Глава 2
Нет, Сергар не вытаращил глаза, сделав вид, что ничего не понял. Но и не стал уверять, что ни при чем, что это ошибка, что все совсем не так, как выглядит, и все такое прочее. Он так и остался лежать, заложив руки за голову и молча глядя на незнакомца. Иногда нужно просто подождать, и ситуация разъяснится сама собой.
– Повторяю вопрос: это ты отравил мою мать? – Мужчина сделал шаг к топчану, и Сергару показалось, что его собираются пнуть. Маг не любил, когда его пинают, а потому приготовился к схватке, которая закончится заведомо плохо – или он завалит этого человека и полицейских, которые прибегут на помощь, или завалят его, после того как поубивает часть тех же самых полицейских.
Скорее всего, выйти из здания ему не дадут. Везде стальные двери, везде видеокамеры – шансов мало. Остается лишь надеяться на лучшее. Или терпеть пинки.
Но случилось совсем не то, чего ожидал опальный лекарь. Человек устало опустился на край топчана рядом с Сергаром и, не глядя на него, сказал, глядя в пространство:
– Что ты с ней сделал? Погоди, не спеши с ответом. Я знаю, что ее ударил не ты. Знаю, что ты проводил с ней какое-то лечение, водил руками, вливал ей в рот какое-то лекарство. Думаю, что от твоего лечения мама помолодела, а рана у нее на затылке чудесным образом зажила. Вот только она до сих пор не пришла в себя, лежит без движения, и мне сказали, что, возможно, ты ее отравил. А теперь скажи мне – ты это сделал? Если ты – зачем? И самое главное – можешь ли исправить то, что сделал, или нет? Это моя мать, она дорога мне, и если из-за тебя мама погибнет, клянусь, ты пожалеешь. Это не угроза, это констатация факта. Итак, жду объяснений!
– Я не знаю, – просто сказал Сергар и уселся рядом с незнакомцем на край топчана. – Не знаю, что с ней случилось. По моим расчетам она уже должна была встать на ноги. Возможно, я просто не успел.
– Что значит – не успел?! – вскинулся мужчина, и Сергар ощутил идущую от него волну гнева, ярости и разочарования. – Как так – не успел?! Что такое – не успел?
– Мне мешали, – угрюмо пояснил лекарь, неосознанно сжимая пальцы правой руки в кулак. – Вначале эти идиоты, которые напали на девушку. Потом – полицейские. Мне все время кто-то мешал, и я не мог провести сеанс лечения как следует. Возможно, ее разум уже улетел. Здесь осталось лишь тело. Так бывает… увы.
– Да будь ты проклят! – яростно выдохнул человек и повернул к Сергару искаженное болью лицо. – Плевать на все, главное, ты можешь что-нибудь сделать?! Вылечить ее?!
Сергар помолчал, подумал, пожал плечами:
– Не уверен. Но возможно, что шанс такой есть. Если она не успела улететь далеко и зависла в Межвременье.
– Каком-таком межвременье? – слегка опешил мужчина. – Что значит – улетела? Ты что, сумасшедший?! О чем ты говоришь?!
– Не важно. Совсем не важно, – пожал плечами Сергар и снова улегся на топчан. – Все равно я сейчас здесь, так что разговоры о лечении не имеют никакого значения.
– Это я здесь решаю, имеет что-то значение или нет! – с угрозой, мрачно бросил пришелец. – Возможно, мать сейчас была бы в сознании, если бы не ты. Ты не дал подойти врачам «Скорой помощи», ты не позволил им оказать ей необходимую помощь, и значит – ты ответишь, если она умрет. Или останется вот такой – безмозглым овощем!
Мужчина помолчал минуты три, потом жестко спросил:
– Если тебя выпустят, вылечишь?
– Не знаю, – после паузы повторил Сергар. – Гарантию дать не могу. Возможно, что у нее был сильно поврежден мозг. Вот и результат.
– Рентген показал, что повреждений нет. Есть старые, зарубцевавшиеся шрамы, следы удара на затылке. Но свежих ран нет. Никто не смог сказать, откуда у нее под головой взялась кровь!
Незнакомец пристально посмотрел в глаза Сергара, и тот спокойно ответил:
– Да. Нет ран. Потому, что я их залечил. У нее был раздроблен затылок, и я как мог, так ее и вылечил. Но похоже, что не до конца. Если вы меня выпустите, я попробую ее вылечить. Повторюсь, результата не гарантирую, но только скажу: чем дольше она без нужного лечения, тем меньше шанс ее вылечить. И, кроме того, мне нужно мое снадобье, без него работать не могу. Эффект слабее.
– Ты экстрасенс, да? Народный целитель, или как там тебя звать?
– Зови меня просто Олег. Так меня зовут. А больше мне тебе сказать нечего.
Сергар закрыл глаза и уже не смотрел на то, как незнакомец выходил из камеры, как захлопнулась дверь, отгораживая его от свободы. После лечения, после драки он слегка устал – не физически, душевно. Слишком быстрым был переход от состояния счастья, довольства, благополучия к положению бесправного узника, которого все могут называть на «ты», в комнату которого можно войти без спроса и которому можно безнаказанно угрожать, зная, что заключенный ничем не сможет ответить. Да, плохо быть узником, совсем не то, как быть богатым, всеми уважаемым лекарем.
Вдруг подумалось – а как на известие о том, что он попал в тюрьму, отреагирует Шелест? Этот всемогущий олигарх, щупальца которого простирались очень далеко от особняка, в котором тот сидел, так далеко, что и представить было трудно!
Сергар не известил его, что уезжает, просто тихо-мирно сел в поезд и укатил, и ничего не дали Шелесту шпионские штучки, которыми хитроумный мафиози утыкал его клинику и весь дом Сергара. Начальник охраны давным-давно вычислил все эти подслушивающие и подглядывающие штучки и показал Сергару, в каком месте можно говорить откровенно, не боясь, что тебя подслушают и подсмотрят. Уничтожать «жучки» не стали – пока не стали, до тех пор пока Сергар не вернется из Москвы, решив свои дела. Разберется здесь, а там уже можно и Шелестом заняться. Пока что Сергар не решил, что с тем делать. То ли убить, то ли подчинить себе, как подчинял других людей. Но нужно прежде сто раз все отмерить, взвесить – а стоит ли оно того? И не забыть, что теперь Сергар не один – за ним те люди, что ему дороги: Таня, Маша, Мария Федоровна. А если они пострадают?
Одному легче, делай что хочешь, ответишь только своей жизнью. Но когда за тобой стоят близкие… нет, нужно крепко, крепко продумать! Потом. Все – потом!
За ним пришли через два часа, когда Сергар успел уже выспаться и сидел, разминая руки и ноги, затекшие во время сна. Когда за дверью раздались голоса и на пороге появился помощник дежурного, за плечами которого маячил давешний посетитель, лекарь не удивился. Он знал, что тем дело и закончится, ему все равно придется долечивать старушку, которая теперь совсем даже не старушка.
Относились к нему теперь как-то странно… опасливо – это само собой, немудрено, после того, как он разметал профессиональных охранников и ОМОН (патрульные не в счет – этих может раскидать и полупьяный бомж). Нет, нынешняя опасливость была другой, какой-то даже уважительной, как уважительно относятся к великому злодею или шпиону – что суть одно и то же в представлении простого человека. Если тебя забирают из узилища такие важные люди, уж наверное, ты великий, и никак иначе!
Насчет важности – это лишь догадки, кто такой этот самый важный человек, Сергар не знал. Ему никто ничего не сообщил, лишь вежливо, но настоятельно потребовали усесться в черный маленький автобус с затемненными стеклами, и скоро кавалькада из трех автомобилей неслась по улицам вечерней Москвы, оглашая окрестности воем сирен и расцвечивая попутные и встречные машины сполохами красных и синих огней.
Сергар сидел без наручников в окружении не очень массивных, но крепких парней, впившихся в него острыми взглядами серых, черных и синих глаз. Эти люди были похожи друг на друга – не чертами невыразительных лиц, но аурой силы и настороженности, исходившей от каждого из них, составлявшего единое целое со всей группой, как рука объединяет пальцы, сжавшиеся в кулак для удара.
Если придется драться с этими парнями – исход поединка совершенно не ясен, прикинул Сергар. Их только убивать, и не руками, а магией. И тут же выругал себя – почему убивать? Почему обязательно нужно рассматривать этих людей, как противников, будто он снова находится на войне, и любой незнакомец суть опасность и враг? Пора бы уже отвыкнуть воспринимать действительность, как поле боя!
Пора бы… вот только не очень получается. Не дают забыть боевое прошлое. Не дают, и все тут!
Ехали долго, даже с полицейской сиреной (если она полицейская!). Когда выбрались за город, за окном было уже темно, небо вызвездило, вышла огромная желтая луна, сверкающая, как медный таз. Она висела над горизонтом и будто улыбалась Сергару, ободряя, вселяя в него надежду. Луна всегда покровительствовала магам. На гербе Кайларской академии магии присутствовал лунный диск. Вот только была ли ТА луна ЭТОЙ луной – кто знает? Может, мир Сергара находился на Земле, но только сотни миллионов лет назад? И потом исчез, уничтоженный каким-нибудь катаклизмом, вроде гигантского метеорита? Да кто может это сказать… в мире много вопросов, на которые нет ответа. И уж не простому боевому магу и лекарю на них отвечать.
Во дворе дома сладко пахло ночными цветами. Сергар любил этот запах, его мать сажала похожие цветы вокруг их домика, и теперь здешние, незатейливые, невидные, но очень пахучие, напомнили ему о прошлом, о семье, и сердце Сергара забилось чаще, прогоняя кровь сквозь усиленные магией сосуды. Он слегка улыбнулся – грустно, безрадостно, вспомнив то, как однажды спрятался в клумбе с такими цветами от матери, требующей срочно идти спать, и мать потом долго его ругала под одобрительный хохоток отца: «Разведчик! Молодец, хорошо спрятался! А цветы отрастут еще, их тут как сорняков!»
Задумался, а если бы он смог вернуться назад, в прошлое, смог бы вылечить мать и отца? Наверное, смог бы. И тогда…
А что тогда?! Ну что – тогда?! В истории нет сослагательного наклонения. «Что было бы, если бы…» Все так, как оно было, и ничего изменить нельзя. Нет, можно – в лживых учебниках истории, составленных по заказу подлых и глупых правителей. Именно подлых и глупых, потому что только подлецы или дураки могут требовать от продажных ученых переписывать информацию об истории, на благо своей ненасытной утробе, никак не насыщающейся деньгами и властью. Глупцы не понимают, что, изменяя сведения об исторических событиях, они уничтожают память людей, а люди без памяти – это животные, недостойные называться человечеством.
Впрочем, и в этом был свой резон. Животными, стадом управлять легче, хлещи их кнутом, трави овчарками, и стадо идет туда, куда тебе нужно. Ты можешь прирезать часть из этих баранов, можешь позволить им пожить подольше, создав иллюзию свободы в пределах пастбища, но, в конце концов, все они закончат точно так же, как и остальные, своей жизнью, своими существованием и смертью умножив состояние пастуха.
Сергара отвели в большой холл, усадив за столик рядом с огромным аквариумом, в котором плавали красивые, всевозможных форм и расцветок экзотические рыбки. Они поводили глазами, разглядывая Сергара, и тот вдруг усмехнулся, для рыб люди, вероятно, боги, те, кто управляет их жизнью, кормит, устраивает судьбу. А может, наоборот? Рыбы считают людей своими слугами? Теми, кто обязан приносить им вкусных червячков и чистить «мир»?
От философски-биологических мыслей Сергара отвлек тот самый человек, что приходил в его камеру. Он молча поманил лекаря рукой, и тот поднялся из кресла, помедлив несколько секунд – скорее всего, для того, чтобы показать: он не какая-то там собачка, бегущая к хозяину по первому свистку. Он – лекарь, очень хороший лекарь, и относиться к нему нужно соответственно статусу!
Тут же усмехнулся, быстро же привык быть «великим»! А ведь не так давно бегал галопом по первому же приказу командира, ел, что дадут, и радовался тому, что вообще хоть что-то давали поесть! В последние месяцы перед гибелью империи обеспечение армии было совсем никудышным. Офицеры снабжения будто с цепи сорвались, норовя захапать все, что попадалось под руку, совсем не заботясь о тех, кто клал свои жизни на алтарь имперских амбиций.
Хозяин дома поднялся по лестнице, Сергар – следом, чувствуя, как ему в спину впиваются взгляды невидимых охранников. По коридору, отделанному натертым мастикой деревом, к двери, за которой находился большой кабинет, тоже весь из дерева. По стенам – экзотические фигурки, сделанные грубо, явно руками людей, живущих в первобытно-общинном строе, щиты, копья и еще множество орудий убийства, от колючих шаров на цепи, приделанной к короткой рукояти, до современных автоматов, то ли иностранной марки, то ли здешних, но не распространенных широко. Сергар такие в кино не видел, ну а на улицах, само собой, с автоматами простые граждане не бегают. Это была коллекция, и по тому, как хозяин коротко взглянул на Сергара, будто проверяя, оценил ли он содержимое комнаты, было ясно – человек очень гордится своим собранием оружия.
– Я знаю, кто ты такой, – коротко сказал хозяин кабинета, кивая Сергару на кресло возле красивого стола, собранного из кусков дерева разного цвета, составляющих мозаичный узор. – Навел справки. Знаю, что ты работаешь под Шелестом. Знаю, зачем приехал сюда и кто у тебя адвокат. Мне плевать на Шелеста, он птица не моего полета. Надо будет – сотру его в порошок! Меня интересуют два момента: первое – сможешь ли ты вылечить мою мать. Второе – я хочу, чтобы ты работал на меня и делал то же, что делал для Шелеста, и больше того. Много больше. Вопросы есть?
– Есть, – кивнул Сергар, который смотрел в окно, на освещенный неярким светом узорчатых фонариков сад. – Почему твоя мама ходит одна, без охраны, почему она одета не так, как полагается одеваться матери такого человека, как ты?
Мужчина сморщился, будто в рот ему попало что-то кислое, неприятное:
– У нас сложные отношения. Она старой закваски, считает, что я вор, что такие, как я, разграбили страну, что… в общем, она не одобряет стиль моей жизни. Считает, что я бессовестный. А кроме того, она ждала, что я подарю ей внуков, а я все… никак. Не до того! Мы с ней не общаемся. Хотя, я тебе скажу по секрету, за ней ведут наблюдение, и то, что она оказалась одна на Арбате, без сопровождающего, тайного охранника – это трагическая случайность. И, как всегда бывает, закончилось все дурно! Сотрудник, допустивший оплошность, уволен. Почему она бедно одевается? Так одевается, как ей хочется. Денег от меня она не берет, хотя я дал бы столько, сколько ей нужно! Столько, сколько не смогла бы истратить за всю жизнь!
Мужчина замолчал, снова скривился, помотал головой:
– И почему я это тебе рассказываю? Тебе, странному человеку, какому-то там колдуну или экстрасенсу, черт подери! Я, который… хмм… ладно, не о том речь. Еще вопросы есть?
– Есть. Почему ты позволяешь мне спрашивать?
– А почему вообще ты мне «тыкаешь»? – холодно спросил мужчина, будто собрав в кулак свою волю. – Ты кто вообще такой?
– Человек. Если ты мне «тыкаешь», значит, я имею право «тыкать» тебе. Почему ты считаешь себя выше меня? Потому, что у тебя много денег? И что – эти деньги спасут твою мать? Или тебя, если придется? Что ты собой представляешь без своих охранников, без оружия, без связей во власти? И ты мне еще пытаешься что-то указывать? Ты думаешь, я не знаю об охранниках, которые стоят сейчас в соседней комнате? О стрелке, который сидит вон там, за окном, замаскированном под зеркало? Ты думаешь, что они успеют остановить меня, если я соберусь тебя убить? Я могу сломать тебе шею, прежде чем ты встанешь с места, а пуля твоего стрелка меня не остановит, гарантирую. Так кто ТЫ такой, чтобы мне «тыкать»?
Мужчина смотрел на Сергара набычившись, исподлобья, как-то сразу осунувшись, будто под бременем усталости, и молчал, не издавая ни звука. Молчал минуты три, потом откинулся на спинку кресла, криво усмехнулся и несколько раз негромко похлопал ладонями:
– Браво! Хорош, да. Ну что же, резон есть. Мне что-то такое о тебе и говорили, и если хотя бы половина от того, что мне рассказали – правда, то ты совсем не тот молодой хлыщ, которым кажешься. Ну что же, поставили друг друга на место, можем перейти к делу. Вначале займемся моей мамой. Кстати, ты можешь мне объяснить, как так случилось, что она выглядит на тридцать лет, а то и того моложе?! Что ты сделал с ней?!
– Запустил процесс регенерации, и организм возвратился к пику своего здоровья. А этот самый пик бывает в возрасте 20–30 лет. Она должна была сильно похудеть, но быть совершенно здоровой. Единственное объяснение тому, что с ней случилось – на момент моего лечения мозг уже умирал. Он был сильно поврежден в результате удара о мостовую. Этот подонок ее толкнул, и…
– Я знаю! – перебил мужчина, и лицо его сделалось страшным. – Он сильно пожалеет о том, что сделал. Сядет. И плохо сядет. Гарантирую! И два его быка тоже сядут. И тоже пожалеют! Пойдем за мной, нужно попробовать сделать все, что можно.
Мужчина встал, но Сергар не пошевелился:
– Вы снадобье мое забрали? Без него эффект лечения меньше в несколько раз.
– Забрали! Сейчас тебе все отдадут! Пойдем же, черт тебя подери! – Голос мужчины дрогнул, и Сергар понял – волнуется, очень волнуется! И вправду переживает за мать, любит…
У лекаря дрогнуло сердце – если бы рядом с его, Сергара, матерью оказался тогда такой маг, каким является сейчас он, она бы выжила! И отец бы выжил… Ну почему все так несправедливо? Спасает абсолютно чужих людей, а его близких никто не спас! Боги, вы жестоки!
Сергар не узнал старушку, которая набросилась на здоровенного негодяя, как птица, спасающая птенца. Нет, само собой, она так и осталась небольшой, невысокого роста женщиной, но теперь – молодой женщиной, худой, с впавшими щеками, но удивительно красивой, большеглазой, большелобой. Ее высокий лоб теперь не «украшали» десятки морщин, он был гладким, как у молоденькой девушки шестнадцати лет. Накрытая простыней, эта самая девушка лежала, глядя в потолок неподвижными темными глазами, и тихо дышала, так тихо, как не дышит и маленький ребенок, уснувший после порции материнского молока.
«Кома, самая настоящая кома!» – понял Сергар, и душа его похолодела. Он не знал, где искать душу этой женщины, и более того, боялся это делать.
– Расскажите, что с ней было за эти часы! – потребовал хозяин дома, который так и не представился Сергару. – Все расскажите подробно ему!
Он кивнул на лекаря, и человек в белом халате, который сидел возле постели женщины, с готовностью встал и начал рассказ, не удивляясь и не задавая лишних вопросов:
– После того как госпожу Знаменскую погрузили в «Скорую помощь», ее тело начало изменяться, при этом оно исторгало из себя массу… хмм…
– Проще, проще! – нетерпеливо прикрикнул хозяин дома.
– В общем, рвота, испражнения, кровотечение, мочеиспускание, повышенная температура, лихорадка, кожа отваливалась пластами, волосы выпадали и вместо них лезли новые – со слов врачей «Скорой», ощущение было таким, будто организм полностью перестраивается, отбрасывая лишнее. Госпожа Знаменская сильно похудела, и это несмотря на то, что в нее тут же начали вливать глюкозу и другие препараты. Перечислить, что именно?
– Не надо.
– Процесс завершился через час после того, как начался, начинался он взрывообразно, так же быстро и закончился. И теперь она выглядит так, как вы видите, я бы на вид ей дал не более двадцати-тридцати лет. Мы делали томографию мозга дважды, вначале, когда процесс продолжался, и потом, когда он уже закончился. В первый раз на ее затылке были заметны повреждения костей черепа, давние повреждения, кости уже срослись. Второй раз – никаких повреждений замечено не было. Череп абсолютно цел, как и мозг пациентки. Проведено полное обследование – никаких отклонений от нормы, кроме недостатка веса. Повторюсь, пациентка катастрофически похудела, так, что это могло привести к ее смерти. Можно задать вопрос?
– Задай, – мрачно позволил хозяин дома. – Но ответить не обещаю.
– Что это было?! – с дрожью в голосе спросил врач, скосив глаза на Сергара. – С нас взяли подписку о неразглашении – почему? Это же чудо! Настоящее чудо! Семидесятилетняя женщина становится молодой девушкой! Это же феноменально! Это нельзя скрывать от людей! Человечество мечтает о вечной молодости тысячи лет, а может, и сотни тысяч лет, а тут… это нельзя замолчать!
– Можно. И ты замолчишь! – резко бросил сын пациентки, впиваясь взглядом в глаза врача. – Тебе за это платят, и очень хорошо. Очень! А если ты разгласишь тайну – тебя убьют. И пострадаешь не только ты один. У тебя ведь есть семья, так? Так вот подумай о ней и не говори ерунды! Это – государственная тайна! И за разглашение ответишь головой!
Врач побледнел и с неприязнью посмотрел на говорившего. Сергару тоже стало не по себе, и этот человек, к которому он, честно сказать, начал испытывать что-то вроде приязни, стал неприятен.
– Выйди! – не глядя на лекаря, приказал хозяин дома, и когда врач покинул комнату, устало опустился на стул возле постели, повесив голову. Помолчал и негромко, усмехнувшись уголком рта, сказал: – Осуждаешь, да? Противен я тебе? Да я сам себе противен. Но что делать? Ну, вот скажи, как заставить замолчать этого восторженного идиота? Мне больших расходов стоило заставить замолчать всех, кто участвовал в этом деле, а все почему? Потому, что если все узнают о том, что ты умеешь возвращать молодость, начнется… что? Не понимаешь, да? Сидишь там, в своем медвежьем углу, и не понимаешь?! Дурак твой Шелест, господи, ну какой дурак! И ты дурак. Все вы дураки! Ты только представь, какие деньги можно зарабатывать, если взяться за это дело как следует! Сколько ты там брал за омоложение, за красоту? Триста тысяч евро? Господи, ну ты мелкий щенок! Тебе до взрослого пса еще расти и расти! Есть люди, которые отдадут миллиарды за то, чтобы стать молодыми! Миллиарды, понимаешь?! Не рублей – евро и долларов! Ты слышал про одного миллиардера, который сменил уже пятое сердце? Да, да, пятое! Жить хочет, сучонок! Вернее, хотел. Помер, до ста лет не дожил. А ведь чего только не делал – и сердца менял, и кровь переливал, и другие органы вставлял – а что, деньги есть, почему бы и не попробовать? Только ничего не помогает. Ничего! А теперь… теперь – есть ты. И ради тебя… ради твоих услуг… Глупец, ты хоть понимаешь, как рискуешь?! Как рискует твоя мать? Твои девицы? Да, да, знаю. Ты там устроил себе гарем, и знаю, что ты этих девушек ценишь и, наверное, любишь! А если твою мать кто-то возьмет в заложники, с тем чтобы ты делал то, что тебе прикажут? Твоих девушек? Да не делай такое лицо – я уже приставил к ним охрану, их теперь берегут, незаметно и круглосуточно. И как только в твоей башке уживаются такое умение и такая глупость?! Шелест, болван, решил, что держит бога за бороду, а сам всего лишь провинциальный мелкий делатель губернаторов! А я – делатель королей! Понимаешь? Нет? Ну и не надо.
Мужчина замолчал, вглядываясь в безмятежное лицо женщины, лежащей на кровати, недоверчиво помотал головой, тихо сказал:
– Рассказали бы – я б не поверил! Неужели такое возможно?! Если б я не видел ее фотографий в молодости, если бы не помнил ее лица, если бы врачи «Скорой» не подтвердили, я бы счел все происшедшее дурацкой сказкой и подумал бы, что мать украли, подставив вместо нее вот ЭТО.
Он поднял взгляд на мрачного, как туча, Сергара и, прищурив глаза, спросил:
– Так что скажешь по поводу сотрудничества? Ты будешь получать тридцать процентов от стоимости омоложения. Цены буду устанавливать я. И я буду обеспечивать подбор клиентов. Ну и охрану, само собой. Ты будешь очень богатым человеком. Очень. У тебя будет все, что ты захочешь!
– Кроме свободы, – не выдержал Сергар.
– А что такое свобода? – не удивился мужчина. – Думаешь, я свободен? Или она? – Он указал на женщину, лежащую в постели. – Или врач, который решил, что ухватил удачу за хвост, поймал сенсацию? Кто свободен? Президент страны? Да он несвободен больше, чем кто-либо другой! Он даже не может просто так съездить за границу, нырнуть в море без того, чтобы с моря его не прикрывали две подводные лодки, с воздуха – три эскадрильи истребителей, а на горизонте не маячила ударная группа военного флота! Ты чего, парень, о какой свободе говоришь?! Ты же не маленький, должен понимать! За все надо платить! Свободен только господь бог, и то, возможно, и он подчиняется каким-то законам, по крайней мере – тем, которые он сам и придумал. Нет, парень, это глупое слово «свобода». Еще Маркс сказал: «Свобода – это осознанная необходимость!» Ты осознаешь необходимость, нет? Осознаешь, я знаю! Так вот, у тебя будут огромные деньги, ты будешь прикрыт со всех сторон – и со стороны государства тоже. Тебе придется иногда выполнять заказы и государства, на благо нашей родины, это уж само собой разумеется. Может быть, иногда и бесплатно. Но зато ты будешь иметь деньги с частных лиц, такие деньги, что твои жалкие миллионы евро по сравнению с такими деньгами – просто тьфу одно! Да, и я буду иметь деньги! И хорошие! Но я обеспечу тебе все! Позабочусь обо всех твоих нуждах! Хочешь яхту, пожалуйста! Вертолет, самолет – да ради бога! Тысячу девственниц – на, получи! Только делай то, что тебе скажут, и будь лоялен мне и нашей стране! И все будет отлично. Просто замечательно! Понял? Согласен?
– Я подумаю, – нехотя ответил Сергар и холодно добавил: – Дайте мне мое снадобье и выйдите из комнаты. Я не хочу, чтобы кто-то видел, что я буду делать с пациенткой.
– Это невозможно! – отрезал хозяин дома. – Я должен видеть, что ты с ней будешь делать!
– Еще раз – ты выйдешь из комнаты, оставив здесь снадобье, иначе я ничего не буду делать, – упрямо повторил Сергар, пристально глядя на собеседника. – Тебе не понравится то, что мне придется делать, и я не хочу…
– Мне плевать. Я видел всякое, так что делай, чего бы ты ни собирался делать! – нетерпеливо бросил мужчина и, снизив накал, спокойно добавил: – Парень, спаси ее, а? Она очень хорошая женщина, и я ее люблю. Тебе денег надо? Я заплачу, сколько скажешь! Миллион? Два? Плевать. Только вытащи ее! Она заслужила жить!
– Заслужила… – легонько кивнул Сергар и слегка улыбнулся: – Видел бы ты, как она бросилась на этого негодяя! «Мужчины здесь есть?! Негодяй, как ты смеешь бить женщину?!»
– Да, она всегда была боевая, – грустно улыбнулся мужчина. – Спортсменка! Бегала, стреляла, фехтовала! И меня в спортивную секцию отправила, в самбо. Я чемпионом города был! Мастер спорта… бывший. Наукой занималась, она биолог, доктор наук, занималась эпидемиологией, боролась с чумой – у нас, и за границей, в Монголии, и… много еще где. (Сергар едва не вздрогнул, при слове «чума» у него заныло сердце.) У нее ордена, медали! И вот такой урод едва не убил ее – походя, будто раздавил таракана! Обидно, а?
Глаза у мужчины заблестели, и он скрипнул зубами:
– Ну, держись, сучонок Мадаев! Таких тварей давить надо! Давить! Давить!
Руки мужчины сжались в кулаки – так, что побелели костяшки, щека же задергалась, и Сергар утвердился в своем предположении – Мадаеву точно настал конец.
– Давай-ка займемся делом, – предложил лекарь. – Все-таки вышел бы ты отсюда, я тебе точно говорю – неприятно будет видеть происходящее. Можешь не понять, что я делаю, и… все испортить. Не понимаешь, как я вижу… но сейчас поймешь. Раздевай ее. Ну, чего смотришь? Раздевай, совсем! Снадобье мое где?
– Вон там, на полке… – мужчина показал большим пальцем правой руки себе за плечи, и Сергар, сделав несколько шагов, взял в руки знакомый пузырек темного стекла. Поболтал – вроде все на месте. Скорее всего, часть жидкости отлили для исследований, но это ничего не меняет. Снадобья хватит на несколько сеансов лечения, так что его вполне достаточно. А то, что жидкость исследуют – так это все ерунда. Ничего запрещенного в ней нет, наркотиков или ядов, – обычные лекарственные травы. Главное в ее составе – это магия, которой напитана эта жидкость. Без магии это просто смесь пахучих, горьких трав, поднимающих тонус и способствующих скорейшему заживлению ран. Чуть-чуть способствующих, в пределах своих травяных сил. А вот вкупе с магией… тут уже другое дело. Жидкость служит катализатором, усиливающим процесс регенерации организма пациента в тысячи раз, в десятки тысяч раз, более того, умелый, сильный лекарь может из тела пациента, как из мягкого воска, лепить все, что ему захочется. Из некрасивой, даже уродливой женщины может сделать первую красавицу, достойную победы на конкурсе красоты. А из лица любого человека сделать копию лица того, кого тебе хотелось изобразить. Абсолютную копию, насколько хватит памяти преступного лекаря. Такого, как Сергар.
Трижды он по заданию Шелеста делал из одного человека другого, запомнив его облик, взятый с фотографии или из видеоролика. Зачем? Сергар не спрашивал. Да и не хотел он знать, для каких таких темных делишек Шелест делает чьих-то двойников. Не его это дело. Своих проблем хватает. Потом разберется с Шелестом. Укрепится в этом мире, и уже тогда…
И зря этот человек так недооценивает «провинциала». Шелест – человек очень серьезный, Сергар понял это с первых минут их знакомства. Глупо недооценивать противника, это может стать фатальной ошибкой. Ну а то, что предложил новый знакомый – в принципе Сергара устраивало. И масштаб побольше, и деньги гораздо больше. И правда – какие-то там жалкие сотни тысяч, а здесь – сотни миллионов! Поторговаться только придется, нельзя же, как идиоту, соглашаться на первое же предложение! Этот тип – хапуга еще тот… А мать его и правда жалко. Видимо, хорошая она женщина, правильная.
Сергар открыл рот женщины, влил в него строго отмеренное количество капель, подождал, и раз мужчина не стронулся с места, когда было приказано раздеть пациентку, стал раздевать ее сам. Сдернул одеяло, затем через голову стащил с пациентки белую ночную рубаху, оставив женщину лежать совсем обнаженной.
Да, он была худа – не так, как бывает от страшной болезни, или так, до какого состояния людей доводили негодяи в концентрационных лагерях (Сергар видел это по телевизору). Ее худоба была такой, будто женщина долго держала строгую диету, и это при том, что она круглые сутки занималась тяжелыми физическими упражнениями. Стройная, мускулистая, с небольшой грудью и совсем не полными бедрами, дама походила на молоденькую спортсменку, а не на семидесятилетнюю старушку, мать вот этого сорокалетнего мужчины, изумленно таращившего глаза и недоверчиво мотающего головой. (Этого не может быть! О господи… вот это да!)
В голове вдруг мелькнуло: «А ведь хороша, да! Ее подкормить – округлится и будет просто красотка! Ей-ей, я бы за такой приударил… в юности. Девица не хуже моих Таньки и Машки!»
А потом Сергар выбросил эти мысли из головы, начав методично сбрасывать одежду. Через минуту на нем остались лишь трусы, раздеваться насовсем он не захотел. И так этот тип таращил на него глаза, будто хотел вырвать сердце, и желательно через задницу. Снимешь с себя последний оплот нравственности, так, чего доброго, решит, будто хочешь трахнуть его мать! Поглумиться, так сказать, над ее бесчувственным телом.
Больше Сергар по сторонам не смотрел. Он аккуратно, стараясь, чтобы как можно большая площадь его кожи соприкоснулась с кожей пациентки, лег на женщину, вжимая в постель всем своим восьмидесятикилограммовым телом. Теперь оставалось только надеяться на то, что душа этой женщины не улетела далеко и все еще привязана к телу невидимой ниточкой. Если найти ее будет невозможно… тогда Сергар не знал, что ему делать. Совсем не знал. Воевать придется? Наверное…
– Ты чего делаешь?! – Рука мужчины схватила Сергара за плечо, сжала и оттолкнула от женщины, нарушив состояние транса. – Извращенец поганый!
Он потянул лекаря с женщины, и тот, не раздумывая, ударил невменяемого хозяина дома в солнечное сплетение, коротким, точным ударом, пробивая мышечную «броню» этого человека. А она была, «броня». Мужчина силен, очень силен! Не зря сказал, что был чемпионом, не соврал.
Хозяин дома охнул, задохнулся, но против ожидания – сознание не потерял. Он замахнулся, сделал ложный выпад и попытался врезать Сергару в нос, без размаха, красивым, округлым движением. Лекарь заблокировал удар, поймал руку противника и, вывернув специальным захватом, закрутил противника вокруг оси, используя энергию удара. Мужчина будто по мановению волшебной палочки приподнялся в воздух, вращаясь, пролетел метра три и врезался в стену, где и затих, тяжело дыша, глядя на Сергара мутными, осоловелыми глазами.
– Сдурел? – негромко спросил лекарь, досадливо кривя губы. – Ты какого черта на меня нападаешь? Я же сказал – тебе не понравится то, что ты увидишь! Мне нужен максимальный контакт с телом пациентки для большего эффекта лечения! Я соединяюсь с ней аурой! Мне не нужны ее женские прелести, черт тебя подери! Если не можешь спокойно смотреть, выйди и не мешай мне!
– Извини… – хрипло выдавил из себя помятый хозяин дома, с трудом поднимаясь с пола. – Как увидел, что ты на нее влез… в голове будто что-то щелкнуло, и я… в общем – не буду мешать, работай! А вообще, стоило бы предупредить, и я бы понял. Захотел меня слегка проучить? Считай – проучил. И, кстати, силен ты, да. Айкидо? Все-таки я ведь мастер спорта, а это, считай, черный пояс. А ты меня так легко? Мда… теряю форму, или ты настолько силен? Впрочем – все, все – не отвлекаю, давай! Лечи! И постарайся, чтобы у тебя получилось…
Последние слова прозвучали как-то угрожающе, и Сергар для себя это отметил.
Да, сильные мира сего везде одинаковы. Никакие аргументы не принимаются, никакие форс-мажорные обстоятельства (как здесь их называют) не имеют никакой цены, дай результат, и все тут. А если результата нет, ты болван, бездельник и вообще ничтожество! Дай, через силу, через боль – дай, и все тут! А ты поинтересовался, а чего это все стоит лекарю? Может, это дело вообще опасное? Может, он устал, есть хочет, пить? Ты спросил?
Сергар вздохнул и снова взгромоздился на бесчувственную женщину. Теперь его ничто не должно отвлекать, о чем он тут же известил «зрителя», сопевшего в кресле в пяти метрах от лекаря и утиравшего красные сопли. Когда уж успел ему навесить, сам не заметил. Может, об стену ударился? По носу вроде и не бил… Но хватит. К делу!
Сергар выпустил из себя сотни тысяч тонких силовых нитей-щупалец. Эти нити не были материальными, и он никогда не смог бы сказать, из чего они состоят. Все, что лекарь знал – ему нужно проникнуть в мозг, в сознание пациентки, и вытащить из глубин подсознания хозяйку тела. Вернее, ее душу. И мозг Сергара реагировал так, как нужно.
Соединение с подсознанием пациентки было как всегда неожиданным, ошеломляющим, будто бросился в ледяную воду. Только что ощущал себя лекарем, лежащим на обнаженной пациентке, чувствовал ее гладкую кожу, жар тела, запах лекарств и спирта, тонкий запах каких-то духов, неведомым образом сохранившийся в постели больной, и вдруг… вспышка! Свет! Вокруг – белым-бело, как в середине зимы!
Да, это была зима. Сергар брел по тропе между высоченных, заиндевевших от мороза сосен по колено в снегу, похоже, что ночью был снегопад, метель, и тропу почти совсем замело. Снег сверкал под солнечными лучами так, что больно было смотреть. Снежинки переливались, вспыхивали драгоценными камнями и осыпались на тропу, кружась в воздухе, как огромные цветы.
Слишком огромные! – понял Сергар и тут же вспомнил: он в сознании пациентки. Это ее воспоминания, ее память, ее картинка мира, которую женщина выстраивает на основе обрывков нитей-связей, которые были оборваны при повреждении мозга. Мозг теперь здоров, но кто восстановит, свяжет вместе эти нити? Кто вылечит душу пациентки, в которой все перемешалось, как в салате «оливье», ритуально приготавливаемом на Новый год? Сергар еще никогда не занимался такой сложной работой и не был готов к подобному лечению.
– Догоняй! – Звонкий женский голос в морозном воздухе ударил по нервам, как кнутом пастуха, и Сергар увидел, что впереди по тропе бежит молоденькая девчонка – в сарафане, развевающемся на бегу, как флаг. Она бежала легко, как олениха, спасающаяся от волчьей стаи, и почти не касалась снега, оставляя на нем неглубокие, тут же зарастающие следы.
Сергар рванулся следом, побежал и… по шею утонул в снегу. Холодном, колючем, стягивающем руки и ноги не хуже, чем зыбучая грязь. Будто кто-то огромный, холодный ледяными ручищами тянул Сергара вниз, лишая воздуха, замораживая, выкручивая суставы невыносимой, болезненной судорогой.
* * *
«…каждый лекарь из тех, что дерзновенно решил погрузиться в пучины чужого разума, должен осознавать – это погружение несказанно опасно! Только немногие, самые сильные из нас могут безнаказанно войти в чужой разум и вернуться, избежав ловушек, не будучи поглощен сознанием пациента. Мозг человека подобен целому миру, вселенной, и когда крохотная песчинка под названием «лекарь» попадает в эту вселенную, то какой бы он силы не был, какой опыт бы не имел в деле лечения души, все равно остается шанс того, что лекарь не вернется из смертельно опасного погружения. Дважды я сам, лекарь волей богов, едва не погиб в глубинах чужого мозга и спасся лишь горячей молитвой, да знанием правил погружения, главным из которых является одно: не верь ничему из того, что ты видишь! Как только поверил – погиб!»
Индар Гарун, Кайларская академия, трактат «О таинственных явлениях в человеческой психике, методы лечения душевной болезни».
Полустертый штамп «…библиотеки… закрытой… по решению Ректора».
Надпись выцветшими чернилами, росчерк: «Изъять из перечня научных работ по причине еретичности данного трактата».
Ниже надпись, выцветшая, едва видная: «Идиоты! Академия превратилась в оплот жрецов и фанатиков! Чтоб вас понос прошиб всех!»
Еще ниже, коряво, с ошибками: «То-то, думаю, чегой-то меня вчера понос прошиб?! А это из-за тебя, гад! Нада точна писать, кого проклинаешь, дебил!»
* * *
Нужные знания всплывают сами, и тогда, когда нужно. Или не всплывают. Это уж у кого как. У Сергара в моменты опасности сознание делалось ясным, как воздух звонким осенним утром, когда солнце разгоняет предутренний туман и наполняет мир остатками летнего тепла.
Вот и сейчас, в тот самый момент, когда отчаяние начинало туманить мозг, когда надежда ушла, и вместо нее пришел снег, засыпавший выше головы, задавивший, сковавший, как куча стальных цепей, Сергар вспомнил. Заставил себя успокоиться, и…
Снег исчез! Совсем! Будто его и не было! Вокруг – бескрайние просторы, холмы, заросшие невысокой изумрудно-зеленой травой, синее небо, в котором висит яркий фонарь солнца, и впереди, далеко – фигурка человечка, маленькая такая, как букашка, как муравей, ползущий по оконному переплету.
Сергар побежал. Он бежал все быстрее, быстрее, быстрее, наращивая скорость с каждым шагом, а потом… потом лекарь засмеялся, захохотал, очутившись вдруг в седле великолепного угольно-черного коня с развевающейся по ветру гривой!
Земля мелькала под ногами, сливаясь в однообразную размытую зеленую полосу, мгновения, секунды… а может, минуты? Здесь нет времени. Нет пространства. Здесь только воля человека. Воля Сергара. И он может делать все, что захочет!
Молоденькая девчонка в легком сарафанчике. Если бы Сергар не видел ее прототип, лежащий на постели – точно бы ее не узнал. Ничего от старушки, которую он лечил на мостовой. Ничего… кроме глаз. Большие, какие-то по-детски восторженные, любопытные, они смотрели весело и с вызовом, разглядывая Сергара, как какого-то неведомого зверька, непонятным чудом заброшенного на стол обычной московской квартиры, рядом с тетрадями, в которых девчонка выполняла школьное домашнее задание.
– Привет. Ты за мной? Хочешь меня вернуть? – Голос девочки заставил «вздрогнуть» Сергара. Этот голос был так похож на голос той старушки, которой девочка стала через много, очень много лет, что образ девчонки вдруг затуманился, и сквозь него проступили старческие черты. Но лишь на мгновение. Потом все стало прежним.
– Да, я хочу тебя вернуть. – Сергар постарался, чтобы его «голос» звучал доброжелательно и весело, будто он разговаривает с давно знакомой девицей, можно сказать – подружкой.
– Зачем? – не удивилась девочка. – Я не хочу туда! Мне здесь хорошо! Очень хорошо! И я никуда не пойду! А ты злой. Это тебя мой сын прислал? Он вор! Я его люблю, ведь как можно не любить своего сына? Глупо было бы не любить его, правда? Но он вор! И я на него сердита! И на людей сердита! Плохой мир они создали. Не такой, о котором мы мечтали. И я не хочу туда! Не-хо-чу!
Последние слова девочка буквально выкрикнула, покраснев от ярости, мотая головой в знак отрицания так, что ее волосы разметались вокруг головы, как светящийся ореол. А потом девочка напала.
Только она уже не была девочкой. Молодая сильная девушка с рельефными мышцами и довольно-таки высокой, крепкой грудью, схватила Сергара за ногу и стащила с коня, припечатав к земле, будто букашку.
Сергар никогда не был слабым человеком, но здесь, в ее мире, он вдруг стал беспомощнее младенца, девушка легко пресекала его попытки освободиться и лишь улыбалась – ехидно, будто видела противника насквозь и считала его жалким, неспособным ни на что слюнтяем. Ее красивое, со слегка впавшими щеками лицо было так близко к лицу Сергара, что он вдруг ощутил запах духов – тех духов, которыми пахла женщина, лежавшая в кровати. Сладкий запах, обещающий покой, умиротворение и любовную негу после бурной ночи страсти… запах женщины, знающей себе цену, опытной обольстительницы, у ног которой штабелями валяются возбужденные мужчины.
Нет, запах не был запахом этой девушки. От девицы должно было пахнуть сгоревшим порохом, по€том, выступившим на коже после пробежки под жарким солнцем, машинным маслом и острым запахом бензина. Гламура в этой женщине не было совсем никакого.
В голове вдруг мелькнуло: «Наверное, эти духи принадлежали медсестре или лекарке. Поправляла ей постель, вот и впитался запах».
А потом стало не до мыслей о запахе – девушка вдруг изогнулась, как атакующая ласка, и впилась губами в губы Сергара, теплыми, упругими губами, почему-то пахнущими кофе и пряностями. Девушка уже была обнажена, как ее реальный персонаж, лежащий в постели под Сергаром. Гладкое тело не было таким худым, как у хозяйки сущности, под кожей чувствовались сильные, тренированные мышцы, перекатывающиеся при каждом движении, а этих движений было предостаточно… Девушка беззастенчиво и со смаком трахала Сергара, будто он не был сильным мужчиной, а она не была женщиной, которой положено быть слабее своего партнера! И он ничего не мог с этим поделать! Или не хотел? Ему было хорошо. Очень, очень хорошо.
Потом они лежали рядом, глядя в чистое небо, по которому ветер гнал облака, и молчали – каждый о своем. Сергар лениво думал о том, что теперь скажет сын этой женщины, ведь все происходящее здесь перекликалось с происходящим там, в реальном мире. И там он занимался сексом с матерью одного из самых опасных людей, которых встречал в своей жизни. Перед его глазами, надо заметить. И был совершенно беззащитен, находясь в состоянии транса, полностью уйдя в сознание этой женщины.
О чем молчала женщина, плечо которой касалось плеча Сергара, он не знал. Возможно, ни о чем. Просто лежала и наслаждалась покоем, тем покоем, о котором мечтает каждый человек.
– Останься со мной, – вдруг попросила девушка, повернув к нему лицо, совершенное, будто выточенное резцом скульптора, – зачем тебе туда? Там злые люди, там беда, там все плохо! Там все лгут и воруют! Зачем тебе туда?! Останься!
– Не все лгут. И не все воруют, – спокойно ответил Сергар, закинув голову девушки себе на плечо и погладив ее крепкую грудь с напрягшимся крупным соском. – Ты же знаешь, есть много людей хороших, очень хороших! Ну, вот ушла ты сюда, бросила мир, он что, от этого стал лучше? Стал добрее? Просто в мире стало на одного хорошего человека меньше – вот и все.
– Злые, злые! И сын! Он ведь не был таким! Все деньги, деньги, деньги проклятые! Страну развалили, людей превратили в зомби, в упырей, которые думают только о деньгах, которые избивают женщин! Нет! Не хочу туда! Останься со мной… ты хороший, я же вижу! Я злых людей сразу отличаю, от них пахнет злом! Серой! Как от Сатаны! Как от того типа, что бил девушку!
– Тип наказан. Я его избил. И будет наказан еще – твой сын об этом позаботится. Он очень тебя любит, он готов все для тебя сделать, все, что может! Кстати, если ты хочешь изменить мир, почему бы тебе не воспользоваться его деньгами? Помогать бедным, учить людей добру? Теперь у тебя вся жизнь впереди, ты молода, красива, с твоими знаниями и с деньгами сына – ты столько можешь сделать, столько добра! Это твой шанс! Вернись и займись делом! Ты ведь дезертирка! Ты сбежала! Ты испугалась, сбежала, предала жизнь! Так нельзя. Нужно вернуться. Обязательно нужно вернуться. И делать добро.
– Вернуться… – тихо повторила девушка и улыбнулась уголками рта. – Делать добро! А ведь ты прав. Я не подумала. Ведь можно и зло заставить служить добру, правда же?
– Правда! – как можно искренне сказал Сергар, который совсем так не думал. Он не раз видел, как совершалось зло – якобы ради добра. Люди всегда сумеют подвести базу под свои злодеяния, и только Создатель может рассудить, настоящее ли это было добро или же все-таки зло ради зла.
– Хорошо. Я возвращаюсь! – Девушка улыбнулась и погрозила Сергару пальцем. – Но ты не сбегай от меня, парень! Впрочем, и не сможешь. Я хорошо бегаю. Догоню!
И они вернулись.