ГЛАВА 7

Первым делом искусник разжег огонь в открытом очаге, повесил над ним котелок и вывалил в него жареное мясо, купленное в одной из харчевен. Затем застелил стол чистой скатертью и расставил на ней немудреную посуду и остальную снедь. Порезал толстыми ломтями ковригу хлеба и толстый кусок ветчины, очистил несколько сладких синих луковок.

И лишь убедившись, что к приходу друзей все готово, присел в продавленное кресло возле очага и позволил себе прислушаться к бушевавшим в душе эмоциям, но не разрешая им полностью захватить свой разум. Во рту и без того отдает едкой горечью нечаянно разгрызенного зернышка горчицы, какими присыпают свои лепешки южные хлебопеки. А если позволить себе окунуться во вскипающую обиду всецело, то появится желание что-нибудь разбить или бросить все и уйти, раз и навсегда отказавшись от благородных, но таких нелегких и неблагодарных принципов ремесла.

Он ведь может спокойно прожить, устроившись в каком-нибудь маленьком селе, неподалеку от одной из артелей травниц. Начнет тайком им помогать, по вечерам ожидая условного стука в черную дверь, и потом ловить в объятия теплую, пахнущую разнотравьем и солнцем посланницу. Ну а для отвода глаз откроет маленькую мелочную или ювелирную лавочку, а то и вовсе цирюльню. В том тихом и мирном поселке не нужно будет никуда убегать и никого спасать, там можно каждый день гулять по окрестным лугам и рощам. А еще встречать рассветы и закаты, сидя с чашкой чая на балкончике собственного дома, и копаться по весне в садике, подрезая розы и подвязывая клематисы и виноград.

Но самое главное, там будут ценить его самого, а не его поделки, и благодарить за все будут щедро и искренне душевным теплом и заботой, а не золотом и уж тем более не завистью и злобой.

Инквар горько ухмыльнулся, выныривая из малодушных мечтаний, в которые уходил лишь в самые тяжелые мгновения своей жизни, встал, помешал мясо и снова сел на место.

Как бы ни хотелось ему забыть о неожиданном поступке Лавинии, ничего из этого не выйдет. Разум, привыкший вспоминать и анализировать каждое свое и чужое действие и слово, жаждал включиться в привычную работу. Да он и не дремал ни мгновения, потихоньку разбираясь в тайных и явных причинах произошедшего, выискивал и сортировал доводы, отвергая одни и бережно складывая в копилочку другие.

Как он уже ясно понимал, ничего она не сделала наспех, под напором нахлынувшей радости от встречи с детьми. Нет, скорее всего решение она приняла уже давно и не по разу взвесила всю его выгоду и правильность, тщательно продумав способы достижения желаемого. Инквару определенно повезло, что он не стал спорить с женой Тарена и не попытался ее остановить. Тогда бы его вернувшихся друзей наверняка ждало намного более неприятное зрелище, чем натопленная купальня и ужин у очага. Такие самостоятельные и упрямые женщины ради достижения своих целей имеют обыкновение не особо церемониться со вставшими у них на пути людьми.

Мясо напомнило Инквару о себе яростным шкворчанием и запахом, и он, сняв котелок с огня, переложил жаркое на блюдо. Как раз вовремя, судя по раздавшимся в прихожей шагам.

На краткий миг вспыхнула в душе безумная надежда, что вот откроется дверь и войдут смуглые, как степняки, подростки… но он безжалостно ее задавил. Не войдут, связь кровной клятвы действовала все крепче, и он уже даже без амулета ощущал подопечных на расстоянии в полсотни шагов. Хотя и снял с Лил все ментальные запреты, еще вчера снял, уходя в ночь из теплого пристанища. Впрочем, запрет был совсем слабенький, девчонке хватило бы одного рывка, чтобы оборвать его самой.

Дверь распахнулась, впуская двоих мужчин, несущих корзинки с едой.

— А дети еще моются? — бегло оглядев комнату, невольно насторожился Дайг.

Поставил на край стола свою ношу и начал мрачнеть, наблюдая за спокойно усаживающимся к столу искусником.

— Их уже нет, — безразлично ответил тот и откусил чуть ли не пол-ломтя хлеба.

— Как это? — сел напротив Гарвель, помолчал и сочувственно посоветовал: — Запей чаем, а то подавишься. Так что тут произошло? Рыжая нашла способ от тебя удрать или ты ее выгнал?

— Мать их забрала, — понимая, что отмолчаться не удастся, так же равнодушно произнес Инквар. — Поэтому поздравляю. Мы все теперь свободные люди, можем делать все что угодно. Для начала закатим праздничный ужин… Вы вина не купили?

— Искусники не пьют вино, — не поверил Дайг.

— Это неверная информация. Искусники никогда не напиваются в зюзю, не пьют по пустячным поводам и без них, но, закончив трудное дело, могут выпить пару бокалов хорошего вина.

— Спасибо за разъяснение, — вежливо склонил голову Гарвель. — Но вина нет. А даже если бы и было, я разбил бы бутыль, но тебе не дал. И считать себя свободным отказываюсь, мало ли какая блажь пришла в голову нервной женщине. Поэтому сначала мы поедим, потом поговорим, а только после этого будем делать выводы.

Инквар только усмехнулся. Все сказанное другом было бы очень верно, если бы Лавиния не была женой искусника. Но она была, и, судя по всему, тот очень многому ее научил. Да и амулетов с зельями, несомненно, оставил жене предостаточно, как своих, так и чужих. Вот потому-то Инквар никогда не станет сталкивать ее с друзьями, слишком они ему дороги, чтобы испытывать на них и детях силу тех вещиц и степень умений Лавинии. Ведь, по сути, искусники отличаются от тех, кто пользуется их поделками, только умением ощущать потоки энергии и заряжать камни, все остальное — результат упорных тренировок.

Некоторое время ужинали молча, потом Дайг, хитро переглянувшись с ювелиром, ушел купаться.

Вернулся через полчаса свежий и подтянутый. Облачен телохранитель был в черную одежду, подобную той, какую носят, идя в ночной дозор, ловцы и ночники.

Похоже, глянув на него, сообразил Инквар, новый друг поведал ему далеко не все о своих приключениях, значительно сократив их в выгодную для себя сторону. Хотя теперь это не имеет никакого значения, но, пожалуй, даже лучше, что сначала тот помалкивал. Судить людей нужно не по прежним проступкам, а по тому, какие они сделали для себя выводы и по какому пути предпочли идти дальше. И кроме того, становясь старше, некоторые становятся все мудрее и всеми силами стараются не повторять ошибок молодости. Жаль только, таких не так уж много.

— Иди купайся. — Дайг кивком отправил Гарвеля, лениво строгавшего яблоко, и ювелир не стал спорить. А когда за ним закрылась дверь, уставился на искусника испытующим взглядом и твердо произнес: — Если ты мне сейчас скажешь, что еще не придумал, как их найти, я не поверю.

— Нет, так я не скажу, их найти легко. Лавиния повела детей в городской дом, до этого она жила в предместье. Но сейчас туда идти не собираюсь. Меня пригласили завтра на обед.

— Как ты думаешь, — деловито осведомился Дайг, — сколько жителей Траага уже завтра в обед будут знать, что вернулись ее дети?

— Ну, это зависит от того, как она себя поведет. Можно ведь сидеть там тихо, как мышки.

— Тихо готовить обед и ждать гостей? — с ехидным изумлением приподнял бровь Дайг. — А ты как собираешься туда явиться? На извозчике и с букетом?

— Неплохо бы, — задумчиво протянул Инквар, с интересом рассматривая друга.

Еще никто за последние годы не пытался так открыто навязать ему свое мнение, ну кроме Хангильды и подобных ей девиц. При воспоминании о некоторых привычках бывшей сожительницы Инквар мрачно ухмыльнулся. Больше всего он ненавидел привычку самоуверенных красоток после первого же свидания начинать муштровать его, как новобранца из маленького села. Ничто не могло так резко и навсегда отвратить его от самой миловидной прелестницы, как заявление о непонятно откуда взявшемся долге. И каждое слово «должен» неизменно было ударом топора, разрушающего хрупкую еще привязанность.

— Тогда мы пойдем с тобой, — помолчав, сообщил телохранитель. — Как мне помнится, свобода для вас — это самое главное.

— А для вас?

— Ну, я мог бы немного потерпеть, пока выдастся удобный случай, — небрежно отмахнулся Дайг, но в его глазах мелькнула горечь.

И Инквар точно знал отчего. Если искусников в битве стараются захватить в плен и даже не поцарапать, то воинов просто убивают. Ведь поверить их клятве и дать в руки оружие — самая большая глупость в мире, а больше ничего они делать не умеют. И даже солидный выкуп, который обещает гильдия за своих людей, мало кого спасает. Немногие бароны и главы городов решаются признаться в нападении на наемников, ведь за этим обычно стоит гораздо большее преступление.

— Я уже пообещал прийти один, — мягко сообщил он другу. — Только пока не решил, как это сделать. Дети меня тоже чувствуют и сразу скажут матери. А она очень опасна, Дайг, ведь когда я привел вас сюда, Лавиния уже была в доме, сидела на верхнем этаже. Но я не имел об этом никакого понятия и ключа от двери ей не давал. Вот и думаю… Если Тарен так хорошо ее всему научил, то и разных амулетов ей обязательно должен был оставить, показав, как ими пользоваться. А еще есть люди Корди, возле ее загородного дома они устроили настоящую заставу. Шестнадцать человек и еще в городе несколько, они привозили продукты. И это вовсе не секрет, весь город знает про голубятню, которая ничего не продает.

— Вот как, — задумался Дайг, потом серьезно попросил: — Но как надумаешь идти, все же возьми меня с собой. Не волнуйся, в дом я не войду, снаружи посторожу.

— Ох и настырный! Ну ладно, только не одевайся как ловец.

— Почему? Ты думаешь, тут мало таких? Они ведь такие же наемники и в поисках лучшего заработка переходят от одного градоправителя к другому. Только в баронстве Корди чужаков, не похожих на селян, сразу хватают и сажают в подземелье луны на две, чтобы остыл и одумался. И только после этого начинают допрашивать.

— Я знаю. Но мне ты намного больше нравишься, когда похож именно на селянина, — вставая с места, устало улыбнулся Инквар. — Тогда идем спать. Разбужу за час до рассвета, тут недалеко, я днем пару раз прошел.

Искусник не солгал, говоря, сколько раз прошел от своего дома до солидного особняка Тарена, не стал лишь упоминать о том, сколько бродил вокруг него, изображая гуляющего путешественника. А на самом деле внимательно разглядывая все детали, какие обычно интересуют в таких домах людей его профессии. Навес над задним крылечком, витые колонны и изящные балкончики фасада, а также расположение всех окошек, от полуподвального до чердачного.

Поэтому так уверенно привел Дайга к той части сада, где добрые соседи успели проделать дыру в заборе и протоптать почти законную дорожку. Скорее всего урожай был прошлой осенью неплохой, вот и старались не дать ему пропасть.

— Устраивайся тут, — доведя друга до густых кустов боярышника, шепнул искусник, скидывая с плеча мешок. — Это одеяло и еда.

— А я думал, там у тебя подарки для Лавинии, — тихо усмехнулся Дайг и молча полез в глубину куртины, все остальное они спокойно обговорили дома, пока собирались и завтракали.

— Я сам большой подарок, — фыркнул себе под нос Инквар, проверил дыру амулетом, но не нашел никакого намека на самую примитивную ловушку или сторожевую нить.

Все-таки не удалось Тарену научить жену таким нехитрым предосторожностям. И это очень странно, обычно более слабые искусники старались защититься как можно надежней, ведь умение наскоро влить силу в выдохшийся защитный амулет доступно только мастерам. А он наверняка выше подмастерья не поднялся, и тогда встает законный вопрос: почему Лавиния пренебрегает простейшими способами защиты?

И ответов на него несколько, но большинство из них не нравятся Инквару просто до зубовного скрежета.

Облюбованные вчера днем резные колонны оказались очень удобными для подъема на навес, а оттуда Инквар закинул крюк в слуховое оконце и с ловкостью ласки взобрался на чердак. Осторожно ступая, обошел его пару раз, поставил у входа сигнальную нить, а у оконца простую ловушку и, бесцеремонно вытащив из старого сундука ворох старых одежек, устроил из них удобное гнездо. До того момента, как семья соберется на кухне к завтраку, у него было вполне достаточно времени, чтобы спокойно обдумать наиболее важные проблемы. Почему-то самые лучшие идеи и четкие способы решения запутанных задач приходили в голову именно по утрам.

Однако вскоре оказалось, что ничего придумывать не придется. Тонко зазвенела под ухом оборванная нить сторожки, вспыхнул бледным светом прямоугольник чердачной двери, и в нем, как в раме, возникла тонкая мальчишечья фигурка.

— Отец?

— Тут я, — вздохнул Инквар, отбрасывая потертое пальтецо.

— Ты всю ночь здесь спал? — Лицо мальчишки почему-то было бледным и осунувшимся.

— Под утро пришел, — скупо пояснил Инквар. — А кто-нибудь, кроме тебя…

— Нет. Они еще спят, — догадавшись, что именно волнует учителя, пробормотал ученик, серьезно глядя Инквару в глаза, и вдруг спросил: — Ты возьмешь меня с собой? Если она не отпустит?

Мать уже говорила вам, как собирается жить дальше?

— Нет, — опустил взгляд Ленс. — Но я же чувствую намного сильнее, чем раньше. Только ей не сказал.

— Видишь ли, ученик, — оглянулся на дверь Инквар, вспомнив, как вчера ощутил чужое присутствие, лишь когда Лавиния оказалась почти рядом. — Ты уже почти достиг первого совершеннолетия, когда человек имеет право выбрать себе ремесло. И в этом у тебя огромное преимущество перед остальными подростками — дар истинного мага. Смешно было бы с таким даром учиться лепить горшки или ткать ткани. Поэтому я взял бы тебя, но сначала хочу откровенно поговорить с твоей матерью. Возможно, она придумала более надежный для всех выход.

— Не забудь, ты пообещал! — вцепился в его руку мальчишка, и Инквар хмуро усмехнулся: ученик изо всей его речи запомнил только те слова, которые желал услыхать больше всего. А Ленс тем временем упорно тянул учителя к двери. — Идем в мои комнаты. Там много места, подождем, пока они встанут.

— Ну, идем, — чуть помедлив, согласился Инквар и решительно направился к выходу с чердака.

«Небольшое отступление от плана никому никакого ущерба не принесет», — уговаривал он себя, осторожно шагая вниз по ступеням, украшенным знакомой по пригородному дому резьбой. Даже если Лавиния каким-то невероятным чудом почувствует его присутствие, у Инквара найдется несколько убедительных поводов для столь раннего появления, хотя оправдываться он просто ненавидел. Особенно когда даже не помышлял делать то, в чем его обвиняли.