Глава шестнадцатая

Гримарр был вожаком. И этот талант был у него врожденным, как цвет волос или глаз. Благодаря своему природному таланту он понимал, что разных людей нужно вести за собой по-разному.

Некоторым необходимо отдавать приказы, подталкивать, давать пинки, кричать, и чем больше их бьешь, тем послушнее и полезнее они становятся.

Но те, кого он вел сейчас, были норманнами — дерзкими независимыми воинами, с ними так обращаться нельзя. Для норманнов самый разумный подход — кнут и пряник, сила и лесть. А в случае с Торгримом Ночным Волком это представлялось единственным возможным выходом: он был норвежцем, а значит, не имел здесь кровного интереса, да и вассалом Гримарра он не являлся. На самом деле, если Торгрим и был чем-то обязан Гримарру за его помощь в ремонте корабля, то с лихвой оплатил долг, и не один раз, когда норвежцы ввязались в бой с ирландцами и вернули Конандиль в Вик-Ло. Это Гримарр, если уж честно, был у него в долгу.

Но сейчас Гримарру очень нужен был Торгрим. Ночной Волк нужен был ему гораздо больше, чем Гримарр Ночному Волку, но заручиться преданностью Торгрима оказалось непросто. И даже предложение Гримарра отдать часть награбленного в Ферне заманчивым ему не показалось. У Торгрима на корабле хватало своих богатств, и еще больше ждало его в Вике, как подозревал Гримарр. Торгрим хотел лишь вернуться домой.

Когда прибыл Берси, справившись с заданием, которое дал ему Гримарр, — заманить людей Торгрима сказочками о легком обогащении, — он заверил Гримарра, что моряки со «Скитальца» готовы к ним присоединиться. По словам Берси, который оставил их одних, чтобы они могли все обсудить, они проявили интерес к походу. Таким хитрым ходом Гримарр загнал Торгрима в тупик, как если бы привязал его к мачте «Скитальца».

Через час страж у дверей Гримарра впустил в дом одного из воинов Торгрима, как было известно Гримарру, одного из самых доверенных его людей — Агнарра.

— Ну и? — спросил Гримарр. Он старался, чтобы голос его звучал приветливо. — Что вы, парни, решили?

— Мы отправимся с тобой и поделим найденные сокровища, — ответил Агнарр. — Ноу нас есть только две недели, потом мы должны отчалить.

Гримарр кивнул. Он как будто лично там присутствовал и слышал весь разговор. Торгрим не желал принимать во всем этом участия. Орнольф, Харальд и Старри были на его стороне, хотя бы исключительно из преданности. Возможно, и Агнарр с ними. Но остальная команда… жажда золота, без сомнения, овладела ею. Они отправятся на поиски сокровищ, с Торгримом или без. И в итоге норвежцы достигли компромисса. Две недели. Но Гримарр полагал, что ему и недели за глаза хватит.

Остаток дня и все следующее утро Гримарр ждал, когда же у него в гостях появится сам Торгрим. Он ожидал услышать угрозы и брань, представлял, как Торгрим станет обвинять его в том, что он манипулирует его людьми, — и справедливо, поскольку он действительно ими манипулировал. Но Торгрим так и не пришел, из-за чего Гримарр беспокоился еще больше. Насколько мог судить Гримарр, Торгрим должен был по меньшей мере разозлиться. В худшем случае — прийти в ярость. И эта ярость могла перерасти в откровенную враждебность, что только осложнит ситуацию, когда они отправятся за сокровищами Ферны. На этот раз потрудиться придется Гримарру. Время доставать пряник.

— Берси! — позвал Гримарр. — Хильдер! — Эти двое играли в кости в дальнем углу зала, и они тут же встали и подошли. — Хильдер, ты сегодня утром был у реки. Как там дела у наших норвежских друзей?

— Точно не знаю, господин Гримарр, — ответил Хильдер. — Они работали, устанавливали валы, чтобы спустить корабль на воду. Говорили мало. Мне кажется, что они довольны друг другом.

— Хм, — хмыкнул Гримарр.

Обычно ему было совершенно наплевать, довольны норвежцы друг другом или готовы друг друга поубивать, но на предстоящей неделе в его интересах будет, чтобы среди них царил мир.

На датских кораблях, пострадавших из-за пожара, затеянного ирландцами, проводились последние ремонтные работы. На следующий день корабли загрузят припасами и оружием и спустят на воду, а послезавтра на рассвете они отправятся в путь. Гримарру сообщили, что норвежцы тоже готовятся к отплытию. Но предприятие станет успешным, только если между людьми не будет тлеть враждебность.

Гримарр встал.

— Пошли, проведаем наших друзей, посмотрим, может быть, им еще что-то нужно до отплытия, — сказал он.

Гримарр потянулся за поясом с мечом и замер. Обычно он не выходил из дома без оружия, но на сей раз решил отказаться от него — дружеский жест, жест доверия. Торгрим, несомненно, это заметит.

Гримарр в сопровождении Берси и Хильдера вышел из дома и двинулся вперед по деревянному настилу. Все было темным и мокрым после нескольких дней мелкого дождя, но когда тучи наконец рассеялись, солнце пронзило все своими лучами. От домов, лавок, заборов, дворов и садов Вик-Ло поднимались струйки дыма. На востоке синело море и даже поблескивало с редким оптимизмом в солнечном свете. Впервые со дня смерти Фасти и потери награбленного в Ферне Гримарр осознал, что, пока он прятался в своем темном вонючем зале, вся Ирландия была окутана серой изморосью, как будто скорбела о павшем воине.

Но теперь наконец-то вернулось солнце, у Гримарра были корабли, команда, девчонка, что сможет отвести его к несметным богатствам, которые они с Фасти заслужили. Он испытывал если не радость, то по крайне мере не такую боль, какую ощутил, когда узнал о гибели своих сыновей Суэйна и Свейна несколько месяцев назад.

Норвежцы крутились вокруг своего драккара. Они разделись до туник, а кто-то остался в одних штанах, работая при такой необычной теплой погоде. Массивная колода и такелаж, крепившийся к рангоуту на степсе мачты, служили рычагом, чтобы вновь поставить корабль на ровный киль. Моряки принесли бревна и ровно выложили их за кормой корабля, чтобы они образовали сходни, ведущие к кромке воды. Когда начнется прилив, корабль отнесет назад, к реке, где он будет метр за метром принимать естественное положение, пока не поплывет, и тогда многие тонны груза смогут передвинуть всего несколько человек, подтягивая их с берега за канаты.

С одной стороны корабля стоял Торгрим. Рядом с ним — Агхен, искусный плотник, который, как понял Гримарр, оказал неоценимую помощь норвежцам. Сам Гримарр изначально велел старику предложить свою помощь, и поступил он так для того, чтобы норвежцы побыстрее убрались из Вик-Ло. Но теперь он видел, что, должно быть, сами боги подсказали ему привлечь Агхена к работе, а у богов были свои далеко идущие планы. С помощью Агхена норвежский драккар будет готов именно в тот момент, когда Гримарру понадобится, чтобы он присоединился к его флотилии, отправляющейся на юг.

Однако эти двое смотрели не на корабль Торгрима. Похоже, они осматривали один из ирландских куррахов, оставленных нападающими, когда последних выбили из форта. Длинный и низкий черный куррах вытащили на берег, и Торгрим с Агхеном разглядывали его под разными углами.

— Торгрим! Торгрим Ночной Волк! — окликнул Гримарр, и даже ему самому его добродушный тон казался наигранным.

Торгрим обернулся, но даже пальцем не шевельнул, чтобы поприветствовать приближающегося Гримарра. Последний заметил, как Торгрим окинул его взглядом — вне всякого сомнения, Ночной Волк понял, что Гримарр не вооружен.

Гримарр остановился, широким жестом указал на корабль.

— Похоже, все готово. Сегодня во время прилива можно спускать его на воду, как я понимаю? — Он повернулся к Торгриму, перехватил его взгляд, и между ними на долгую минуту повисло неуютное молчание.

«Он злой как черт! — догадался Гримарр. — Ну и пусть…»

Великан подошел ближе и стал вместе с ними осматривать странную лодку, как будто кто-то его пригласил присоединиться.

— Одна из этих проклятых ирландских лодок? — уточнил Гримарр, кивнув в сторону курраха.

Длиной он был более трех с половиной метров, с искусно сделанным остовом из тонких деревянных ребер, крепко сбитых, связанных и обтянутых бычьей кожей, выкрашенной в цвет дубовой коры и обильно пропитанной смолой в местах стыков шкур.

— Да, господин Гримарр, — ответил Агхен. — Лодка. Мы с Торгримом как раз рассматриваем, как она устроена. Она легкая, но крепкая, и пригодна к плаванию.

Гримарр хмыкнул. На него ирландские лодки не производили никакого впечатления; откровенно говоря, ко всему ирландскому он относился пренебрежительно. К тому же к его насущным делам этот куррах не имел никакого отношения. Он шагнул ближе и сказал:

— Торгрим, послушай, хочу переброситься с тобой словечком.

Агхен кивнул и ретировался. Берси с Хильдером держались позади, оставив этих двоих наедине. Гримарр негромко заговорил:

— Мне жаль, что так вышло. Этот тупой ублюдок Берси сын Йорунда не умеет держать язык за зубами. Я хотел, чтобы ты сам рассказал своим людям о награбленном в Ферне, как мы и договаривались. Чтобы ты сам им сообщил. Я был вне себя от ярости из-за поступка Берси. И он свое получил, можешь не сомневаться!

— И тем не менее он сейчас стоит здесь, — Торгрим коротко кивнул в сторону Берси, — у тебя за спиной.

— Берси — хороший малый, несмотря на все свои недостатки, а после гибели Фасти сына Магни и его дружины я дорожу каждым воином. Но если ты считаешь, что Берси тебя обидел, я все исправлю. Только скажи. Вызовешь его на бой? Я вмешиваться не буду. Убьешь прямо сейчас? Дай мне меч, и я сам убью его ради тебя. Торгрим, я у тебя в долгу и не хочу, чтобы ты думал, будто с тобой дурно обращаются.

Вновь повисло молчание, а потом Торгрим ответил:

— Бессмысленно убивать Берси! Он ничего плохого мне не сделал.

— А если я тебя обидел — то исключительно по глупости, а не из злого умысла, — продолжал Гримарр. — Мне нужна твоя дружба, чтобы ты и твои воины вступили в наши ряды и разделили с нами те богатства, которые мы отвоевали в Ферне. Для меня это были непростые времена, Ночной Волк. Фасти был моим старинным другом. Его гибель — сильный удар для меня.

Если честно, то гибель Фасти — ничто в сравнении с болью от потери сыновей. Гримарр уже хотел было в этом признаться, поведать о своих мальчиках, о величайшей в жизни утрате, но сдержался. Смерть Суэйна и Свейна до сих пор причиняла ему невероятные страдания, воспоминать о ней — сыпать соль на рану, и Гримарр был не готов использовать этот аргумент, чтобы заставить постороннего человека плясать под свою дудку.

Торгрим проворчал:

— Мне очень жаль Фасти. Остальное не важно, что сделано, то сделано, — сказал он.

Гримарр заметил, что собеседник потирает большим и указательным пальцами два серебряных амулета, висящих у него на шее; молот Тора и маленький серебряный крест — необычное соседство, над которым не раз задумывался Гримарр.

— Мне известно, Торгрим, что это твоя команда хочет плыть со мной, а не ты, — произнес Гримарр. — Они возжелали золота и серебра, когда должны были дожидаться твоего приказа. И, положа руку на сердце, я отчасти чувствую и себя виноватым. — Сначала он говорил полушепотом, но чем дальше, тем все громче звучал его голос. — Однако на то, чтобы проплыть вдоль побережья и вернуться обратно, у нас уйдет не больше недели. Я бы сказал, что даже меньше. Эта ирландская девка покажет нам, где Фасти спрятал награбленное. Мы его заберем и вернемся в Вик-Ло еще до того, как проклятые ирландцы узнают, что мы отчалили. Наши драккары отвезут нас так быстро, что ни одному из всадников Лоркана за нами не угнаться, даже если они попытаются преследовать нас по суше. И ни капли крови не прольется. Вся кровь уже пролита мной и Фасти в Ферне, а теперь ты и твоя дружина просто получите свою долю награбленного.

Торгрим кивнул, но по выражению его лица было видно, что эти доводы его не убедили, он просто предпочитает закончить разговор. Да Гримарр и не рассчитывал его убедить. Торгрим был слишком умен. Он же понимал, например, что если бы Гримарр действительно считал, будто все настолько просто и безопасно, он никогда не стал бы привлекать к этому делу норвежцев. Уже самого факта, что Гримарр готов добровольно отдать значительную часть награбленного, достаточно, чтобы Торгрим понял: их ждет кровавая битва.

Единственное, чего Торгрим не понимал (по крайней мере, на это надеялся Гримарр), это того, что норвежцы много сокровищ не получат, потому что Гримарр был намерен прикрыться ими в бою, как щитом, и тем самым сократить их численность еще до дележа награбленного.

— Значит, вы плывете с нами? — уточнил Гримарр, протягивая руку. — Братья по оружию?

Торгрим всего на долю секунды замер в нерешительности, всего на секунду, чтобы дать понять Гримарру свое отношение к происходящему: что он согласился на эту авантюру не по собственному желанию, а лишь пытаясь утихомирить своих людей. Потом он пожал руку Гримарра, крепко пожал. Пожал так, чтобы Гримарру стало ясно: как бы Торгрим ни злился из-за того, что пляшет под чужую дудку, он человек слова и помогать будет искренне.

— Благодарю тебя, Торгрим, — сказал Гримарр и вновь ощутил прилив оптимизма — чувства, которого уже долгие месяцы не испытывал.

Он оглянулся на реку, на пришвартованные там корабли, на море вдалеке. Драккар Торгрима уже стоял прямо, его команда укрепляла внизу опору, которая и будет держать его в таком положении, когда судно покатится по бревнам в воду во время прилива.

Гримарр понял, что раньше ни разу не видел корабль Торгрима. «“Скиталец”, — подумал он. — Так они его назвали». Он окинул взглядом корпус драккара с носа до кормы с тем же восхищением, с каким любовался бы красивой женщиной.

«Красавец!» — подумал он. Ему нравились обводы судна, ширина его бимса относительно его длины, изгиб носа и кормы. Все резные детали, которые были на носу и старнпосте, Торгрим сейчас снял. Нет смысла оставлять их на месте, когда не пытаешься кого-то напугать на берегу. Оставив их, можно разозлить какой-нибудь дружественный дух на суше, а это совершенно не то, чего хотел Торгрим или любой другой норманн.

Корабль был черным, покрытым смесью смолы и лака, — необычный выбор, сам бы Гримарр так не покрасил, но драккар казался ему по-своему привлекательным. Размеры корабль имел внушительные, по двенадцать весел с каждого борта. И выглядел он быстрым и стойким к погодным условиям.

— Красивый корабль! — сказал Гримарр, зная, что нельзя быстрее расположить к себе собеседника, чем восхитившись его кораблем. Разве что похвалить его жену или сына.

— Благодарю, — ответил Торгрим. В голосе его не слышалось ни благодарности, ни удовольствия.

— Ты не против, если я его осмотрю? — спросил Гримарр.

Торгрим кивнул.

— Конечно, если пожелаешь. Мы начнем спускать его на воду не раньше, чем через час. Тогда милости прошу взойти на борт с остальными.

Гримарр пересек ровный, поросший травой берег, куда вытащили корабль. От земли к планширю шел трап. Гримарр ступил на доску, ощущая, как она прогнулась под весом его тела. И тут он осознал, что восхищался судном потому, что оно показалось ему отдаленно знакомым. Не факт, что он видел его раньше, вероятнее всего, ему встречались корабли, очень похожие на этот. Интересно, его построили норвежцы? Или корабль — дело рук датских мастеров? Он ничего не знал о «Скитальце», но если Торгрим купил его у датчан, тогда это объясняет, почему корабль кажется ему знакомым.

Здесь не было гребных скамей, как привык видеть Гримарр, поэтому он просто спрыгнул с борта корабля на палубу, отчего та пошла ходуном. Должно быть, Торгрим использовал сундуки матросов как скамьи для гребцов. Неплохая задумка — таким образом освобождалось место, но и все пожитки моряков становились открыты стихиям.

От корабля остался один остов. Все, что можно было снять и убрать — лавки, весла, мачту, такелаж и рей, бейти-ас, припасы, воду, груз, — все снесли на берег, чтобы судно было легче передвигать по суше. Гримарр остановился и огляделся. Ощущение, что он знает этот корабль, не только не проходило, но даже усиливалось. Он медленно побрел на корму. И размеры, и форма были ему до боли знакомы, хотя он все равно чувствовал, что на борту именно этого корабля никогда раньше не бывал.

«Датчане строили! Должно быть, датчане строили! — решил Гримарр. Единственное объяснение этому странному ощущению. — Нужно спросить у Торгрима». Сейчас ему стало по-настоящему интересно.

Он прошел дальше по корме, остановился у степса мачты — массивного куска дубового дерева, похожего на закругленную спину кита, разрезающую морскую гладь. Отверстие, куда крепилось основание мачты, сейчас зияло пустотой, как огромное дыхало на голове у кита, но сама мачта лежала на берегу в ожидании, когда «Скиталец» вновь поплывет по волнам. Добавили два новых колена, идеально подогнанных к степсу мачты, чтобы усилить те, что стояли изначально. Дерево обработали льняным маслом, но новые детали все равно оставались более светлыми, чем старые.

«Очень интересно…» — подумал Гримарр. Он вспомнил, как его средний сын Суэйн, самый храбрый из трех, отличный моряк, который уже в двадцать один год был капитаном собственного корабля, жаловался, как сильно двигается мачта, когда корабль идет в море. «Он собирался сделать то же самое: добавить новые колена…» — подумал Гримарр.

И тут он заметил еще кое-что. Зарубку на степсе мачты: казалось, сюда угодили топором. Гримарр присел на корточки, наклонился, покачал головой в изумлении, потому что на корабле у Суэйна имелась почти такая же метка — его младший брат Свейн обрубил парус, который запутался на сильном ветру и грозил сломать мачту.

«Как странно… — удивился Гримарр. — Нужно рассказать об этих странностях Торгриму».

И тут ему в голову пришла совершенно иная мысль. Он замер на месте, как будто осознал, что к нему подкрался дикий зверь. Гримарр почувствовал, как все сжалось внутри. Он прищурился и встал — медленно, как будто опасаясь, что его заметят, как будто не желая разрушить чары этого нового ужасного открытия, которое на него снизошло.

Он окинул взглядом корабль с носа до кормы, как и до этого, когда впервые ступил на борт, но теперь смотрел на все новыми глазами и видел то, чего не заметил ранее: необычный, но такой знакомый сучок на обшивке по левому борту, напоминающий лицо человека, а еще более светлые части обшивки, которую тоже латали, но не Торгрим, другой человек, гораздо раньше. Датчанин. Латал хорошо ему знакомую прохудившуюся обшивку в том месте, где поверх планширя шел привязанный к рею канат.

Перед глазами Гримарра все плыло, как будто он открыл их под водой. В голове стелился туман, мысли метались, как в тот раз, когда Лоркан ударил его по голове железным вертелом. Вокруг него все кружилось, и, казалось, он не мог осознать того, что видел. Здесь был его мир, такой знакомый, и вдруг обнаружился еще один, который только начинал проглядывать, но уже пугал, сбивал с толку, казался ненастоящим.

Он, пошатываясь, шагал по корме. Каждый изгиб судна, каждую планку обшивки он хорошо знал, как будто у него в голове было выдолблено место и этот корабль идеально туда подходил. Он остановился у приподнятого юта, опустился на колени и минуту всматривался в доски палубы. Гримарр испугался. Он почти не сомневался в том, что там обнаружит, но все равно пришел в ужас, когда нашел это.

Если он приподнимет эту доску, тогда ужасная рана, которая почти затянулась, вновь откроется, и мир, который он строил последние несколько недель, превратится в прах, как будто сожженный дотла.

Но он должен был это увидеть. Гримарр трясущимися руками потянулся к доске, с трудом ухватился за край и приподнял ее. Наконец ему удалось отогнуть короткую планку точно так же, как сделал это его собственный сын примерно год назад. У парня был острый нож и много свободного времени.

Гримарр перевернул планку. Сейчас руны разглядеть было сложнее, но все равно они легко читались, ошибки быть не могло. На дереве было написано: «Это вырезал Свейн сын Гримарра».