Я как-то был с красавицей-полячкой
в окраинном театрике ночном.
Была от предвкушения пылавшей
она, шепнув мне: «Жди, пока начнем!»
С актером знаменитым разведенка.
Она влюбилась, видимо, в меня,
во мне и в ней все было так взведенно,
что мы изнемогали от огня.
Он в нас ворвался, он внутри взорвался
от соприкосновенья взгляда глаз.
Но был спектакль, и так я волновался,
как будто он решит судьбу сейчас.
Тогда была варшавская цензура
не лучше нашей. Но ее засов
уже не мог сдержать мятежность хмуро
после ночных двенадцати часов.
Спектакль ночным был вовсе не случайно.
Она вела на сцене свой урок.
Учительницей, строгой чрезвычайно,
она была, и взгляд был так жесток.
Но боже мой, что сделалось с глазами,
а были изумрудно-зелены,
и вдруг косыми стали, и я замер –
она была как дочь другой страны.
И не какой-то, а Китая Мао
и с гонором надменной чепухи,
цитатничек краснюсенький вздымая,
она читала русские стихи.
И все китаеглазые поляки,
Полтаву помня с многим заодно,
читали в зал, где ржали все гуляки,
как хор: «Белеет парус одино…»
Я зла в душе не прятал многолетнего,
откуда это вырвалось, и вдруг?
Ну почему, за что издёв над Лермонтовым?
Ведь никакой он власти не был друг?
За что, сраженный пятигорским выстрелом,
в свои – подумать! – только двадцать семь?
За то, что русский был в той пьеске высмеян,
хотя за первый стих в тюрягу сел?
Она все поняла. Но опечаленно:
«Но как же быть театру без сатир?
Аллюзий и у вас полно с отчаянья.
А националисты – все! Весь мир!»
Заплакала. А я почти неистово:
«Вот если бы когда-нибудь мы все,
Все стали бы над-националистами,
Стал воздух бы другой везде-везде».
Я был всегда и в иностранок влюбчивый,
а тут любовь, быть может, упустил.
Но я не предал вас, Михаил Юрьевич,
хотя у вас в глазах: «Я бы простил».
Я проводил ее. Шел как по лезвию.
Чуть постоял на первом этаже
и слушал каблучки ее по лестнице,
но было поздно – навсегда уже.
Политика такая ведьма вредная.
Мы все для ее козней матерьял.
Я, на нее терявший столько времени,
красавицу такую потерял!
И что-то под ногами все мешается,
а взглянешь – не игрушечный, но танк?
И отношенья с Польшей ухудшаются,
а может быть, могло все быть не так.5 марта 2015