Два часа спустя у Мэрибет началась паника.

Заверив ее, что скорее всего ничего страшного не произошло, доктор Крэй отправила ее на машине в ближайшую неотложку, предварительно позвонив, чтобы они были готовы к ее приезду.

– Надо просто провериться, перестраховаться, – сказала она. По приезде на Мэрибет надели браслет, подключили мониторы, заточили под наблюдение в кардиоотделение – поначалу это была бесконечная череда молодых врачей, которым даже пить по закону еще рано, уж не говоря про то, чтобы заниматься лечением.

По пути в больницу Мэрибет набрала рабочий телефон Джеймса, но там включился автоответчик. Вспомнив, что часть дня он должен был провести не на месте, она позвонила на мобильник, но и там ее ждала голосовая почта. Как всегда. У Джейсона на телефон аллергия. Оставлять сообщение она не стала.

Мэрибет думала, что в таких случаях приезжает «Скорая». Что тебя везут с мигалками. Взволнованно смотрят поверх масок. Как Джордж Клуни. Но ее посадили в служебную машину и отправили в ближайшую неотложку. Единственным признаком того, что это случилось, – как сказали, «какое-то нарушение сердечной деятельности», – было то, что доктор Крэй отправила с ней помощницу медсестры. Мэрибет везла служебная машина, похожая на ту, на которой она добиралась вчера домой с работы. Так что казалось, будто все это кончится через час-другой.

Поэтому она написала эсэмэс Робби, которая сидит с их детьми с тех пор, как Мэрибет начала зарабатывать на фрилансе достаточно, чтобы кого-то нанять. Поначалу Робби была милой творческой девушкой, ученицей Нью-Йоркского театрального. А теперь она уже заканчивала, настоящая актриса с непредсказуемым графиком. Так что Мэрибет не очень удивилась, получив в ответ: «Не могу. Меня вызвали!!!!» с кучей смайлов, передающих радостные чувства. А потом Робби приписала: «Извини» с грустными рожицами, чтобы показать, как ей жаль.

Было уже почти полтретьего, у детей скоро закончится сад, а забрать их некому. Мэрибет снова набрала Джейсона. Но опять включился автоответчик. Сообщение оставлять уже и смысла не было. Он вовремя до «Яркого старта» не доедет. К тому же у Джейсона висят непрослушанные сообщения еще со времен прошлых президентских выборов.

Она позвонила в сад. Трубку сняла дежурная – красивая, словно модель, но совершенно некомпетентная девушка, которая постоянно теряла документы и чеки. Мэрибет спросила, можно ли Оскару с Лив задержаться сегодня подольше.

– Простите, но мы дополнительные услуги не предоставляем, – ответила секретарь, словно Мэрибет была неизвестно кем, а не матерью детей, которые в этом саду уже больше года.

– Я знаю, но… у меня непредвиденная задержка.

– В правилах «Яркого старта» четко прописано, что забрать детей надо не позднее половины четвертого, – ответила она, и в трубке послышалось шипение. Связь плохая.

– Я знаю правила, но… – Мэрибет заколебалась. Признаться, что ситуация чрезвычайная? Ей казалось, что главная проблема сейчас не в ее сердце, а в том, что она теряет страшно много времени. – Ситуация просто чрезвычайная. Я не смогу успеть к половине четвертого, и муж с няней тоже не успеют. Я же знаю, что воспитатели сидят там дольше. Можно Лив с Оскаром просто поиграют в уголке? Не верю, чтобы такого ни с кем больше не случалось. – Хотя, кто знает? Может, и ни с кем. Трайбека, район, где находится сад и где Мэрибет уже больше 20 лет снимает свой лофт по фиксированной цене, теперь считается одним из самых дорогих в стране. Иногда кажется, что здесь даже няни нанимают нянь.

Издав неприятный звук, секретарь велела Мэрибет подождать на линии. А через несколько минут сообщила, что чужая мама вызвалась взять близнецов к себе.

– Хорошо. А кто?

– Нифф Спенсер.

Формально дети Нифф Спенсер не ходят в «Яркий сад». Но двое раньше ходили, оба успешно перевелись в дошкольную группу К-12, а третий ребенок пойдет в сад со следующего года. И она вызвалась поработать в саду волонтером в этот «пропущенный год», как она его называла, чтобы «не сбавить обороты», словно детский сад – это какая-то гонка по подготовке к школе, дистанция, с которой никак нельзя сойти. Мэрибет ее не переносила.

Но Джейсон не отвечал, а Робби занята. На миг мелькнула мысль об Элизабет, но это показалось неуместным, она уже скорее просто босс, чем подруга.

Мэрибет взяла у секретаря номер Нифф и отправила ей телефон Джейсона, пообещав, что он заберет детей до ужина. Координаты Нифф она переслала Джейсону, сообщила, что задерживается, и велела договориться с Нифф о встрече. «Подтверди, что понял, пожалуйста».

«Понял», – написал он.

Вот так было принято это решение. Мэрибет не станет рассказывать Джейсону о причине задержки, пока это все не закончится. А если окажется, что ничего страшного, то и вообще промолчит. Он, вероятнее всего, и не спросит.

Мэрибет осмотрела монитор на пальце. Он измеряет пульс. Она вспомнила, что на отца надевали такой же после инсульта. От прибора на груди начался зуд, наверное, клей, на который его посадили, вечером будет не так просто оттереть.

– Извините, – обратилась она к ординатору, молодой стильной женщине в дорогих туфлях и с напевным акцентом калифорнийской богачки. – Вы не знаете, когда меня отпустят домой?

– Мне кажется, вам назначили еще один анализ крови.

– Еще один? Зачем? У меня же вроде нормальная кардиограмма.

– Стандартная процедура.

Скорее всего просто страхуются или хотят денег побольше срубить. Мэрибет однажды довелось редактировать разоблачительную статью о том, как зарабатывают в некоторых больницах.

И тут она вспомнила, что Финула прислала ей работу. Вполне можно вычеркнуть из списка хоть что-то. Мэрибет открыла письмо с телефона. Тема там была интересная – о том, как звезды используют соцсети в благотворительных целях; Мэрибет смутно припоминалось, что она подкинула эту идею на собрании – только вот исполнение оказалось ужасное. Обычно Мэрибет читала статью и сразу же видела недостатки в ее структуре, логике или интонации и понимала, как их исправить. Но сейчас она перечитала второй раз, третий и все никак не могла разглядеть за лесом деревьев, не понимала, как сделать ее лучше.

Все дело в больничной обстановке. Не настраивает на рабочий лад. И домой уже пора. Скоро ужин. Джейсон с детьми, наверное, уже вернулся. Может, даже начал если не волноваться, то задаваться вопросами. Закрыв файл, Мэрибет увидела несколько пропущенных звонков с городского. Она перезвонила, Джейсон почти сразу взял трубку.

– Мэрибет, ты где?

Ровный звучный голос Джейсона что-то всколыхнул в ней. Может, потому, что в телефоне он звучал как на радио и все еще мог отбросить ее в прошлое, на 25 лет назад, когда Мэрибет еще в колледже с соседками по общаге вечерами слушала радиошоу «Демо-Гог», гадая, кто же он на самом деле (в эфире он скрывался за именем «Джинкс»), каков он. «Наверняка страшен, как смертный грех, – говорила Кортни, с которой они делили комнату. – Голос прекрасен, а на лицо ужасен». Мэрибет, которая в то время работала в издаваемой колледжем газете, о внешности Джинкса не думала, но была совершенно уверена, что он невыносимый сноб, как и все авторы музыкальных и художественных колонок в их штате. «А ты возьми у него интервью, – предложила Кортни. – Разведай все».

– Где ты? – повторил Джейсон. Теперь в голосе уже звучало возмущение. А потом она поняла, почему – на фоне слышались голоса взрослых и детей. Большой кучи детей.

Встреча. Сегодня. Черт!

– Я думал, ты хочешь, чтобы я приготовил курицу, но у нас ее нет, а люди уже собрались, – продолжал Джейсон. – Ты везешь еду?

– Нет. Прости. Я забыла.

– Забыла? – Джейсон уже разозлился. Мэрибет это вроде как понимала, но грудь все равно сдавило снова. Ну, ведь правда: сколько раз ей приходилось расхлебывать за Джейсоном?

– Да, забыла, – резко ответила она. – У меня другим голова забита, уж не говоря о том, что я после обеда в неотложку угодила.

– Что? Стой! Почему?

– В груди болело, доктор Крэй отправила меня на обследование, – объяснила Мэрибет.

– Что это за фигня? – Вот теперь Джейсон разозлился всерьез, но уже не так, как раньше. Теперь он словно защищал ее от хулигана.

– Да ничего страшного, скорее всего просто стресс, – ответила Мэрибет, жалея, что сказала ему об этом, а в особенности о том, что сказала это из злости. – Меня уже несколько часов обследуют.

– А почему ты мне не позвонила?

– Я пыталась, но ты не брал трубку, да и вообще я думала, что к этому времени уже отпустят.

– Ты где?

– В «Рузвельте».

– Мне приехать?

– Пока у нас гости, не надо. Скажи, что мне пришлось задержаться допоздна на работе, и закажи пиццу. Я уже скоро поеду домой. – Мэрибет принялась стучать кулаком по груди в надежде, что эта непрекращающаяся боль уйдет.

– Разве я не должен быть с тобой, поддерживать?

– Пока ты доедешь, меня уже отпустят. Это просто какая-то страшная изжога. – На фоне послышался плач Оскара. – Что там творится?

– Похоже, Мо взяла нашу любимую Страшнульку.

Так назывался оставшийся без лица мишка, без которого Оскар не мог заснуть.

– Лучше забери, – велела Мэрибет. – И можно мне с ним поговорить? Или с Лив?

Пока Джейсон пытался поймать детей, телефон издал скорбный голодный звук, осталось десять процентов, а через несколько секунд еще раз пискнул и отрубился.

– Я скоро приеду, – сказала Мэрибет. Но ее уже никто не слышал.

Через некоторое время появился пожилой врач с галстуком в горошек. Он сказал Мэрибет, что его зовут доктор Стерлинг и что он дежурный кардиолог.

– На одной ЭКГ мы заметили аномальные отклонения, поэтому пришлось сделать второй анализ крови, и он показал повышенный уровень тропонина, – начал объяснять он.

– Но ведь до этого кардиограмма была нормальная.

– Такое бывает, – ответил он. – Я предполагаю, что у вас случился, как мы иногда его называем, «заикающийся инфаркт».

– Что? – переспросила Мэрибет.

– Ишемия, длится она, наверное, в течение последних суток или около того, поэтому у вас возникали периодические боли, а теперь, судя по анализу крови, одна из артерий полностью блокирована.

– А-а. – Мэрибет понимала с трудом. – Ясно.

– Поэтому мы отправим вас в кардио-лабораторию, там просмотрят сердечные артерии, если тромб найдут, сразу поставят стент.

– Когда?

– Сейчас же. Как только вас перевезут на нужный этаж.

– Сейчас? – Она посмотрела на часы. Половина восьмого. – Пятница, вечер.

– А вы на танцы собрались? – Он был явно доволен своей шуткой.

– Нет, я просто подумала, может, поставим этот стент на следующей неделе?

– Нет. Надо успеть, пока чего необратимого не случилось.

Необратимого. Мэрибет это слово не понравилось.

– Ладно. А это долго? В смысле, когда меня отпустят?

– Ох и ох, вы всегда так спешите? – спросил врач и снова засмеялся, и на этот раз его смех прозвучал обидно, как будто с подтекстом: «Понятно, как вы себя до такого довели».

Но на данный момент у нее по квартире бегали двенадцать оголтелых четырехлетних детей. Кому-то надо будет за ними убрать, отыскать крекеры-«рыбки», которые Мо постоянно прячет в шкафу, или грязные подгузники, которые Таши постоянно оставляет в мусорном ведре на кухне (потому что Эллери до сих пор какает только в «памперсы»). Кому-то надо на следующее утро сделать оладьи с шоколадной крошкой, предварительно убедившись, что все необходимые ингредиенты есть в наличии.

И все это только за сегодня. А в последующие дни кто-то должен водить детей на балет, на футбол, к логопеду, на встречи с другими детьми, на дни рождения. Сходить в магазин и купить костюмы на Хеллоуин, к педиатру – на прививки, к зубному – на чистку. Кто-то должен думать о том, что приготовить, покупать продукты, платить по счетам, выкраивать деньги. Кто-то должен все делать, в то же время успевая на настоящую работу.

Мэрибет вздохнула.

– Просто у меня дома куча четырехлетних детей и много дел на выходные.

Врач окинул ее долгим хмурым взглядом. Мэрибет тоже посмотрела на него, этот человек ей уже разонравился, еще до того, как сказал:

– Вы хоть понимаете, что у вас был инфаркт?

Воспользовавшись телефоном медсестер, Мэрибет позвонила Джейсону и снова включился автоответчик. Она как можно спокойнее рассказала, что происходит: что ее оставляют на ночь, возможно, и на все выходные. Диагноз «инфаркт» она не назвала. Не смогла себя заставить. Как и не призналась, что боится. «Приезжай, как только сможешь, пожалуйста», – попросила Мэрибет автоответчик.

Мэрибет начала заполнять документы для приема в больницу. В некотором смысле это успокаивало, может, потому что казалось привычным. Она уже сталкивалась с подобными анкетами перед кесаревым и перед тем, как Оскару вставляли трубки в уши. Имя, адрес, номер медстраховки, социального страхования. И все сначала. Это внушало какой-то дзен. До тех пор пока не пошли вопросы о семейном анамнезе.

На них Мэрибет всегда терялась. О том, что ее удочерили, Мэрибет узнала в восемь лет. Но тогда это был лишь новый факт о себе: «Я живу на Мейпл-стрит. Мой велик – синий «швинн». Я пишу правильнее всех в третьем классе. Меня удочерили». Мыслей она этому особо не посвящала до тех пор, пока не попыталась забеременеть сама, тогда-то и возникла куча вопросов, на которые не было ответов: Есть ли в семье португальцы? Евреи? Каджуны? Был ли у кого синдром Дауна? Волчья пасть? Болезнь Хантингтона? Бесплодие? Ну, хоть на последний вопрос она могла ответить, по крайней мере, что касается ее биологической матери, но все остальное оставалось загадкой.

А когда родились дети, загадок стало только больше. Оскар получился точной копией отца: такие же карие глаза и слабый подбородок, а Лив в шестнадцать месяцев была блондинкой с зелеными миндалевидными глазами, и суровая, настоящий диктатор, Джейсон шутил, что она уже демонстрирует задатки будущего лидера, вроде Шерил Сэндберг или даже Хилари Клинтон. «Ты уверена, что тебе на оплодотворении не подсунули чужую яйцеклетку?» – этот остроумный вопрос ей задавали не один раз.

Эта шутка задевала. Потому что Мэрибет не понимала, откуда у Лив эти светлые локоны, словно у принцессы, от кого эти яблочно-зеленые глаза, уж не говоря про их пристальный взгляд. От нее? Или от Джейсона? Или от какого-то родственника из ее семейного древа, о котором нет никакой информации? Глядя на дочь, эту генетическую загадку, Мэрибет ощущала если не грусть, то хотя бы просто укол печали. Но размышлять об этом времени не было. Близнецы же.

На вопросы в анкете она отвечать не стала.

Незадолго до десяти в палату ворвался Джейсон.

– Ох, Лоис. – Он воскресил ее старинное прозвище, которым не пользовался уже годами, и Мэрибет заподозрила, что ему тоже страшно. Они были знакомы полжизни и даже после десятилетнего разрыва могли отыскать в темноте чувствительные точки друг друга. Мэрибет знала, что Джейсона опечалила ее госпитализация. Так же было и перед кесаревым сечением, хотя позднее он признался, что пугала не столько предстоящая операция, сколько снившиеся ему кошмары о том, как она умирает при родах.

– Привет, Джейс, – тихонько ответила Мэрибет. Хотелось добавить «я тебя люблю» или «спасибо», но она испугалась, что расплачется, если скажет это. Так что вместо этого Мэрибет поинтересовалась, где дети.

– У Эрла.

Если на эмоциях играть в «камень-ножницы-бумагу», раздражение убивает сентиментальность.

– У Яблонски? Ты что, шутишь?

– Было уже поздно.

– И ты оставил их у этого мизантропа и, возможно, алкоголика, который живет под нами? А бумажки с надписью «Дети для битья» ты на них не повесил?

– Ну хватит. Эрл сварлив, но неплохой мужик.

– Блин, Джейсон. А почему к Уилсонам не отправил?

Уилсоны – родители близнецов, которые жили в этом же районе.

– Не подумал, – ответил муж. – Дети устали, поэтому я попросил Эрла посидеть у нас. Могу сейчас позвонить Уилсонам, но они, наверное, уже спят.

– Забудь.

Он сел на край кровати.

– Ты как?

– Хорошо. Просто хочу, чтобы все поскорее закончилось. Может, завтра попросишь Уилсонов взять их к себе? – после паузы добавила Мэрибет. – Лив вместе с Тесс на балете.

– Точно, балет.

– А у Оскара футбол.

– Разберемся.

– Как? От меня проку не будет. Надо просить кого-то помочь.

– Ладно, позвоню Уилсонам. – Джейсон полез за телефоном.

– Не сейчас. Уже поздно. Отправь эсэмэс или письмо, или завтра с утра позвони.

Он кивнул.

– А в воскресенье?

В воскресенье они приглашены на день рождения. После которого у Лив назначена встреча с подружкой, а Оскару надо к логопеду. Даже думать об этом сейчас не хотелось.

– Не знаю, Джейсон.

– Можно их к Лорен на выходные отправить. – Это его младшая сестра, которая жила неподалеку от Бостона с мужем и четырьмя детьми.

– А как туда добраться? И обратно?

– Могу попросить ее заехать. Она уже в курсе.

– Ты ей рассказал?

– Ну да. Позвонил из такси. Она была с папой, когда у него случился инфаркт. – С отцом Джейсона, Элиотом, это произошло после семидесяти лет, когда уже время. – Ну, так что насчет Лорен?

Мэрибет обхватила голову руками. Даже в лучшие времена от попыток состыковать все в выходные у нее пухла голова, словно у авиадиспетчера, а сейчас ей даже не удавалось удержать самолеты в воздухе.

– Не знаю. Можешь решить все без меня? Пока это не закончится.

Джейсон руками нарисовал вокруг нее силовое поле.

– Ты теперь под куполом.

Пришли санитар и медсестра с каталкой.

– Ввести вам легкое седативное? – спросила сестра.

– Лучше тяжелое, – мрачно ответила Мэрибет.

Когда Мэрибет готовили к транспортировке, Джейсон сжал ее руку и все твердил: «Не беспокойся, все будет хорошо». Он всегда так говорил. Мэрибет в это не верила, но ценила его тихий оптимизм, который уравновешивал ее склонность ждать, что стакан вот-вот совсем опустеет, как характеризовал это муж.

Сейчас ей хотелось верить его словам. Очень. Но, когда Джейсон наклонился и поцеловал ее в лоб, она ощутила его дрожь и невольно задумалась, а верит ли он в это сам.

Но потом начало действовать седативное, и все стало таким мягким и приятным. Мэрибет услышала, как Джейсон сказал, что любит ее, и ответила, что тоже любит его. Или ей показалось. Наверное, просто почудилось.

В лаборатории настроение стало таким легким и праздничным, как и подобает в пятницу вечером. Рентгенологи и сестры обменивались шутками, а Мэрибет в наркотическом дурмане наблюдала за всем этим. Когда ввели катетер, она ощутила давление, но не почувствовала, как его направили к сердцу. А от контрастного вещества стало тепло, как-то странно, но не сказать, что неприятно.

– Мэрибет, покашляйте, пожалуйста, – попросил кто-то.

Она покашляла.

– Отлично.

В этот момент она что-то ощутила и удивилась, разве ей не говорили, что к этому моменту она уже ничего чувствовать не будет?

– Что это было? – послышался чей-то голос.

– Давление падает!

Настроение резко сменилось, словно туча закрыла летнее солнце. Потом все пошло очень быстро. Хором зазвучали сигналы тревоги, все резко засуетились. На лицо надели маску. В самый последний момент перед тем, как все потемнело, Мэрибет подумала – не столько с ужасом, сколько с благоговением, – насколько легко можно со всем расстаться.