Король Венгрии и Польши Людовик I с нетерпением ждал начала сражения. Его распирало от важности момента. Шутка ли — он выступил во главе невероятно могущественной коалиции, включавшей в себя Венгрию, Польшу, Литву и Геную. Да, да — это маленькая торговая республика тоже выставила несколько компаний, преследуя свои цели. Благо, что деньги были и на оборону в Ломбардии, и на поддержку общего дела. Совокупно же объединенная армия, ведомая Людовиком, достигала двадцати тысяч. Чудовищная, совершенно невероятная для Европы XIV века! Армада!

Вчера передовые разъезды столкнулись с отрядами Москвы, и теперь Людовик предвкушал скорую и решительную победу над противником, про которого ходили слухи уже по всей Европе. Один чуднее другого.

Еще затемно войска Людовика стали строится, готовясь к бою на краю большого поля, недалеко от города Орша. Бедные жители этого городка еще за пару дней до того заперлись в крепости, побросав все свои дела. От такой вооруженной толпы, что вел за собой Людовик, можно было ожидать что угодно.

— Где же этот… Император? — Скривился в презрительной усмешке Людовик. — Или он уже убегает, сверкая пятками, узнав КАКУЮ армию я привел?

— Странно… — покачал головой Ольгерд. — Он ведь никуда не отступил. Мои люди видели его разъезды. Почему он не выводит людей строиться? Чего он ждет? Не нравиться мне все это.

— Боишься? — Снисходительно поинтересовался король Венгрии и Польши.

— Брат мой, ты не знаешь, что это за человек, — мягко ответил Ольгерд. — Если бы он пожелал отступить — он бы это сделал. Но он медлит. Это крайне странно. уверен, что здесь что-то не так….

— Брось… — отмахнулся Людовик и замер. Со стороны противника донесся звук сигнальной трубы. А, спустя полминуты, за ним последовал слаженный барабанный бой.

Не прошло и пяти минут, как на поле из низины подле него стали выступать центурия за центурией войска Московского легиона. Оказалось, что Дима был давно готов и просто ждал. Чего? Непонятно. Да и не важно.

Легионеры впечатляли. Мерный чеканный шаг. Ровный строй, создававший такое впечатление, будто двигалась не группа воинов, а некий монолит. Никакого сбивания в кучу. Никаких беспорядков.

Людовик, наблюдая за этим, даже как-то растерялся. В его представление такого быть не могло, просто потому что не могло. Любая большая масса людей — это всегда хаос и бардак. А тут он наблюдал фактически чудо.

Сверкающие на солнце доспехи и алые одежды, проступающие из-под «доброго железа». Людовик просто наслаждался этим завораживающим видом, превосходно сочетавшимся с образцовым порядком и дисциплиной. Как и многочисленные наблюдатели мотали. Надо сказать, что в армии Людовика собрались гости практически со всей Европы. Даже представители французского и английского королей, сидели на своих лошадях рядом, мирно всматриваясь в то, что открывалось их взору. И если большинство покачивало головой, отдавая должное выучке московской пехоты, то представители Константинополя откровенно хмурились. Им все это не нравилось. ОЧЕНЬ не нравилось, наводя на весьма неприятные мысли. И если Святой Престол благосклонно привечал символы древней Империи в руках Москвы, то Константинополь ревновал. И чем дальше, тем больше. Хотя и боялся спугнуть удачу, видя в Москве своего возможного спасителя от магометан. Их позиция была очень близка к старой поговорке: «и хочется, и колется и мама не велит».

Легион вышел столь стремительно и организованно, что Людовик, пожелай даже его атаковать, просто не успел это сделать. От чего у короля Венгрии и Польши зародился первый червячок сомнений. Такой крошечный. С полметра. Вызвав явное ухудшение весьма благостного совсем недавно настроения.

— Армия ордена далеко? — Отрывисто поинтересовался он у окружающих, пытаясь выяснить, как скоро придут силы Тевтонского ордена.

— Они не придут, — усмехнулся Ольгерд. — Мои люди говорили, что они остановились в Жемайе.

— Остановились? — Переспросил Людвиг.

— Да. Встали лагерем и чего-то ждут. Уже давно.

— Сволочи… — брезгливо поморщился Людвиг. — Разбив этот сброд, — король небрежно махнул в дальнюю сторону поля, — мы пойдем в Жемайю и накажем их.

На что Ольгерд почтительно поклонился. Невеликого ума требовало понимание желания ордена подождать результатов боя. Да и на Жемайю они давно претендовали, что наводили на черные мысли о предательстве. Странно ведь было остановиться именно там просто так….

Тем временем Людвиг тронул своего коня, направившись на середину поля. Ему хотелось посмотреть на своего противника — Дмитрия. Да и войска противника ближе взглянуть:

— До того, как наши кони втопчут их в грязь.

Ольгерд, как и значительная часть свиты Людвига последовала вслед за своим вождем. Да и Дмитрий не заставил своих визави долго ждать и, в сопровождение десятка простых кирасир, вышел им на встречу.

Съехались.

С минуту молча друг на друга смотрели.

Диме все эти люди были не интересны. Они тратили его время, но формальную вежливость требовалось соблюсти. Поэтому он рассматривал их снаряжение, довольно обыденное, если не считать безумного количество украшений. Шлем в золотых окладах, например. Дорого и бестолково. И таких вещей хватало. А визави смотрели на него и его кирасир. Полностью закованная в довольно совершенные латы тяжелая кавалерия впечатляла. Этакие французские жандармы XVI века.

— Нагляделись? — Наконец произнес Дмитрий, которому надоело ждать. Пожалуй, только Ольгерд вел себя нормально — он-то уже имел возможность наблюдать кирасир.

— Что?! — Возмутился Людвиг.

— Возвращайся к своим людям и не трать мое время.

— Как ты смеешь со мной так разговаривать?! — Просто опешил Людвиг, не привыкший к такому обращению. Все-таки он был одним из наиболее могущественных монархов Европы тех лет, а потому как-то не замечал, что перед ним выгибались дугой и чуть ли не пятки лизали окружающие. И считал это само собой разумеющимся.

— А как с тобой разговаривать? — Усмехнулся Дмитрий. — Твоя гордость находится за гранью добра и зла. Пришел воевать, а ведешь себя как девица-недотрога.

- Я пришел с большой армией, — зло прошипел Людвиг. — А не с этой жалкой горсткой бездельников, что наскреб ты.

Дима же вздохнул, улыбнулся, посмотрел на чистое голубое небо и продекламировал:

— Сожжен в песках Иерусалима, водой Евфрата закален, в честь императора и Рима, в честь императора и Рима шестой шагает легион.

— Что? — Удивились Людвиг, да и остальные присутствующие напряглись, не понимая, что именно и зачем говорит Дмитрий.

— Мне наскучила эта болтовня.

Людвиг зло сжал губы, а Ольгерд, в какой-то мере привычный к манере Дмитрия, спросил:

— Шестой легион? Ты разве привел их шесть? Я вижу только один и, как мне говорили, половинного состава.

— Ох… — тяжело вздохнул Дмитрий. — Людвиг совершенно невыносим. Как ты с ним вообще можешь рядом находиться? Пару минут разговора и меня уже тошнит от этого напыщенного петуха. Вот я и напеваю себе под нос строки из песни о гибели VI Железного легиона. Дела давно минувших дней, преданье старины далекой.

— Никогда не слышал о такой песни… — произнес Ольгерд, изрядно призадумавшись, ну и игнорируя то, как напряженно засопел, закипающий Людвиг.

— Странно. Ну да ладно. А старую-добрую песенку о Виллемане тоже не слышал? Там добрый викинг любил играть на арфе у красивой липы. Ну а что? Чем еще викингу заниматься в свободное от грабежей время? Девочки, арфа, да добрый мед. А тут, откуда ни возьмись, явился наглый тролль. Начал буянить. Вот добряк викинг и проломил ему арфой череп, чтобы не мешал бренчать по струнам.

— Кхм… — поперхнулся Людвиг, поняв намек, остальные же смутились. Кто-то даже усмехнулся, проникшись наглостью и самоуверенностью этого человека.

— Ладно. Даю вам час. Не успеете свой табор выстроить, атакую вас, как есть. А потом буду гонять ссаными тряпками по полю в назидание будущим поколениям, — произнес Император и, чуть поклонившись, развернул своего Буцефала в сторону своего войска. Разговор был закончен. Крикнув на прощание через плечо: — Грядет первый бой нового мира! Не подведите своих предков. Проиграйте мне с достоинством! Так, чтобы они улыбнулись вам, встречая в чертогах Вечности.

— Позер умалишенный! — Фыркнул Людвиг, еще добрую минуту смотря в спину алого плаща Дмитрия, что мерно удалялся к своему войску. — Нападать! Немедленно нападать!

Что объединенная армия и сделала.

Восемь тысяч кавалеристов, собранных с Литвы, Польши и Венгрии медленно двинулись вперед, сразу же смешавшись. Для них строй вообще был не писан и не знаком. Напротив, многие считали вырваться вперед особой доблестью. Ну и старались, как могли. Разумеется, опередили действительно тяжелую, хоть и немногочисленную кавалерию, всякая голь, идущая в бой без доспехов да на легкой, но быстроного лошадке.

Дмитрий же, вернувшись к войскам, занял свое положение в ордере и распорядился подать ему кофе из походной кухни. Сославшись на то, что его ко сну клонит, и хотелось бы немного взбодриться. Достаточно громко, чтобы расслышали все вокруг. Он позировал. Осознанно и целенаправленно. Как для своих людей, откровенно боящихся настолько люто превосходящего врага, так и перед многочисленными наблюдателями, которых в его армии было не сильно меньше, чем у Людвига. Его поведение в такой ситуации дойдет до ушей его ближних и дальних соседей со всеми, как говорится, вытекающими.

Маленькую чашечку кофе принесли как раз тогда, когда кавалерия противника медленно пошла вперед. Огромная туча всадников нестройной массой стала приближаться, постоянно разгоняясь.

— Саламандры к бою, — спокойно произнес он, кивнув командиру штаба.

Немедленно протрубила главная сигнальная труба, замахали флажками сигнальщики. А маленькие бронзовые пушки, названные им «саламандрами», начали выкатывать из-за пехотных порядков их расчеты.

Пушки. Именно пушки были основой его уверенности в победе. Легкие картечные фальконеты, аналогичные шведским «Regementsstycke», с которым Густав Адольф смог в 1630-х годах разгромить огромные армии своих врагов. Пехотный полк легиона состоял из трех когорт по четыре такие саламандры в каждом.

Кавалерийская лава объединенной армии приближалась.

Триста метров.

Двести.

Сто пятьдесят.

— Пали! — Пронзительно раздался в этом гудящем от конских копыт голос командиров батарей. Они знали, с какой дистанции бить тяжелой вязаной картечью из своих малышек.

Бах! Бабах! Ба-а-а-а-ах! Слилось в протяжный грохот беглый залп дюжины фальконетов.

Легион присел, оглушенный звуками выстрелов. Кони конного полка легиона заволновались, хоть и были привыкшие к таким выстрелам. А артиллеристы бросились перезаряжать пушки. Благо, что картузы с полуготовыми зарядами это дело очень сильно облегчали. Долгие учения позволили довести эту процедуру до уровня артиллеристов Густава Адольфа — до шести выстрелов в минуту, способных буквально засыпать врага картечью.

— Пали! — Вновь закричали командиры батарей, оставив раскрытым рот, дабы не оглохнуть.

Ба-ба-ба-а-а-а-ах!

Ответили двенадцать саламандр куда более слажено, чем в первый раз.

Раздались свистки по центуриям.

Виии!

Виии!

Виии!

Первые ряды арбалетчиков отстрелялись по надвигающейся кавалерии противника. Выстрелили и присели, приступив к перезарядке своего оружия на коленке, а также открывая второй линии стрелков возможность отличиться.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Дала залп вторая линия и сразу присела на колено, благо, что московский ворот позволял перезаряжать арбалет даже лежа.

— Пали! — Закричали командиры орудий.

Бах! Ба-ба-ба-а-а-ах!

Вновь проявили себя саламандры, изрыгнув в надвигающуюся массу врага крупную железную картечь.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Отстрелялась третья линия арбалетчиков и присела, открывая четвертой возможность поделиться своими болтами с противником.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Свисток! Это первая линия арбалетчиков уже перезарядилась и встала наизготовку.

Виии!

Виии!

Виии!

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Прошла всего минута с начала открытия огня, как легион изрыгнул на врага семьдесят два выстрела тяжелой вязаной картечью и тысячу с гаком арбалетных болтов. И никто не собирался останавливаться. Артиллеристы и арбалетчики работали хоть и нервно, но слажено. Многие сотни часов тяжелой тренировки, доводящей привычные движения до автоматизма, делали свое. Спроси в этот момент любого из них — никто бы внятно не ответил, что и для чего делать. А так, словно «собачки Павлова» они повторяли раз за разом привычных комплекс «приседаний».

Кавалерия врага полностью смешалась.

Испуганная непривычным грохотом пушек и невероятно губительным обстрелом, она словно ударилась в невидимую стену. Всадники первых рядов полегли в самом начале. Задние ряды продолжали наседать, врезаясь на ходу в эту изгородь из своих товарищей. Где-то живую, где-то уже не очень.

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Продолжали долбить саламандры.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Продолжали стрелять арбалеты, буквально выкашивая всех, кто попадал в этот смертоносных вихрь….

— Прекратить огонь. — Произнес Дмитрий, с сожалением смотря на дно пустой чашки к кофе. Как бы ни желал он держаться максимально невозмутимым, все же нервничал. Буквально по лезвию бритвы шел. А ну как порох отсырел? И все. Одними арбалетчиками не отобьешься от такой массы. — Саламандры добро банить и охлаждать. И да — принесите мне еще кофе.

Артиллеристы засуетились, приводя в порядок свои пушки.

А там, где должна быть конница противника, творилось настоящее столпотворение. Но вести обстрел уже не было смысла. Кавалерия врага бежала, представляя теперь большую угрозу для своей пехоты, чем для легиона.

— Алебарды вперед! — Приказал Император.

Арбалетчики быстро отступили в тыл центурий, в то время как алебардисты вышли вперед, заняв две линии.

— Вперед!

Затрубила труба. Замахал сигнальщик. Заиграли барабаны и легион, мерно ступая под развевающимися знаменами, перешел в наступление. Даже артиллеристы катили свои пушки, дабы не отстать от центурий. Благо, что каждую такую саламандру можно было легко передвигать по полю парой человек расчета. Ну и Дмитрий, вернув пустую кружку из-под кофе поваренку, ждавшему подле, тронул своего коня вперед.

Первые ряды алебардистов действовали сурово и очень жестко, добивая все, что подавало хоть какие-то признаки жизни в ворохе человеческих и лошадиных тел. Остальные же осторожно перебирались по телам вслед за ними, обходя трупы там, где было можно.

Лошади кирасир и эквитов нервно храпели от буйства крови вокруг, но пока держались. Хотя им было, конечно, намного тяжелее, нежели людям. По таким завалам лошади не приучены передвигаться.

Противник не мешал.

Людвигу и Ольгерду было не до этого неспешного продвижения. Войска объединенной армии откровенно разбегались. Точнее энергично отступали. В разные стороны, да «во все лопатки». Что кавалерия, что пехота. Особенно пехота. Это ведь кавалеристы варились в этом котле мясорубки и мало что видели вокруг. А вот пехотинцы наблюдали разгром панорамно. Что их совсем не мотивировало стоять до конца против ТАКОГО противника. Ведь они шли-то не умирать, а грабить, как и любые другие воины тех времен.

А тут еще эти чертовы легионеры, преодолев в полном беспорядке завал из тел, быстро построились и двинулись вперед уже строго удерживая строй. Под барабаны. Ритмично. Красиво. До омерзения и зубной боли.

Московская пехота остановилась в двухстах метрах от нестройных позиций объединенной армии. Та выставила вперед тяжелые щиты и замерла в ожидании. Местами даже осадные щиты. Запасливые. Людвиг явно не полагался только на удар кавалеристов, перестраховываясь.

— «Единороги» в бой, — после небольшой паузы произнес Дмитрий. Бить картечью в стену щитов, равно как и арбалетами — не самая лучшая затея. Слишком большой перерасход боеприпасов. Да и время, опять же. Поэтому, следовавшая за легионом группа упряжек с более крупным пушками двинулась вперед.

— Пали! — Крикнул командир первой батареи.

Ба-ба-бах!

Ответили ему четыре «единорога», отправив в противника примитивные гранаты: чугунные, начиненные черным порохом, да еще и с простыми трубками-замедлителями. Взорвалось только две гранаты, из которых в пехотные порядки попала только одна. Но эффектно. Очень эффектно!

— Пали! — Крикнул командир второй батареи.

Ба-ба-бах!

Ответили ему вторые четыре, в этот раз чуть лучше — в боевых порядках пехоты взорвалось две гранаты.

И ей этого хватило.

Бросая все тяжелое, что у нее было, объединенная армия просто и незамысловато побежала, понимая, что сейчас ее безнаказанно расстреляют. Ведь Император даже не пытался сблизиться прежде времени. Слишком хорошо просматривалось огромное количество лучников и арбалетчиков в рядах противника.

— Конный полк, в атаку! — Произнес Дмитрий, кивнув выжидающе смотрящему Павлу Бирюку.

Пехотные манипулы центра, повинуясь приказам сигнальщика и мату центурионов, прошли немного вперед и сдвинулись в сторону, открывая проход, по которому и пошла кавалерия Москвы. Сначала кирасиры, потом эквиты в лице гусар и рейтар — совокупно свыше семисот всадников.

Пока легион приближался Людвиг и Ольгерд предпринимали совершенно невероятные усилия для того, чтобы хоть как-то собрать рассеянные силы кавалерии. И только поэтому атакующей кавалерии Москвы смогли дать отпор. Попытаться. Но в тех полутора тысячах всадников, что собрал в кулак Людвиг, было очень немного рыцарей и дружинников. В основном удалось удержать только легкую кавалерию. Вот ее-то кирасиры и смяли, даже не замечая. Походя.

На каком-то этапе даже казалось, что наступление московской кавалерии остановлено. Но это только казалось. Рейтары, входящие в отряды эквитов, силой своих арбалетов быстро подавили всякие очаги сопротивления. В упор болт из арбалета пятисотника — страшная сила. От него даже щит не спасет ….

— Приказ Бирюку — не увлекаться. Его цель — обоз. Нельзя дать Людвигу спасти обоз. Без обоза вся эта армия развалиться за считанные дни. Если даже ее кто-то теперь сможет собрать по кустам да перелескам.

— Есть, — козырнул начальник штаба и повернулся к сигнальной группе.

Пара минут и совместно со звуковым сигналом в воздух улетело пять небольших сигнальных ракет, напоминавших привычные для жителей XXI века новогодние фейерверки. Разноцветных. У начальника штаба не было уверенности, что Павел увидит флажки сигнальщика, поэтому он прибег к иному способу передачи приказа.