В Лаосе, в стране, где не производятся
даже пустые бутылки,
но, впрочем, прекрасно умеют народу стрелять
между глаз и в затылки,
в Лаосе, где бродят по джунглям
бесшумные призраки страхов,
которых здесь больше,
чем даже оранжевых тощих монахов,
в Лаосе, где издавна в море
особенными ночами –
за лотосом лотос пускают
со вставленными свечами.
Их ставят во имя любимых
мальчишки во время отлива,
а лотос продержится долго –
с любовью все будет счастливо.
А наш лаосенок свечу лепестками
прикрыл так особенно,
благоговейно.
Глаза, как два зернышка влажных,
посверкивали кофейно.
А наш лаосенок
был хитренький, словно лисенок,
поставил наш лотос для зрителей,
им потрясенных,
поскольку его не могли опрокинуть ни лодки
и ни пароходы
и даже свеча не сгорала.
Бывают же этакие парадоксы.
Не только у власти –
я и у тебя был в опале.
Но лотос наш не утонул,
и его лепестки не опали.
Чуть-чуть его насмерть не смяла эпохи
колесная лопасть,
а он уцелел.
Он такой заколдованный лотос.
А волны взметает
война необъявленная мировая,
но только любовь это выдержит,
уцелевая,
как лотос лаосский, несущий святую светинку,
готовый с подводными лодками хоть –
к поединку.
Любимая, мы пережили и столько и вьюг,
и торнадос.
А я все народы люблю –
никакая война мне не в радость.
И я никогда не бываю угрюмый спросонок,
как будто я лотос,
который возжег лаосенок.21 февраля 2015