1

Гуков выбили с высоты, когда уже начало темнеть. Густой трехъярусный тропический лес покрывал местность, на которой только что кипело сражение. Мокрые от дождя деревья возвышались до самых небес и были окутаны легким туманом.

– Много убитых? – Наталья повернулась к санинструктору Гэри Ломбертсу, подошедшему сзади.

– Хватает, док, – кисло скривился тот.

– Из каких частей?

– В основном из пятьсот второго сто первой воздушно-десантной. Их больше всех потрепали…

– Ясно, – кивнула Наталья. – Раненые?

– Раненых немного, с десяток примерно. Тяжелых – шесть. Том сказал, что ночевать будем здесь, – передал Ломбертс приказ командира роты. – А утром, как рассветет, двинемся к посадочной зоне, вырубленной среди деревьев ниже по склону. Это порядка пятидесяти метров от вершины холма, но сейчас идти туда опасно.

– Я поняла. Раненых сейчас осмотрю. А всех погибших, Гэри, надо снести в одно место… Думаю, вон туда, – Наталья указала на два росших неподалеку молодых деревца. – И прикройте их плащ-палатками, чтобы не мокли.

– Да им теперь все равно…

– Выполняйте, – строго прервала она его возражения. – И поторопитесь: скоро совсем стемнеет.

– Есть, док.

Под ногами что-то зашуршало. Наталья опустила голову и замерла: из-под корней поваленного рядом дерева выскользнула небольшая зеленая змея и, скрутив тело кольцами, встала в стойку прямо напротив нее.

– Не шевелитесь, – прошептал санинструктор. – Может, сейчас уползет. Побеспокоили мы ее, видно…

– Ядовитая? – еле выдавила из себя Наталья, ощутив, что даже горло пересохло от страха. «Надо же, только что гуки вокруг палили, и – ничего, – мелькнула неожиданно смешливая мысль, – а тут всего лишь змея какая-то, однако я словно к земле приклеилась».

– Они тут все ядовитые, – все так же негромко ответил Гэри. – А это – бамбуковая гадюка. Один укус – и поминай, как звали. Проклятие!..

– Чего уставились?! Ломбертс, обделался, что ли?! – Вовремя подоспевший капитан Роджерс подхватил с травы брошенную кем-то лопату и быстрым движением разрубил змею пополам, вогнав лезвие орудия глубоко в землю. – Ты ждал, чтобы она дока укусила?! – вновь набросился он на санинструктора. – Сколько раз всем говорил: встретил змею – убивай немедля! Иначе рано или поздно она подкараулит в другом месте.

– Благодарю, кэп. – Наталья оцепенело и неотрывно смотрела, как извивается и дергается разрубленное надвое змеиное тело, как пасть гадюки распахнулась в агонии, извергая брызги яда.

– Здесь водятся тридцать три вида змей, док, – приблизился к ней капитан Том Роджерс, – и тридцать один из них – смертельно ядовиты. Поэтому приходится проявлять некоторую предвзятость – бить всех без разбору.

– Да, да, я понимаю… – Наталья почувствовала, как по спине покатились струйки горячего пота.

Отбросив лопату, Роджерс поправил шляпу с тигровой нашивкой. Намокнув от дождя, эмблема сто первой дивизии ВДВ съежилась, тогда как надписи над ней – «Сила Тигра» и «recon» (то есть «разведывательный»), – напротив, растянулись и неестественно скособочились.

– Идемте, док, – кэп крепко взял Наталью за локоть, – а то у меня там второго уоррента здорово покалечили – всю интимную сферу вдрызг разнесли. – Он криво усмехнулся: – Крови много потерял, пребывает в шоке и никому не дается. Может, хоть вам удастся его угомонить.

– Да, да, идемте, конечно, – с трудом оторвав взор от издыхавшей гадюки, Наталья кивнула и поспешила за капитаном.

– Я слышал, мэм, вы из России? – спросил Роджерс, помогая ей перебраться через поваленную корягу. – Давно?

– Да уж пятнадцать лет как, – слабо улыбнулась она в ответ.

– Не жалеете?

– О чем? Что меня там не повесили? Или не поставили к стенке? – Наталья пожала плечами: – Кто ж о таком пожалеет? Я ведь из так называемых «бывших». Классовый враг, словом.

– То есть просто выбора не было?

– В каком смысле?

– Ну, раз здесь оказались…

– А меня, кэп, никто сюда насильно не отправлял, я здесь по собственному желанию нахожусь. Параллельно, параллельно кладите! – крикнула она на ходу санитарам, переносящим тела погибших, и снова повернулась к Роджерсу, как бы в ожидании следующего вопроса.

– Не страшно? – Во взгляде покрасневших от усталости серых глаз капитана читался неподдельный интерес.

– Страшно, – призналась Наталья, опустив голову. – Но мне не привыкать. Я с юных лет на войне.

– В Европе воевали? – высказал он догадку.

– Да. От Сталинграда до самого Берлина дошла.

– А я воевал добровольцем в Арденнах, мэм…

Раненый уоррент лежал на земле. Подле него, пытаясь хоть чем-то помочь, суетились несколько солдат и два санинструктора. Парень был сплошь в крови, штаны напрочь разодраны. Два солдата держали его за руки. Один санинструктор, стоя на коленях у головы раненого, держал его за мочки ушей. Еще несколько солдат стояли в отдалении, настороженно оглядывая окрестности: обеспечивали таким образом прикрытие. На всякий случай.

– Ну что? Морфий ввели? – спросил капитан санинструктора.

– Нет, сэр, – хмуро отрапортовал тот. – Не дается…

– Ну, вот сейчас док вам поможет, – Роджерс кивнул на Наталью.

– Почему до сих пор не остановили кровь и не ввели лекарства?! – Наталья строго взглянула на санинструкторов.

– А вы попробуйте сами, док, – огрызнулся один из них.

– Не подходите, не подходите ко мне… Я хочу умереть… – беспрерывно шептал раненый. – Все равно мне теперь не жить…

– Прекратить истерику! – нарочито грубо прикрикнула на него Наталья, после чего присела рядом на корточки и склонилась над раной.

– Сейчас взбрыкнет, – обреченно вздохнул ближний санинструктор, – и вы, док, как пушинка улетите…

– Отставить разговоры! – резко оборвала Наталья болтуна.

К всеобщему удивлению, десантник действительно успокоился и теперь лежал неподвижно, лишь напряженно наблюдая за каждым движением доктора.

– Что же это вы, уоррент, не позволяете медикам оказать вам помощь? – перешла на нейтральный тон Наталья. – Совсем спятили? Это же форменный саботаж. Предательство, если хотите… Ведь ваше сопротивление врагам лишь на руку. Они же и хотят как можно больше наших солдат уничтожить, а вы им помогаете…

– Так чего ж зазря мучиться, док? – негромко ответил раненый, проглотив слюну и облизнув потрескавшиеся, пересохшие губы. – Все равно ведь мне конец. Не сегодня, так завтра…

– Какой еще конец? Опять что-то напридумывали? – В голосе женщины прозвучал упрек, смешанный с возмущением. – Вот если будете продолжать себя так вести, тогда точно конец наступит… – Она наклонилась ниже и приказала санинструктору: – Посветите мне! – После непродолжительной паузы мягко проговорила: – А я, кстати, ничего особо страшного и не вижу. Да, пах разворочен, но осколок, судя по всему, прошел по касательной, так что яички лишь слегка пострадали. Вы из-за этого переживаете? – Наталья бодро взглянула на парня. – Не беспокойтесь: в госпитале все ваше хозяйство пришьем на место, и оно срастется как миленькое! Если, конечно, ерундой не будете страдать да собственную психику надрывать.

– У него невеста в Массачусетсе, боится ей признаться, – поведал один из санинструкторов.

– Так, может, и признаваться-то ни в чем не придется, – улыбнулась Наталья. И, подмигнув раненому, спросила: – Ну так что: делаем уколы или продолжаем и дальше хныкать?

– Уговорили, док, – устало прикрыл тот глаза, – лечите…

– Принесите мне, чем можно руки обработать, – распорядилась Наталья, повернувшись к санинструктору, – я сама сделаю перевязку.

– Док, а правда, что у меня все заживет? – снова подал голос уоррент.

– Правда, – решительно заверила его женщина. И тотчас нахмурилась: – Если только заражения крови сейчас не получим из-за вашей глупой паники. Гэри, – обратилась она к помощнику, – срочно введите ему морфий.

– Есть, док.

– Свет опустите ниже. Вот так… – Аккуратно собрав ткани мошонки воедино, Наталья обернула их перевязочным материалом, наложила повязку и, отерев рукавом выступившую на лбу испарину, поднялась и распрямила затекшие плечи. – Всё. Теперь кладите его на носилки, – приказала она санинструкторам, – и несите в госпитальную палатку. Инъекции антибиотика – через каждые четыре часа, обезболивающего – через шесть. Заполните бирку, и завтра – первым рейсом в эвакуацию! Да, и давайте ему пить как можно чаще.

– Смотрите-ка, он улыбается! – удивленно воскликнул Ломбертс. – А ведь только что выл белугой!

– Так, может, Боб, ты теперь и в Массачусетс не поедешь, а? – подмигнул раненому Роджерс. – С доком останешься? Тем более она все твои причиндалы уже видела. Да и врач к тому же, всё надежнее…

– Я подумаю, сэр, – в тон ему ответил тот.

– Погибшие перенесены? – слабо улыбнувшись в ответ на разговор мужчин, осведомилась Наталья у Ломбертса.

– Так точно, док.

– Идемте, я посмотрю.

Дождь лил все обильнее и пуще. Меж двух деревьев возвышался штабель из мертвых тел: в пять рядов высотой, в каждом ряду по десять трупов. От такого числа погибших у Натальи больно защемило сердце. Нет, привыкнуть к смерти невозможно, сколько с ней ни сталкивайся!..

Гэри машинально поправил концы брезента, прикрывавшего «штабель» от дождя.

– Нормально, – вздохнула Наталья. – Завтра их заберут.

– Вы промокли и замерзли, док, – вынырнул из дождевой завесы Роджерс. – Думаю, до утра погода не изменится. Приглашаю вас в мою палатку. У меня есть горячий шоколад.

– Благодарю.

Кап-кап-кап… Звук монотонно капающей жидкости перебивал шум дождя за тонкими стенками палатки.

– Это кровь. – Наталья взяла из рук Роджерса стаканчик с горячим шоколадом и присела на складной стул, обтянутый брезентом.

– Да, – кивнул он.

Кровь вытекала из ран еще не успевших окоченеть мертвых тел, просачивалась сквозь укрывавшие их плащ-палатки и скапливалась на пончо, подстеленное под «штабель». Сверху она капала на тех, кто находился ниже, и постепенно опускалась до земли, где, смешавшись с дождевой влагой, собиралась в лужицы, из которых вытекали небольшие ручейки, бежавшие сейчас мимо приподнятого полога палатки. Даже ночью было видно, что это ручейки именно крови. Дождь усиливался. Кровавые ручьи грозили превратиться со временем в поток.

– Надо бы поспать, док, – капитан присел на вещмешок рядом. – Денек сегодня выдался трудный, да и завтрашний вряд ли окажется легче…

– Я не смогу уснуть, – глухо проговорила Наталья, наблюдая, как на земле булькает и пенится кровь.

– Дома вас кто-нибудь ждет? – Блеснул огонек зажигалки, кэп закурил сигарету и протянул пачку «Кэмел» собеседнице.

– Нет, спасибо, – Наталья отрицательно мотнула головой, – я не курю. И дома никто не ждет, – призналась она после короткой паузы, криво усмехнувшись. – Кому нужно ждать такую женщину, как я? С опасной работой да тяжелым характером?..

– Могли бы найти работу попроще. – Он сунул пачку сигарет в карман.

– Не получилось. Да и не хотелось, если честно.

– Неужели у вас даже родных нет?

– Есть. Сестра. Но в отличие от меня она вернулась домой, в Россию. А других родственников у меня и впрямь нет. Родители умерли давно, еще до той войны. Я тогда была совсем маленькой.

– Я тоже один остался. – Роджерс затянулся сигаретой, опустил глаза. – С женой развелись недавно, три месяца лишь прошло. Загуляла она, пить крепко стала. И утром пьяная, и вечером лыка не вяжет… Детей у нас не было. Жена не хотела. Говорила: тебя убьют, как я с ними одна, мол? Все мечтала найти такого, чтобы всегда дома, при ней был. Теперь, может, и найдет, если не сопьется окончательно… А родители мои тоже умерли, когда я маленьким был. Бабушка вырастила. Но и она умерла пять лет назад. Рак. – Он наклонился, достал откуда-то флягу и две железные кружки, показал Наталье. – Бурбон, док?

– О’кей, – кивнула она.

Кэп плеснул в кружку коричневатую, слегка отдающую табаком жидкость, протянул ей. Потом налил себе.

– Не так, не так! – схватил он женщину за руку, увидев, что та вознамерилась выпить содержимое кружки одним залпом. – Это же бурбон! Его сперва в руках погреть надо как бренди, как коньяк, потом встряхнуть и лишь после этого пить маленькими глотками. Торопиться не нужно, док. Иначе просто напьешься и не получишь никакого удовольствия.

– А если медленно, то напьюсь с удовольствием? – скептически усмехнулась Наталья. Танцующий в печке красноватый огонек отражался в ее кружке, рябясь на поверхности напитка.

– За то, чтобы остаться в живых, док! – стукнулся с ней своей кружкой Роджерс.

– За то, чтобы вы остались в живых, кэп, – поправила его Наталья. – Мне-то легче: я у вас бываю наездами, а вы постоянно здесь.

– Когда мне сказали, что вы к нам больше не приедете, я не поверил. – Роджерс сделал крохотный глоток бурбона. – Признаться, я ждал вас, док. Вы словно добрая весточка из другой жизни – мирной, спокойной. Той, что была раньше. Которой теперь, к сожалениию, нет, и неизвестно, наступит ли она когда-нибудь снова.

– Я тоже хотела скорее вернуться сюда. – Наталья быстро взглянула на кэпа и отвернулась.

Перевитый двумя змеями черный жезл Меркурия с серой буквой «S» посередине, знак военной медицинской службы США, в свете тусклого огня казался на рукаве темно-зеленой униформы размыто-бордовым. Она, старший лейтенант Красной армии, переводчица генерала Шумилова, а ныне – капитан американского медицинского корпуса, оказалась в кишащих змеями джунглях Индокитая и находится сейчас близ местечка Плейми, расположенного рядом с долиной Иадранг. Надо же, название какое мудреное! Почти как Секешвехервар. Подумать только: а ведь в сорок пятом… Впрочем, может, все к тому и шло?

– Правда, док? – Роджерс положил руку Наталье на плечо.

И она, почувствовав тепло его пальцев, замерла, боясь невзначай шевельнуться. Из согретой руками кружки с бурбоном исходил дивный аромат ванили, смешанный с тонким древесным запахом, который невольно напомнил Наталье хвойный бор вокруг дачи под Лугой, где прошло ее детство. Она закрыла глаза…