Мэрибет читала отчет в гостиной опрятного кирпичного дома-ранчо Дженис. Держа листы на коленях. В руках не получалось – слишком сильно дрожали.

– Милая, ты в порядке? – с почтительного расстояния поинтересовалась Дженис.

– Да. – Мэрибет услышала свой голос как со стороны.

– Повезло, что она жила в Биконе. – Дженис осеклась. – Может, «повезло» не совсем удачное слово. Но я могу договориться и забрать документы оттуда в понедельник. Может, будет больше информации. О ее пьесе, например…

Мэрибет ее едва слушала.

– Ладно.

– В понедельник схожу. Обещаю.

– А можно воспользоваться компьютером? – попросила Мэрибет.

– Конечно. Он в кабинете.

Мэрибет, как в тумане, прошла по коридору.

– Чего-нибудь налить? Чаю? Виски? – прокричала из-за спины Дженис.

– Нет, спасибо.

Рука с документами все еще тряслась. Все стало ясно – бабка умерла от инфаркта в 42 года, – и в то же время не ясно ничего. По этому отчету казалось, что мать была буквально рада от нее избавиться. Но после рождения вроде как испытывала эмоции. Что это значит? Она ее вообще любила? Захотелось ли ей оставить ее? Она жалела о том, что не оставила?

Мэрибет открыла почту. Вбила адрес Джейсона.

Она хотела написать: «Я ее нашла». Типа такого.

А написала другое: «Почему ты меня бросил?»

Мэрибет пялилась на экран, на этот вопрос, который все эти годы таился в ее сердце. А потом расплакалась.

Она просидела у Дженис до вечера. Они смотрели по телевизору «Моя жена меня приворожила». Ели попкорн из микроволновки. Когда Мэрибет начала рыдать на рекламе «Дав», Дженис молча подала ей платок.

Потом она осталась на ужин. Они готовили вдвоем, молча. После Мэрибет помогла вымыть посуду и осмотрела дом. Дженис сказала, что купила его тридцать лет назад, но он во многом напоминал безликую квартиру Мэрибет, разве что горшков с цветами намного больше.

Без семейных фотографий. Без намеков на мужа, на детей. Ни рамок с дипломами, ни треснувших чашек со старыми фотками. На стенах висели только групповые школьные фотографии ее класса. И до Мэрибет внезапно дошло, что она неправильно поняла Дженис. Как и многое в последнее время.

– Ты свой сайт основала не потому, что тебя удочерили, да? – спросила Мэрибет.

– Да, – согласилась Дженис.

– Ты кого-то отдала?

– Девочку, родилась 25 июня 1975 года.

– А других детей не было?

– Увы.

– Но ты же была замужем? Ты вроде бы говорила, что вы с мужем купили дом, потому что школа рядом.

– Да. – Дженис печально улыбнулась.

– А детей не было? Других, – поправила Мэрибет.

– К сожалению, нет.

– А что случилось?

– Веришь или нет, бесплодие. Не у меня, ясное дело. Хотя Ричард, мой бывший муж, уверял, что у меня. Мне пришлось такое множество ужасных тестов сделать, потому что, разумеется, он ни о чем не знал. Только под конец, когда стало невыносимо сдавать анализы и выслушивать его обвинения, я ему рассказала. – Дженис подняла руки и резко опустила, словно отмахиваясь от воспоминаний. – Он сказал, что это все равно что измена. Хотя все это случилось задолго до нашего знакомства. Он оказался не особо понимающим человеком. – Дженис тяжело вздохнула. – Но я, пожалуй, в какой-то мере с ним согласна. Может, мне следовало быть честнее. А я не очень люблю обсуждать неприятные моменты.

– И я тоже, – сказала Мэрибет. – А твоя дочь, она в курсе, что ты ее ищешь?

Дженис кивнула.

– В курсе. Она согласилась, чтобы я ей писала. Но сама ни разу не ответила. Пока.

– Пока… – повторила Мэрибет.

– Пока, – более эмоционально сказала Дженис. – На что-то уходит больше времени.

Дженис раздвинула диван в кабинете, заправила постель. Свежие простыни пахли лавандой. На столике около дивана она оставила стакан воды и пачку «клинекса».

Мэрибет попыталась заснуть, но не смогла. Компьютер работал всю ночь, его гул звенел мягким упреком.

Жизнь снова застала Мэрибет врасплох. Хотя не должна была бы.

Разве эта мысль не была с ней постоянно? Где-то там, в кладовой разума, где Мэрибет хранила всякие неприятности, где уговорила себя, что боль в груди просто от несварения, разве она не знала, что они с Джейсоном на самом деле не расстались? Это не было взаимное решение. Она его все еще любила. А он ее бросил. Как мать. Как Элизабет. Как в итоге бросят ее все.

Мэрибет плакала и плакала, пока не вымокли все простыни. За дверью слышались шаги Дженис, но она так и не вошла. Она словно стояла там в карауле, даровав Мэрибет с ее горем право первой брачной ночи.

Кофе у Дженис не оказалось, так что на следующее утро они поехали в «Старбакс» и взяли навынос высокий латте для Мэрибет и карамельный макиато (без кофеина) для Дженис.

Они сидели и пили напитки в машине на стоянке, обогреватель работал вовсю. Окна запотевали, было уютно.

– Прости, что не спрашивала, – начала Мэрибет, – о дочери.

– Ты прости, что я смолчала.

– И давно ты уже ждешь?

– Первое письмо написала десять лет назад. Последнее – два года назад. Я все думаю, что, если подберу правильные слова, она ответит. Я пыталась написать еще одно, но не идет.

– Я знаю, – сказала Мэрибет, – это сложно. – Она на минутку задумалась. – Может, я смогу помочь?

– Я думала, тебе и свое не дается? – Дженис слизнула пенные усы.

Мэрибет улыбнулась.

– Я редактировала всегда лучше, чем писала. По сути, я этим на жизнь зарабатывала.

– Ты редактор? – спросила Дженис.

– Была, больше двадцати лет.

– Тогда ясно, почему ты такая перфекционистка.

– Может, уже нет.

– Не редактор или не перфекционистка? – уточнила Дженис.

Мэрибет пожала плечами.

– Может, ни то ни другое.

– Приходи завтра в бассейн, – сказала Дженис, когда Мэрибет собралась домой. А потом криво улыбнулась. – В бассейне слез не видно.

Дженис плавала/плакала? Бывают же у людей секреты.

– Ты жалеешь? – поинтересовалась Мэрибет. – Что отдала ее?

– Каждый божий день. Но тем не менее я бы снова так сделала.

– Правда? – Мэрибет было трудно в это поверить. Или, может, просто не хотелось.

Но лицо Дженис было твердым, решительным и спокойным.

– Я жила не очень хорошо. В условиях насилия. Если бы я ее оставила, я бы подписала нам обеим приговор на продолжение такой жизни. – Она отвернулась и посмотрела в окно. На парковке было полно народу, в выходные все вышли по магазинам. Любая женщина могла оказаться дочерью Дженис. Или матерью Мэрибет. – Иногда уйти – самое большое проявление любви из всех возможных.

– Ты честно в это веришь? – спросила Мэрибет.

– Приходится.

– Я ушла от детей. Я их тоже бросила.

Дженис сжала ее руку.

– Тогда и тебе надо в это верить.