В третий раз за минувший час Аарон Карр мягким толчком открыл дверь палаты № 24, хмурясь на призрачные очертания кислородной палатки: еще одно свидетельство допущенного им промаха. Миссис Коуп, старшая медсестра на этаже, все еще дежурила, сидя под маленькой лампочкой торшера, единственного источника света в полутемной палате. Самочинно покинув дежурный пост, она нарушила правила и заведенный порядок, мириться с чем было нельзя, однако после того, что произошло, у доктора Карра пропало всякое желание укорять кого бы то ни было, кроме себя самого.

Если попросту, он потерял голову, ударившись в панику, когда молоденькая сестра влетела к нему в кабинет и выпалила, что больной вот-вот впадет в шок. Никакого шока не было, не было даже такой опасности, и все же, торопливо шагая по коридору, доктор задним числом винил себя за то, что снял тогда, в отделении скорой помощи, кислородную маску и распорядился поставить палатку еще прежде, чем полностью вник в ситуацию. Слово – не воробей, отменить распоряжение было невозможно, тем более после того как явилась миссис Коуп и взяла бразды правления.

Оставалось только надеяться, что миссис Коуп никогда даже в руках не держала «Анналов» с его статьей «Кислородная палатка как причина психологической травмы», где осуждалось беспорядочное применение кислородной палатки, которая настолько запугивает пациента, что дает невротические последствия, столь часто возникающие при коронарных заболеваниях. Доктор Карр даже написал тогда: «Слишком часто распоряжение поставить палатку является действием лечащего врача, думающего прежде всего о себе и только во вторую очередь о пациенте, в первую голову озабоченного тем, как бы защитить самого себя от нареканий».

Едва кончики его пальцев дотронулись до теплой кожи больного, Карр сразу понял, что никакого подлинного шока нет, а есть нейрогенная симуляция, однако к тому времени миссис Коуп уже развернулась вовсю. Может, он все же остановил бы ее, если бы не отвлекся на какое-то время, осознав, что допустил еще одну ошибку. И эта тоже была из разряда тех, в которых он то и дело обвинял своих коллег: не придал должного значения психологическому воздействию коронарной окклюзии. И ведь не то чтобы недосмотрел: мысль об этом явилась сразу, стоило ему лишь взглянуть на регистрационный бланк Уайлдера, – только как-то так вышло, что он ввел себя в заблуждение, решив, что больной отказывается принимать свой сердечный приступ за реальность. Уж его-то, после нескольких лет работы в клинике Аллисона, как никого не должно было обмануть показное внешнее самообладание, довольно часто наблюдаемое у мужчин, чья жизнь проходит в крупных корпорациях.

Увидев доктора, миссис Коуп поднялась и подошла к двери, ее походка женщины, страдающей плоскостопием, поведала ему, что больной наконец-то успокоился.

– Он спит, как отшлепанный ребенок, – с довольной улыбкой доложила она, тоном и манерами напоминая пенсильванских hausfrau из голландских семей, за кого, кстати, доктор Карр и принял ее, когда впервые оказался в Окружной мемориальной. Теперь он был осведомлен лучше. На самом деле она была коренной жительницей Марафонского округа, росла и воспитывалась на ферме неподалеку от Пяти Углов, но, в отличие от своего приземленного семейства, возни с почвой избежала: пропуском в светлые дали ей послужила шапочка медсестры. Складывалось впечатление, что она работала в больницах по всей стране, даже служила по призыву военной медсестрой. За время всех своих странствий научилась действовать грубо, но с пользой, и такая ее практика, как вскоре убедился Карр, откровенно вгоняла в благоговейный трепет большинство штатных врачей Окружной мемориальной. Хотя она и согласно кивала им (по крайней мере, в присутствии больных), выказывая внешнее почтение, какого требует врачебный этикет. Было совершенно очевидно, что, стоило ей неодобрительно вздернуть правую бровь, как доктора начинали вести себя так, словно им грозила потеря лицензии на врачевание.

– Миссис Поттс не нашла еще ночную сиделку для пациента? – спросил он, напоминая о ранее сказанном ей, о том, что президент компании, где работал больной, согласился на приглашение частных сиделок для круглосуточного дежурства.

– О, об этом я позаботилась, – мимоходом сообщила она и добавила, словно кость бросила, слегка уступая протоколу: – Я и миссис Поттси уведомила. Кстати, только что пришла Мэри Уэлч. Она справится.

– Уэлч… Кажется, я ее не знаю, – осторожно заметил он, не в силах понять, откуда у миссис Коуп столь необычный личный интерес к этому случаю, если она с такой небрежностью выбирает сиделку, о какой только и может сказать, что та «справится».

Миссис Коуп уперла руки в полноватые бедра (жест, означавший в ее лексиконе примерно то же, что и высунутый язык).

– Она три года отработала в психиатричке в Восточном госпитале ветеранов.

– Этот случай не имеет отношения к психиатрии, миссис Коуп.

– Не имеет, – кивнула она, причем ее согласие прозвучало почти как вопрос. – И все же Мэри сможет справиться с пациентом, когда он очнется и увидит, что оказался в кислородной палатке. – Руки миссис Коуп по-прежнему оставались на бедрах. – Вас ведь как раз это волнует, верно?

Доктор ответил сдержанным кивком, надеясь, что ничем не выдал состояния, в какое его вогнала старшая медсестра: он снова почувствовал себя мальчишкой, оказавшимся перед видящей его насквозь матерью.

– Больной из тех мужчин, кого такое может больно задеть, – многозначительно заметила миссис Коуп.

– Да.

– Я этого с лихвой навидалась.

– Ничуть не сомневаюсь, – произнес он, уловив, что все это было лишь прелюдией к чему-то еще. Карр вышел в коридор.

Миссис Коуп последовала за ним, наполовину прикрыв дверь.

– Полагаю, вам известно, что его жена находится на судне, которое направляется в Европу?

– Да, она сегодня днем отправилась.

– До Европы она еще шесть дней будет добираться, да и вообще предпринять ничего не в силах, вот он и не хочет ей ничего сообщать, что бы он ни говорил, а ей сообщить следует, – заявила миссис Коуп, удивив доктора не только настойчивостью, с какой это было сказано, но и заботой, которая вовсе не отвечала натуре медсестры. Как то обычно случается со многими пожилыми медсестрами, предвзято относящимися к мужчинам, миссис Коуп прежде всегда вела себя так, будто считала жен проклятием профессионального милосердия.

– Я уведомил президента его компании, – сообщил Карр. – На сегодня этого достаточно. Уверен, что мы можем спокойно предоставить любые дальнейшие сведения тому, кто завтра примет заботу о пациенте.

Медсестра вперила в него нескрываемо пристальный взгляд:

– Разве вы сами не возьметесь за этот случай?

– Нет, конечно, – ответил он более резко, чем ему хотелось, а затем, словно в извинение, добавил: – Утром компания, несомненно, пришлет сюда кардиолога. Это обычная практика… Он же из их руководства.

– Кардиолог приедет и уедет, – ядовито бросила она. – А что потом?

– Как только он обозначит курс лечения для пациента, любому из наших штатных врачей не составит труда его завершить.

– Доктор Титер, – сказала медсестра. Она произнесла только имя, ни слова больше, но если бы можно было занести тон, каким она его произнесла, в протокол, то этого вполне хватило бы для лишения ее свидетельства дипломированной медицинской сестры.

Одолевая пугающее его искушение ответить согласием, доктор Карр рванул мимо нее и зашел в палату. Быстро подойдя к постели, он взглянул на спящего пациента, лицо которого виделось ему расплывчатым из-за укрывающего пластика. Дрожащей рукой Карр взялся за пластиковое покрывало кислородной палатки, отогнул его, перекинул через опору, высвобождая себе поле осмотра. Пристально, не жалея времени своего затянувшегося дежурства, изучал он лицо больного. И не нашел ни малейшего следа физических страданий. Судя по относительно малой продолжительности боли, инфаркт миокарда небольшой. Кому бы ни довелось стать лечащим врачом, сердце исцелит себя само. Через три недели Титер выпишет больного из больницы, закроет историю болезни, припишет себе еще один случай благополучного выздоровления и с чистой совестью отправит пациенту пятисотдолларовый счет за оказание профессиональных услуг. И кто скажет, что Титер не прав? Есть предел ответственности врача. Должен быть.

За спиной раздался голос Коуп:

– Он вас беспокоит?

– Нет.

– Миссис Уэлч прибудет через несколько минут. Хотите поговорить с ней до того, как она заступит на дежурство?

Он уже было открыл рот, чтобы сказать «нет», мол, нет в том необходимости, однако услышал им самим произнесенное «да».

Как ни крути, а хотя бы на одну ночь, но этот больной – его.