Глава 25

Положив трубку на столик, я уставилась в окно, где по-прежнему бесновалась метель. Да, помню, что предупредила Фаину о визите сотрудника фирмы «Убьем всех», сказала, что он явится или сегодня во второй половине дня, или завтра утром. Выходит, сестрица решила заработать и позвонила в «Сплетник», договорилась с репортером, а потом попыталась отменить визит морильщика, но у нее ничего не вышло. Геннадий приехал вечером, а Фая мне наврала, что его не было. И утром Вилка повела по квартире папарацци, Фаина с Таней устроили спектакль.

У меня заломило виски.

Еще одна вещь. Я удивилась, что Фая принялась менять цвет волос рано утром. Она же звонила мне накануне, просила разрешения взять краску. Ну и почему бы ей сразу после беседы со мной не пойти в ванную? Фаина упорно пыталась мне внушить, что весь день занималась хозяйством, но я, вернувшись домой, не заметила следов уборки. У меня даже мелькнула, помнится, мысль, что сестра просто валялась на диване у телевизора. Перед тем как сесть со Степой пить чай, я осторожно приоткрыла дверь гостевой и тихо задала вопрос, который сама считаю идиотским:

– Фая, ты спишь?

– Ага, почти, – еле слышно отозвалась та, – очень устала, пока порядок наводила.

Так, так… Я потерла нывший висок. Вот теперь совершенно ясно, как Фаина провела день.

После того как я уехала по делам, Фая схватила мою розовую куртку вместе с шапкой и понеслась к целительнице Антонине Вольпиной. Милая сестрица рассчитывала скорехонько вернуться, но ее застали возле трупа, задержали, повели в полицию. По дороге врунье удалось удрать, и она примчалась домой, когда тараканьих дел мастер уже подпирал дверь. Сколько времени он устанавливал электронные ловушки? Наверное, не пять минут. Он же должен был предварительно осмотреть помещение. Предполагаю, что когда Геннадий заканчивал работу, позвонила я с сообщением: «Скоро будем, не скучай». Времени на превращение в брюнетку у сестры не было. Фаина пошла в свою комнату и прикинулась спящей.

Телефон снова затрезвонил, я посмотрела на экран и устало поинтересовалась:

– Какая еще у тебя плохая новость в загашнике?

– Лично тебя она не касается, – заверил Федя. – Степан велел мне найти в доме, где жила баба Тося, старых жильцов, которые могут помнить Николая Петровича Кузнецова и рассказать о нем и Антонине. Я полез проверять по прописке, зная, что некоторые люди всю жизнь адрес не меняют. Но – не в этом случае. В том доме постоянно жильцы ротируются. Два подъезда, в каждом по пятнадцать квартир, всего тридцать. Двадцать восемь из них принадлежат Ванькиной Марии Александровне. Тетушка постепенно в течение длительного времени апартаменты скупала, а теперь их сдает. Все законно, она платит налоги, оформила ИП, пускает только москвичей, питерцев. Короче, россиян, никаких гастарбайтеров. С каждым жильцом заключает контракт. То есть тут комар носа не подточит. Она ничего о Кузнецове не знает, потому что жильем занялась, когда однушки уже целительнице принадлежали.

– А почему дама не все здание выкупила? – удивилась я.

– Задал ей тот же вопрос. И услышал в ответ: «Боюсь с черной магией связываться. На первом этаже бабка живет, она людей сушеными тараканами лечит. Пришла к ней один раз, предложила хоромы продать, давно еще. Старуха мне сказала: «Нет». Я привыкла, что люди сначала отказываются, и стала настаивать: «Давайте побеседуем, найдем консенсус, договоримся о деньгах». Тут ведьма как зыркнет на меня: «Ступай домой! Завтра заболеешь, но не сильно, через три дня поправишься. А если еще раз сюда без приглашения заявишься, в больницу сляжешь, заживо сгинешь». Ночью у меня температура подскочила, трое суток ломало. Врач сказал: грипп, да только я знала – колдунья постаралась. И более с ней дел иметь не хочу».

Федя закашлялся. Потом из телефона донеслось тихое бульканье – Павлов наливал воду в стакан. Я терпеливо ждала, когда он продолжит.

– Сухарем подавился, – объяснил наконец собеседник. – Пообедать некогда, вот и грызу потихоньку.

– И где нехорошая новость? – спросила я.

– Так ничего узнать о Кузнецове от соседей не удастся, – резюмировал Федя. – Теперь странная инфа про твою сестру. Уж извини, но должен сказать.

– Давай, – вздохнула я, подумав, что навряд ли услышу нечто более ужасное, чем известие о приглашении Фаиной в мой дом репортера из «Сплетника».

– У нее в паспорте указано отчество «Леонидовна», – завел Павлов.

– Ко мне постоянно обращаются «Виола Леонидовна», – остановила я Федю, – «Ленинидовна» с первого раза никто не запоминает. Понимаю, куда ты клонишь, но в одной из телепрограмм в эфире говорилось, что был сделан анализ ДНК. Фая точно родная кровь Ленинида. Ей в паспорте неправильно отчество написали. Она не знала, кто ее отец, мать лишь перед смертью тайну открыла. Все просто.

– Ладно, – согласился Федя, – пусть так. У нее есть сын.

– Зовут его Антон, он инвалид, – перебила я. – И аутист в придачу, ни с кем не общается. Несмотря на проблемы, мальчик, можно сказать, гений, живет в центре, который основал Валерий Иванович Перцов. У меня к тебе просьба. Проверь, пожалуйста, не занимается ли там еще другой подросток, Ниязов Рамазан Искандерович. За рулем джипа, который пытался сбить Фаину, сидела его мать Гульнара. Незадолго до того, как наехать на мою сестрицу, Ниязова поскандалила с какой-то женщиной, одетой в куртку с капюшоном, и что-то мне подсказывает: это была Фаина. Вот думаю, может, они пересекались в центре Перцова? У обеих сыновья сидят в инвалидных колясках.

– Нет, – возразил Федя.

– Ты не мог так быстро правду выяснить! – возмутилась я.

– Степан еще вчера велел мне поглубже покопаться в биографии Фаины, – пояснил Павлов. – Ничего нового, интересного я не нашел. Но! Валерий Иванович Перцов полгода назад погиб, его сбил на дороге пьяный водитель. Перцов был… Ты меня слушаешь?

– Очень внимательно, – заверила я.

– Был артистом, – продолжил Федя, – не очень популярным. Снимался в сериалах, играл небольшие роли. Но шесть лет тому назад ему повезло – его пригласил канал «Знайка»…

– Есть такой? – удивленно перебила я.

– Сейчас их тьмища разных, – засмеялся Павлов. – Перцов стал ведущим психологического шоу для родителей, у которых появились на свет дети-инвалиды. Он был теледоктор.

– Отвратительно! – возмутилась я. – Как можно на несчастье ребят делать представление?!

– Не все так плохо, – возразил Федор, – программа оказалась полезной. В студию приглашали семью, иногда одинокую мать, у которых рос малыш, страдающий церебральным параличом, или школьник с проблемами обучения, общения. Перцов рассказывал о беде, потом выступали специалисты, и больного бесплатно отправляли на лечение. Через пару месяцев тот же инвалид вновь оказывался в студии, но с ним происходили разительные перемены к лучшему – ребенок мог стоять, ходить, общаться… Короче говоря, дети получали квалифицированную помощь. А теперь внимание! Перцова называли врачом, он всегда был облачен в белый халат, шапочку, на шее у него висел стетоскоп. Каждую программу он заканчивал словами: «А сейчас наш герой отправится в центр Перцова, где проживет бесплатно шестьдесят дней. Потом мы опять встретимся и посмотрим на результат нашего лечения». Или говорил: «Вы видите, как изменился наш герой, проведя бесплатно шестьдесят дней в центре Перцова. Мы помогли ему, поможем и вам».

– Ну… – протянула я, – не знаю… Хорошо, конечно, что детей лечили, но ведь они недолго в клинике находились, а некоторым больным нужно постоянное наблюдение.

– Центра Перцова не существовало, – остановил меня Федя. – Такое медучреждение не зарегистрировано на территории России.

– Обман? – возмутилась я.

– Нет, не совсем так, – поспешил успокоить меня Павлов. – Ребят помещали в разные клиники на самом деле бесплатно, и их потом не бросали. У владельца канала дочь спинальница, это его благотворительный проект. Но формат шоу имеет свои законы, поэтому ведущий изображал врача и в эфире говорили про его центр.

Я выпила остывший чай.

– Антон был одним из участников телепрограммы?

– Нет, – возразил Федя.

– Что-то я не понимаю, – забормотала я, – секундочку… Если центра в реальности не существует…

– То где живет Антон Тараканов? – закончил Федя.

– Да, где? – попугаем повторила я.

– Всем вопросам вопрос, – вздохнул Павлов. – Он исчез.

– То есть? – не поняла я.

– Парня нигде нет.

– Как это?

Из трубки опять донесся кашель.

– Перестань лопать сухари! – велела я.

– Теперь ем хлеб с медом, – возразил Федя. – Хороший такой медок, аж горло дерет… Слушай, рассказываю, что узнал. Антон Тараканов появился на свет в родильном доме на улице Салазкина. Теперь ни этой клиники, ни улицы нет, там находится здоровенный аквапарк. То, что мальчик существовал, подтверждается документами из архива. Фаина на самом деле стала матерью, ее выписали на четырнадцатые сутки, потому что у младенца сразу обнаружили проблемы с позвоночником. Собственно говоря, про него все.

– Так не бывает, – отрезала я.

– Не спеши с выводами, – попросил Федя. – Антона зарегистрировали по месту жительства мамаши. Еще в квартире были прописаны Олеся Семеновна Тараканова, это мать твоей сестры, и ее муж Каравайкин Генрих Петрович.

Я взяла чайник с заваркой и наполнила свою чашку, подумав про себя: Фаина ни разу не упоминала об отчиме.

– Однако в поликлинику по месту жительства младенца на учет не поставили, – бубнил Павлов.

Я бросила в чай кружок лимона, заметив:

– Его могли консультировать в платной лечебнице. Нынче люди вольны выбирать врачей.

Павлов громко чихнул.

– Спорить не стану, так бывает. Но об этом мальчике более никаких сведений нет. Детский сад он не посещал, школу тоже…

– Он же инвалид-спинальник плюс аутист, – напомнила я, – бедняжку в детские учреждения точно не брали, наверное, он обучался дома.

– Семья жила в однокомнатной квартире, – сообщил Федя. – Не весело они, наверное, себя там чувствовали. Когда Олеся Семеновна умерла, Каравайкин продал квадратные метры и свалил на Гоа. Куда подевались Фая с Антоном, загадка.

У меня опять заломило висок.

– Плутаем в густых зарослях бамбука, – вздохнула я. – Как Генрих Петрович ухитрился продать жилье? А Фаина? Она же дочь покойной, значит, является…

– Олеся Семеновна оставила завещание, – протянул Федя, – в котором четко указала: дочери из ее имущества не должно ничего достаться, ни копейки, ни нитки.

От неожиданности я уронила чайную ложку.

– Почему мать так поступила?

– Нет ответа. Но, полагаю, он есть у Каравайкина, – заявил Федя, – поговори с ним.

– Предлагаешь слетать на Гоа? – повеселела я. – К сожалению, не люблю долгие перелеты.

Судя по хрусту, который долетел до моего слуха, Павлов слопал весь хлеб и принялся жевать пластиковую тарелку, на которой лежали бутерброды, однако это не помешало ему говорить:

– Он давно вернулся в Москву, построил в Индии небольшую фабрику, производящую джемы из местных экзотических фруктов, и продает их в России. Я с ним договорился, сегодня он ждет тебя в любое время до десяти вечера в своем новом доме. Ему в течение дня должны кухонную мебель привезти, поэтому Генрих Петрович за порог ни ногой.

– Нет слов, Федя! – воскликнула я. – Спасибо.

– Приятно слышать похвалу, – загудел парень, – но будет лучше, если хвалебные речи в адрес скромного сотрудника ты произнесешь прямо в лицо его боссу.

– Как только увижу Степана, тут же пропою тебе осанну, – пообещала я.