Я окончил ветеринарную школу в июне 1984 года, а в июле вылетел в самое что ни на есть глубокое и темное сердце Африки и в августе занял свой пост руководителя ветеринарной службы в районе Тиоло. Моя жизнь волонтера-новобранца Корпуса мира мчалась с головокружительной быстротой.

В мои обязанности входило обеспечение ветеринарным уходом и администрирование программ по сдерживанию заболеваний в районах Тиоло и Муландже в центральноафриканской стране Малави. Имея в своем распоряжении только шкафчик с лекарствами, в основном просроченными, и мопед с двигателем на сто кубов, я должен был руководить двадцатью тремя ветеринарами-техниками, разбросанными по находящимся в моем ведении районам, и поддерживать здоровье крупного рогатого скота, овец, коз, свиней, птицы и домашних любимцев на всей этой территории.

Прошел месяц на новой работе. Однажды вечером я вернулся в офис после заката. У входа меня приветствовал пожилой джентльмен. Он сидел в кресле, которое я выставил снаружи у двери моего кабинета. На коленях у него была коробка, в которой копошилось множество щенков. Я тоже поздоровался и пригласил его в кабинет. Мы разговаривали на местном языке чева.

Джентльмен представился доктором Мзимбой, одним из известных лекарей этого района. В Африке лекарь – не только целитель; это еще и духовный лидер народа и мудрец. По моим оценкам, ему было около шестидесяти, но я легко мог ошибиться лет на двадцать в любую сторону.

Чтобы добраться до меня, он два часа шел пешком до ближайшей автобусной остановки, а потом еще шесть часов ехал в автобусе до моего офиса. Он вышел из дома в пять утра и ждал меня у кабинета с момента своего приезда, то есть с четырех часов дня. Когда мы встретились, было семь вечера. Далее он объяснил, что почти ничем не может помочь больным щенкам, которых привез ко мне, поскольку его лекарства действуют только на людей. Он принимал в этих щенках большое участие и «видел», что некоторым из них суждено великое будущее. Он просил меня сделать все, что в моих силах, чтобы спасти их.

Щенков было шесть, все в очень плохом состоянии. Я объяснил, что потребуется много дней интенсивного ухода, чтобы спасти хотя бы некоторых из них. Он согласился оставить их у меня, сказав, что, когда настанет время, он почувствует это и приедет забрать их. С этими словами доктор Мзимба ушел.

Щенкам требовалась круглосуточная забота. Они сопровождали меня повсюду, куда бы мне ни приходилось идти или ехать. Приготовленный вручную физраствор и антибиотики – вот и все лекарства, которыми я располагал. Однако, несмотря на мои старания, щенки угасали – один за другим. На шестой вечер два оставшихся в живых щенка и я вместе улеглись спать. Я с полным на то основанием ожидал, что и эти двое отправятся той же дорогой, что и их собратья по помету. Никакого улучшения в их состоянии не наблюдалось, и я был уверен, что у них не осталось в запасе сил даже на один день борьбы за жизнь.

Я был вне себя от радости, обнаружив с утра двух счастливых и бойких щенков, скуливших и требовавших внимания. Они исхудали, превратившись чуть ли не в скелетики, зато были вполне живыми и бодрыми скелетиками. Ели они с жадным аппетитом. Частые небольшие порции пищи постепенно стали частыми большими порциями, и вскоре они уже совсем поправились.

Щенки оставались со мной еще десять дней, и я гадал, вернется ли за ними доктор Мзимба. На десятый день после начала их выздоровления он объявился на пороге – и очень обрадовался, узнав, что два щенка выжили и теперь процветают. Один щенок черный с четырьмя белыми «чулками» на лапах и большой белой звездой на груди. Другой – коричневый с большим белым пятном на правой стороне мордочки. У обоих щенков присутствовали явные черты риджбеков.

Я смотрел, как щенки облизывали и целовали лицо старика, а он нежно обнимал их и прижимал к себе. Доктор Мзимба вытащил из кармана несколько монет и пару измятых банкнот и спросил, сколько он мне должен. Я взял с него стандартную сумму за консультацию – три с половиной доллара. Он с радостью заплатил, но, прежде чем уйти, оказал мне честь, попросив дать щенкам клички. Я долго и усердно думал и наконец назвал черного Бозо, а коричневого – Скиппи, и объяснил ему, что когда-то у меня были собаки с такими кличками, мои лучшие друзья.

– Приезжай ко мне почаще, доктола, – сказал он. – Теперь эти щенки знают тебя как мать и отца. Они не забудут и когда-нибудь вернут тебе ту великую доброту, какую ты им оказал.

Затем доктор Мзимба и я обменялись рукопожатием и расстались.

В следующие полтора года я виделся с доктором Мзимбой, Бозо и Скиппи как минимум раз в месяц. Каждые две-четыре недели я предпринимал трехдневную поездку по деревням в районе Тиоло, исполняя по мере необходимости разнообразные обязанности ветеринара. В конце каждой поездки я заезжал в деревню доктора Мзимбы. Он любезно предлагал мне свой кров и щедрое гостеприимство всякий раз, как я оказывался в его краях.

Я видел, как Бозо и Скиппи росли, превращаясь в прекрасных собак. Каждый из них набрал около сорока килограммов. Они были вдвое крупнее местных деревенских псов и хранили беззаветную верность доктору Мзимбе. Я делал им прививки и регулярно проводил очистку от глистов, лечил их разнообразные раны и болезни. Для меня они стали почти что родственниками. Всякий раз, завидев меня, псы сразу же превращались в игривых щенков.

В деревне обоих псов высоко ценили. В каждый свой приезд я слышал новые истории о том, как они прогнали скотокрадов, как защитили деревню от рыщущих гиен или шакалов.

Как-то раз Бозо и Скиппи убили леопарда. Они были жестоко изранены в этой битве. У обоих были множественные проникающие ранения, глубокие царапины от когтей и значительная кровопотеря. Я всю ночь трудился, зашивая их бесконечные раны, а утром с изумлением увидел, как обе собаки встали с лежанок и даже позавтракали.

Собираясь уезжать, я оставил доктору Мзимбе инструкции по уходу и профилактические антибиотики. Он многословно поблагодарил меня и обнял со слезами на глазах.

– Ты уже во второй раз спасаешь им жизнь, доктола! Отныне и впредь они будут твоими защитниками. Я это видел!

Через пять месяцев я снова заехал в эти места во время одной из моих регулярных трехдневных рабочих поездок. Приближаясь к деревне доктора Мзимбы, я столкнулся с огромными трудностями. Сильный дождь превратил проселочные дороги в глинистые реки. Я падал с мопеда четыре раза за последние сорок минут и никак не мог взобраться вверх по холму к деревне, где жил доктор Мзимба. Дождь продолжался, и я маневрировал, пытаясь заставить мопед двигаться вверх по холму, с ног до головы мокрый, грязный, замерзший и мрачный.

И вдруг я резко остановился. Впереди в луче моей фары стояла гиена, преграждавшая путь. Она медленно приближалась ко мне, не пугаясь ни света, ни звука мотора. Я посигналил – с таким же (то есть никаким) эффектом. Наступление гиены продолжалось медленно, но верно. Как странно, подумал я. Раньше они всегда убегали прочь в испуге. Потом я увидел кровь и слюну, капавшие из пасти животного, и стеклянный, пустой взгляд его глаз. Бешенство!

Гиена надвигалась на меня, я медленно отступал и старался держать дистанцию. Грязь была слишком густой и скользкой, чтобы спасаться бегством, а тропинка слишком узкой, чтобы развернуться.

Единственным вариантом было все же бежать и надеяться, что гиена предпочтет напасть на мопед, а не на меня. Несмотря на мои старания держать разумную дистанцию, я не успевал сдавать назад достаточно быстро. Гиена подходила все ближе, издавая упыриный хохот, лязгая в воздухе мощными челюстями. Я был уже готов бежать со всех ног, как вдруг по обе стороны от меня появились Бозо и Скиппи. Они прыгнули на тропу между мной и гиеной. Их мышцы напружинились, став твердыми, как скала, а шерсть на загривках встала дыбом. Они защищали свою территорию, скаля зубы.

Последовавший бой был яростным и кровавым. Не раз издавали псы лай и крики, сражаясь со скоростью и выносливостью, которых я в них и не подозревал. Битва не на жизнь, а на смерть разворачивалась в луче света от фары моего мопеда. Когда все было кончено, гиена лежала мертвая, а собак нигде не было видно. Я звал и звал их, но собак и след простыл.

Я поспешил к дому доктора Мзимбы, оскальзываясь и спотыкаясь на тропе. В моих мыслях уже складывался план лечения: швы, антибиотики, уколы от бешенства, переливание жидкости, шоковая терапия… Я был столь многим обязан этим удивительным собакам! Я должен найти их, должен поблагодарить, они должны жить, и не удовольствуюсь ничем меньшим…

Добравшись до дома доктора Мзимбы, я обнаружил, что он терпеливо ждет меня, сидя в кресле на веранде перед своей хижиной. Я подбежал к нему, стараясь объяснить все, что случилось, мешая английскую речь с чевой. Я задыхался, едва способный говорить, и не был уверен, что он меня понял. Однако ему это удалось.

– Иди со мной, и я покажу тебе этих собак, – сказал он и поманил меня за собой.

Я схватил свои чемоданчики и последовал за ним на задний двор хижины. Он остановился и указал на две могилы.

– Бозо и Скиппи почили здесь. Три дня назад стая гиен спустилась с гор и напала на наш скот. Бозо и Скиппи сражались, как десять собак, и изгнали гиен, и спасли наш скот. Но им слишком сильно досталось, доктола, – проговорил он, и слезы покатились по его щекам. – Они оба умерли вскоре после боя. Не было времени посылать за тобой.

Я замотал головой.

– Нет! Этого не может быть! Они только что спасли мне жизнь, всего пятнадцать минут назад! Я знаю, это были они. Я видел их и знаю, что это были они! – Я упал на колени и поднял глаза к черному небу. Теперь капли дождя смешивались с моими собственными слезами. – В этой стране нет двух других собак, которые хотя бы отдаленно походили на Скиппи и Бозо. Это могли быть только они! – говорил я, наполовину умоляя, наполовину споря, желая и надеясь, что сказанное – неправда, и все это время безудержно всхлипывая.

– Я верю тебе, доктола, – проговорил мудрый африканец, опускаясь на колени рядом со мной. – Я говорил тебе, что когда-нибудь эти собаки вернут тебе долг доброты. Они всегда будут защищать тебя!