Глава 7
– Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
Голос ревел, громыхал, и Анька невольно зажала уши, повизгивая от страха. Ей не было просто страшно. Ей было ОЧЕНЬ страшно!
– Юрочка! Сделай что-нибудь! Юра, Юра!
Анька вцепилась в руку спутника, как в спасательный круг. Ладонь была знакомо-твердой, будто из камня, и вселяла надежду.
Надежду – на что? На светлое будущее, на красивую жизнь! На жизнь – вообще! Какую угодно, но жизнь! Пусть даже в поганом подземелье, среди крыс, но – жизнь!
Они наткнулись на группу заграждения минут через пять после того, как услышали сирены полиции. Как полицейские вычислили местонахождение беглецов – известно только им. Но когда Охотник и Анька показались из-за угла, их встретил плотный автоматный огонь, и только мгновенная реакция мутанта спасла парочку от немедленной смерти. Он успел не только отбросить Аньку назад, едва не переломав ей кости, но и сам ушел из-под огня, почти не получив ранений – глубокая борозда на предплечье и сорванный клок волос не в счет. Это даже не ранения, а так… как о сучок поранился.
Мир сузился до тесного дворика, в который Охотник и Анька успели вбежать. Обычная пятиэтажка, чудом сохранившаяся до нынешних времен, пыльная, видавшая виды, она обставилась небольшим сквериком с детской площадкой посередине и упорно не хотела признавать, что лучшие ее годы давно позади и пора уступать место новым домам – многоэтажным, красивым, пафосным – как и вся нынешняя жизнь. Здесь жили внуки и правнуки тех, кто когда-то вселялся в новые, пахнущие обойным клеем квартирки-клетушки, да приезжие со всех уголков страны, не имеющие возможности купить либо снять квартиру поближе к центру, там, где освобожденные от чада шаурмы и чебуреков красуются гордые строения при входе в Московский метрополитен.
Скверик простреливался насквозь, и если бы не трансформаторная будка и не стройные ряды мусорных баков, Охотник с его пассией давно бы отправились на тот свет, получать новое место назначения в каком-нибудь из запасных тел, предназначенных для наказания грешников.
Вряд ли бы они удостоились хорошего тела, скорее всего, их ждала бы судьба бродячей кошки и гончего пса, больного собачьей чумой. Анька не строила себе иллюзий – за все, что творим в этом мире, обязательно нужно будет заплатить, и если плату не требуют сейчас, когда-нибудь ее взыщут вдвойне.
Сейчас Анька уже ни на что не надеялась. Все розовые мечты, все счастье обретенной любви к мужчине ушли куда-то далеко-далеко за горизонт, оставив вместо себя лишь глухое отчаяние, горечь и черноту, накатывающую на воспаленные от слез глаза. Сейчас даже ее волшебник ничего не мог сделать. Он лишь сидел с каменным лицом, глядя перед собой куда-то вверх, в космос, и будто не слышал, что ему советует гремящий с небес голос.
Не отвечал Юра и на вопросы Аньки, на ее истеричные и жалобные стоны-стенания, перемежаемые всхлипами и тычками в плечо спутника. Он будто отключился, похожий на статую Будды, только без загадочной улыбки, присущей всем изображениям божества.
– Юра! Да Юра же! Сделай что-нибудь! Да мать-перемать!
– Сиди тихо, – вдруг медленно и внятно выговорил «Юра», отрывая руку Аньки от своего плеча. – Ты мне мешаешь.
Анька от неожиданности замолчала и как-то сразу сдулась, будто была резиновой куклой и кто-то проколол в ней дырочку острой иглой. Колдует! Он колдует! Ей сразу полегчало…
– Прижмись к стене. Закрой глаза! – Охотник был по-прежнему бесстрастен и холоден, будто ничего вокруг не происходило и они сидели не за мусорными бачками, как загнанные охотниками звери, а на берегу реки, наблюдая за тем, как солнце садится в морскую гладь.
Колдовство не терпит суеты, это первое, чему учат боевых магов. Стоит занервничать, сорваться, и ты можешь не только испортить заклинание, но и потерять саму жизнь. Потерять не по вине врага, а из-за того, что неверно направленное заклинание ударит в самого нерадивого мага. Сосредоточение – вот залог успеха на поле битвы!
– Лежи здесь, не двигайся. Я за тобой приду! – Охотник не услышал, что сказала Анька, да и не хотел слышать. Что бы она ни сказала – это все равно ничего не изменит.
Он тихо выбрался из-за баков, на четвереньках, как настоящий зверь. Охотник знал, где засел противник, обшарив все вокруг сотнями тысяч невидимых силовых нитей-щупалец, он установил местонахождение каждого из тех, кто пытался его убить. И теперь, когда Анька была в относительной безопасности, у него развязаны руки. Она его тормозила, висела, как гиря на ногах. Гирю надо было сбросить. Не насовсем, нет, но хотя бы на время. Время, достаточное для того, чтобы попытаться выжить.
* * *
– Он в этом районе, точно. Возмущения магического поля шли отсюда. И тут сожженный ломбард. Похоже, что он решил поправить финансовое положение.
– Поправить, поправить! Ломбард грабанул он! – Мужчина поджал губы, помолчал секунду. – И охранника убил.
– Кураторам это все очень не понравится. Очень.
– Капитан Очевидность, да? Молчи уж. Вы упустили его! Я вообще не понимаю – как можно было признать человека мертвым, когда он жив?! Что у нас за эксперты такие?!
– Это не простой человек, вы же знаете! А почему вы отдали приказ не соваться? Потом нам же и предъявите, что мы ничего не смогли сделать! Упустили!
– Ваша задача совсем иная! И не вам говорить МНЕ, что нужно делать! И лишние вопросы задаете! Вы должны обеспечить контроль за передвижением Других! Выйти на их центр! На вождя этой шайки! На Магистра! А вы привязались к этому парню! Повторюсь, это не та задача, которую должны выполнять! Вы поняли меня?! Не слышу! Вы поняли?!
– Поняли, – голоса были скучными, ни капли радости или хотя бы одобрения.
Ну и черт с ними! Подчиненные не должны радоваться приказам – это был бы нонсенс. Подчиненный всегда должен находиться в состоянии некоторого напряжения и неудобства. Как говорят в армии: «Чтобы служба медом не казалась!» И это правильно. Для всех. Новобранцы это, глупые и прыщавые, или маги, которым не одна сотня лет.
Прожитые века еще не означают, что проживший их мудр и всезнающ. И тем более что он нравственен и не способен на плохие поступки. Частенько – совсем наоборот. Например, эта клюшка, которая некогда продавала яд замужним шлюшкам, изводившим своих опостылевших мужей, очень любит разнообразные виды секса, меняя партнеров, как кружевные трусы.
Этот вот, с влажными темными глазами оленя, соблазняет девушек с помощью внушения – и считает, чертов осел, что начальник ничего не знает! И что кураторы ничего не знают! А может, ему просто плевать.
И начни копаться в жизни каждого из тех, кто сидит сейчас в кабинете – столько накопаешь, что хватит на тысячу лет тюремного срока и на десяток казней! Пока держишь за горло этих людей, пока они знают, что кара настигнет их в любом конце Земли – будут работать на совесть, отрабатывая и жалованье, и доверие, а доверие – это когда те, кому положено знать, закрывают глаза на мелкие шалости полезных мутантов. Даже если мутанты иногда творят такое, что уголовный кодекс оценивает не иначе как «особо тяжкое преступление».
Впрочем, так даже выгоднее, стоит им сделать шаг в сторону, провиниться по службе, стать нелояльными – и последует неотвратимая кара. И они это знают. И пока знают – подчиняются своему господину, своему начальнику. А он подчиняется кураторам. И так было и будет всегда. Никому не подчиняется лишь Создатель. Наверное…
– Весь личный состав – на выезд. Взять заряженные боевые амулеты, лекарям готовиться к работе. Сегодня по всем установленным адресам будут отправлены… уже отправляются – группы захвата. Ваша задача – следить за тем, как проходит операция по задержанию Лекаря и нейтрализации боевых групп Других. Будет жарко. Очень жарко. Вы мне дороги, потому не суйтесь, пусть спецназ с ними разберется. Следите за передвижением Лекаря. Выскользнет – его счастье. Нет… значит, так тому и быть.
В комнате вздохнули, зашептались. Хозяин кабинета осмотрел присутствующих, останавливаясь на лице каждого из них на секунду, будто запоминал, потом сделал жест рукой и приказал:
– По машинам. Готовность десять минут. Вперед!
* * *
– Я не понимаю, что происходит! – Человек в бронежилете недоуменно помотал головой. – Кто противник? О чем вообще идет речь?! Какое такое специальное оружие?!
– Еще раз: ваша задача нейтрализовать всех, кто будет стрелять в вашу сторону. И вас не должно интересовать, какое оружие будет применяться! И еще поясню – ваши бронежилеты и щиты не выдержат выстрелов из этого оружия. Потому будьте предельно осторожны, стреляйте на поражение и не выпускайте никого из зоны боевых действий!
– Какие боевые действия?! Это Москва! Я требую объяснений – с кем мы воюем? И что за оружие к нам применяется?
– Господин генерал, я устал с ним разговаривать. Командуйте, все, что я мог сказать – сказал!
Человек в невидном сером костюме отошел и, рывком открыв отъехавшую дверь, забрался в микроавтобус «Мерседес» с наглухо тонированными стеклами.
– Тебе что неясно, майор?! – резко, брызнув капельками слюны на рукав человека в камуфляже, бросил человек в форме, грозно сдвинув кустистые брови. – Сказано – зачистить всех, кто попадется! Все! Сейчас там бьется ОМОН, тебе его нужно заменить! Вперед, и с песней… твою мать! Что непонятно?! Первый год замужем, что ли?! Приказываю – выдвинуться на позиции и уничтожить всех, кто оказывает сопротивление, всех, кто подозрителен, всех террористов! Пошел!
Человек в камуфляже скрипнул зубами, отошел в сторону, кинул несколько слов в микрофон рации. Затем растворился в предутреннем сумраке, неслышный, быстрый, как тень, отброшенная фарами автомобиля.
Генерал вздохнул, ему и самому все это не нравилось. Он уже предвкушал шум в завтрашних газетах, наезды телевизионщиков – все, как обычно. Вони будет – до небес! И что говорить этим щелкоперам?! Что спецназ уничтожал каких-то там мутантов, орков и колдунов? Точно тогда сумасшедшим выставят!
– Мы нейтрализуем группу террористов, прорывавшихся к центру города, вот и все, – голос прозвучал, будто с небес, и генерал едва не вздрогнул. – Не переживайте, это и будет версия для СМИ. Не первый, не последний раз. Сделаем все, как положено, так что беспокоиться не о чем.
Генерал взглянул в пустые спокойные глаза собеседника и невольно содрогнулся – не любил он этого странного типа. Веяло от того какой-то чертовщиной, вероятно, так бы выглядел граф Дракула, вставший из могилы. Бледный, худощавый, с темными, запавшими в глазницы очами – не хватало только торчащих клыков, точно был бы предводитель вампиров! Полковник, черт его подери… с неограниченными полномочиями! И где только таких «полковников» выкапывают… от полковника в нем одно название.
Откуда-то возникла девица, по виду – шлюха шлюхой! Короткое платье, ноги от зубов, короткая прическа – платиновая блондинка, как из рекламы. Мечта любого половозрелого мужчины – девочка-женщина, с сочными полными губками и призывными глазами оленихи.
Это надо же – вырядиться ТАК на боевую операцию! Кто не знает, подумал бы, что это ППЖ полковника, обслуживающая его, пока он попивает виски в своем дурацком фургоне! Но это точно не так. Или… не совсем так. Девка совсем не проста. Из этих она… чертовых мутантов!
Секретный отдел – нос не суй, а то откусят! Видел генерал, что творят эти монстры… и как только их сумели привлечь к работе?!
А может, их и не привлекли? Может, их уже на работе изменили? Сделали нужные уколы, и стали Пети-Васи-Тани смертоносными мутантами?!
Может, и так. Так кто же скажет? Государственная тайна! Начнешь интересоваться – башки точно лишишься. А до пенсии не так уж и много осталось…
Кстати, эта девка совсем не изменилась за двадцать лет. Впервые он ее увидел именно двадцать лет назад, когда уничтожали одну группировку, вооруженную не хуже спецназа. Тогда она каким-то образом спалила пулеметный расчет боевиков, не позволявший поднять голову атаковавшим его омоновцам. Что она сделала – генерал, а тогда еще майор – так и не понял. Помахала руками, и на боевиков упала какая-то сеть, светящаяся в темноте. И все. Замолк пулемет. А боевиков тех нашли потом порезанными на куски, да не просто порезанными, а будто бы их резали автогеном. Жуткое зрелище! И воняло тогда шашлыком… Потом долго жареного мяса не ел. Оно напоминало о той бойне.
– Господин генерал… – Девица умильно улыбнулась, облизнув губы, и генерал вдруг почувствовал прилив крови в пах (Вот же сучка! Все-таки трахает ее полковник, точно!). – Все идет по плану. Я чувствую, вы обеспокоены, но не стоит волноваться – от вас уже ничего не зависит, так что… идите, выпейте чашечку кофе – у нас в машине есть великолепный кофе, я сама варила! Пойдемте? И бутерброды! Предоставим спецназу заниматься тем, что они умеют делать. Пойдемте, пойдемте, такому статному мужчине, как вы, надо много есть! Хорошо есть! Я вас угощу настойкой… у меня есть настойка на травах – по секрету моей бабушки. Она сама из Сибири, травница, настойки делала, ух какие! Потом бодрость на сутки вперед! А нам тут еще долго болтаться, так что…
Генерал дал себя увести, завороженный бархатным голосом собеседницы. Он видел перед собой только высокую грудь, длинные ноги, полные губы, и ему ужасно хотелось схватить эту сучку, прижать к себе так, чтобы хрустнули ее косточки, и потом долго не выпускать из объятий – сутки, двое, трое… пока есть силы, пока колотится сердце, пока… пока не наполнит ее своим семенем доверху, как сосуд, чтобы даже из ушей полилось! Маленькая поганка! Ведь знает силу своей привлекательности!
Знала. Она точно знала. Уж чего-чего, а в любовной магии «маленькая поганка» разбиралась лучше многих. И сейчас в глубине души хихикала над краснолицым, ополоумевшим от любовной страсти воякой. Можно же хоть иногда позволить себе маленькие шалости? Без них жизнь становится серой и скучной.
Мужчина в сером костюме хмыкнул, скривил губы, он не любил любовной магии, пренебрежительно относился к шлюхам, но что поделать, если они иногда важнее роты спецназа? В самом деле – если бы он напустил эту «суккубу» на лекаря сразу же, как о нем узнал, может, все сложилось бы гораздо успешнее, чем сейчас? Окрутить, вскружить голову, а потом управлять им, как марионеткой, через эту девку – неплохой вариант!
Да, стоило это сделать с самого начала… наверное. Но что сделано, то сделано. Жаль, что парень умрет. Но с другой стороны – а кому он нужен? Вот на самом деле – на кой черт нужен лекарь, который может омолаживать простых людей, не магов? Право жить вечно – только у тех, кому Создатель дал такое право. И так должно остаться. Если правители начнут жить вечно – что это будет? Вечный диктатор – что может быть страшнее? Нет, парень… ты не должен жить. Тебя будут растаскивать на части, перетягивать на свою сторону либо пытаться убить, ты продлишь жизнь тем, кому давно уже следовало умереть, прежде чем сгинешь сам. А ты сгинешь, обязательно сгинешь! Ошибка Создателя, человек, маг, которому отпущено слишком много возможностей. Дикарь, попавший в индустриальный мир. Дурак.
Мужчина дернул щекой, будто сгоняя комара, и снова посмотрел туда, где вспыхивали сполохи выстрелов и громко, будто открывали шампанское, хлопали автоматы с глушителями.
Никто не хотел лишнего шума – ни Другие, ни свои. Что там происходило, полковник знал. Он чувствовал возмущения магического пространства. Вот кто-то выпустил огненный шар, вот полетело замораживающее заклинание, а это – вспышки молний-парализаторов, от эха этих молний у него всегда почему-то свербит в носу, будто туда влетел тополиный пух. А это – опускается огненная сеть, мерцая в воздухе, будто неоновая вывеска. Крупная сеть. Сильная. Горе тому, кто под нее попадет.
А вот погиб маг – всплеск, выброс магической энергии, освобожденной угасающим сознанием, бьет в голову, как порыв ледяного ветра! Ошеломляющий удар энергии – сильный был маг!
А это умер орк. И еще один! Еще! Вот это уже настоящие мутанты – орки, те, кто создан заклинаниями великого лекаря Других. Недоступные магии, невероятно сильные, лишенные морали и жалости – безупречные солдаты!
Только тот, кто владеет лекарем высшего уровня, может создать таких бойцов. Но для этого нужны дети. Маленькие дети. Лучше до года, когда неокрепший, не сложившийся организм лучше всего подвержен мутации. Не все выживают, но те, кто выжил, становятся могучими воинами. Да – отвратительно, да – жаль детей. Но эффективно. Другие – они… другие. Для них нет понятий «отвратительно», «подло», «негуманно». Все, что приводит к цели, все – правильно. Прагматичность – вот главное. Вот основа всего. А эмоции – это для простых людей, воспитанных на добрых книжках и сопливых киношках. И, кстати сказать, так ли они не правы? Может, пора пересмотреть свои гуманистические мировоззрения?
Телефон пропел затейливую мелодию – старинную, клавесин. Полковник нажал кнопку:
– Слушаю.
– Операция завершена. Все адреса проверены. Потери среди личного состава – одиннадцать человек. Террористы уничтожены.
– Все? Магистр? Лекарь?
– Уничтожены.
– Гарантируете? Ошибки быть не может?
– Нет. Проверили по всем параметрам, допросили пленных. Они подтвердили, имеется запись. Затем зачистили. Адреса свободны.
– Хорошо. До вечера подготовьте отчет. Отбой.
Полковник облегченно вздохнул и сделал отвращающий нечистую силу жест. Привычка с детства! Въелось в кровь, не вытравишь. Ну что же, главное сделано. Подполье Других уничтожено, лекарь уничтожен, остались только те, кого послали на захват Олега. Но и они долго не проживут. Спецназ есть спецназ, это вам не голых баб в постели резать, господа Другие!
Полковник скривился, вспомнив тело несчастной женщины, убитой в постели рядом с лекарем. Ни за что погибла, просто оказалась не в том месте, не в то время. Так иногда бывает, но от этого не легче. Почему-то особенно неприятно, когда погибает красивая женщина, будто бы некрасивая имеет меньше прав на счастливую и долгую жизнь.
Мужчина вздохнул и медленно пошел к фургону. Он сделал свое дело, теперь от него ничего не зависит. Будет день, и будет дело. Скоро все закончится, совсем скоро, судя по интенсивности стрельбы.
Жаль, парень, очень жаль, но ты никому не нужен! Извини, что так получилось. Покойся с миром.
* * *
– Где?
– Сюда. Они – там.
– Они?
– Парень и с ним какая-то девка.
– Как определил?
– Какое твое собачье дело? Сказано: идешь туда и валишь. Только не так, как в прошлый раз. Что, добить нельзя было, идиоты?
– Я добил! В голову! Я виноват, что ли, что вы, уроды проклятые, не подыхаете, как все нормальные люди?!
– Поговори мне еще! Магистр тебя за хрен повесит! Это ты его уродом называл, не только меня!
– Да ладно… чо ты… в самом-то деле. Нервы на пределе, погорячился. А ты пойдешь с нами? Кстати, оружие у него есть?
– Он сам оружие. Никаких вывертов – массированный огонь! И голову мне принесете. Голову, обязательно! Вперед! Пошел!
Фигура в черном комбинезоне скользнула в предутренний сумрак, и он будто ожил, выплюнув на свет фонаря еще несколько своих «детей».
Глухо хлопнул выстрел, лампа фонаря разлетелась, стало совсем темно. Человек, сидевший за кустом прямо на траве, злобно выругался и сделал несколько пассов, отправляя шипящие в воздухе огненные шары к остальным фонарным столбам. До них было довольно далеко, но шары будто притягивались к лампам, чувствуя их так, как чувствует близкую родню член стаи. Через минуту в округе на расстоянии нескольких сотен метров не осталось ни одного целого фонаря. И это хорошо. Тайные дела требуют тишины и мрака.
Со стороны врага движения пока не было. Маги, которые приехали вместе с броневиками спецназа, сидели в своем микроавтобусе и не двигались, вероятно, наблюдая за происходящим. Спецназовец, видимо старший группы захвата, говорил о чем-то с генералом, вырядившимся едва ли не в парадную форму. Маг усмехнулся – фуражка с высокой тульей становилась все более смешной год от года, напоминая собой шляпку невиданного гриба.
Показуха! Нет бы придумать нечто менее экстраординарное и более практичное – нет, им надо вырядиться, как клоунам! Впрочем, если уж по-честному, полевая форма вполне достойна, отвечает всем требованиям.
– А что так тихо? – шепнул молодой парень справа от главного, парень лет двадцати пяти. Он и на самом деле был двадцатипятилетним парнем, попавшим в тело носителя одного с ним возраста пять лет назад. После перехода обрел способности к магии, подвизался на арене какого-то заштатного цирка да мошенничал на рынке, собирая дань с околдованных торговцев, пока его не заметил Магистр. Конечно, не сам Магистр, а его наблюдатели, разбросанные по всему миру, но какая разница? Все наблюдатели подчиняются Магистру, так что можно сказать – он заметил.
Хороший маг получился из парня, сильный. Глупый только. Но и это хорошо. Наплети ему с три короба, дай денег, поставь задачу – он что угодно сделает. Исполнительный и глупый подчиненный – счастье командира.
Трудно стало работать в России. Говорил Магистру – пора сваливать! А он все морду кривит!
Доморщится! Зажали, совсем зажали! Это тебе не лихие девяностые, когда можно было творить что угодно – лишь бы бабки были. Теперь и бабки не все решают! Окрепла страна, увы. Давно пора было сворачивать деятельность, уходить за бугор, а этот старый дурак: «Успеем! Мы еще не все сделали!»
Все. Последняя операция. Убрать лекаря, и можно валить.
– Тихо всегда перед бурей, – одними губами, едва слышно. – Молчи. Как только начнется – держите спецназ. Скажи своим, пусть энергии не жалеют. Спецназ – это вам не бандитов валить, эти вас раскатают, как соплю по тротуару!
Захлопнул рот, поняв, что словоблудит, выдавая свое беспокойство. Младший Магистр не должен ни о чем беспокоиться, бояться, переживать. Он небожитель, человек с Марса! Не такой, как все! И не дай бог, поймут, что он всего лишь обычный человек, волей богов научившийся колдовать – растопчут! Сомнут! Это объективная реальность, и тут ничего не поделаешь.
Подчиненных нужно держать на отдалении, они должны бояться, а не понимать. И еще – всегда находиться в состоянии неудобства.
Знания – вот главная ценность. Обладаешь информацией – владеешь миром. Дурак Магистр, с такими умениями, с лекарем, можно было бы такого наворотить! А он плавает у берега, боится пойти в неизвестность! Нет, пора бы ему и на покой…
– Идут! – пискнул кто-то из магов, Младший Магистр выбросил силовые сети, они вздрогнули, зацепив объекты, и он увидел силуэты людей с оружием, прочесывающих сквер.
– Огонь! – приказал он негромко, не боясь, что его не услышат. И его на самом деле услышали – ночь расцветилась нитями-бусинами автоматных очередей, гирляндами «фейерверков», «грозовыми молниями» – зелеными, будто их раскрасили неоновой краской. Началось!
Тут же застрочили, забухали автоматы и пистолеты группы зачистки – лучшие орки, какие были в распоряжении «Ковчега». Лучшие боевые маги. Весь цвет организации. И все ради того, чтобы убить одного-единственного человека – лекаря! Глупость полнейшая. Ей-ей глупость! Нет, надо менять этого Магистра! Он недостоин своего места. Есть гораздо более достойные кандидатуры…
* * *
Он вынырнул из сумрака – худой, угловатый, похожий на огромного черного паука. И двигался тоже, как паук, или как насекомое – рывками, невероятно быстро, так, что силуэт размывался в пространстве. Обычный человек не смог бы уловить его движения, тем более в полумраке! Но то человек! Орки могли.
Старший группы выстрелил тут же, как только «паук» нарисовался на фоне светлеющего неба – длинная очередь из короткоствольного автомата, посланная твердой, недрогнувшей рукой, должна была распороть нападавшего на две половинки, как нож распарывает тугой, спелый арбуз. Красные клочья, ароматный сок, хрустящие косточки… и нет арбуза! Есть только ломтики, лежащие на тарелке. Или в помойном ведре.
Но человек-паук не хотел участи арбуза. Он метнулся с такой скоростью, что все пули, посланные орком, ушли куда-то в пространство, чтобы рикошетом уйти от стены дома прямо в борт здоровенного «Лендкрузера», ожидавшего хозяина возле дверей подъезда. «Лендкрузер» давно уже пережил свою молодость и двух хозяев, но был еще крепок – до тех пор, пока стальной град не вспорол бок, сделав из него подобие дуршлага. Но никто из участников схватки этого не знал. Им было совсем не до того. Каждый из них превратился в машину смерти, отбросив прочь все мысли, кроме одной – убить того, кто пытается убить тебя.
Орк допустил ошибку. Он вырвался вперед, забыв, что перекрывает сектор обстрела для своих подчиненных, понадеявшись на свою скорость, которая превышала скорость тренированного человека как минимум раза в два. Но человек-паук не был человеком – уже не был человеком. Он был еще быстрее, чем орк. Он мог двигаться так, как двигаются насекомые, уворачиваясь от безнадежно медленной, совсем не опасной руки человека, пытающейся прихлопнуть наглое насекомое.
Перезарядить автомат времени уже не было. Подчиненные перекрыты широкими плечами командира. Остается только одно – ближний бой, рукопашная – пистолет, который лежит в кобуре, слишком далеко от руки. Ближе всего нож, закрепленный на предплечье.
Но орк не успел выдернуть и нож. Широкая ладонь уцепилась за его подбородок, другая – за затылок, резкое движение – на ходу, не теряя скорости – хруст!
Готов!
Тело орка еще не успело упасть, когда Охотник добрался до второго орка, выцеливающего его из автомата и пытающегося что-то крикнуть широко открытым ртом.
Автоматная очередь оглушила, пройдя мимо уха, отправив пули куда-то в сторону Венеры. Охотник с ходу выдернул автомат из рук боевика, как выдернул бы копье, и мгновенно, с сокрушающей силой воткнул раскаленный срез в глаз владельца оружия. Ствол погрузился в череп орка сантиметров на двадцать и остался торчать, расклинив глазные кости.
И Охотник пошел дальше, убивая, ломая, круша, уничтожая все, хоть немного походившее на опасный объект.
У него не было сомнений – убивать или нет. В таких обстоятельствах сомнений быть не может. Засомневался – умер!
Действие должно опережать мысль. Инстинкт – вот кто руководит процессом выживания. А он говорил – убей!
Убей всех! Уничтожь! Сломай! Разорви!
И не было тут места магии. Магия – это осознанное действие, это продукт сознания. Охотник, которым руководил инстинкт, не мог и не хотел думать, полностью отдавшись под его власть. Сверхбыстрые рефлексы, огромная сила, способность на ходу резко менять направление – как это делают насекомые – и никто из тех, кто был сильнее и быстрее обычного человека, не мог противостоять мутанту. Мутанту, созданному их злой волей.
Вся группа зачистки полегла за считаные секунды. Последний из орков еще хрипел и дергался на траве, орошая ее тугим фонтаном крови из разорванного горла, когда Охотник пошел дальше – туда, где кипел бой, туда, где сверкали огненные шары и в небо отправлялись россыпи «светлячков», не нашедших приюта в теплом хрупком человеческом теле.
Патронов не жалели – оркам нужно было отвлечь внимание от группы зачистки, ну а спецназу – как можно скорее подавить сопротивление врага. На самом деле, если бы кто-то засек время с начала схватки, с удивлением бы увидел, что от первых выстрелов до окончания боя прошло всего около пяти минут. За это время обе группы успели сменить по два-три магазина с патронами, и когда со стороны орков стрельба стала редкой, а потом совсем затихла, командир группы спецназа остановил стрельбу и жестом показал бойцам: «Вперед!»
Через минуту, со всеми предосторожностями, страхуя друг друга, бойцы спецназа добрались до позиций противника – те залегали за деревьями, за припаркованными автомобилями – чтобы обнаружить странную картину: все, кто здесь находился, были мертвы. Мертвы бойцы, увешанные оружием, как и спецназовцы, мертвы безоружные мужчины и женщины, которые лежали так, будто только что палили в сторону наступающего спецназа из какого-то оружия. И мертвы они все были не просто так – не убиты из огнестрельного оружия, не заколоты ножами – они были буквально разорваны, изувечены, будто здесь поработала огромная злая обезьяна вроде бабуина, славящегося своими длинными острыми зубами. Оторванная голова, выбитые глаза, вырванная из плеча рука, кишки, разбросанные по земле, – видавшие виды спецназовцы просто оторопели, увидев это зрелище.
А когда генерал приказал искать гражданского, который, скорее всего, все и сотворил, командир группы ошеломленно покрутил головой и подумал о том, что пора завязывать с этой работой. Ненормальная пошла служба. Если чего-то не понимаешь – это хуже всего. Обычный боевик – ты знаешь, как против него воевать. Он умирает, если в него попадет осколок либо пуля. А что говорит генерал? Что в какого-то безоружного гражданского нужно всадить не меньше рожка патронов, а потом отрезать ему голову – и только тогда он будет мертв?!
Это что – зомби, что ли? И с кем вообще сегодня воевали? Погибли два бойца, трое ранены – каким оружием? Одного разрезало на части, как будто раскаленной стальной сетью – это как?! Другому снесло голову огненным шаром – откуда эти плазмоиды? Что за оружие? Инопланетяне, что ли? Нет, пора сваливать с этой службы. Лучше куда-нибудь в ЧОП либо в охрану банка. Мило дело – таскаешься за банкиром, всем своим видом изображая крутого телохранителя, получаешь отличные бабки, и ничего тебя на свете не парит, кроме того – как долго проживет твой хозяин. А он проживет, ему телохранители нужны только для понта – уже давно никто ни в кого не стреляет, все разборки проходят тихо-мирно, в уютных кабинетах, без мордобоя и снайперов!
А тут что? Ну… зарплата тоже неплохая, если уж быть честным, то если за эту зарплату нужно воевать с инопланетянами… нет, не надо такой зарплаты. Он на такое не подписывался.
Гражданских не нашли. Кроме жителей микрорайона, начавших вылезать из своих квартир на выстрелы – любопытный народ! Где-нибудь в Штатах все давно бы уже залегли на пол и не высовывали носа, пока все не закончится. Эти же – со своими дурацкими мобильниками – лезть, снимать! Чтобы потом выложить в Сети и получить кучу лайков! Будто от этих лайков зависит сама жизнь.
Впрочем – и зависит. Высунул голову, чтобы поснимать происходящее – тут же тебе ее и отстрелили. Так и случилось – одного все-таки завалили в перестрелке – молодой человек снимал происходящее на свой айфон…
А может, и неспроста это случилось, не случайной пулей. Может, он заснял что-то, что видеть никому не надо? Свидетелей убирают… Впрочем, это совсем другое дело. Дело же спецназа – уничтожать террористов. Террористы уничтожены? Уничтожены! А чего еще-то надо?!
Гражданские какие-то ушли, исчезли? А на что у вас полицейский кордон? ОМОН? Как этот гражданский, да еще и с бабой, просочился сквозь этот самый кордон?! Пусть полицейские теперь его и ищут! Банкомат ограбил? Да мне плевать! Я свою задачу выполнил, ко мне претензий быть не должно!
И, кстати сказать, кто ответит за потерю бойцов? Тренированных, опытных бойцов? И кто пойдет в их семьи сообщать о гибели кормильцев? Кто?! Я!
Ага, вы же не пойдете! И я не дерзю! И вообще, я решил подать рапорт на увольнение, господин генерал! Хватит, настрелялся в инопланетян! Каких инопланетян? Да не надо меня дураком держать! Хватит уже! Подурачили! Посмотрите на трупы – хорошенько подурачились!
Все. Баста. Увольняюсь. И думать не буду! Хватит! Завтра? Завтра ничего не изменится! И послезавтра, и вообще – никогда. Всегда будут дураки, которых отправляют в бой, и те, кто дураков отправляет. Вот и я не хочу быть в дураках!
Стресс, стресс… да, стресс! Нет, не буду пить. Домой! Хватит на сегодня «Звездных десантов». Может, все-таки расскажете, с кем мы сегодня воевали? Нет? Гостайна? Да плевать – и на тайны, и на гос!
С меня хватит.
Хватит!
* * *
Они брели по тоннелям, как и сутки назад. Только теперь у них нет еды и есть много, очень много денег. Так много, что на них можно было бы прожить год. Или два. Или три? Если только выбраться наверх, купить еды и найти место, где эту еду можно спокойно съесть. Квартиру, комнату, гостиницу – что угодно! Лишь бы упасть на кровать, лишь бы больше не двигать ногами, чавкающими в этой вонючей грязи. А деньги, увы, есть нельзя. Смешно – голодать, будучи миллионером!
– Куда мы идем? – Голос Аньки прозвучал глухо и гулко, тут же завязнув во тьме.
– Там оставаться опасно. Нужно как можно дальше отойти от места битвы.
Голос мужчины был бесстрастен, холоден, как и обычно, но Аньке вдруг показалось, что она услышала некую нотку… жалости? Сочувствия? Наверное, показалось.
– Ты устала? Хочешь, я тебя понесу?
Анька хотела. Так хотела, аж скулы сводило! Но тут же с сожалением отказалась:
– Ты и так устал. И тебя снова ранили. Сколько раз?
– Что – сколько раз?
– Сегодня ранили сколько раз?
Подумал, помолчал.
– Шесть раз. Четыре пулевых ранения, два ножевых, один ожог от плазмоида.
– Семь. Семь получается!
– Да, семь.
– Вот видишь! – Анька задохнулась, едва не упала, выровнялась и снова потащилась следом за «паровозом». – Ты и так меня тащишь! Куда тебе еще… скажи, а как так вышло, что пули тебе не причиняют вреда? Ты робот?
– Я не робот.
– Ты вообще когда-то устаешь?
– Устаю.
– Раз устаешь, значит, не робот! Роботы не устают. А почему ты так редко ходишь по нужде?
– По нужде? Что такое – «по нужде»?
– Ну… ты совсем дурачок… ну… это… мочишься, редко, например! Отливаешь, писаешь, по нужде!
– Хмм… я не знаю. Так получается. Возможно, что мой организм использует вещества из пищи и питья более рационально.
– Стоп! Ой! Да нет, я не сказала останавливаться! Это просто выражение такое! Я имела в виду – ты откуда знаешь про организм? Только недавно ты двух слов связать не мог, а теперь вон чего рассуждаешь! Может, к тебе память вернулась? Вспомнил, кто ты такой?
– Нет. Не помню. Мелькает что-то… белые халаты почему-то. И зеленые одежды. Мне кажется, что я был врачом. Лечил людей. Я даже почти уверен в этом.
– Ты – врачом?! Ха-ха-ха! Да какой ты врач?! Весь в шрамах, людей убиваешь – как соплю об асфальт! Колдуешь! Какой ты, на хрен, врач?! Вояка! Вот ты кто! Хотя… меня-то ты вылечил… Но все-таки память к тебе немножко вернулась, да?
– Немножко. Стой! Тихо! Не двигайся!
– Что?! Что там?!
– Ни звука! Тут кто-то есть… в соседнем тоннеле.
Охотник присел на корточки, сжавшись в комок, как зародыш в чреве матери, и, сосредоточившись, раскинул вокруг сеть нитей-щупалец.
Пространство тут же откликнулось информацией, которая потоком устремилась в мозг колдуна.
Где-то слева пробегала крысиная стая – грызуны бежали, будто спасались от смерти, попискивая на ходу. От них исходила волна страха, и Охотник на миг задумался – от кого же они могут так спасаться? Выдвинул щупала дальше, пытаясь понять причину паники, и тут же наткнулся на два странных объекта – небольшие, ростом, размерами они походили на пятилетних детей. Но что делать детям в подземелье, на глубине нескольких десятков метров под «нулем» поверхности? Объекты исчезли, будто растворившись в стене, и Охотник выбросил их из головы. Они не мешали и не помогали в пути, а потому были бесполезны.
За то время, что Охотник и его спутница шли в подземелье, они спустились на глубину не меньше пятидесяти метров, а может, и глубже – дважды пришлось лезть по ржавым перекладинам круглых колодцев, да и горизонтальные тоннели шли под уклоном – старые, отделанные кирпичом – вместо бетонных, как в самом начале похода.
Беглецы шли уже несколько часов, сколько точно – ни Охотник, ни Анька определить не могли. Здесь, в темноте, время текло совсем по-иному. Может, пять часов. Может, двадцать.
Несколько раз останавливались на отдых, когда попадался сухой тоннель, унизанный кабелями и трубами, потом долго шли по канализационным ходам, сгибаясь, чтобы не чертить головой потолок. Затем снова производственные тоннели – кабели, трубы, двери, за которыми не было ничего, кроме пустых или заполненных мусором небольших комнат.
Вот и сейчас, поднявшись по ржавым скобам колодца метров двадцать, они снова вышли в сухой тоннель, и в нем явственно ощущался небольшой ток воздуха, хотя этого, скорее всего, быть не могло – подземелье находилось на большой глубине. Здесь не могло быть прямого выхода на поверхность. А раз не было прямого выхода, значит, этот самый ток воздуха что-то создавало. Что? Вентиляционная установка, само собой. И вот этот самый поток воздуха ощутил Охотник, насторожившийся как зверь от запаха извечного своего врага. И для лесного зверя, и для Охотника главным врагом был человек.
Их было десятеро. Пятеро – позади, там, откуда пришли беглецы, и пятеро впереди, перекрывая отход из тоннеля. Как они их обнаружили – неизвестно. Может, просто случайность, а может… если знать, куда ведут тоннели – знать досконально – да еще и смотреть на экран, на который выводится информация о происходящем в тоннелях, найти достаточно несложно.
Датчики движения были установлены по всем тоннелям, в которых имелись кабели связи. Только глупец мог думать, что спецслужбы не озаботятся установкой контрольных датчиков там, где от этого зависит жизнь города, а то и всей страны. Если бы каждый мог войти в тоннели и добраться по ним до центра столицы – результат был бы весьма плачевным.
Человек может пронести на себе несколько десятков килограммов мощной взрывчатки. А если это десять человек? Двадцать? А если они сделали еще и несколько рейсов?
Кроме того, на кабели связи можно поставить шпионские приборы, которые легко считают информацию – пусть и не совсем уж такую тайную, но… если таких приборов десятки, стоят они на разных кабелях, перехватывая разговоры чиновников и военных – из всей этой разрозненной информации умный человек может почерпнуть столько всего, что шпион времен Второй мировой от зависти искусал бы свои шифроблокноты. Прогресс не стоит на месте…
Когда на пульт дежурного пришел сигнал о нахождении в контролируемом объекте двух неизвестных людей, как и полагается по инструкции, офицер наблюдения передал информацию вышестоящему начальству, а когда сверху пришел недвусмысленный приказ о захвате объектов, на место тут же выдвинулась оперативная группа «тоннельщиков» – специально подготовленные для работы под землей бойцы, отобранные из числа спецназовцев несколько лет назад. У каждого из них имелся опыт реальных боевых действий, все были экипированы соответственно условиям «работы» и могли без особых для себя проблем находиться под землей днями и неделями.
Основной задачей тоннельщиков была охрана подземной Москвы, предотвращение терактов, что и делали они – успешно, жестко, эффективно – в отличие от своих коллег в мягкой, сладко пахнущей гнилью разложения старой Европе. Никакие диггеры, никакие любопытные бомжи не могли и шагу сделать по тоннелям столицы без того, чтобы им не наподдали сапогом по тощему заду.
Обыватель, начитавшийся сказок о диггерах, которые свободно бродят по тоннелям в поисках библиотеки Ивана Грозного, был бы удивлен, узнав, что ни один диггер не может безнаказанно спуститься в подземелья и ходить под Москвой, как по веселым арбатским переулкам. Большинство тоннелей были перекрыты решетками, все промышленные тоннели оборудованы датчиками, а в особо опасных местах – видеокамерами и излучателями инфразвука, отпугивающего даже крыс.
Кончилась эпоха диггерства, и в новой эпохе не было места вольностям, угрожающим жизни и здоровью граждан России. Порядок – наверху, выше «ноля», и внизу – до самой мантии Земли – государство, укрепленное железной рукой президента, не допускало никаких послаблений – в том числе и для безумцев, которым нравилось бродить по смердящим тоннелям ради порции адреналина и призрачного тумана древних сокровищ. Мир подземелий был навсегда закрыт для тех, кто не имел на то соответствующих полномочий.
Это не означало, что никто не пытался забраться в душные канализационные колодцы и пройти по технологическим тоннелям – нет, дураков хватало во все времена! Но они могли сделать это только один раз, редко – два, до тех пор, пока не оказывались в допросной комнате ФСБ, где их сутками напролет расспрашивали о том, кто их послал под землю.
С какой целью? С кем связаны? Что несли с собой? Кто завербовал их в террористическую организацию? Знают ли они, какой срок грозит за террористическую деятельность?
И еще много, очень много вопросов в тематике, не оставляющей сомнений в том, что жизнь допрашиваемого сломана, и, скорее всего, он так и сгинет где-нибудь на лесоповале, на одной из очень северных, трудно обживаемых территорий.
В конце концов, все завершалось административным штрафом и подпиской о неразглашении, но память о пережитом ужасе быстро выбивала из романтичных голов желание вновь спуститься под обновленную, сияющую новыми тротуарами Москву. Реальность, как это часто и бывает, отличалась от того, что пишут авторы приключенческих романов, как и небо отличается от земли.
Но не только романтические студенты попадались в сети «подземников». Настоящие террористы – их было все-таки немало. Под землей происходили настоящие боевые схватки, и всегда итог был не в пользу незваных гостей. Они или гибли, посеченные точными, выверенными очередями «волкодавов»-тоннельщиков, либо сдавались, поняв, что игра проиграна и теперь нужно позаботиться о себе лично.
Впрочем, были и такие, что не сдавались. Однажды во время самоподрыва упоротого джихадиста погибли двое тоннельщиков, неосторожно оказавшихся в зоне поражения взрывного устройства. Но это был последний такой серьезный случай на памяти специального подразделения в течение трех лет.
* * *
Майор Кирсанов поднял руку, останавливая группу, он двигался чуть впереди и, выйдя из-за поворота тоннеля, первым увидел тех, по душу которых шел. Человек в черной форме сидел на полу тоннеля, повесив на грудь голову, окруженную спутанными светлыми, почти белыми волосами.
Рядом с ним, прислонившись спиной к стене, сидела женщина. С этого места разглядеть ее лицо невозможно, как и лицо мужчины, но это было неважно. Будь она хоть Мерилин Монро или Клаудиа Шиффер – результат один – ей предстоит оказаться в допросной камере Лефортово и довольно долго отвечать на неудобные вопросы дознавателя.
Теперь следовало определить, насколько опасна эта парочка. И первое, что бросилось в глаза – полное отсутствие какого-либо оружия и багажа. Ни рюкзаков, ни наплечных мешков – ничего, кроме дамской сумочки, непропорционально раздутой, будто туда насовали кирпичей. Взрывчатка? В сумочке? Глупо как-то… хотя… все может быть.
– Третий на месте. Вижу объекты. Мои действия? – передал по рации командир второй группы, зашедшей с тылу нарушителям.
– Ничего не предпринимать. Залечь, взять на прицел. Без команды огонь не открывать, – тихо сказал майор и снова замер, разглядывая преступников. Именно преступников, потому что проникновение на охраняемый объект есть преступление. А за преступления нужно отвечать.
Щелкали секунды, складываясь в минуты, а майор все стоял и наблюдал, с каждым мгновением убеждаясь, что эти двое безоружны и не представляют никакой опасности. Молодая парочка, скорее всего, забралась в подземелье в поисках романтики и острых ощущений – секс под землей некоторым экстремалам представляется чем-то особым, ярким, интересным, хотя что может быть интересного в запахе канализации, ржавчины и старого гудрона, растрескавшегося от времени? Этим гудроном заливали кабели, и от прошедших лет он не стал пахнуть приятнее и не превратился в нечто, способствующее хорошей потенции.
Дурачки! Что может быть хорошего под землей, если только это не красивая пещера, оборудованная для туристов, или сауна с девочками, построенная в бывшем бомбоубежище?
Нужно было принимать решение – одно из двух – или идти на захват этих самых нарушителей, или расстреливать их на месте, пока они не предприняли какие-либо действия, угрожающие жизни и здоровью членов группы. Проще всего, конечно, пустить очередь патронов в десять и… не рисковать. Потом в рапорте написать: «…нарушителями была предпринята попытка открыть огонь в направлении группы захвата, и они были убиты выстрелами из автомата…» И все! Ну кто полезет под землю проверять, с оружием была эта парочка или нет?
Ну даже если и полезут – мало ли, что показалось командиру группы в темноте, на дисплее прибора ночного видения? Кто может ему что-то предъявить, кроме… совести?
А еще – Бога, когда Кирсанов попадет на тот свет. Одно дело – когда тебе приказали убрать безобидных гражданских – начальство приказало – выполнить их приказ тоже дело нехорошее, но гореть в аду будут они! Майор спецназа – всего лишь оружие, как нож, как пистолет, как автомат. Не будешь же ты порицать нож за то, что он оказался в плохих руках, руках маньяка, безумца либо ночного грабителя?
А вот тут уже случай другой. Только он, майор Кирсанов, и никто другой, решает, жить этим молодым придуркам или нет. Стоит брать грех на душу или нет. Отправлять в ад или… в общем, понятно! Ответственность только на нем, и не переложишь ее на «тупое начальство», засевшее в прохладных летом и теплых зимой кабинетах. По привычке обшитых дубовыми или ясеневыми панелями. И время принимать решение.
Он еще помедлил, потом жестом приказал группе оставаться на месте и пошел туда, где сидела эта парочка. Короткоствольный скорострельный автомат калибра 9 мм привычно выцеливал сидящего на корточках мужчину. Все, как обычно, все, чтобы исключить любые неприятности.
Под землей бывает так, что у людей «едет крыша». Они начинают видеть то, чего нет – мутантов, крокодилов, лохматых карликов, подземные города – все, что выдает мозг человека, отравленный ядовитыми испарениями. Каким бы сильным ни был человек, без воздушного фильтра в этой атмосфере он долго не выдерживает, если нет у него специальных лекарств, поддерживающих организм в работоспособном состоянии.
Майор подходил все ближе, осторожно, ставя ногу так, чтобы под подошвой водонепроницаемых высоких ботинок ничего не хрустнуло, не сдвинулся ни один камешек. Он крался, как зверь, охотящийся на оленя, но… мужчина его услышал.
Беловолосый распрямился, как пружина, легким, почти стремительным движением, и майор готов был поклясться, что глаза незнакомца смотрят прямо на него, хотя этого не могло быть. В кромешной тьме тоннеля можно было видеть только с прибором ночного видения, и никак иначе – сюда никогда не забредал ни один самый что ни на есть завалященький луч солнца. Если стены тоннеля и видели свет, то только тогда, когда ход пробивали сквозь толщу камня, обкладывая его потом обожженным до звона красным кирпичом. Этот тоннель построили задолго до дня, когда в нем проложили важные для города кабели. И никто не знает и никогда не узнает, по чьему приказу пробили этот подземный ход и для чего.
Майор посмотрел в глаза незнакомцу, сдвинув маску-прибор, и едва не вздрогнул – глаза светились! Явственно, как два маленьких прожектора! И вообще, прибор ночного видения показывал парня гораздо более ярким, чем обычный человек. Так бывает во время болезни – повышается температура тела, и тогда человек буквально светится, если посмотреть на него через датчики прибора.
И только потом до спецназовца наконец окончательно дошло – парень все-таки видел его! Видел в полной темноте! Ну да, можно предположить, что он каким-то образом услышал шаги майора, хотя подошвы ботинок того были сделаны из мягкой микропорки, позволяющей шагать так, как если бы на ногах надеты индейские мокасины.
Нет – тут не в слухе дело, когда майор сделал шаг в сторону, проверяя наблюдение, глаза незнакомца метнулись следом, не выпуская спецназовца из поля зрения.
В голове майора зазвенел колокольчик опасности. Так всегда бывало, когда он интуитивно чувствовал или засаду, или мину-ловушку, или в абсолютно неприметной женщине вдруг опознавал террористку-шахидку, увешанную взрывными зарядами. Предчувствия его никогда не обманывали, и сейчас по коже прошла волна мурашек, будто майор погрузился в ледяную воду. Он еще не понимал, не знал, в чем дело, но был готов выпустить снайперскую очередь из своего скорострела и очень жалел, что отправился на встречу с этим… кем? Кем может быть этот странный тип?
– Не двигаться! – негромко приказал майор, выцеливая грудь парня, чтобы рассечь ее длинной очередью.
Женщина ойкнула, завертела головой, пытаясь то ли увидеть, то ли услышать – откуда идет голос, судорожно поднялась, перебирая руками по стене, и замерла так, широко открыв глаза, скривившись в жалкой гримасе.
– Кто?! Кто тут?! Юра! Юра, кто тут?!
– Спецназ ФСБ! Антитеррористический центр, – так же негромко, холодно пояснил майор, не меняя позы стрелка. – Кто вы такие и как сюда попали? У вас имеется оружие?
Беловолосый стоял неподвижно, не отвечал, и тогда майор обратился к нему:
– Парень… как там тебя… оружие есть? Приказываю – опуститься на колени, заложить руки за голову и слушать мои команды. Вы задержаны по подозрению в террористической деятельности, как люди, проникшие на охраняемый объект. При невыполнении моих приказов будет применен силовой метод задержания. Итак, жду пять секунд. Отсчет пошел!
– У нас нет оружия, – тихо, приятным, каким-то бархатным баритоном ответил парень, невозмутимый, будто стоял он не под прицелом автомата, а у газетного киоска. – Я не хочу причинить вам вреда. Прошу вас пропустить нас и дать возможность уйти на поверхность земли. Здесь ведь рядом выход, так? Я и моя девушка – мы можем вам заплатить. У нас есть деньги. Если вы нас не пропустите, могут пострадать ваши люди, те девять человек, которые прячутся впереди и позади меня. Пожалуйста, не предпринимайте никаких действий, которые могут привести к гибели людей. Вы не преступники, и я не хочу вас убивать.
Майор не то чтобы удивился, он остолбенел!
Во-первых, парень назвал точное количество группы захвата. То есть он знал об их присутствии, и знал не только это! Он четко назвал местоположение группы!
Во-вторых, он был настолько спокоен, настолько уверен в своей силе, что майор на секунду усомнился – парень верит в то, что говорит! Верит, что способен в одиночку, голыми руками убить десяток спецназовцев!
Безумец. И не только потому, что слишком уверен в своих силах. Нормальный человек никогда бы не разграничил людей на преступников, которых можно убивать, и на обычных людей, которых убивать не стоит. Так мог сказать только маньяк с измененной, ненормальной психикой, уверенный, что обладает правом убивать, наказывать тех, кто является, с его точки зрения, преступником. И не должен трогать тех, кто не влезает в рамки представления о тех, кого точно надо убивать, представления о преступниках.
Маньяк – сам себе сыщик, прокурор-обвинитель, судья, выносящий приговор, и палач, приводящий приговор в исполнение. Типичное, «академическое» поведение маньяка-психопата, который «наводит порядок» на улицах города. И что теперь делать с этим ненормальным?
Палец на спусковом крючке дрогнул – еще чуть-чуть, миллиметр, и…
Незнакомец вдруг исчез. Вот только что он стоял, расслабленный, с опущенными вдоль тела руками, и… его уже нет! А еще через долю секунды – предплечье незнакомца сдавливает горло спецназовца, и спокойный, такой же бесстрастный голос сообщает:
– Пожалуйста, не предпринимай ничего, что может заставить меня тебя убить. Я знаю, ты лишь выполняешь свой воинский долг и не хочешь меня убивать. Ты хороший парень. Потому я не собираюсь тебя убивать… если ты не сделаешь ничего плохого моей женщине и мне. А если попытаешься – умрешь.
Майор бывал во многих передрягах. Дважды был тяжело ранен, получил несколько легких ранений (порезы ножом, царапины – не в счет), уходил от погони в горных лесах, но никогда он не чувствовал такой реальной, смертельной опасности, как сейчас. Он не мог пошевелиться, зажатый в стальных объятиях «зомби», и знал, стоит тому двинуть рукой, и хрустнут позвонки, и никогда, никогда больше майор не увидит детей, не выдаст замуж дочку, не погуляет на свадьбе сына. Не увидит внуков и не поедет на Алтай, чтобы сплавиться по бурной реке Чулышман. Никогда. Ни-ког-да!
И от этой мысли он впал в тоску, смертельную тоску, зная, что все равно попытается убить парня, что это его долг, его служба, его работа – убивать террористов, негодяев и безумцев, которые портят жизнь простым людям. Именно для того, чтобы исполнить свою работу, которой майор посвятил свою жизнь, он и спустился в душные, промозглые, наполненные запахом тлена и писком крыс московские подземелья.
– Не стоит этого делать! – вдруг снова сказал парень. – Я хороший. Не нужно хорошему убивать хорошего. Это ни к чему. Опусти оружие, мы просто поговорим. А потом ты меня отпустишь. Договорились?
– Опустить оружие и поговорить – это я могу! – буркнул майор, сердце которого норовило выскочить из груди. – А вот отпустить – нет!
Он опустил автомат, показывая, что выполняет требование безумца, и стал лихорадочно размышлять, как выйти из ситуации, в которую сам себя загнал. Загнал? Вообще-то, все сделано по инструкции, писанной потом и кровью – близко не подходил, стоял на расстоянии трех метров, что вполне достаточно для того, чтобы отреагировать на любое, самое быстрое нападение. Кто же знал, что этот парень окажется ТАКИМ быстрым? Нечеловечески быстрым!
И сама собой закралась шальная мысль – а человек ли он?!
Мысль была изгнана, как не заслуживающая доверия, и майор приготовился к длительным переговорам, надеясь, что они окажутся успешными. Нужно было уговорить парня сдаться, вот и все. Первый раз, что ли?
Незнакомец ослабил захват, потом совсем убрал руку, но из-за спины не вышел. Майор чувствовал его присутствие и знал, случись какая-то заваруха, первым умрет он, Кирсанов. И это никак не входило в его ближайшие планы. Потому нужно как следует поработать головой! В хорошем смысле…
– Я слушаю тебя, – внешне бесстрастно сказал майор, зная, что его слова сейчас слышит вся группа (он включил рацию на передачу). – Что ты хочешь предложить?
– Я уже сказал, ты нас отпускаешь, мы уходим. Обещаю, что тогда никто не умрет. В том числе и те люди, что сейчас подкрадываются к нам вдоль стены. Прикажи им, чтобы остановились, иначе мне придется тебя убить.
– Всем стоять. Не двигаться. Слушать. Парень… тебя Юра звать, да? Юр, ну сам пойми, ты со своей подружкой забрался в охраняемую зону. Вас засекли датчики движения, и к вам была выслана группа захвата. Все это отмечено в журнале дежурного, и как теперь, скажи на милость, я могу вас отпустить? Я вообще не понимаю, зачем ты так рвешься уйти? Тебя допросят, помурыжат с неделю, а потом отпустят! Не ты первый, не ты последний! Оружия у тебя нет, взрывчатки тоже, вреда ты никому не нанес. Ну, забрался под землю, решил в тишине и темноте романтично трахнуть подругу – так что с того? Повторюсь, не ты первый, не ты последний! В чем дело-то?
– Если я окажусь в тюрьме, меня убьют, – тихо и убежденно ответил незнакомец своим бархатным голосом. – Мне нельзя сдаваться. Но я не хочу вас убивать. Что мне делать? Что нам делать?
– Юр, да никто тебя не преследует, ну что ты придумываешь?! – бодро начал Кирсанов и тут же прикусил язык, так это все звучало глупо, напыщенно и «по-отцовски». Откуда он знает, в самом деле, преследует кто-то парня или нет? Может, и правда забрался в подземелье, спасаясь от какой-нибудь шпаны? Хмм… только шпана-то в тюрьме ФСБ точно не достанет. А вот если кое-кто покруче шпаны… но это все фантазии безумца!
– Юр! – снова подала голос женщина. – А может, я сдамся? А ты уйдешь? А потом ты меня вытащишь! Я знаю – вытащишь, не бросишь! Или дождешься. Ну, правда, не убивать же их всех?
– Не убивать же нас всех? – неожиданно для себя хохотнул майор. – Юр, сдавайся уж ты, а? Всем будет легче! И мы живы, и ты – накормлен, напоен, а потом и домой, к мамочке!
– У меня нет мамочки, – голос незнакомца вдруг стал слегка печальным. – Она умерла во время чумы. И отец тоже.
– Какой такой чумы? – поразился Кирсанов. – Да чумы нет уже лет… лет… триста? Четыреста? Ты чего, парень? Чумка – есть. Собаки болеют. А чуму давно уже искоренили! Какая там чума?!
– Не знаю, – незнакомец слегка помотал головой. – Я не помню. Кое-что помню, а кое-что нет. Скажи, а это правда, то, что помурыжат неделю и отпустят?
– Да, чистая правда! – слегка покривил душой майор, с облегчением отмечая, что дело сдвинулось с мертвой точки. – Неделю, не больше!
Он врал. После того как парень ему угрожал, неделей здесь уже не ограничишься. Допрашивать будут с пристрастием, раскопают всю подноготную до седьмого колена, вывернут наизнанку, в том числе и с применением химии. Сейчас с подземельями все очень строго, очень. Оно и понятно – террористы уже всех достали! Не зря у него полная свобода действий в отношении нарушителей. Пусть спасибо скажут, что автоматические пулеметы не поставили, все-таки гуманная власть не хочет мочить всех подряд!
– Я сейчас поговорю с моей женщиной, а ты стой на месте, хорошо? Мы поговорим и решим.
– Давай, давай! Решай! – совсем уж воспрял духом майор Кирсанов, которому вообще-то и не хотелось лить кровь этого парня. Пусть даже он безумец со светящимися глазами.
Хмм… и правда, а что у него с глазами? Да нечего голову ломать – эксперты разберутся. Яйцеголовые за то и зарплату получают, и кабы не побольше, чем у него, ветерана!
Майор смотрел на то, как парень подходит к девушке, что-то шепчет ей, и у него вдруг снова проснулась интуиция – что-то не то. Зачем она сказала, что хочет остаться, чтобы парень шел один? Сразу на это внимания не обратил, а теперь… теперь все стало выглядеть в ином свете – оставит девчонку и предпримет попытку к бегству. Точно. Конечно, никуда он не убежит, заслон не пройдет, а вот насчет оросить пыльное дно тоннеля своей кровью – это запросто. Ну дурак же, дурак, а? Ну почему молодые такие глупые? Почему они никогда не слушают старших?!
– Приготовились… – майор сказал это едва слышно, но чуткий микрофон рации, вделанный в кислородную маску, передал все в эфир четко, без искажений. – Не даем уйти. По возможности – брать живым!
И тут же добавил громко, для нарушителя:
– Парень, не дури! Сдавайтесь вместе, уйти тебе все равно не дадут!
– Она остается, – бесстрастно сказал парень, выпрямляясь во весь рост. – Она устала и хочет есть. Помоги ей… как тебя звать?
– Майор Кирсанов, – не думая, бросил командир группы и тут же спохватился: – Как это – остается? И ты остаешься! Мы так не договаривались!
– Помоги ей, майор Кирсанов, – повторил незнакомец, потом наклонился и поцеловал девушку в губы. Та вздохнула, лицо ее скривилось, будто она удерживалась от плача, затем резко отвернулась к стене, похлопав своего спутника по плечу.
И парень снова исчез! На том месте, где он стоял, осталось лишь облачко пыли, а затем… раздались выстрелы.
Как бы ни был быстр Охотник, расстояние до сидевших наготове бойцов достаточно велико, чтобы вовремя заметить приближающуюся опасность. И кроме того, это были лучшие из лучших, обученные, подготовленные, тренированные мужчины, готовые к любым внештатным ситуациям. Настоящие волкодавы, каждый из которых стоил десятка обычных бойцов.
Капитан Соломин увидел светящуюся фигуру и прежде, чем успел что-то осознать, выстрелил, выцеливая грудь противника. Это произошло совершенно неосознанно, на уровне подкорки – атака – реакция!
А реакция может быть только одна – очередь из автомата, выстрел из пистолета или удар ножом. И только так. Иначе – смерть!
Он попал. Он просто не мог не попасть. Оружие давно стало частью его организма, когда стреляешь, не видя мушки, прицела, на одной интуиции, указывая стволом в сторону цели будто пальцем руки и попадая всегда, как попадает ребенок в своего воображаемого врага.
Бах! И супостат повержен.
Бах! И лежат враги, прошитые воображаемой сверхпулей.
Капитан видел, как из спины парня буквально выплеснулись фонтанчики крови, пули прошили его навылет, но он продолжал мчаться, как олимпийский бегун, и через секунду необходимость в автомате отпала – нельзя стрелять, когда противник находится между тобой и другими членами группы. Да и какой смысл стрелять, если беглец сам влез в центр ловушки, состоящей из четырех здоровенных, тренированных бойцов, привыкших получать и возвращать удары, каждый из которых может перебить кость у неподготовленного противника? А сзади бегут еще пятеро бойцов, сорвавшиеся с места сразу же, как прекратилась стрельба. До них всего метров сто – сто пятьдесят, и если они не пробегут это расстояние секунд за двадцать, капитан очень удивится. В общем, шансов у парня никаких.
Эта мысль мелькнула в голове капитана Соломина перед тем, как он полетел в стену тоннеля и врезался в нее, хрустнув костями. Уже после того, как все закончилось, когда он вышел на поверхность, шатаясь, выблевывая содержимое желудка, выяснилось – сломаны три ребра, сотрясение мозга, трещина в ключице. Врач, который его осматривал, сказал, что такие травмы бывают при дорожно-транспортных происшествиях, а конкретно – у пешеходов, после наезда на них автомобиля, движущегося со скоростью около ста километров в час.
Беглец врезался в группу спецназовцев, как шар врезается в строй кеглей, стоящих на дорожке кегельбана. За капитаном полетел прочь лейтенант Сидорчук, позывной которого был «Слон». Стодвадцатикилограммовый тяжеловес, который казался толстым, как бочка, а на самом деле состоял из одного лишь мяса, ни капли лишнего жира на могучих, природой данных стальных мышцах.
Так бывает. Кто-то рождается худосочным задохликом и лишь потом, годами тренировок, превращает себя в нечто похожее на нормального человека.
Кто-то накачивает мышечную массу, используя специальные препараты, сделав из себя пример подражания для ботаников-задохликов.
А кто-то просто рождается таким – богатырем, которому, в общем-то, не нужны никакие тренировки.
Как это происходит, какие процессы в чреве матери приводят к такому результату – никто не знает. Просто так легли карты – родился богатырь, который легко разгибает подковы, рвет цепи и до взрыва надувает медицинскую грелку, будто легкий шарик, раздуваемый горячим дыханием ребенка.
Сидорчук в этот раз выступил в роли ядра, или, скорее, копья. Незнакомец одной рукой схватил его за шею, другой за пах и метнул в оставшихся на ногах бойцов, мучительно медленно готовящихся к схватке.
Сто двадцать килограмм плюс амуниция – все сто сорок. Когда в тебя попадает полтора центнера живого веса – уже не до схватки, особенно если сломана рука или тебе на живот приземлился «Слон».
На нейтрализацию группы ушло не больше трех секунд.
Пятеро бойцов, перекрывавших тоннель в противоположной стороне, подбежали к стонущим и неподвижным соратникам тогда, когда все уже закончилось и беглец исчез в темноте тоннеля. Приказа преследовать не последовало, потому они принялись оказывать помощь товарищам, предварительно доложив о происшедшем майору Кирсанову. Тот связался с дежурным, передал информацию о беглеце, дежурный передал выше, и через двадцать минут о происшествии знали все, кому положено было об этом знать.
Всех, с кем могли связаться, подняли «в ружье». Весь батальон «тоннельщиков», больше половины личного состава которого находилось сейчас в очередном отпуске или на выходных. Бойцы, матерясь и предчувствуя неприятности, бросили свои отпускные дела и прибыли в отдел, кроме самых мудрых, тех, кто отправился отдыхать в такие места, откуда добраться можно было только спецтранспортом. Например, вертолетом. Остальные были на месте уже через два часа.
Генерал Калюжный ввел бойцов в курс дела, поставил задачу, и еще через сорок минут экипированные, вооруженные бойцы рассаживались по микроавтобусам с наглухо затемненными стеклами, чтобы отправиться к местам «закидок», как по старинке называли спуск в городские подземелья.
Беглец все еще был там – датчики тоннелей исправно отслеживали его передвижение, и все, что оставалось сделать – перекрыть ему дорогу и попытаться взять живым. А если не удастся – уничтожить на месте. Нельзя допустить, чтобы под Москвой бегал какой-то мутант, способный голыми руками разогнать толпу спецназовцев.
Сегодня он разогнал бойцов тоннеля, а что будет завтра? Чью охрану он разгонит завтра?! У генерала Калюжного волосы на голове шевелились, когда он думал о возможных последствиях! Тут не погоны с плеч полетят, голову бы уберечь! Уголовное дело! Как это так – десять бойцов спецподразделения упустили безоружного молодого парня?! Не смогли задержать?! И зачем тогда нам такие бойцы?
Служебного расследования не избежать, это точно. Но если все-таки поймают парня, генерал отделается строгим выговором, может быть, даже без занесения.
А не поймают… ну что же – на пенсию генерал Калюжный уже заработал. Выслуги хватает. Скучно только будет без любимой работы сидеть на даче, пить чай и с тоской слушать жену, рассказывающую о проблемах соседей, до которых ему дела столько же, сколько до проблем никарагуанской проститутки, с которой не расплатился уличный хулиган!
Выговор – это дело знакомое, это переживем, первый раз, что ли? Тот, кто на самом деле служит, а не просиживает штаны в тихом штабе, всегда имеет шанс получить «строгача» – на то он и солдат, чтобы дрючил его каждый первый начальник, желающий перевалить ответственность со своих покатых плеч. Генерал тоже солдат, если он настоящий генерал, а не дутик, выдвинутый наверх благодаря подковерным интригам.
Калюжный был настоящим боевым генералом, радеющим за службу, и таких в армии было немало. Собственно, армия и держалась на плаву за счет таких военных – потомственных, служащих не за страх, а на совесть.
* * *
Охотник бежал. Инстинкт говорил ему: «Если тебя возьмут – ты труп!» Пока он находится на воле, пока его свободу не ограничивают тесные стены тюрьмы – еще не все потеряно. И он не рассуждал – зачем бежит, куда бежит. Просто бежал, свободный, как волк, вырвавшийся из клетки. Он уже забыл о женщине, которая с ним была. Была – и теперь ее нет.
Нет, не совсем ее забыл. На время, пока не исчезнет опасность. Если бы взял с собой – опасность увеличилась бы для обоих. Женщина врагу не нужна, зачем она им? Нужен только он, Охотник, и почему враги хотят его убить – дело десятое. Потом разберется, когда выберется. А вот она могла бы сильно пострадать.
Вопрос только в том – куда выберется? Ну вот убежал он от преследователей, и дальше что? Куда пойти? Что делать? Деньги у него есть, это уже хорошо. Кое-что начал соображать головой – тоже здорово. Но недостаточно, чтобы выжить в изменчивом мире, о котором почти ничего не знаешь. Где можно отсидеться?
Если бы это был девственный лес – все было бы проще. Вылез, затерялся в кустах, и все, ни одна собака не сыщет! А если и сыщет, пожалеет. А что в городе? Здесь все на виду. Особенно днем. Вылезешь – грязный, оборванный, окровавленный – тут же позвонят в полицию, и… результат ясен. Так, может, стоило сдаться сейчас? Не тянуть время?
Он даже шаг замедлил, будто мысль о сдаче лишила сил. И тут же снова прибавил ходу, войдя в ритм бега, благо, что тоннель в этом месте был широкий и сухой.
Кстати, для беглеца, вообще-то, не благо, а беда. По такому тоннелю хорошо не только убегать, но еще и преследовать. И, кроме того, весь тоннель был равномерно усеян датчиками, отслеживающими передвижение. Охотник просто чувствовал, как в него впиваются «глаза» серых ящиков, прилепленных к стене тоннеля. Зверь знал – за ним следили, и где-то там, далеко, уже лаяла свора собак, готовая порвать его шкуру. Злых собак, раздосадованных тем, что упустили добычу, да еще и оставили клочья своей шкуры в зубах беглеца. Порвут, точно.
Охотник не сомневался, что следующего обстрела он не переживет. Силы на исходе, еды нет, питья нет. Последние ранения выпили из него остатки энергии. Теперь – если в ближайшие часы не поест – может умереть просто от перерасхода жизненной энергии. Сожрет сам себя.
Он пробежал уже несколько километров. Тоннель за это время стал шире, кабели, которые в нем висели, теперь уже были вроде как поновее, не такие серые, пыльные, как там, позади. Даже ржавчины поубавилось на торчащих из стены скобах.
Охотник вдруг подумал о том, что им с Аней не хватило всего ста метров, чтобы добраться до выхода на поверхность. Люк был совсем рядом, пять минут, и они бы уже поднимались, предвкушая еду и крышу над головой. Сто метров – и целая жизнь отделяла их от свободы, а теперь? Что теперь?
Он не мог выбраться через тот выход. Снаружи его уже поджидали, это во-первых. А во-вторых, и самое главное – он не смог бы подняться за несколько секунд. Вторая группа, которая бежала сзади, расстреляла бы его прямо на ступеньках колодца. Так что придется искать новый выход.
Охотник остановился, перевел дыхание, широко разевая рот, чтобы захватить побольше кислорода. Здесь было не так душно, как в канализационных тоннелях, но воздуха все равно катастрофически не хватало – даже для такого мутанта, каким стал Охотник.
Разрушенный мозг работал на полную мощность, какую мог выдать. Система регенерации, подстегнутая опасностью, стрессом, лихорадочно «ремонтировала» клетки мозгового вещества, проращивая связи между обособленными кусками, пытаясь создать единое информационное пространство, упорядочить информацию, хранящуюся в клетках. Перед глазами Охотника мелькали картинки, названия которым он дать не мог. Он лишь знал – это его жизнь, это то, что случилось с ним в прошлом.
Охотник видел поля битв, залитые кровью, усыпанные мертвыми телами, видел деревню, закрытую желтым дымом с привкусом горелого мяса.
Видел мертвый город, по улицам которого бредут люди, глядя в пространство бессмысленными, нечеловеческими глазами.
Потом вдруг мелькнули женские лица – два лица, красивые, смеющиеся. Охотник знал – это его женщины, но не мог вспомнить, кто они такие и где находятся. И находятся ли вообще…
Белые халаты, зеленые комбинезоны – больница? Больница… И это не та больница, из которой он некогда сбежал.
Снова водоворот лиц – пожилая женщина… мужчина с хитрым, простоватым лицом…
Снова – кровь! Комната, залитая кровью! Изуродованная женщина, мертвые мужчины! Кровь, кровь, кровь… Везде кровь. Всегда кровь.
Встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Нужно очистить голову для того, что сейчас важнее – для мыслей о выживании! И какая разница – ЗАЧЕМ он выживает? Для чего? Какова цель его жизни? Разве у цветка есть смысл жизни? Или у белки? Или у волка, преследующего добычу? Они просто живут. Хотят жить. И делают все, что нужно для поддержания жизни.
Охотник в этом смысле ничем от них не отличался. Да, теперь его мозг был на порядок умнее, чем тогда, когда его владелец вышел из дверей морга. Но недостаточно умный для того, чтобы подняться до прежнего уровня. Время, нужно время! Отлежаться, окрепнуть! А они не дают ему отлежаться и окрепнуть!
В душе Охотника проснулся гнев – яростный, клокочущий, как вулканическая лава. Если бы преследователи приблизились к нему именно сейчас – вряд ли дело ограничилось бы легкими увечьями. Их счастье, что в тот момент времени они стояли на месте и ждали команды сверху, ждали, когда начальство соберет всю возможную рать, чтобы навалиться на беглеца всей мощью Системы.
Все выходы наверх были перекрыты – и не просто перекрыты нарядами полиции или ОМОНом – люки заблокировали, местами даже заварили. Тоннели, в которые беглец мог уйти из центрального прохода, были блокированы решетками, излучателями инфразвука, а там, где существовала хоть малейшая возможность проникновения беглеца к жизненно важным узлам подземной системы, задействовали автоматические пулеметы. Жизненно важные – выходы в административные здания федерального значения, например – институт «Сталинит», под которым имелся огромный бункер, в который должны были спускаться ведущие ученые этого учреждения, занимавшегося проектировкой того, что широкая общественность видит только на военных парадах. Бункер, само собой, имел выход в систему подземных коммуникаций, откуда можно было попасть в любую точку города.
Подземный город не менее важен, чем наземный. Во время атомной войны подземный город мог принять в свои затхлые объятия миллионы тех, кто мог бы поддержать существование оборонного комплекса на практически неограниченное время – склады с продуктами, скважины с чистой водой, одежда и обувь – здесь было все, что нужно на время, достаточное для обеспечения победы. «Город стоит на сыре, пронизанном миллионами дырок», – так сказал один из тех, кто знал о подземной стране и обеспечивал ее существование.
Конечно, Охотник всего этого не знал. И не мог знать. Но он чуял опасность. И не только потому, что обладал магическими способностями. Мозг, хотя и был поврежден, все-таки сохранил способность к анализу и обладал огромным количеством информации, которую и выдавал под «личиной» инстинкта, руководящего всеми действиями «живого мертвеца». И теперь инстинкт говорил: «Тебя обложили! Ищи выход!»
Охотник опустился на корточки, посидел так около минуты, затем опустился на пол, не обращая внимания на пыль, покрывшую брюки белесым пятном. Он вообще почти не обращал внимания на то, что носит, что ест, что пьет. Все в мире теперь подразделялось по трем пунктам: «1. Полезно. 2. Вредно. 3. Не стоит внимания».
Грязь на штанах сейчас не стоила внимания. Вот если бы он был грязен, когда выберется наверх – тогда другое дело. Мимикрия, то есть способность выглядеть так, чтобы затеряться в толпе прохожих – это полезно. Но до тех пор – не стоит внимания.
Стоило внимания только одно: в радиусе километра вокруг него по тоннелям медленно, но верно приближались группы людей. Его обложили со всех сторон. И выход только один – прорываться наверх, если, конечно, он не хочет убивать бойцов. А он не хотел. Почему? Потому что мозг подсказывал – их убивать нельзя. Это неправильно. Можно убить только того, кто этого заслуживает, или спасая свою жизнь от смерти.
Тех, кто этого заслуживает – по сведениям Охотника, – здесь не было.
А вот тех, кто может угрожать жизни – более чем достаточно для того, чтобы этой самой жизни его лишить. Пока что Охотнику везло – все, кто по нему стрелял, целились в корпус, но если кто-то догадается выстрелить в голову – тогда все. Смерть.
Оставался один выход – идти наверх, нейтрализуя возможную засаду как получится. Тут уже не до раздумий о правильности и неправильности действий по отношению к тем, кто загоняет его как дикого зверя.
Хотя… был и еще выход. Сложный, неприятный, но был. И, возможно – единственно верный.
Охотник встал, подошел к стене, «прислушался». «Щупальца» пронизали стену так же легко, как если бы ее не было вообще. Осмотрелся, вернее, «ощупал» пространство вокруг себя – еще раз, определяя уже не передвижение групп противника, а рельеф, или, точнее, структуру грунта. Плотный известняк, а дальше… дальше – сеть небольших тоннелей, не соединяющихся с этим. Ниже, наискосок – ближайший – круглая нора, будто проделанная гигантским земляным червем. Диаметр около полутора метров. Уходит куда-то вдаль, вне зоны досягаемости щупалец.
Сосредоточился, постарался вобрать в себя как можно больше магической энергии, теперь это получалось легче, проток, по которому поступала магия, расширился, укрепился, теперь, когда требовались большие усилия в сложном колдовстве, магия будет поступать гораздо легче. Не так, как когда-то, но гораздо легче, чем сразу после выхода из комы.
Повел руками, выбрал примерное очертание пятна воздействия и выпустил заклинание, едва не застонав от напряжения. Нет, ему не было плохо – колдовство чертовски приятная штука, она сродни оргазму – на место, освободившееся после выброса магии, хлынула энергия, и это было очень, очень хорошо!
Выброс пробил в стене тоннеля брешь глубиной метра три и шириной около метра. Кирпич, а потом и твердый известняк осыпались мельчайшей пылью, взлетающей в воздух при неосторожном движении. Дышать стало трудно, в носу сразу засвербело, глаза заслезились. От этой пыли не спасли бы и респираторы – камень разложился на молекулярном уровне.
Еще один выброс! Такой же мощный, на пределе сил Охотника, и еще три метра пробито. Вот только колдовать стало гораздо сложнее, попробуй-ка, поколдуй, когда ты ползаешь по шею в текучей, как вода, пыли!
И тут в голову пришло – не пойдет! Стоит еще раз намагичить, и он просто захлебнется в пыли, заполняющей нору до самого верха. Искомый тоннель находился ниже того, в котором сейчас был Охотник, и, значит, тоннель должен идти под углом. Нет, не выйдет!
Снова сосредоточился, осмотрелся, увидел людей, которые стали гораздо ближе, но шли все еще очень медленно и осторожно. И это хорошо. Имелся небольшой запас времени. Снова посмотрел в толщу грунта, выбрал другой тоннель. Тот был гораздо дальше, двадцать метров от этого, такой же узкий, как и первый, но самое главное – он был выше, шел параллельно большому тоннелю! А значит, вся пыль, созданная заклинанием, будет вытекать наружу, не мешая работе.
И понеслось – заклинание – три метра норы!
Еще раз – еще три метра!
Еще!
Еще!
Организм изнемогал, впитывая и отдавая огромное количество магической энергии. Это было не больно, приятно, как секс, но если заниматься сексом бесконечно, часами, сутками напролет – сдохнешь. Так и здесь, каждый выброс энергии отнимал силы, и с каждым выбросом их оставалось все меньше.
На такой мощности магии работать длительное время нельзя, даже если ты и могучий колдун. Даже могучие колдуны, прежде чем осуществить подобный выброс магии, запасаются боевыми амулетами, в которые закачивают огромное количество магии, высвобождая ее в нужный момент, чем и избавляются от таких неприятных спутников колдовства, как жгучий, нестерпимый голод, головокружение, слабость и, как следствие – истощение и, возможно, смерть. Если, конечно, колдующий не отдохнет необходимое время и не восстановит запас жизненных сил. Проще говоря, если не поест и не поспит.
До поверхности далеко, и если бы Охотник попытался выйти наверх, пробив тоннель сквозь десятки метров известняка, глины и песка – он так и остался бы лежать в этой норе, истощенный до последней капли жизненной энергии. Даже сейчас, пробивая ход к тоннелю, в глубине души он опасался, что истощит себя до опасного предела, когда ему не хватит силы, чтобы пройти туда, где окажется в безопасности. Но что оставалось делать? Убивать или быть убитым? Воин должен понимать, когда следует отступить, чтобы с новыми силами вступить в бой.
Пыль стекала вниз, растекаясь по полу тоннеля, поднимаясь в воздух так, что казалось – в подземелье нагрянул болотный туман. На несколько десятков метров в сторону от норы видимость уменьшилась до такой степени, что группы захвата, подошедшие к тому месту, где предположительно находился беглец, могли видеть только на расстоянии вытянутой руки, и потому движение бойцов было застопорено.
В облаке пыли не помогали никакие средства наблюдения, инфравизоры вообще ослепли, при включении выдавали лишь яркое свечение, ведь эта пыль была нагрета гораздо выше температуры человеческого тела.
Энергия никуда не девается, она или высвобождается, или поглощается. Сейчас, при распаде горных пород на молекулы, освободилось столько энергии, что если бы ее частично не поглотили стены тоннеля, здесь можно было бы жарить яичницу. И теперь жара была около сорока пяти – пятидесяти градусов, потому с бойцов, одетых по всей форме – в бронежилеты и спецкостюмы для погружения под землю – градом катился пот. Если бы не их несокрушимое здоровье и не специальная подготовка, многих точно бы хватил тепловой удар.
Стены тоннеля пыхали жаром, и никто не мог понять, что же все-таки здесь случилось. Тем более что датчики больше не отмечали местонахождение объекта.
Группы отошли назад и несколько часов дожидались, пока эта странная пыль уляжется на пол тоннеля. Потом выслали разведчиков с приказом не ворошить поганую пыль, непонятно откуда тут взявшуюся. Разведчики и доложили о появившейся в стене дыре.
Вернее, о двух дырах. Одна тупиковая, заполненная пылью, вела вниз (один из разведчиков нырнул туда, обвязавшись веревкой, дыша через кислородный прибор), вторая, уходящая по наклонной вверх, шла на многие десятки метров, и разведчики лезть в нее не решились, не зная, что поджидает их в кромешной тьме этой крысиной норы.
Впрочем, они не могли в нее влезть еще и потому, что дыра была узкой, очень узкой, сужаясь настолько, что в нее едва мог пролезть обычный, не отягощенный грузом человек. Что уж тогда говорить о бойцах, по самую макушку нагруженных всевозможными средствами защиты и нападения. Здесь нужен какой-нибудь задохлик-акробат или гимнаст, а не плечистый спецназовец весом сто кило и ростом под два метра.
Пока искали таких «задохликов» среди личного состава, пока объясняли задачу и сулили всяческие блага за успешную поимку нарушителя, прошло время, и когда разведчик в одном лишь комбезе, с пистолетом и ножом прополз-таки по узкому тоннелю, оказалось, что он упирается в глухую стену, безо всяких признаков прохода. И это было страшно.
Потом говорили, что тот отчаянный сержант, который решился влезть в эту дыру и пятясь выполз из нее – по сантиметру вырывая жизнь у подземного бога, наполовину поседел, а затем подал рапорт на увольнение. С него хватило.
Куда пропал беглец – никто не мог понять.
Его спутницу, красивую высокую девушку, одетую, как вокзальная бомжиха, перевезли в Лефортово, но она отказалась говорить, пока ее не накормят, не напоят и не дадут вымыться в душе. А еще – пока не оденут в более-менее приличную одежду. Когда все это было проделано (не сразу, после нескольких часов безуспешных попыток ее разговорить – угрозами и посулами), девица рассказала, что ее спутник – великий колдун, Терминатор, и если ее не отпустят – всем трындец.
А потом замолчала, мгновенно уснув прямо за столом в допросной, и не проснулась даже тогда, когда ее тащили в одиночную камеру. Врач определил у нее переутомление и, возможно, шок, порекомендовав дать ей как следует выспаться.
Операция «Беглец» была завершена, начался сбор информации, заработала машина следствия – отлаженная, смазанная, как хороший автомобиль. Никто не сомневался, что в ближайшие часы личность беглеца и его спутницы будет раскрыта.
* * *
Охотник пробил последний слой грунта и вывалился в узкий тоннель, хрипя от напряжения, ругаясь так, как могут ругаться только деревенские жители, уронившие бутылку самогона прямо на кирпич возле дверей избы. Он и сам не знал, откуда выскочили эти ругательства – снова мелькнуло лицо человека лет шестидесяти, на котором поблескивали хитрые прищуренные глазки. «Дядя Петя», – мелькнула мысль и тут же ушла в небытие. Охотнику уже было не до деревенских жителей. Перед ним стояли трое карликов – лохматые, поблескивающие маленькими красноватыми глазами, светящимися в темноте. В руках они держали что-то очень напоминающее копья, и наконечники этих копий были направлены на Охотника.
– Дас скин эдар кам? – пропищал один из карликов на непонятном языке, и вдруг в мозгу Охотника будто что-то щелкнуло. Он понял!
– Ар… Сергар! Ар над гев эвой!
«Я не причиню вам зла», – что еще он мог сказать этим существам? Что пообещать? Сил осталось только чтобы доползти и придушить одного из них, пока другие будут тыкать в чужака копьями.
Карлик отшатнулся, что-то залопотал своим спутникам, оглядываясь на Сергара, потом подбежал к дыре, проделанной человеком, покрутил головой и вдруг сделал несколько пассов – и стена снова стала гладкой, такой, как до Сергарова колдовства. Снова подошел к Сергару, что-то спросил, но тот уже ничего не слышал, он потерял сознание.
Карлики полопотали над неподвижным телом, затем один отделился от группы и побежал по тоннелю – шустрый, маленький, будто убегающий от охотника заяц. Двое остались на месте, и тот, кто заделал дыру в стене тоннеля, достал откуда-то из сумки, висевшей через плечо, маленькую стеклянную бутылочку, на которой красовался герб Российской империи.
Вынул пробку, запрокинул пузырек над губами человека и проследил, чтобы в рот больного упало не больше трех капель темной, резко пахнущей жидкости. Затем сел рядом и взял человека за руку.
Теперь оставалось только ждать.
Назад: Глава 6
На главную: Предисловие
