Ополчение собрало в котле большие трофеи. Согласно появившейся позже информации, ополчением было захвачено 58 танков (в т. ч. 15 исправных), 104 БМП (в том числе 38 исправных), 14 САУ «Гвоздика», в том числе 9 исправных, и много другой техники. Фактически ВСУ потеряли бригаду. И если ВСУ при очередной мобилизации смогут набрать необходимое количество бойцов, то потери в технике трудновосполнимы, так как для реанимации «консервов» (из БХВТ) не хватает запчастей. Поставленные из США «хаммеры» – плохая замена танкам.

Точные потери ВСУ в Дебальцевской операции остаются предметом споров. По словам Юрия Бирюкова, «потери личного состава за период 18/01 – 18/02 оцениваются в 179 человек, попали в плен 110 человек, числятся пропавшими без вести 81 человек». В то же время только 40-й батальон (бывший «Кривбасс»), по словам его «куратора» Николая Колесника, потерял погибшими 21 бойца, 10 пропавшими без вести, а еще 97 попало в плен. Ранее цитировавшийся офицер ВСУ оценил потери при обороне Дебальцево в 200 погибших, а при выходе – еще в три сотни.

Повторилась ситуация с ДАПом: ВСУ вовремя не вывели войска и понесли неоправданные потери. Возможно, именно в районе Дебальцева понес потери и белорусский отряд «Погоня», воевавший на стороне Киева и потерявший за зимнюю кампанию 12 человек убитыми.

Позже, летом 2015 года, рабочая группа Генштаба ВСУ пришла к такому заключению: «Разрушение системы обороны началось с внезапного окончания сопротивления противнику со стороны личного состава 40-го батальона территориальной обороны (сдача в плен всего личного состава). Впоследствии несколько подразделений сил АТО самостоятельно вышли из зоны боевых действий (дезертировали). При попытке ввести в бой резервы в виде подразделений 3-го и 8-го полков специального назначения часть личного состава отказалась выполнять боевые задачи, часть – после ввода в зону боевых действий через небольшой промежуток времени самостоятельно покинули зону боевых действий. В конце концов, все эти обстоятельства не позволили организовать эффективную оборону плацдарма и заставили руководство ГШ ВСУ отдать приказ на вывод войск с плацдарма».

Напомню, что 40-й батальон («Кривбасс») – это тот самый, что столь удачно защищал опорный пункт «Зенит» около Новогригорьевки.

Однако военный эксперт Юрий Бутусов, которому осталось многое неясно, 1 июля публично задал следующие вопросы:

«1. Первый замначальника Генштаба Геннадий Воробьев после инспектирования района боевых действий потребовал немедленной организации отвода войск из Дебальцево в начале февраля. Кто и почему в руководстве Генштаба отказался выводить войска из Дебальцево тогда, когда отход мог быть осуществлен без серьезных потерь?

2. Почему было допущено окружение украинских войск и выход противника на позиции в районе Логвиново и высоты 307,9, что позволило противнику простреливать пути снабжения прямой наводкой?

3. Почему Генштаб не отреагировал на многократные сообщения о запланированном противником окружении в Логвиново, которые передавало командование сектора «С» – полковник Таран?

4. Почему имеющий ключевое значение Углегорск был прикрыт малыми силами – два взвода 13-го батальона, рота милиции «Свитязь» (численность около взвода), батарея ПТО, которые не допускали возможности организации эффективной обороны?

5. Почему после взятия Углегорска в бой не были введены оперативные резервы ВСУ, наличные в зоне АТО, в составе 30-й механизированной и 95-й аэромобильной бригады, чтобы вернуть город под украинский контроль?

6. Почему после взятия Углегорска не были предприняты какие-либо меры по обороне ключевого пункта – Логвиново, через которое проходила основная трасса снабжения украинских войск? Почему Логвиново было занято силами 4 (четырех!) бойцов 54-го разведбата?

7. Почему после атаки противника 25 января на высоту 307,5 – опорный пункт «Валера», не были приняты меры по усилению обороны высот в районе Санжаровки, что позволило противнику вести огонь по нашим колоннам снабжения, которые шли в обход Логвиново?

8. Почему не был уничтожен мост в Санжаровке, который имел важное тактическое значение для дальнейших действий противника в этом районе?

9. Почему опорные пункты 40-го мотопехотного батальона в районе Новогригорьевка не были обеспечены достаточным количеством исправных противотанковых средств и бронетехникой, несмотря на постоянные атаки противника в этом районе с применением танков?

10. Почему все инженерные средств командующего сектором «С» в Дебальцево составляли всего 1 (один) экскаватор? Возможно ли проведение инженерных работ и эффективная маневренная оборона при полном отсутствии инженерной техники зимой?

11. Почему весь бронетанковый резерв командующего сектором «С» на конец января составлял 2 (два) боеготовых танка? Возможно ли ведение эффективной обороны при практическом отсутствии бронетанковых резервов?

12. Почему после успешной атаки на Логвиново 12 февраля наши подразделения оставили село? Почему подразделения 30-й механизированной, 79-й аэромобильной, 1-й танковой бригад не закрепились в Логвиново? Почему не были предприняты меры по закреплению на рубеже? Кто отвечает за это?

13. Кто несет ответственность за дезинформацию руководства страны относительно реального положения дел в ходе Дебальцевской операции? Кто давал сообщения о занятии Логвиново, о возможности продолжения сопротивления в условиях фактического окружения противником? Кто несет ответственность за ложные сообщения Генштаба об отсутствии окружения в Дебальцево?

14. Почему обеспечение флангов группировки в Дебальцево было доверено состоящим полностью из мобилизованных, и не имеющим танков и тяжелого вооружения, не имеющим полной комплектности 13-му, 25-му и 40-му батальонам? Почему фланги не были усилены самыми боеспособными соединениями?

15. Почему не была обеспечена ротация свежими подразделениями 13-го, 25-го и 40-го батальонов? Почему располагая по списку 230 тысячами военнослужащих ВСУ в течение месяца сражения, о котором заранее было всем известно, в распоряжение сектора «С» не было переброшено ни одного механизированного соединения? Не были переброшены свежие пополнения? Кто несет ответственность?

16. Кто конкретно отвечает за отсутствие в зоне боев хотя бы проводной связи и постоянные потери управления войсками?

17. Кто несет ответственность за организованный отход из Дебальцево? Когда был принят план этой операции? Кто руководитель? Кто утвердил операцию в Генштабе?

18. Почему не были приняты меры по обеспечению поставок запчастей и ремонту техники в дебальцевской группировке? Кто несет ответственность за наличие большого числа не боеготовой техники на позициях? Какие меры по спасению техники были предусмотрены планом отхода?

19. Какие потери военной техники в ходе операции? Правда ли, что в ходе операции было потеряно 168 единиц бронетехники, причем большая часть по не боевым причинам – из-за отсутствия запчастей и выхода из строя?

20. Почему Логвиново не было деблокировано в ходе прорыва украинских войск из Дебальцево? Предусматривал ли это план операции?

21. Какие общие потери военнослужащих в ходе Дебальцевской операции? Сколько военнослужащих погибло во время оборонительного сражения, и сколько погибло в ходе следования на дороге из Луганское-Мироновское в Дебальцево во время проведения конвоев и в ходе прорыва?

22. Почему не было организовано уничтожение остатков снаряжения, боеприпасов, техники оставленных в Дебальцево? Кто несет ответственность? Предусматривалось ли это планом?

23. Почему Генштаб возлагает всю вину за потерю Дебальцево на подразделения 3-го, 8-го полков спецназ и 40-го батальона, если общая численность подразделений спецназа составляла только 150 бойцов с легким вооружением, а из состава 40-го батальона в плен сдался личный состав двух опорных пунктов численностью около 100 человек, в то время как только в составе сектора «С» было 3500 военнослужащих, а всего в зоне АТО – 35 тысяч? Можно ли возлагать неудачу операции на фронте в 150 километров на несколько небольших подразделений?

24. Почему отдельные руководители Генерального штаба всегда возлагают ответственность за неудачи на фронте исключительно на солдат, офицеров и отказы боевой техники, и никогда не видит своей собственной ответственности за свое бездарное планирование, трусость, очковтирательство, многократную публикацию лживых информационных сводок о положении наших войск, за фальсификацию данных о состоянии боевой техники и боеспособности частей и подразделений?

25. Почему Генштаб не проводит служебных расследований и не проводит разбор действий и решений в ходе Дебальцевской операции?

26. Кто несет ответственность за подрыв мостов и тоннелей в районе Дебальцево? Почему задача выведения из строя транспортной инфраструктуры не была выполнена в полном объеме?»

Эти вопросы дают хорошее представление об общей картине произошедшего. И главное – здесь нельзя ничего «списать» на пропаганду со стороны ополчения.

В августе 2015 г. начальник Генштаба Виктор Муженко в интервью еженедельнику «Новое время» назвал дебальцевскую операцию «одной из самых успешных операций украинской армии». По его словам, «непосредственно при выходе из города погибло 25 военнослужащих, а за период всей операции с 1 по 18 февраля погибли 56 военных Вооруженных сил. Боевой техники было потеряно около 10-15 %, то есть порядка 30-40 единиц».

Полемизируя с ним, Юрий Бутусов написал: «Начальник Генштаба распространяет откровенно недостоверную информацию по потерям. Эти потери нет смысла скрывать от противника – они давно установлены. Давно определены данные по поступившим в морги, больницы, систематизирована информация по боевой технике. Муженко выдумывает «победы» там, где ему надо снять с себя ответственность. Оборонительная операция в Дебальцево была успешной до 9 февраля – когда противник вошел в Углегорск, и мы не смогли его выбить. Об этой обороне имело смысл сказать как об успехе. Но как можно называть успехом «вывод»?! Он же не был нормально организован.

(…) Наши потери в ходе Дебальцевской операции с 18 января по 21 февраля 2015 года свыше 250 погибших и пропавших без вести. Многих пленных еще не удалось освободить. В том числе за время боев по прорыву окружения и выходу из Дебальцево 15-21 февраля погибло и пропало без вести до 100 военнослужащих.

Почему начальник Генштаба вместо того, чтобы установить достоверную информацию упрямо обманывает общество? Такой же возмутительной ложью является информация о потерях боевой техники.

Большая часть техники потеряна в результате безграмотного управления войсками, отсутствия обеспечения запчастями и квалифицированного техобслуживания. Техника была брошена и уничтожалась самими нашими бойцами, поскольку «выход из окружения» был на самом деле прорывом, настоящей боевой операцией, и то, что не могло двигаться – подрывали наши самостоятельно, потому что знали – помощь не придет.

Вот полный список потерь боевой техники ВСУ в Дебальцевской операции, который передали «Цензор. нет» источники: танки Т-64БВ – 46, БМП-2 – 54, БМП-1 – 40, БРМ-1К – 10, БТР-70 – 20, БТР-80 – 9, САУ 122 мм «Гвоздика» – 16, гаубицы 152 мм «Мста-Б» – 6, 100 мм пушки «Рапира» – 14. Также были потери в инженерной технике, в бронемашинах для управления огнем артиллерии. Очень большие потери были в автотранспортной технике. И большинство из вышеперечисленного было оставлено или подорвано по причине отсутствия элементарной военной грамотности и организации боевых действий.

Необходимых мер по спасению техники не было предпринято. Вот что рассказал командир батареи 55-й артиллерийской бригады майор Андрей Денисов, которому пришлось оставить все свои шесть 152-мм гаубиц и вывести их строя из-за того, что его заявки на запчасти и транспорт не были выполнены:

«Приказ выходить мы получили от командования сектора вечером 17 февраля. Срок дали маленький. Нужно было в скором порядке собрать личный состав, все имущество, которое можно было вывезти, и уничтожить орудия, которые мы не смогли взять с собой. Орудия и технику мы были вынуждены оставить, потому что, во-первых, она уже была непригодна для боя.

В машинах были повреждены и пробиты проблемные части – радиаторы и бензобаки. У некоторых машин пробило колеса. Мы дали заявку в часть на пополнение и ремонт техники, но подвезти их нам не могли: тогда как раз началась операция у Логвиново, и как такового проезда не было. Обращались мы и к командованию сектора, но помощь КРАЗами и КамАЗами нам также не поступила. Наши водители чинили сами то, что было им под силу. Но опять-таки, технику, которую они отремонтировали, через несколько дней снова разбило».

В интервью ZN.UA (в августе 2015) Виктор Муженко рассказал, что, «после того как 40-й батальон открыл для противника два опорных пункта, возникла необходимость закрыть участок фронта шириной более 2 км. И это сделали 23 бойца 95-й бригады, удерживавшие эти позиции, когда диверсионные группы противника уже были в самом Дебальцево. Не сотня и не две сотни людей, а 23 десантника. Сводный отряд бойцов 95-й бригады общим количеством около 70 человек и отряд, сформированный на базе 1-го аэромобильного батальона 79-й бригады (потом принимавший участие в боях за Логвиново) – это, по сути, крайние резервы, на которые мы могли рассчитывать. Это все, что было. Снять кого-то и перебросить под Дебальцево не было возможности, потому что сохранялась потенциальная опасность активных действий на других направлениях».

Слова Муженко не дают ответа на вопрос, куда исчезли бойцы ВСУ.

По его словам, «численность группировки в самом Дебальцево и вокруг него составляла 2600-2700 человек. Что же касается общей численности группировки, включая те подразделения, которые дислоцировались по реке Луганка и за ней, то она составляла почти 6500 человек. Вместе с национальной гвардией, действительно, выходило около 8 тысяч. Опорные пункты были размещены там по всей линии столкновения. Но не хватало ресурсов. Буквально перед этим мы вели серьезные бои в районе Донецкого аэропорта. Я там использовал единственный резерв, который у нас на тот момент был, – батальонно-тактическую группу 30-й отдельной механизированной бригады. Когда мы стабилизировали ситуацию в районе аэропорта, группа осуществила марш в район Луганского по реке Лугань. Это был единственный мобильный резерв, за счет которого мы потом усилили некоторые подразделения передовых опорных пунктов. Отход из Дебальцево, учитывая ситуацию, был объективной необходимостью, он планировался и был осуществлен, согласно плану, в три этапа. Была снята с района Херсонщины 30-я отдельная механизированная бригада, которую 12 эшелонами перебросили в район Артемовска и Мироновского. Она заняла оборону по рубежу, что позволило нам обеспечить выход подразделений».

В то же время потери ВСН погибшими, ранеными и заболевшими также были существенными (Юрий Бирюков назвал победу ополчения «пирровой»). Как обычно, полная картина неизвестна, есть информация лишь по ряду подразделений. Так, «Призрак» потерял в январе-феврале, по различным данным, 8-10 человек убитыми. Осколочные ранения из АГС получил командир «Каскада», в его подразделении погиб один боец. Потери батальона «Август» составили 12 «200» и около тридцати «300».

После окончания боев в Дебальцево в республиках разгорелась публичная дискуссия, смысл которой сводится к тому, что операция была проведена на неудовлетворительном уровне, а боевая подготовка народной милиции ЛНР фактически была провалена (армия ДНР организационно оказалась на более высоком уровне). В дальнейшем, насколько мне известно, ситуацию попытались исправить. Для сравнения – во время гражданской войны в бывшей Югославии в 1992-1995 гг. сербы практически не вели военное обучение своих солдат. Подготовку в учебных лагерях и на полигонах проходили бойцы лишь нескольких отрядов, по инициативе их командиров.

В ходе зимней кампании боестолкновения были и на других участках фронта. Так, 23 января диверсантами (по официальной версии) был убит мэр Первомайска Евгений Ищенко. Вместе с ним погибли три волонтера, доставлявших в этот многострадальный город гуманитарную помощь.

В феврале начались бои в районе Широкино (к востоку от Мариуполя), где «Азов» при поддержке бойцов «Донбасса» и «Правого сектора» занял несколько нейтральных населенных пунктов – сплошная линия фронта здесь отсутствовала. С переменным успехом боевые действия там продолжились и после заключения перемирия.