий ездит в Москву не к Сергею Александровичу, а к живущей там женщине. Насколько я знаю, он уже почти дозрел до того, чтобы просить вашего разрешения на брак с ней, но пока побаивается. Он знает, что вы всегда носите с собой заряженный пистолет.
Я пожал плечами — что за ересь? Если паче чаяния он соберется жениться на какой — нибудь неравнородной особе, а других в Москве сейчас нет, то чего в него тогда стрелять — то? Да его за это обнимать и целовать надо, ибо он теряет права на престол!
Но тут меня охватило ужасное предчувствие.
— Его женщина — это…
— Да, Александр. Марина.
У меня потемнело в глазах.
— Это ты все подстроил, старый интриган! — рявкнул я, потеряв самообладание.
Канцелярист молчал, а я, с немалым трудом взяв себя в руки, пробормотал:
— Извините, Петр Маркелович. Такая новость, что не получилось сдержаться. Я не хотел вас оскорбить, но узнать подробности все же хочу.
— Разве вы меня оскорбляли? По — моему, «старый интриган» в ваших устах — это комплимент. Хуже было бы, считай вы меня молодым недотепой. Подробности же состоят в том, что идея действительно была моя, но к исполнению в равной мере приложили руки все трое.
— Но почему обязательно Марина?!
— Потому что у любой другой не было бы шансов. Вы же знаете, как Георгий всю сознательную жизнь вам завидовал и мечтал хоть в чем — то превзойти! Сами мне рассказывали, а я потом проверил через прислугу. И против шанса отбить у вас любимую женщину он устоять не смог, а потом против ее обаяния — тоже. Ну, а я взял на себя смелость от вашего имени пообещать Марине, что после того, как у вас родится второй наследник, вы признаете этот морганатический брак великокняжеским, восстановите Георгия как члена императорской фамилии и позволите супругам вернуться в Россию. Более того, вы не прекратите выплачивать ему положенное содержание. Второй наследник — это для гарантии, мало ли что с первым случиться может.
Минут пять я молчал, стараясь переварить услышанное. С одной стороны, ребята молодцы, одним геморроем, похоже, станет меньше. С другой же…
— Петр Маркелович, а почему я обо всем этом узнал только теперь?
— Извините, Александр, но вы даже сейчас восприняли мое сообщение весьма эмоционально. Три месяца назад, когда все только начиналось, а ваша боль от недавней утраты была сильнее, от вас могли поступить указания, кои привели бы к неудаче.
— Ага, и вы, значит, на всякий случай решили не ставить в известность столь неуравновешенную личность, как императора.
— Не мы, ваше величество, а я. Это была моя инициатива, а Сергей с Михаилом только согласились с ней, да и то их пришлось долго убеждать. Готов понести наказание.
— Зря готовы, его не будет. Это была моя ошибка, что не предвидел подобной ситуации, и сейчас я ее исправлю. Значит, отныне всем вам строжайше воспрещаются любые умолчания! Даже из самых лучших побуждений. Даже если вы будете уверены, что знание меня погубит, а незнание спасет, все равно. Сначала доклад, а после его утверждения — действие. Если ситуация требует немедленного реагирования, то можно сначала действовать, а потом докладывать, но без задержки и с обязательным обоснованием именно такого варианта. Вам все понятно?
— Да, ваше императорское величество.
— Очень хорошо. И доведите мой приказ до Михаила с Сергеем. В письменном виде, под роспись, копий не снимать, единственный экземпляр в особый архив. Но, разумеется, лично с каждым я тоже побеседую. Далее. Все ваши обещания Марине я подтверждаю. Для негласного разрешения на морганатический брак встреча ни с кем из них не нужна, хватит письма, подписанного обоими. И, наконец, ответьте мне еще на один вопрос. Как получилось, что вы, прожженная канцелярская крыса — это тоже комплимент — оказались столь сведущи в тончайших, так сказать, движениях души? Почему этого не смогли сделать Сергей с Михаилом, они же моложе, и им, наверное, ближе подобные вопросы?
— Да потому, Александр, что они действительно моложе. И не любили, извините за высокий стиль.
— А вы, значит, сподобились…
— Совершенно верно. Но мне, в отличие от вас, тогда не хватило ума и силы воли сразу согласиться с неизбежностью разрыва. Я трепыхался, делал ошибки и в конце концов и потерял женщину, и загубил карьеру. А иначе почему я, по — вашему, после двадцати лет службы оставался коллежским регистратором?
— Действительно, но я в детстве просто не разбирался в вопросах чинопроизводства, а потом не обращал внимания по привычке. В общем, ваши действия я одобряю. Можете прямо сейчас начинать думать, какой классный чин вам больше нравится и какой орден к нему более всего подойдет. Кроме, разумеется, высших в империи.
Когда канцелярист ушел, я задумался. Да, если кто здесь и виноват, то исключительно бывший цесаревич, а ныне император Алик Романов, он же Александр Четвертый. И дело даже не в том, что я заранее не отдал приказ о недопустимости подобного. На то приказы и существуют, чтобы их нарушать. Но вот сейчас мне, например, захотелось выяснить, что за романтическая история приключилась в молодости с Петром Маркеловичем. Что, все случилось прямо как в песне — «он был титулярный советник, она генеральская дочь»? Не помешало бы узнать. И не от него, так как он беспристрастным тут быть не может. Так к кому обратиться?
Короче говоря, нужно еще одно подразделение, с моей канцелярией никак не связанное. Но способное быстро представить ответы на вопросы, касающиеся персон из той самой канцелярии. Причем желательно, чтобы ответы появлялись еще до того, как я успею задать вопросы.