Глава 4
Несмотря на то, что в этом странном мире стоял вечный желтый день, их потянуло ко сну: биологические часы организма были настроены на привычный двадцатичетырехчасовой цикл. В лесу спать было холодно, да и небезопасно — костер еле грел, а у них даже не было зимней одежды.
— Придется идти спать в «крепость», — сказал Иван, вскидывая глаза на стену здания, нависшую над ними. — Там хоть тепло, а повезет — так и уют найдем.
Тая согласилась. Она была сыта, сил заметно прибавилось, к тому же на настроение благотворно влиял небольшой запас жареного мяса, завернутый в бересту и отягощавший карманы куртки Ивана.
На пути к зданию они встретили другого мамонта, обгладывающего кору березы. Мамонт был космат и явно ниже первого. Один бивень у него был сломан, и мамонт дрожал крупной дрожью, что было заметно даже сквозь густую бурую шерсть.
— Замерз, бедняга, — пожалела его Тая.
Иван отрицательно покачал головой.
— Они не боятся холода, тут что-то другое. Может, заболел.
Постояли, глядя на гиганта с явным сочувствием. Ветер донес издалека длинный тоскливый вой. Мамонт вздернул голову, хлопнул ушами, прислушался и молча подался в чащу, оставляя на кустах и ветвях деревьев клочья шерсти.
— Паук? — нерешительно сказала Тая.
— Не похоже, крикунов тут достаточно и без пауков. Пойдем, незачем ждать приключений.
Они пробрались сквозь кустарник к стене здания — странно пятнистой, ячеистой, с рядом слепых черных пятен. Никаких дверей видно не было, а окна начинались метрах в двадцати от земли и, насколько хватал глаз, все были целые, без трещин и пробоин. Эти проемы Иван называл окнами больше по привычке, на настоящие окна они походили мало.
— Наверное, мы уклонились от дыры, — пробормотал Иван. — Поищем? Она должна быть недалеко.
Тая первой двинулась вдоль стены. Эксперт с невольной жалостью посмотрел на ее короткие сапожки. Тая часто проваливалась в снег до колен, и ноги, наверное, были совершенно мокрыми. Как и у него, впрочем.
Они прошли около километра. Ячеи сменялись выпуклостями, «окна» то пропадали совсем, то шли длинными рядами, а входа все не было. Пока шли, было тепло, но стоило остановиться, как холод возвращался под одежду… Посмотрели друг на друга и повернули обратно. Не успели пройти несколько десятков шагов, как впереди вдруг бесшумно отъехала в сторону часть казавшейся монолитной стены, и на снег вылился черный «ручей». Снова пауки!
Тая подалась назад. Иван поспешил закрыть ее телом, поднимая вверх руку с «дубинкой». Но паукам было не до них: ни один не свернул в сторону и не посмотрел на замерших людей. По снегу они передвигались так же быстро и плавно, как и по твердой земле, словно скользили над ним на невидимых лыжах, и, лишь приглядевшись, можно было заметить, как работают их членистые ноги. Странные это были пауки. И не потому, что размеры их превышали размеры любого паука на земле: было в них нечто и от гибкости змей, и от механической равномерности и целеустремленности машины, и что-то еще — неуловимое изящество геометрических форм, «запах» мысли и опасности, что всегда отличало живое от неживого…
«Ручей» пауков исчез за деревьями, на снегу остался только странный дырчатый след, не похожий на след живого существа. «Противоречие, — подумал Иван. — В них много и от живого, и от неживого…» Он вспомнил — дверь! И потянул Таю за собой.
— Бежим!
Через несколько секунд они оказались в здании, и тут же блок стены совершенно бесшумно и без помощи каких-то видимых механизмов стал на место и закупорил проход. Наступила темнота и тишина. Иван зажег фонарь и зажмурился от брызнувших со всех сторон искр.
Они стояли в ледяном гроте — таково было первое впечатление. Слегка наклонные стены — в пластах хрустального, с белыми прожилками, льда, сводчатый потолок — сплошной искрящийся слой снега со льдом. Однако это был не лед. Материал стен грота был теплым и щипался электричеством. Лишь пол не создавал иллюзий насчет своей основы — металл, похожий на хромистую сталь.
— Тепло, но слишком жестко, — сонным голосом сказала Тая.
Было видно, что дальше идти ей смертельно не хочется, но право решения она оставляла мужчине. Иван невольно улыбнулся.
— Ты права, к тому же здесь шастают пауки. Поищем более укромное убежище, и вообще у меня идея — попробовать выйти на другую сторону здания.
У Таи загорелись глаза, но тут же погасли. — Мы уже пробовали в коридоре, помнишь?
— Плохо пробовали. Но отложим поход на утро…
Иван не договорил. Где-то внутри здания родились шорохи и скрипы, гулко ударил невидимый гонг. Стены грота стали потрескивать, искриться, Иван выключил фонарь, но темнота не наступила, они были окружены призрачным холодным сиянием стен. Шорохи приблизились, распались на дробное постукивание сотен быстрых ног.
Иван затравленно огляделся — бежать было некуда — и отступил, насколько смог, с середины грота к стене. В ту же секунду дальний тупик грота раскололся щелью, в которую вкатился знакомый черный поток пауков. Пахнуло свежестью и эфиром.
Бесшумно отошел в сторону блок выхода наружу, передний отряд пауков выкатился на снег, а остальные равнодушно бежали следом, не обращая внимания на людей. Они бы так и проскочили мимо, но Тая вдруг пошатнулась. Иван едва подхватил ее на руки. Последний из замыкающих колонну пауков замедлил бег и остановился, обернувшись к ним блюдцами глаз и приподняв переднюю пару лап. Иван опустил Таю и угрожающе поднял свое оружие. Паук, казалось, раздумывал, что делать, потом вдруг испустил тонкий лучик света, ощупал им фигуры людей, повернулся и припустил за своими собратьями. Блок выхода встал на место, потемнело. Сияние уходило в глубь стен, запах озона исчез.
Иван снова включил фонарь, с тревогой глядя на Таю. Девушка побледнела еще больше, глаза ее лихорадочно блестели. «Не заболела бы!..» — озабоченно подумал он.
— Сможешь идти?
— Наверное, смогу, но куда?
Иван повел лучом фонаря и нащупал плечо Таи. Проход, через который пауки проникли в грот, остался открытым. Гадать, почему он открыт, было некогда, и они побежали, хотя Иван признался себе, что у него сил почти не было. Что же говорить о Тае?
Они выбежали в обширный зал, занятый какими-то громадами, словно покрытыми черным лаком. Одна из них тихо, как трансформатор, гудела, и над ней крутились фиолетовые огоньки. Запах здесь стоял странный — сладкий, с привкусом мяты и полыни. Пол в зале напоминал черное стекло и был теплым, почти горячим на ощупь, зато потолок отсутствовал, как в том зале, где Иван оставил вертолет. Вместо потолка на высоте полусотни метров колыхалась сизая дымная пелена.
Тая подумала, села на пол и сняла сапожки.
— Снимай и ты… тепло, согреемся.
Иван послушно снял свои когда-то щегольские фирменные сапоги и остался в мокрых насквозь шерстяных носках. Вскоре ноги и вправду согрелись, приятное тепло растеклось по всему телу.
У них хватило сил поискать нишу между одной из темных машин и стеной зала, постелить многострадальную куртку Ивана и лечь. Оба уснули почти мгновенно и не слышали, как гудящая громада в другом конце зала трижды со странным звуком выпускала из своего чрева потоки пауков…
Спали они семь часов по часам Ивана, а проснувшись, не сразу вспомнили, где они и почему так тверда их постель.
В зале было все так же темно, только теперь гудели и потрескивали уже четыре громады. В глубинах пола пробегали длинные голубые искры, а иногда целые дорожки непонятных символов и цифр.
Иван сделал зарядку, погладил порядком подросшую щетину на подбородке и перехватил взгляд Таи.
— Что, хорош?
Тая улыбнулась.
— А борода у тебя темная, не рыжая, как волосы. Что будем делать, капитан?
— Сначала — завтракать. — Иван вытащил ломти мяса. — Потом пойдем искать противоположную сторону здания. А что, есть другие варианты?
Тая пожала плечами и стала надевать высохшие сапожки. Иван с трудом натянул свои.
Через четверть часа они вышли в путь с новой надеждой на успех. Ивану пришло на ум изречение Бэкона: «Надежда — хороший завтрак, но плохой ужин», — но он не стал высказывать его вслух.
Выход из зала нашелся быстро. Их было несколько — многометровые арки в толще стен. Пройдя арку, путешественники вышли на узкий балкончик, опоясывающий обширную шахту, которая уходила вниз на неизвестную глубину. Верх шахты исчезал в колышущейся синеватой пелене. Иногда внизу что-то остро посверкивало, и мимо балкона пролетали снизу вверх какие-то полупрозрачные бесплотные тени неуловимых глазу очертаний.
Посмотрели минут пять-шесть и вернулись в зал. Второй выход — узкий лаз в темноту — вывел их в затхлый каменный мешок, где они нашли странные светящиеся кости какого-то неизвестного животного. Если судить по скелету, у этого животного вместо головы росло нечто вроде запасной лапы с кинжаловидными когтями!
Снова вернулись в зал. Иван обошел его по периметру, высвечивая каждую впадину, и обнаружил в центре колодец с белыми скобами, уходящими в темноту. Колодец был снабжен толстой прозрачной крышкой, в глубине которой светились буквы ТФМ и непонятный значок в виде стрелы, перечеркнувшей круг. Крышка была откинута.
— Влезем в какую-нибудь канализацию! — пробормотал Костров, глядя на светящиеся буквы. — Но выхода нет. Все арки ведут на балкон, а узкие трубы — в колодцы с костями. Смотри, снова те же буквы… Интересно, что они обозначают? Знаешь, мне пришла мысль, что здесь ходили люди.
— Через этот колодец?
— Не только. Вспомни лифт, разрушенную лестницу, двери, да и этот колодец с нормальной лестницей… Паукам все это не нужно: скобы, ступеньки, двери, широкие коридоры… Значит, строили здание люди?
— Логично. Но где же они? Почему встречаются только следы да пауки, непонятно как ворвавшиеся в Брянский лес?
Иван задумался, но мысль, которая, казалось, все объясняла, ушла, спряталась в ворохе впечатлений. Делать было нечего — следовало проверить, куда ведет этот колодец. Иван попробовал прочность первой скобы и полез в глубину. Опустившись на высоту своего роста, он неожиданно уперся ногами во что-то упругое. Посветил фонарем вниз, но увидел лишь продолжение колодца. Тем не менее нога упиралась в упругое препятствие, совершенно невидимое.
— Что там? — шепот Таи отразился от стен странной трубы звонким дребезжащим эхом.
— Не понимаю… не пускает. Ничего не видно, но под ногами словно резиновая подушка.
Иван попробовал прочность «подушки» двумя ногами — держит.
— М-мда, кажется, и здесь нам не пройти. Влипли.
— Подвинься, пожалуйста, я тоже попробую.
— Я вылезу.
— Нет-нет, одна я боюсь.
Тая забралась в колодец, и в тот же момент крышка люка бесшумно закрылась за ними, чуть не придавив Ивану пальцы. Прозрачная преграда под ногами засветилась призрачным зеленым светом, свет собрался в облачко и превратился в пылающие буквы и цифры: ТП-22 000.
— Мембрана семь, — раздался снизу четкий мужской голос с едва заметным акцентом. — Спуск в пределах хроноперехода. Рекомендуется инкриентная ориентация и псивеллинг.
Через несколько секунд буквы погасли, а затем неизвестная упругая субстанция, на которой стоял Иван («Силовое поле», — мимолетно подумал он), стала опускаться. Костров автоматически ухватился за скобы, но те «поехали» под руками с той же скоростью, что и невидимое «дно». И вдруг наступила невесомость!
Тая тихо вскрикнула от неожиданности и выпустила из рук фонарь. Иван чуть не выронил свой фонарь — тоже от неожиданности: показалось, что они сорвались и полетели вниз, в глубину колодца. Но скобы были под руками, ветер не свистел в ушах, ничего не изменилось, кроме ощущения потери веса.
«Падали» недолго: упругая сетка поймала их и мягко опустила на твердый пол. Иван перестал поддерживать Таю.
— Не ушиблась?
— Только испугалась и, кажется, потеряла фонарь.
— И мой что-то погас.
Иван повозился, фонарь вспыхнул, но свет его был не так ярок, как прежде.
— Батареи сели, что ли?
Они висели на скобах в том же колодце! Казалось, до крышки вверху можно было дотянуться рукой, но Иван, вытянув левую руку, встретил упругое сопротивление. Явление повторилось «со знаком минус»: сначала они не могли опуститься вниз, теперь не могли подняться наверх.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Не больше твоего. О, смотри!
Вверху над их головами беззвучно таяли в воздухе светящиеся цифры: — 40 000.
— Здесь своя жизнь и своя техника. Одно знаю твердо: на Земле пока нет ни такой техники, ни таких зданий. Мне кажется, что мы еще не видели и тысячной доли того, что здесь есть.
— Не хочешь же ты сказать, что мы не на Земле? — жалобно проговорила Тая.
Иван попробовал нащупать ногой «подушку», но не нашел.
— Не знаю. Надо выбираться из здания, тогда все станет ясно. Кажется, теперь можно спуститься ниже. Я пойду первым.
Они снова начали спускаться, осторожно пробуя скобы, хрупкие с виду, но прочные, как будто из стали. И оказались… в решетчатой кабине лифта с распахнутой дверью! Дверь вела в знакомый круглый зал, похожий на тот, что окружал лифт, вынесший их в зимний лес с мамонтами.
Три выхода в темные коридоры, два из них — в старой пыльной паутине, третий выводил в длинный зал с непрозрачными окнами и дверью.
— Метаморфозы на грани помешательства! — пробормотал Иван. — Похоже, мы уже под землей, я потерял ориентацию. Как ты думаешь, в какой стороне «двор» со снегом?
Тая беспомощно пожала плечами.
— Я тоже запуталась.
Они осмотрели сначала левый коридор, узкий и холодный, — из него несло плесенью и сыростью, потом тот, что вел в длинную комнату с окнами. Иван уже имел опыт открывания дверей, разделенных металлической полосой, но на этот раз его усилия были тщетными: дверь лишь на мгновение отогнула край и тут же встала на место. Правда, они успели заметить золотистый купол неба — «двор» с мамонтами находился за этой дверью.
Иван прекратил попытки открыть упрямую автоматическую дверь и махнул рукой.
— Нам пока там делать нечего. Зато совершенно ясно, где расположена внешняя сторона нашей тюрьмы.
Они углубились в оставшийся коридор, широкий, но сырой, с застоявшимися лужами на грязном полу. Стены коридора были серыми, с цветными разводами, и в них местами торчали концы ржавых и мокрых балок, с которых капала вода.
В коридоре было тихо, пусто и мрачно, как в могильном склепе, лишь звуки падающих капель рождали дребезжащее эхо, вязнувшее в толще казавшихся бетонными стен.
Иногда откуда-то из неведомых глубин здания волнами накатывала дрожь, сначала слабо, потом все сильней и сильней. По лужам разбегались круги, разбиваясь в интерференционной картине, с потолка падали комки и отслоившиеся пластинки бетона. Дрожь усиливалась до такой степени, что у людей начинали стучать зубы и в позвоночник, в шею, в грудь, в голову проникала жаркая боль. Потом дрожь уходила в пол, убывала, исчезала совсем, и в коридор вновь возвращалась капельная тишина.
Через полчаса стало понятно, что коридор тянется бесконечно, как и тот первый, сухой и пыльный, по которому невольные разведчики протопали около полусотни километров. Иван не терял направления, пока они шли, и теперь выходило, что слева — внутренняя сторона здания с ровным золотым светом, а справа — внешняя, конечная цель их поисков. Но добраться до нее не представлялось возможным, в этом коридоре не было ни окон, ни дверей, ни трещин. Надо было возвращаться. И тут Иван поймал-таки мысль, не дающую ему покоя.
— Постой… — сказал он, останавливаясь, — мы же спустились на этаж ниже…
Тая непонимающе посмотрела на него.
— Ну и что?
— А то, что мы не могли видеть дневной свет, так как опустились «по мембране номер семь» ниже поверхности земли.
— Что же мы тогда видели?
— Проще вернуться и посмотреть еще раз.
Тая с гаснущей надеждой посмотрела вперед: коридор, непропорционально, нечеловечески длинный, подавляющий своей загадочной необходимостью тем, кто его строил, как и все в этом здании, уходил в сырую, угрюмую тьму, навевавшую уныние и страх.
Фонарь светил совсем тускло, пришлось выключить его и включать периодически, чтобы не наткнуться на стены. В зал с лестницей они вышли мокрые, как после дождя, и Тая вслух посетовала, что это не тот зал, где можно было обсушиться, просто сидя на полу.
Иван еще раз попытался открыть упрямую дверь в сыром и длинном зале с рядом слепых окон. Напрасно. Тогда он обошел зал кругом и нашел проход в соседнее помещение, замаскированный свисающим покрывалом серого цвета. Покрывалом оказалась паутина, мокрая и грязная. Иван сбил ее стержнем на пол и, посвечивая под ноги, прошел в квадратную комнату с бугристым скользким полом и сочащимися сыростью стенами.
— Б-р-р! — содрогнулась Тая, выглядывая из-за его спины. — Все-таки это, наверное, подвал. Пошли наверх, там хоть сухо и тепло.
Иван, не отвечая, подошел к серому пятну справа на стене, с минуту разглядывал его и вдруг ударил по нему ногой. Раздался отчетливый хруст, пятно распалось и осыпалось кусками, обнажая дыру в стене с «воротником» из расплавленного материала стены. В комнату хлынул водопад знакомого золотистого света. Иван сбил остатки паутины, потрогал гладкую поверхность «короны» и присвистнул.
Золотое зарево на горизонте не изменилось, как и рокот, идущий оттуда. Но вместо снега и лиственного леса перед изумленными путешественниками открылась болотистая низина, ограниченная слева опушкой дикого леса, состоящего из знакомых деревьев — лиственницы, секвойи, бука — наряду с незнакомыми, не то пальмами, не то древовидными папоротниками. Справа низина переходила в зеркало воды, отражающее огненно-желтый световой шатер на горизонте.
— Ничего не понимаю! — пробормотала Тая. — Выходит, мы не под землей?
— Выходит, что так.
Иван первый вылез на край полупрозрачного «воротника», окружающего дыру, осмотрел его и хмыкнул.
— Ну и силища! Представляешь мощь удара, способного пробить метровую бетонную стену, да еще так аккуратно! Кому-то очень хотелось выйти именно здесь, да и в первый раз тоже. Лезь осторожнее, не зацепись, края очень острые.
Они ступили на густую траву, скрывающую кое-где камни и утонувшие в земле стволы и ветви деревьев. Ветер донес из близкого леса волну приятных запахов и гулкие отголоски необычного эха.
— Может, не будем заходить далеко? — нерешительно спросила Тая. — Там кто-то ходит…
— Да я и не собираюсь, но вдруг там ходят люди?
Иван поднес руки рупором ко рту и крикнул:
— Эгей! Люди! Есть кто живой?
У опушки леса колыхнулись кусты, донесся удаляющийся топот и частый треск, в высокой и жесткой траве, напоминающей осоку, зашуршало, захрустело и плюхнулось в воду. Возня в лесной чаще на минуту прекратилась, потом снова все пошло своим чередом: этот мир жил своей сопящей, чавкающей, шуршащей жизнью, и плевать ему было на пришельцев.
Они все же отважились на вылазку в глубь леса, по направлению к дымно-золотистому факелу на горизонте. Пробираться по чаще было довольно трудно, лес здесь стоял старый, полный умерших древесных исполинов, многие из которых Иван никогда не видел ни в жизни, ни на фотографиях и рисунках. Все живое в радиусе двух десятков шагов пряталось от них, и все же они пару раз успели заметить каких-то мелких зверьков, убегающих в траву, а у расколотого надвое, почерневшего двухметрового пня увидели неторопливо уползающего в чащу питона.
Вскоре вышли на край пустыря, заросшего жесткой травой и камышом, уходящего километров на пять к светящемуся золотому столбу тумана. За полосой камыша шла совершенно свободная от растительности черная пустыня, над которой стлался странный сиреневый туман.
— Не пройти, пожалуй, — сказал Иван. — Торфяные гари…
И они побрели назад, обуреваемые противоречивыми чувствами: любопытством и жаждой определенности, желанием поскорей выбраться домой, к людям. А уже неподалеку от циклопической стены здания наткнулись на группу… первобытных охотников! Те вышли на поляну и замерли, глядя на так же опешивших Ивана и Таю.
Трое. Один волосатый, запахнутый в шкуру, с копьем — впереди, двое с палкой за плечами, на которой висела туша какого-то животного, — сзади. Одинаковые лица с широкими приплюснутыми носами, низкими челюстями. Неандертальцы? Кроманьонцы? Питекантропы?..
— Гы-у! — рявкнул вдруг вожак, опомнившись, повернулся и кинулся наутек. Двое соплеменников бросили наземь свою поклажу и сыпанули следом. Шум, скулящий вскрик, и тишина.
Иван дернул Таю за руку, и они побежали было своей дорогой, но Иван тут же сообразил, что случай снова пришел к ним на помощь, и вернулся к брошенной охотниками добыче. Тая отвернулась, когда он начал вырезать мясо из рогатой туши, но «дремучие» инстинкты, напомнившие о бренности человеческого тела, помогли преодолеть брезгливость и отвращение к мясницкому ремеслу. Они оторвали от Ивановой куртки подкладку и завернули в нее мясо. Через несколько минут выбежали к стене здания, отыскали дыру, похожую издали на зрачок исполинского глаза, опушенного перламутровыми «ресницами», и залезли внутрь.
В кольцевом зале с выходом на лестничную площадку передохнули, поглядывая друг на друга. Наконец Тая сказала:
— Кто это был? Синантропы?
— Что не обезьяны — точно, — сказал ей в тон Иван. — Может, синантропы, может, питекантропы, не разбираюсь. Homo erectus. Предки, одним словом.
— У меня голова идет кругом! Ведь это… это… Питекантропы жили по крайней мере двести тысяч лет назад! И потом — куда подевался зимний ландшафт с мамонтами?
Иван покачал головой и ничего не сказал. В памяти всплыли цифры, что высветились над ними, когда они спускались по скобкам в колодце «мембраны номер семь»: — 40 000… Что это за цифры? Кто их зажег и что они означают?
— Может, я сплю, Ваня? — вдруг всхлипнула Тая.
Иван погладил ее по руке, легонько прижал к себе.
— Тогда мы спим оба.
Пол под ними завибрировал, качнулись стены зала, где-то с грохотом рухнуло что-то тяжелое, и вслед за этим далеко-далеко отозвался паук: тоскливый, с переливами, переходящий в свист крик…
Глава 5
После часового отдыха решили все-таки отыскать дорогу к противоположной стороне здания, выходящей, по идее, на «Большую землю».
Для начала тщательно обследовали другой коридор и анфиладу комнат вдоль внутренней стены здания с выходами «на двор», но обнаружили только ржавые обломки каких-то машин, заросшие плесенью и паутиной колодцы и кучи белых цилиндров — все это в грязи, мокрое, сочащееся водой, зловонное и больное. Очевидно, весь этот горизонт здания был сырым и нездоровым, никого живого, даже пауков, здесь не встретилось. Проходов к внешней стене здания Иван с Таей не нашли.
— Придется, наверное, подниматься, — сказал Иван, с тревогой посматривая на фонарь — тот уже еле светил. — К тому же мы скоро лишимся света.
Тая виновато шмыгнула носом.
— Сама не знаю, как выпустила из рук свой фонарь.
Иван задумчиво похлопал по карманам, достал отвертку, повертел в пальцах. Хмыкнул, достал из другого кармана плоскогубцы и перчатки и принялся рыться в остальных карманах. Потом озадаченно посмотрел на девушку.
— Странно… Я, кажется, посеял второй комплект пилотского инвентаря. Помню, что положил в правый карман…
Он снова начал обшаривать карманы, но Тая мягко остановила его.
— Ну зачем нам это, Ваня? Хватит и того, что осталось. Вот фонарь действительно жаль. У меня предложение: давай рискнем и опустимся еще ниже, в подвал.
— Мы уже опускались в подвал, а очутились… здесь.
— Ну и что, просто колодец «мембраны» попался такой — вывел нас не вниз, а в другую сторону.
— Ну, положим, я этого не заметил, но, с другой стороны, подняться мы всегда успеем. Ищи люк с крышкой.
Знакомый люк с полупрозрачной крышкой и надписью «ТФМ» удалось отыскать через час в сухом металлическом бункере с сильным запахом озона.
Они опять начали спуск по знакомым скобам, готовые к любым неожиданностям, и двумя метрами ниже произошло то же, что и два часа назад: приятный голос мягко предупредил, что это «мембрана сорок один, спуск в пределах хроноперехода, рекомендуется инкриентная ориентация и псивеллинг», потом было «падение» в черный колодец, волна тепла по телу, и в результате оказалось, что они держатся за скобы в том же положении, в каком их застала невесомость, а над ними медленно гаснут в темноте красные цифры: — 220 000.
— Минус двести двадцать тысяч… — пробормотал Иван. — С ума можно сойти! Или я на грани сумасшествия, или…
— В прошлый раз было минус сорок тысяч…
Тая судорожно вздохнула, словно всхлипнула.
— Знаешь, Ваня…
Он подождал продолжения, но Тая молчала. Тогда он включил фонарь и увидел слезы в расширенных глазах девушки.
— Ну, что ты, маленькая, — пробормотал он, поднявшись на две скобы выше, и погладил ее по волосам. — Что ты, не надо, ведь я с тобой.
Она глубоко вздохнула несколько раз.
— Уже все прошло… извини. — Она улыбнулась. — Я, наверное, неженка, да?
— Ты молодец! Хорошо держишься! Не думал, что ты такая сильная. Хочешь, я спою тебе хриплую песню?
Иван дребезжащим голосом запел: «Ты моя королева…»
Тая снова улыбнулась, благодарно прижала его руку к щеке и вытерла слезы.
— Спасибо, Ваня. Вдвоем с тобой мне не страшно… вернее, страшно, но не так…
Иван засмеялся.
— Вот и прекрасно. Вдвоем мы выкрутимся, вот увидишь. Не может быть, чтобы нам никто не встретился из людей. Как сказал бы Миша Рузаев: «Не может быть, чтобы Ванька помер, он нам еще должен». — Иван осекся. Где в этот момент Рузаев, он не знал.
Они спустились по скобам вниз и оказались в кабине открытого лифта, ждущего их в стандартном круглом зале, похожем на те, что они уже проходили. Иван задержался в коробке лифта, подождал, пока спустится Тая, и успел увидеть, как пространство колодца над ним сжалось в линию и исчезло. Дыра в потолке кабины подернулась «льдом» и спустя несколько секунд «заросла», будто ее и не было.
Этот зал был сух и покрыт холмиками тонкого оранжевого песка. В нем тоже было три двери: одна смята ударом в складку, две другие завалены холмами мусора.
Они обошли зал, но следов, указывающих на то, что этот зал посещали до них, не обнаружили. За изувеченной дверью открылся треугольный низкий тоннель, скорее даже лаз, потому что идти по нему можно было, только согнувшись в три погибели. К тому же песка в нем было наметено гораздо больше, чем в зале. Но выбирать не приходилось — остальные двери были до половины засыпаны холмами странного разноцветного хлама, обрывками проводов и каких-то пакетов.
Около полусотни метров прошли нормально, но дальше тоннель повернул под прямым углом, песка в нем прибавилось, и пришлось встать на четвереньки. В иной обстановке Иван, может быть, и повернул бы обратно, но, во-первых, впереди забрезжил слабый свет, а во-вторых, возвращаться не хотелось: какое-то внутреннее чутье подсказывало, что впереди их ждут интересные находки.
Последние метры до выхода из тоннеля пришлось ползти на животе. Иван добрался первым и высунул голову из узкой щели между потолком тоннеля и слоем наметенного песка.
Он увидел круглую комнату с широкой трубой в центре, барханы песка, из-под которых высовывались тонкие гибкие хлысты, похожие на усы экзотического рако-скорпиона. Комната освещалась хорошо знакомым желтым светом, льющимся сквозь горизонтальные щели в стене под потолком.
— Ну что там? — прошептала Тая, дергая его за ногу.
Иван наконец выбрался и встал, подавая руку спутнице.
С минуту они осматривались, прислушивались к новым звукам: вою ветра за стеной, приглушенному бормотанию, скрипам и шорохам. Обошли комнату, стараясь не притрагиваться к ярко-красным «усам» — было в них что-то пугающее, живое и неживое одновременно.
Щели в стене шли примерно на высоте двух с половиной метров. Иван попробовал допрыгнуть, но песок гасил усилие прыжка. Тогда пришла идея подставить спину Тае. Девушка кое-как взобралась на плечи эксперта и заглянула в узкую десятисантиметровую щель.
— Кажется, мы снова не попали в подвал, — сказала она через минуту. — Там дальше, наверное, пустыня, а потом… котловина и в ней — колонна светящегося тумана. Гул идет оттуда.
Она спрыгнула на песок.
— Так, — сказал Иван. — Этот светящийся золотой туман мы видим уже в четвертый раз… Пустыню ты хорошо разглядела? Может быть, тебе показалось? Откуда ей тут быть, если «во дворе» лес и болото?
— Нет, там песок до горизонта, и больше ничего не видно.
Иван с силой потер лоб, усмехнулся.
— Свихнуться можно! Правда, я тут для себя уже все объяснил. Проверю, прав ли, и расскажу. А пока запишем этот факт в реестр загадок. Поищем-ка дверцу наружу, убедимся, что не грезим, что пустыня реальна.
Но двери в комнате не оказалось. Единственным выходом и входом служил тоннель, через который они попали сюда, да узкие и длинные щели, сквозь которые ветер продолжал сыпать песок и пыль.
Иван наткнулся на один из двухметровых хлыстов, внимательно осмотрел его и вдруг неожиданно для себя самого ударил по хлысту стержнем. И получил оплеуху, бросившую его на стену помещения. Хлыст завибрировал, изогнулся, песок под ним вспучился, и на свет показалась черная полусфера с мигающим алым глазом на боку.
— Берегись! — крикнул Иван, ворочаясь на песке и не чувствуя боли. — В тоннель!
Тая не стала мешкать и пулей влетела в полузасыпанное отверстие тоннеля. Иван с трудом доковылял туда же и вполз в отверстие ногами вперед, продолжая наблюдать за действиями неожиданно ожившего чудовища.
Черная полусфера полностью вылезла из песка, поднялась на гибких шлангообразных ногах. Ног было семь, в диаметре полусфера достигала метра. Она приподнялась над песком метра на полтора, касаясь своим хвостом песка, стен комнаты, словно ощупывала их, беззвучно обошла комнату по кругу, семеня пружинящими ногами, остановилась под одной из щелей и просунула туда хлыст. Алый огонек в единственном окошке на боку полусферы замигал, что-то тоненько прозвенело внутри корпуса неизвестной машины.
— Отойди подальше, Иван, — взмолилась Тая, дергая Ивана за ногу. — Кто знает, что у него на уме.
— Не бойся, это кибер, — отмахнулся Иван. — Ничего он нам не сделает, он и так полудохлый.
«Полудохлый» автомат неизвестного назначения отошел от стены, его «антенна» вычертила на стене идеальную окружность, уперлась в центр круга и… часть стены вывалилась наружу, впустив в комнату каскад желтого сияния. Полусфера просеменила к проделанному проходу, занесла несколько ног на край отверстия и замерла. Потом дернулась и завалилась на бок. Алый огонек на ее боку погас. Длинные щупальца ног сократились и словно втянулись в черные выступы.
— Сдох! — прокомментировал Иван и вылез из своего убежища.
— Куда ты?! — испуганно воскликнула Тая. — А если оно снова оживет?
— Не оживет: у него, очевидно, кончился энергозапас, причем очень давно. От удара замкнуло какие-нибудь контакты, вот он и проснулся на минуту. К нашему счастью. Тут их целое кладбище, штук двадцать.
Иван выглянул из круглого окна, вырезанного автоматом. Края отверстия были не горячими, как ожидалось, а наоборот — холодными, даже ледяными. Хмыкнув, Костров махнул рукой выглядывающей из тоннеля Тае и выпрыгнул на близкую песчаную зыбь под окном.
— Вылезай, прогуляемся. Да не бойся, трусиха.
Тая пробралась мимо зарывшейся в песок краем полусферы, опасливо поглядывая на ее «антенну», и перелезла через край отверстия.
Они стояли на песчаном валу, утопая в песке по щиколотки. Вдоль стены дул холодный, пронизывающий ветер, срывая с песчаных гребней струйки песка и пыли. Насколько хватал глаз, перед ними лежала пустыня без малейшего признака растительности. Лишь в нескольких километрах слева виднелось какое-то скопление скал и камней белого цвета. И больше ничего, до самого дрожащего золотого столба на горизонте, освещающего этот угрюмый пустынный пейзаж.
Иван оглянулся на здание, ощутимо материальное, тяжелое, молчаливое, загадочное, подавляющее размерами и таинственной жизнью, снова посмотрел на песчаное море.
— Да, это не подвал… Но мы спустились по лестнице вниз, это бесспорно. Получается, что каждому этажу здания соответствует свой ландшафт «во дворе». Так, что ли?
— Может быть, здание — нечто вроде дендрария? «Двор» разделен на зоны, и в каждой свой экологический комплекс…
— Тогда уж не дендрарий, а экологарий, — рассеянно сказал Костров. — И все-таки мы спустились по скобам вниз. По моим расчетам, мы должны сейчас находиться под землей на глубине двадцати — двадцати пяти метров по отношению к земному ландшафту с мамонтами.
Тая запахнула штормовку на груди, переступила с ноги на ногу. Спорить она не хотела, ей было холодно и неуютно, давно хотелось пить и есть.
После короткого раздумья решили пройтись до белых скал и вернуться, все равно спешить было некуда.
По песку идти было трудно, поэтому они скоро согрелись. Тая первой заметила, что здесь, в пустыне, «чего-то не хватает».
Остановились, внимательно оглядели окрестности. Ни движения — кроме струек песка по склонам барханов, ни звука — кроме посвиста ветра.
— Ну, конечно, — догадался Иван. — Тишина!
В этом мире горизонт с золотой дымкой-колонной был нем, не тряслась почва, не раздавались рокот и гул. Правда, Ивану все время казалось, что рокот есть, но они его странным образом не слышат.
Пошли дальше. А когда до цели оставалось около сотни метров, из-за белой, изъеденной выветриванием скалы показался сначала громадный коричневый рог, а потом и его обладатель — громадный носорог. Он был весь покрыт бурой, свалявшейся шерстью, достигал в холке трехметровой высоты, а рог животного возвышался не меньше чем на полтора метра.
Тая тихо вскрикнула, отступая на шаг. Ивана бросило в жар… Не зная, что предпринять, он только сжал «оружие», которое таскал с собой третьи сутки. Однако носорогу было явно не до них. Он только жалобно, совсем по-коровьи, промычал и, шатаясь, повернул за скалы. Теперь стало видно, насколько он исхудал, бока запали так, что выступили ребра, ноги словно обуглились и превратились в костяные колонны.
— Хорош! — крякнул Иван, расслабляясь. — Не хочешь посмотреть, кто там прячется еще?
— Шерстистый носорог, — пробормотала Тая, — эласмотерий… Бежим, пока он не захотел познакомиться с нами поближе.
— Во-первых, у него не хватит сил, а во-вторых, носороги — травоядные животные. И мне его жалко.
Через час они вернулись к «окну» в стене, вырезанному автоматом-полусферой, и только сейчас увидели, что стенка в этом месте имеет полукруглый уступ на всю ее высоту, с рядами щелей через каждые пять-шесть метров. Постояли, глядя на безрадостный ландшафт, навевающий мрачные мысли. Чувство одиночества здесь усиливалось до боли, лишая душу уверенности в том, что когда-нибудь их путешествие закончится.
— А я знаю, почему носорог не ушел отсюда, — сказал Иван негромко. — В скалах, наверное, есть вода. Хорошо было бы пойти и принести.
— Нет! — быстро ответила Тая. — Ни в коем случае! Я тебя не отпущу, обойдемся.
Иван осмотрел ближайшие участки стены, но она оказалась слепой: не только без каких-либо дверей, но и без окон.
— Придется возвращаться.
Тая безропотно полезла в отверстие, забыв о своей недавней подозрительности к обесточенным автоматам.
Вернулись в зал с трубой, отдохнули.
— Жаль, не из чего развести костер, — сказал Иван. — Пожарили бы мясо. Ты не находишь, что нам здорово везет?
Тая, прислонясь к стене трубы с закрытыми глазами, отрицательно качнула головой.
— Ну и зря. Мы живы, это раз; есть кое-какие запасы еды, это два; одеты сносно, это три. Правда, с водой плоховато, но найти ее несложно, хотя бы в этом коридоре на «сыром» этаже.
Иван заметил, что Тая дрожит, и придвинулся ближе.
— Замерзла?
— Слегка…
— Тогда чего мы здесь сидим? Поехали вверх, на теплый горизонт. Или… рискнем спуститься ниже? У меня есть одна идея…
Тая встала.
— Как хочешь. Не обращай внимания, сейчас согреюсь. Кстати, эта труба, наверное, лифт.
Иван обошел трехметровую трубу, выходящую из пола и исчезающую в потолке, и нашел едва заметный контур двери.
— Ты не ошиблась, вероятно, тот самый лифт. Но как открыть дверь?
— А как ты открыл в первый раз?
— Крикнул… — Иван подумал и с сомнением сказал: — Откройся!
Никакой реакции.
— Ты крикни, только не забудь сказать «сезам».
— Сезам, откройся!
Звонкий щелчок! Они вздрогнули. Но дверца осталась закрытой, если, конечно, это была дверца лифта.
— Ничего, — сказал разочарованный Иван. — Не зная, как управляется здешняя техника, мы… — он не договорил.
Дверца просветлела, из серо-коричневой превратилась в прозрачно-голубую, стала утоньшаться, таять и исчезать, открыв знакомый решетчатый короб лифта с панелью окошечек. Одно из квадратных окошечек светилось зеленым светом, и на этом фоне чернели буквы ПЛ и ниже цифры: — 1 000 000.
— Ага, — бодро сказал Иван. — Мы здесь… черт знает где! Ну, едем ниже?
Тая кивнула.
— Вперед!
Палец коснулся окошечка ниже светящегося, волна теплого воздуха прошла по телу снизу вверх, странная тяжесть легла на плечи, хотя, по идее, должна была наступить потеря веса из-за падения вниз. Проем двери потемнел, исчез, в кабине погас свет. Движение длилось с минуту, не больше. Тяжесть схлынула, раздался металлический щелчок, и вновь загорелись невидимые светильники. Окошечко на панели высвечивало букву М и цифры: — 70 000 000.
— Знаешь… — Иван задумчиво разглядывал цифру. — Кажется, я и в самом деле сделал открытие. Все сходится.
Тая потянула его за рукав.
— Выходи, а то я боюсь. Что же это за открытие?
— Подожди, вот проверим, куда мы с тобой попали, и скажу.
Этот этаж оказался сухим, теплым, заполненным таинственным движением и жуткой механической и полумеханической жизнью. В первом же коридоре наткнулись на отряд пауков, затем на колонну знакомых полусфер с хлыстами-антеннами и ногами-щупальцами и, наконец, на жуткую черную фигуру, внушающую ужас и отвращение. Фигура напоминала грубую скульптуру человека с намеками на голову, плечи, руки и ноги и в то же время создавала впечатление чужеродности, неземной угрюмой силы и целеустремленности. В трехметровой высоты коридор она вмещалась с трудом, и при каждом ее шаге пол ощутимо вздрагивал. На людей она не обратила внимания, вперив горящий взгляд (глаз у нее был один — горизонтальная щель на лбу) куда-то вдаль.
Проводив взглядами закованную снизу до пояса в полированный металл фигуру, путешественники переглянулись и дальше шли уже с опаской.
Коридор был светлый, широкий, со множеством дверей, преимущественно закрытых, но встречались и выломанные двери. Одна из комнат с такой дверью, куда заглянули робинзоны, была на всю глубину заткана белой светящейся паутиной, в другой лежали аккуратные ряды белых цилиндров, а в третьей ворочался густой черный дым, перехлестывая иногда через порог и растекаясь по коридору медленно редеющими струями. Пол коридора возле комнаты был сплошь металлическим, пахло здесь озоном и сгоревшей изоляцией.
Иван с помощью испытанного приема открыл наугад одну из дверей с металлической полосой и увидел громадный зал, полный летающих алых огней. Пахнуло горячим воздухом и озоном, а откуда-то из глубины зала вдруг забормотал гортанный голос:
— Не входить, без ТФЗ не входить! Опасность! Не входить…
Иван отступил, и дверь закрылась.
— Там люди! — прошептала побледневшая Тая.
Иван с сомнением покачал головой, снова открыл дверь. Тот же голос опять начал бормотать на одной ноте:
— Не входить без ТФЗ! Напоминаю: опасность распада! Без ТФЗ не входить…
— Кто здесь есть? — крикнул Иван. — Выйдите, пожалуйста, сюда!
Голос поперхнулся, молчал несколько секунд, потом продолжал:
— Я сто первый РК, выйти не могу, предупреждаю: без ТФЗ не…
Иван махнул рукой, отступил назад. Дверь закрылась и отрезала бормотание неведомого «сто первого РК».
— Автомат. Людей здесь нет.
Они прошли по коридору километра два и вернулись к залу лифта. Второй коридор оказался копией первого, а в третьем произошел инцидент между Иваном и пауками.
Этот коридор был, собственно, не коридором, а отполированной до блеска металлической трубой диаметром примерно в два человеческих роста. Дверей в нем не было, но через каждые сто метров по обе стороны центральной рубчатой дорожки в стенках трубы выдавались черные цилиндры с окулярами, похожие на тубусы микроскопов. На торцах некоторых цилиндров горели крошечные зеленые огоньки.
Иван осмелился заглянуть в окуляр одного из выступающих «тубусов» и увидел далеко-далеко несколько искаженный пейзаж с «доисторическим» лесом, скалами, рекой и золотистым светящимся столбом на горизонте.
— Нечто вроде смотрового колодца, — сказал он и отодвинулся, давая спутнице возможность заглянуть в окуляр. — Или телескопа.
Тая посмотрела и разогнулась.
— Телескоп приближает предметы, а эта трубка уменьшает.
— Но все равно служит для наблюдения. Интересно, а что на другой стороне?
Они отыскали работающий «телескоп», отмеченный зеленым глазком индикатора (остальные трубы не просматривались), на правой стороне тоннеля и увидели далекий зеленый хвойный лес.
— Лес, — сказал Иван, и до него дошло, что смотрит он в направлении внешней стороны здания. — Это же снаружи, Тая! Это воля!
Они еще несколько раз по очереди заглядывали в окуляр смотрового устройства, словно не могли наглядеться на родной до слез хвойный простор, и побрели обратно в зал с лифтом: идти дальше по трубе не имело смысла, новых открытий она не сулила. И тут сзади раздался звонкий удар, тихое жужжание, метровый кусок тоннеля в потолке плавно пошел вниз, из образовавшегося проема на пол посыпались пауки. Они построились в колонну и, дробно цокая лапами по металлическому настилу, пронеслись мимо прислонившихся к стенке тоннеля людей. Но последний почему-то вернулся, постоял невдалеке, шевеля поднятыми передними лапами и не сводя глаз с побледневшей Таи, и внезапно быстро и молча вцепился в протянутый навстречу для защиты стержень Ивана. Потянул к себе. Иван рванул свою «дубинку» назад, но паук держал крепко, хотя, как он ее держал, понять было нельзя. Так они тянули стержень в разные стороны добрую минуту, потом Иван не выдержал и заорал:
— А ну пошел вон, дурак!
Паук присел от акустического удара, выпустил стержень и умчался в тоннель. Тая вскрикнула в испуге — крик Ивана и для нее был неожиданным, — засмеялась:
— Напугал ты его!..
— Будет знать, как хватать! Кстати, что-то пауки здесь очень смирные: не кричат на нас, не пугают инфразвуком… — Иван заторопился, заметив, что Тая пытается сдержать зевок. — Пойдем-ка выйдем из нашей тюрьмы, зажжем костер, поедим — и спать. Бродим без отдыха уже девятый час подряд.
Они вышли в кольцевой зал с колонной лифта, нашли в его стене не замеченную ранее дверь, но она вдруг открылась сама, и навстречу, утробно урча, выползла полусфера с гибким членистым хлыстом красного цвета. Иван с Таей отскочили к стене зала, металлическая громадина, помаргивая передним голубым глазом, бесшумно просеменила к толстой колонне лифта. Ивану почудился незнакомый запах, будоражащий и гнетущий одновременно.
— Пошли, — тихо прошептала Тая, глядя на замершую «черепаху», хлыст которой ощупывал колонну лифта омерзительно «живыми» движениями.
Дверь осталась открытой, и путешественники юркнули в нее, не глядя, куда ведет новый путь. И тут лифт вдруг выбросил из чрева двух пауков. Первый из них явно не ожидал встретить препятствие и с ходу столкнулся с полусферой. Дальнейшее произошло в течение трех-четырех секунд.
Хлыст «черепахи» мгновенно выстрелил в паука, как плеть, и часть паучьего бока вместе с лапой оказалась начисто снесенной. Паук же мгновенно отскочил назад и поднял вверх передние лапы. Второй удар «плети», почти незаметный глазу — так быстро он был нанесен, — и обе лапы паука упали на пол. Паук окутался белым облаком газовой продувки, он и не думал сопротивляться, и третий удар разящего хлыста развалил его надвое. Зато его спутник, смотревший на схватку из клети лифта словно в оцепенении, прыгнул прямо на полусферу, из его туловища сверкнул узкий лучик, вонзился под глаз полусферы. Паук увернулся от изогнувшегося хлыста, чиркнул по его основанию тем же лучом, и хлыст с шипением превратился в струйку вспыхнувшего газа.
Внутри «черепахи» что-то забулькало, она попятилась, неуверенно переставляя гофрированные ноги-шланги. Паук, избежавший печальной участи товарища, несколько мгновений смотрел на полусферу ничего не выражающим взглядом, потом проскрипел что-то и умчался в круглый тоннель.
«Черепаха» вдруг осела на пол, на ее макушке вырос желвак, из которого начал вытягиваться розовый, как коровий сосок, палец.
Таю затошнило, и Ивану пришлось поспешно увести ее от этого зрелища. Они отошли от двери, и та закрылась, отрезав доступ в зал, где произошла схватка между автоматами.
Пленники оказались в пустом конусовидном помещении с гладким светящимся полом. Противоположная сторона помещения заканчивалась белым диском с тремя круглыми штурвальчиками — то ли дверь, то ли какой-то пульт. Как только люди приблизились, он тихонько клацнул и зажег уже виденные ранее букву М и цифры: — 70 000 000.
— Что они не поделили? — спросила Тая, кивая назад.
— А пес их знает, — пожал плечами тот. — Вероятно, от неожиданности. Жалко паука…
— И мне… Я к ним как-то привыкла, а эти полусферы… какие-то чужие, неестественные… как и тот, черный…
— Чужие — хорошо сказано. Они всему здесь чужие. Ты заметила, она там отращивает новый хлыст?
Тая поморщилась.
— Не вспоминай. Куда же теперь?
— Как куда? Только вперед.
Иван подошел к пульту.
— Откройся! — сказал он грозно.
На поверхности диска загорелась зеленая стрелка, указав на один из штурвальчиков.
— Техника что надо! — одобрительно сказал Иван. — Сплошь автоматика речевого приказа плюс системы безопасности.
Он потянул за штурвальчик, покрутил вправо, потом влево, снова потянул, и диск со всеми его приспособлениями отъехал в сторону.
— Что я говорил? — Иван чуть нагнулся и шагнул в проем.
Он оказался на каменистом взгорке с разбросанными тут и там валунами. Дальше начиналась утоптанная кем-то, может быть и «черепахами», тропа, переходящая в просеку в великаньем лесу, состоящем из гигантских пирамидальных деревьев с красноватой корой, похожих на секвойи, и из деревьев с чешуйчатыми стволами, напоминающих сосны и араукарии одновременно. Были и еще какие-то деревья и кустарники, но уж и вовсе неведомого облика. Из-за леса вставало золотое зарево и доносился неумолчный приглушенный гул, скрадывающий все остальные звуки. Порыв ветра принес из леса терпкий запах смолы и зелени и… смрадный трупный запах.
Иван нагнулся к низкому отверстию выхода, позвал Таю, и в это время из-за ближайших древесных колоссов на просеку бесшумно шагнул чудовищный исполинский динозавр! Ростом с трехэтажный дом, двуногий — ноги похожи на птичьи, в пупырчатой броне, с подергивающимся в такт шагам хвостом, двумя передними двупалыми лапками, маленькими по сравнению с задними, и полутораметровой пастью, полной саблевидных зубов.
— Господи! — слабо ахнула Тая и юркнула обратно.
Иван, словно в столбняке, медленно нашарил рукой край двери, не спуская глаз с чудовища. В памяти всплыло название зверя — тираннозаврус рекс. Но это был близкий родственник тираннозавра — тарбозавр, самый страшный из хищных динозавров конца мелового периода мезозойской эры.
Тарбозавр птичьим движением повернул голову к человеку, глаза его покрылись слюдяной пленкой — он мигнул. И тут Иван опомнился и прыгнул в круглый проем, откуда слышался зовущий голос Таи.
Глава 6
Они нашли эту полость спустя час после бегства от динозавра.
Полость была просто глубокой нишей в стене коридора, и, хотя по коридору то и дело проносились пауки, а иногда и другие странные полуживые-полумеханические твари, путешественники решили отдыхать здесь. Во-первых, пол ниши был устлан толстым слоем похожего на поролон материала, во-вторых, здесь было тепло и уютно, и, в-третьих, Тая уже не могла идти дальше.
Иван выбросил из темной ниши в освещенный коридор бесполезный фонарь — лампочка уже еле тлела — и сел рядом с молчавшей девушкой, ощущая, как сладко ноет поясница и гудят натруженные ноги.
— Есть хочешь? — спросил Иван спустя минуту, чувствуя, что еще немного, и он уснет.
— Больше пить, чем есть, — призналась Тая. — Как ты думаешь, нас найдут?
Иван честно попытался представить, как их ищут, но у него ничего не получилось. Все же он успокоил Таю:
— Конечно, нас уже ищут. Ивашура небось поднял на ноги всю округу… — Иван замолчал. Ивашура остался в Брянском лесу вместе с Рузаевым, Гаспаряном и другими. Здание же, внутри которого они путешествовали вдвоем, не могло находиться в том же лесу. Таких циклопических сооружений, превосходящих по размерам все созданное людьми, не было на всей Земле. И все же оно стояло на Земле, в этом Иван не сомневался.
— Как ты думаешь, где мы? — тем же ровным голосом спросила Тая, словно не заметила оговорки эксперта.
Иван подумал, потом с трудом встал.
— Я сейчас, посиди.
Уже из коридора он пробормотал:
— Я знаю, что мы на Земле и в то же время внутри какой-то громадной башни… Подожди, я сейчас приду и расскажу свою идею.
Он вернулся в зал с лифтом, где сражались паук и «черепаха» (следы их борьбы уже исчезли), набрал разноцветных «досок» в куче мусора у запертой двери и приволок к нише. Тая ждала его, высунув голову и напряженно всматриваясь в глубь уходящего в неведомое коридора.
— Не оставляй меня одну, — попросила она, облегченно вздыхая.
Иван кивнул и стал разводить огонь.
Вскоре костер с некоторой неуверенностью стал поедать «доски», которые принес эксперт. Теперь стало видно, что это вовсе не дерево, хотя рисунок на «досках» был древесный: «доски» горели чистым зеленым пламенем и почти без дыма. От огня попахивало жареными орехами и чем-то «больничным», вроде йода или камфары. Иван поколебался, потом изжарил на пробу кусок мяса и осторожно отведал. Мясо было вполне съедобным. Тогда он зажарил весь оставшийся запас козлятины и разделил на две порции.
— Хлебушка бы… — вздохнула Тая.
— Негоже, Таисия свет Васильевна, — проговорил Иван с набитым ртом, — перебирать харчами в нашем положении. Ешь, что Бог послал, то есть питекантропы-охотники.
Тая немного пожевала мяса и покачала головой.
— Не могу… не лезет…
— Да, водицы испить бы не мешало. — Иван спрятал остатки трапезы в карман. — Только где ее искать? Эй! — крикнул он, заметив бегущего по коридору паука: страха перед ним у Ивана никакого не было, пауки стали для него просто частью обстановки.
Паук резко затормозил у ниши, уставился глазищами, словно в недоумении перебирая лапами.
— Будь другом, принеси воды, — проникновенно попросил Иван. — А то умрем от жажды.
Паук постоял немного в позе растерянности и умчался в недра здания. Тая тихонько засмеялась, следом за ней засмеялся Иван.
— У него был такой вид, будто он знает, что делать, — произнес он сквозь спазмы смеха.
— Словно он думал, что ответить…
Отсмеявшись, они вытерли слезы.
— Теперь я поделюсь своей идеей, — сказал Иван. Оглядевшись — глаза уже привыкли к полумраку, он растянулся у теплой черной стенки ниши. — Тот лифт, на котором мы катались, вовсе не лифт, а машина времени.
Тая легла у другой стенки лицом вверх, глаза ее были открыты.
— Что молчишь? Разве я не прав?
— Я думаю… Наверное, прав.
— Помнишь цифры в лифте на кнопках-окошках? Последняя была минус семьдесят миллионов, так? А тираннозавры, кстати, жили именно в это время: шестьдесят пять — сто миллионов лет назад, в меловом периоде.
— Может быть.
— Почему «может быть»? Все сходится. Я теперь думаю, что Валера был прав. Помнишь Валеру? Наш самый молодой эксперт. Что-то произошло со временем, он говорил — фурункул времени. Вот и прорвались к нам мамонты, динозавры… питекантропы.
Тая не отвечала.
— Спишь? — вполголоса спросил Иван, подождал, потом встал и подошел к девушке. Тая спала. Он поколебался немного и вернулся обратно. Сон упал могильной плитой…
Проснулся он от крика и машинально схватился за стержень.
Кричала Тая. У ее ног сидел паук и держал в трех лапах что-то круглое.
Тая прижалась спиной к стене и выставила вперед руку.
— Пошел прочь! — Иван вскочил и замахнулся стержнем.
Паук отпрянул, секунду глядел на человека без всякого выражения, выронил на пол круглый предмет и выскочил из ниши. Дробным удаляющимся стуком отозвался пол коридора.
— Вот гад, подкрался! — Иван опустился на корточки возле Таи и погладил ее по волосам. — Испугалась?
Тая кивнула, лицо ее было мокрым.
— Ты плачешь!
— Нет. Я спала, и вдруг что-то мокрое проползло по лицу…
— Мокрое?
Иван хмыкнул, огляделся, нашел глазами круглый предмет, оставленный пауком, взял в руки.
Это был довольно тяжелый плоский диск с небольшим ребристым выступом на боку. Иван повертел его в руках, нечаянно надавил на выступ, и в лицо брызнула струйка воды. От неожиданности Иван выронил диск и вытер лицо ладонью.
— Черт побери! Вода!
Тая на коленях подползла к нему.
— Вода? Где?
— Да вот в этой… фляге…
Он снова поднял диск, прижал пальцем выступ, и из центра диска ударила тонкая струя воды.
— Вода! Это действительно фляга! Паук принес воду, понимаешь?
Они долго и с наслаждением пили.
— Вот это сюрприз! — Иван, отдуваясь, положил флягу на пол и откинулся к стене. — Паук понял! Но тогда никакой он не паук, а самый настоящий кибер, как я и догадывался. Конечно, кибер, автомат… А раз он понял, то это еще раз доказывает, что мы на Земле.
Тая слабо кивнула, легла, глаза ее закрылись, но она тут же встрепенулась.
— Ложись рядом! Пусть паук будит тебя.
Иван улыбнулся, глотнул еще раз воды, удивляясь, что фляга не иссякает, и лег. Тая повернулась к нему лицом, обняла, провела пальцем по подбородку.
— Знаешь, без бороды я тебя уже не помню.
Последней мыслью Ивана было: надо сказать пауку, чтобы вывел к людям…
Проснулись они от толчка: пол под ними дернулся и задрожал.
Издалека донесся гул, серия свистов различной тональности. Снова толчок и вибрация пола, заметная даже сквозь «поролон», и вслед за этим снова гул и свист.
— Что это? — приподнялась Тая, протирая глаза.
Иван несколько секунд прислушивался к затихающему гулу, потом встал и выглянул в темный коридор, освещаемый кое-где мигающим красным светом. По потолку коридора промчалась алая световая стрела, снова дернулся пол, толчок едва не выбросил Ивана в коридор. Где-то близко прозвенел звонок, раздался топот, непонятное бормотание, шорохи и металлические лязги. Мимо ниши вихрем промчался паук, за ним еще несколько.
— Что-то случилось, — пробормотал Иван, возвращаясь к Тае. Пол теперь трясся непрерывно, из глубины здания волнами накатывал тяжелый гул, прерываемый ударами гонга.
— Что будем делать?
Свет в коридоре продолжал мигать, иногда по стенам или потолку проносились огненные змеи, какие-то символы и слова. Звонок доносился не переставая, где-то хлопали двери — было похоже на это, что-то осыпалось со стеклянным хрустом и звоном. Кто-то скребся в стену ниши, изредка стуча в нее чем-то тупым и тяжелым.
Тая подхватилась с пола и попятилась к выходу из ниши, оглядываясь на Ивана.
— Там кто-то есть!
Костров не успел ответить. Совсем рядом пугающе громко закричал паук, ему ответили такие же крики в разных концах коридора.
В потолке ниши загорелась пульсирующая алая звезда, и раздался голос:
— Внимание, хроносдвиг! Длительность сто семь лет, коррекция сверху невозможна. Горизонт в провале, горизонт в провале. Покинуть горизонт! Всем ТФА покинуть горизонт! Даю отсчет времени: три минуты, две минуты пятьдесят девять, две минуты пятьдесят восемь, две минуты…
Иван сориентировался первым.
— Бежим! Иначе тоже окажемся «в провале».
Он схватил флягу с водой, стержень, помог Тае подняться, и они побежали, не обращая внимания на спасающихся бегством пауков.
До зала с лифтом, к счастью, было недалеко, но бежать по дрожащему полу оказалось не просто — хуже, чем по песку. Иван считал в уме секунды, и, когда они выскочили из коридора в кольцевой зал, по его подсчетам выходило, что до истечения трех минут оставалось секунд сорок, не больше.
Дверца лифта была открыта, и кабина до половины оказалась забитой пауками, а они все прибывали и прибывали. Один из них транслировал отсчет неведомого автомата: сорок один, сорок, тридцать девять, тридцать восемь…
— Кыш отсюда! — рявкнул Иван, тыкая стержнем в массу пауков и ожидая сопротивления. Те замерли, разглядывая непрошеных гостей, потом мгновенно расчистили угол кабины.
Тая было уперлась, с ужасом глядя на скопище неприятных созданий, но Иван потянул ее за собой. Гул в зале слышался все отчетливей, да и пол здесь трясся сильней.
— Восемнадцать, семнадцать, шестнадцать… — размеренно считал равнодушный металлический баритон.
Иван поискал глазами панель управления лифтом, протянул было руку к ряду окошечек-кнопок, но его опередил один из пауков, ткнув суставчатой лапой в середину панели.
Дверь лифта проявилась из ниоткуда, словно загустел сам воздух, ударило в ноги, еще и еще раз. Кабину стало раскачивать и трясти, она то падала свободно вниз, то тормозила, то начинала вибрировать так, что в голове и позвоночнике отдавало болью.
Тая села на пол. Иван тоже был вынужден опуститься рядом.
Сколько времени они так мчались — не мог потом вспомнить никто. Кабина внезапно остановилась, будто наткнулась на препятствие. Дверь растаяла, и пауки посыпались вон, сразу исчезнув в темноте: в помещении, куда их доставил лифт, было темно хоть глаз выколи.
Иван посмотрел на панель с окошечками, в одном из них светились буквы ВЮ и рубиновые цифры: — 150 000 000.
— Прибыли, — сказал эксперт. — Если не ошибаюсь, мы попали куда-то в юрский период — как раз сто пятьдесят миллионов лет назад. Или около того.
Он взял Таю за руку и вывел из освещенной кабины. Дверь лифта тотчас же закрылась — стала плотной и непроницаемой, свет померк. Люди остались в полной темноте.
В помещении стоял запах плесени, сырости, где-то звонко цвинькали в пол капли воды. Издалека доносился приглушенный рокот и буханье, от которых еле заметно вздрагивал пол.
Иван подумал, достал резиновую перчатку, насадил на стержень и поджег. Чадящее пламя выхватило из тьмы мохнатые от белесого слоя плесени стены и мокрый, серый, в зеленых и синих пятнах пол зала.
Тая передернула плечами.
— Как в погребе… Мне кажется, мы уже здесь были.
— Нет, — отрицательно качнул головой Иван. — Похоже, но не то. Грязи меньше и следов нет.
Он прошелся по залу, вспугивая дребезжащее эхо.
В зал выходили три коридора, как и на других этажах. Один из них вел на лестничную клетку, лестница была цела и уходила в неведомые глубины и высоты. Второй коридор был залит водой и походил на трубу канализации. В третьем слабо фосфоресцировал потолок, вернее — пятна какой-то нитевидной плесени, и вдоль стен были проложены пучки труб разной толщины.
— А все-таки странно, что нет людей! — сказала Тая. — Одни пауки, «черепахи»… и черные нелюди…
Иван не ответил. Он не верил, что в здании больше никого нет. Но сомнение уже начало свою работу, и бороться с ним было все трудней. Более четырех суток прошло со времени падения вертолета, и за все это время они ни разу не встретили людей. Куда подевались хозяева этого неимоверного, ужасающего размерами здания?! Ради чего оно построено? И главное — где?
Нет ответа!
А лифт? Что это за лифт, который никуда не везет, то есть остается на поверхности земли, но зато меняет эпохи? Пресловутая «машина времени»? Или нечто вроде кабины пневмотранспорта, доставляющей пассажиров в разные сектора какого-то гигантского «заповедника истории Земли»?..
Нет ответа!
А золотистое марево «во дворе» здания, вечно грохочущее и тревожащее? Что это такое? Почему к нему бегут отряды пауков?
Нет ответа!
Что же делать? Куда идти? Вверх? Вниз? Сколько они продержатся? Как велики у них запасы терпения, позволяющие поддерживать в себе уверенность в благополучном исходе путешествия и не опускаться до тезиса: выжить любой ценой?..
— Охотно бы сейчас проснулся, — сказал Иван, поднимая повыше свой «факел». — А ты?
Тая улыбнулась в ответ бледной улыбкой.
— И я! Твержу как заклинание: пусть это будет сон!
Они взялись за руки и вошли в коридор, не зная, куда он выведет их на этот раз.
Выбрались из здания через громадный пролом: здесь обрушилась часть стены высотой примерно до восьмого этажа.
Тот же «двор»: золотое сияние за лесом, зеленоватое небо, бесконечная стена здания, плотная и осязаемая до высоты в двести метров и зыбкая, расплывающаяся в туманно-серую пелену выше двухсот. Но лес был другой, и ландшафт тоже.
Справа и слева от пролома в стене вставали заросли высоких папоротников и хвощей, каких-то чешуйчатых деревьев, похожих на пальмы, и длинноствольных, с нежной розовой корой сосен. В просвет между зелеными купами виднелось озерцо с голубой водой. Ближний берег озерца был пологим и песчаным, а дальний, каменистый и крутой, порос теми же «пальмами» и древовидными папоротниками. За лесом из «пальм» вырастал переливающийся желтым сиянием туманный столб, истаивающий где-то на десятикилометровой высоте багровыми струйками и плоскими облаками.
В кустах слева что-то зашуршало, и на прогалину с шумом выпрыгнула странная птица с отливающим металлической синевой оперением, с длинным хвостом и зубастой пастью вместо клюва. Размером птица была с крупного орла. Она заметила людей, растопырила крылья, зашипела, показав длинный красный язык, и поскакала прочь.
— Археоптерикс? — ахнула Тая, прятавшаяся за спиной Ивана. Тот поднял палец к губам.
— Тише.
Сквозь шорохи леса донеслись далекие визгливые крики, шлепанье и тупые удары, от которых вздрагивала почва.
Иван жестом показал Тае, чтобы она осталась на месте, не замечая мольбы в ее глазах, и быстро перебежал на берег озерца. Он увидел, что озерцо — на самом деле язык залива, уходящего вправо до горизонта. Слева залив переходил в цепочку мелких, но широких луж, по которым бродили туши на слоновьих ногах, с длинными хвостами, с осклизлой серо-фиолетовой кожей, длинными и тонкими шеями, напоминавшими змеиные тела, которые венчали крохотные головки. Длина этих громадин достигала метров тридцати. При каждом шаге раздавалось гулкое «тумм», от которого вздрагивала земля.
— Бронтозавры! — прошептала над ухом Тая.
Иван оглянулся. Девушка стояла рядом и смотрела на тяжеловесных созданий круглыми глазами.
— Это диплодоки, — поправил Иван. — Бронтозавры короче, да и шея у них была потолще.
Диплодоки окунали головы в лужи, потом по-куриному вздергивали их вверх, жуя зеленые плети водорослей. На людей они не обращали внимания, постепенно удаляясь по низине в редколесье папоротников.
— Они нам не опасны, — пробормотал Иван. — Диплодоки были растительноядными.
Издалека снова донесся визг — очевидно, крик диплодока. Тая невольно вздрогнула.
— Давай вернемся, Ваня.
— Ты боишься?
— Не боюсь, но эти диплодоки — танки, а не животные! Задавит и не заметит!
— Они ушли. Предлагаю пройтись к золотому костру на горизонте. Все же интересно, что это такое. Да и пищу какую-нибудь раздобудем, коренья там, плоды… Будь с нами Рузаев, мы были бы обеспечены квалифицированными советами по части съедобных растений. Я, к сожалению, в ботанике и биологии разбираюсь слабо.
Они напились из чудесной фляги, принесенной пауком. Напор воды не падал, несмотря на то, что они пили уже несколько раз, а объем фляги не превышал литра. Иван повертел флягу и у края диска нашел выпуклые цифры: 2301. Это число встречалось им уже несколько раз, но что оно означает, догадаться пока было невозможно, хотя у Ивана и мелькала догадка, что цифры эти означают год изготовления.
Часа два они пробирались по первобытному лесу. Вокруг стояли стройные, похожие на пальмы деревья с расходящейся веером кроной, полутораметровые и выше папоротники, похожие на пирамидальные тополя, но с хвоей — предки секвойи, а также громадные великаны с тысячами ветвей, похожие на гинкго. Листья этих древесных исполинов были глубоко рассечены на две узкие доли.
Травы в лесу почти не встречалось, ее заменяли побеги папоротников, плети какого-то ползучего растения и мелкие злаки в виде метелок и гребней. Диплодоки больше не попадались, но бродили где-то недалеко: изредка ветер приносил их визгливые крики. Зато дважды показывались другие животные. Сначала Иван вспугнул странное двуногое существо, похожее на тираннозавра, но величиной… с курицу! У существа была вытянута голова с зубастой пастью, короткие «ручки» с тремя пальчиками и куриные ноги. «Динозавр» выскочил из-под листьев папоротников, зашипел в сторону людей и бросился наутек.
Вторая встреча произошла на каменистом откосе заросшего хвойными пирамидами холма. Иван почти сразу узнал стегозавров в двух массивных животных, ползущих мимо. Спины этих панцирных динозавров украшали два ряда крупных костных пластин, хвост, напоминающий булаву с шипами, волочился по земле. Один из стегозавров в два удара хвостом повалил небольшую «пальму» и принялся меланхолично жевать молодые верхние листья, второй протопал мимо и скрылся за деревьями.
Иван встретился взглядом с Таей и ободряюще подмигнул.
— Не дрейфь, Таисия, стегозавры, по-моему, тоже питались только растительностью. Это тебе не тираннозавр — la bestia senza pase.
Тая слабо улыбнулась.
— Эксперты говорят по-итальянски?
— А журналистам это в диковинку?
— Ну, все же в наше время стандартный тест на интеллигентность — знание английского. Но итальянский…
— Просто моя мама — преподаватель итальянского в университете. But I speak English too.
Тая засмеялась.
— Ты самородок. Не предполагала, что рыжий…
— …рыжий Костров способен выучить иностранный, — подхватил Иван, рассмеявшись в свою очередь. Он был рад, что девушка не пала духом в этом диком путешествии. С нею было легко и просто, и Костров благодарил судьбу за то, что именно он оказался рядом с Таей в момент испытания. Он был убежден, что основной их экзамен на терпение, выдержку и выносливость — еще впереди.
Лес вскоре кончился, дальше, насколько хватал глаз, расстилалась каменистая пустыня, поросшая кое-где куртинами зеленовато-бурой травы или мха. Золотистая колонна светящегося тумана возвышалась над горизонтом, как след упавшего болида. Длинные струи и волокна, шарфы и шлейфы дыма текли по ней снизу вверх, теряя яркость, и гасли, превращаясь в малиновые и багровые перья. Непрерывный гул, исторгаемый колонной, был здесь слышен лучше, чем у стены здания, а может, люди уже привыкли к нему и перестали замечать, и лишь там, где ничто не отвлекало внимания, он напомнил о себе.
Иван несколько раз подпрыгнул на месте, ощущая необыкновенную легкость во всем теле. Знакомое явление. Они уже испытали на себе уменьшение силы тяжести, когда пробирались к источнику света по заснеженному лесу. Идти дальше не хотелось, интуиция подсказывала, что впереди опасность. Однако стоило все-таки проверить, в чем она заключается, почему в этом странном мире меняются ландшафты, эпохи, но не меняется таинственный грохочущий туманный столб, служащий единственным источником света.
И они рискнули пойти дальше.
Вскоре шапки мха перестали попадаться не только на вершинах увалов, но и в низинах, в ямах и рытвинах бугристого плато. Идти становилось все легче. Словно какая-то сила постепенно нейтрализовала силу тяжести, притягивая людей к световому столбу, заставляя их сдерживать шаг и пристальнее вглядываться вперед. Еще через два километра на горизонте показалась стена. Тяготение здесь уменьшилось настолько, что каждый шаг уносил людей на два-три метра. Иван замедлил движение, и дальше они передвигались чуть ли не ползком.
Стена оказалась выстроенной из частокола металлических труб диаметром с туловище человека и высотой с пятиэтажный дом. Над ней знойным маревом дрожал воздух — трубы были раскалены чуть ли не до красного свечения.
— Приехали, — сказал Иван, подавляя слабый протест желудка. У стены царила почти невесомость, и тело казалось воздушным шаром, готовым улететь в небеса.
Из-за стены доносились гул, шипение и бульканье, будто кто-то огромный парился в бане, выливая на раскаленные камни ушаты воды. Каменистая, покрытая коркой почва часто вздрагивала и колебалась, как верхний слой торфа и земли на болоте.
— Хоть бы одним глазком поглядеть, что там, — сказала Тая, пряча в глубине глаз страх перед неведомым явлением.
Иван прикинул высоту стены и покачал головой.
— Не влезем, она гладкая и горячая. Может, стена не везде одной высоты?
Они поползли вдоль частокола труб, обливаясь потом; даже в десятке метров от стены несло невыносимым жаром.
Им повезло. Через полкилометра они наткнулись на гигантский механизм, который приняли сначала за странной формы скалу. Но это была не скала, а нечто вроде колоссального кентавра, преодолевшего в прыжке препятствие, но упавшего на передние ноги и умершего в таком положении. Конечно, механизм имел еще множество деталей, выступов и отверстий, но обводы корпуса все же превращали его в «кентавра». Правда, вместо головы на «человеческом торсе» вырастал членистый рог длиной около пяти метров. Он был сизо-серым, а весь корпус механизма лоснился чернотой полированного металла.
— Вот это паровоз! — опомнилась Тая. — Такого мы еще не видели! Он не оживет, как та «черепаха»?
Вместо ответа Иван полез на колоссальную машину, цепляясь за штыри и выступы.
— Лезь за мной, только держись крепче, не то улетишь. Некоторые штыри скользкие.
Они взобрались на «ногу» механизма, перелезли на «грудь», потом на «спину кентавра». Если бы не потеря веса, вряд ли бы им удалось взобраться на колосс без веревок и страховочных приспособлений.
С «крупа кентавра» им открылась удивительная картина.
За стеной шла узкая, с километр, полоска черной выжженной земли, дальше над ней появлялись плоские фиолетово-сиреневые слои тумана, сливающиеся в двух-трех километрах в плотную пелену. Эта пелена начинала вспухать, расти и образовывала светящееся оранжевым светом кольцо. За ним еще одно кольцо — желтое, а уже из него вырастал ослепительно желтый столб, состоящий из туманных струй, непрерывно текущих ввысь и расплывающихся чудовищным грибом на большой высоте.
— Ой, смотри, пауки! — Тая тронула Ивана за ногу.
По черной земле неслась колонна пауков, но размерами они превосходили тех, что встречались в здании и еще раньше, в Брянском лесу.
Иван тихонько присвистнул.
— Вот это да! Они же ростом с меня!
Пауки исчезли в пелене тумана.
В толще многокилометрового текучего столба разгорелась яркая звезда, раздался гулкий удар, вздрогнула «спина кентавра».
Если бы Иван не держал Таю за руку для страховки, она свалилась бы вниз.
— Держись! На этом «скакуне» далеко не ускачешь. О, гляди-ка!
Из светящегося дыма вынырнула какая-то черная тень, за ней другая, третья… десятая. Ивану почудилось нечто знакомое в их очертаниях, но они были далеко, и, лишь когда приблизились, возвышаясь над сиреневым полем тумана, Иван понял, что видит таких же «кентавров», как и под ними, но живых! А на спинах «животных» сидели черные фигуры наподобие той, что путешественники встретили в коридоре здания.
Колонна неведомых созданий надвигалась, от их тяжелого бега дрожала земля, хотя, казалось, в невесомости за стеной они тоже не должны весить. Дрожь земли передалась мертвому «кентавру» и людям, вцепившимся в основание «хвоста».
Иван представил, как живые колоссы поворачивают к ним, останавливаются у стены, поднимают «копыта» и… Он перевел дух. «Кентавры» перепрыгнули стену далеко от того места, где стоял их мертвый собрат, и удалились тяжелой равномерной рысью. Их рога на «человеческих торсах» блестели мрачным фиолетовым огнем. Черные фигуры на «спинах кентавров» не пошевелились.
Еще с четверть часа путешественники приходили в себя, рассматривали загадочный столб, кольца и поля тумана, стену из трех слоев труб, внутренний из которых был раскален до вишневого свечения, и слезли с «кентавра».
— Я боялась, что они повернут к нам, — призналась Тая. — Ну и жуть, правда?
— Темна вода во облацех, — вздохнул Иван. — Я думал, что это автоматы, очень необычные, чужие какие-то, но автоматы. Я имею в виду не только «кентавров», но и всадников. А теперь сомневаюсь… Что же творится за стеной? Конечно, это вовсе не туман, температура там гораздо выше точки кипения воды. Пары каких-нибудь металлов?
Тая промолчала.
Назад идти было гораздо трудней, мешали тянущая к стене сила и ровный ветер в лицо. Но они все же добрались до леса. Отдохнули. Затем с огромным наслаждением искупались в лагуне, стесняясь друг друга, не спуская глаз с ближайших зарослей на случай появления нежелательных гостей. Вода была прозрачная, холодная, пресная, вполне питьевая. Потом Ивану пришла в голову мысль порыбачить — он заметил у берега мелькнувшую серебристую полоску.
Удочку сделали из побега папоротника, леску — из нитки, которую Тая выдернула из своей куртки, крючок — из булавки, нашедшейся, как ни странно, у Ивана. Ни червей, ни мошек на берегу не обнаружилось, и Тая вспомнила про остатки мяса. Насадили мясную крошку, закинули удочку, посмеиваясь друг над другом, и первый же заброс оказался удачным — клюнула толстобокая рыбина величиной с ладонь. Вида ее Иван определить не смог, на языке вертелось название «латимерия» — все, что он знал о древних предках рыб, но это была не она.
Тая вполне освоилась и, пока эксперт удил рыбу, набрала полусгнивших, полузасыпанных песком обломков древесных стволов. Диплодоки ушли, и кругом стояла мирная первобытная тишина.
Развели костер и нажарили рыбы, глотая слюнки. Иван припомнил рассказ О'Генри, где герой и героиня оказались на холме, отрезанном от мира водой, проголодались и начали вспоминать гастрономические блюда.
— Я тоже читала, — кивнула Тая. — Гурман я плохой, мне бы хлебушка к этой рыбке и больше ничего не надо.
— Соли и пива, — добавил Иван, обгладывая рыбьи кости.
Насытившись, прилегли у костра. Смены дня и ночи в этой стране не было, но организм сам давал знать, что нуждается в отдыхе.
— Вообще-то спать лучше в помещении, — проговорил Иван.
— Да-да, я сейчас… — сонно пробормотала Тая.
Иван собрался было по ее примеру подремать — идиллическая картина древней природы была настолько мирной и спокойной, что все тревоги и страхи отошли на второй план, как вдруг из-за пальмовидных деревьев к ним метнулась громадная птица с голым, почти полуметровым черепом. Птица имела короткое туловище, когтистые лапы, двухметровые кожистые крылья и длинный гибкий хвост.
Иван вскочил и замахал стержнем, отгоняя невиданную птицу. Она, шипя и шумно хлопая крыльями, сделала над ними круг, открывая и закрывая страшный, усаженный крючкообразными зубами клюв, хрипло проклекотала и полетела обратно, выделывая резкие виражи.
— Для полноты впечатлений нам только птеродактилей не хватало, — сказала побледневшая Тая, с которой разом слетел весь сон.
— Это не птеродактиль, — сказал Иван. — Птерозавр, но какой — не помню точно. По-моему, диморфодон.
— А говорил — дилетант в биологии.
— Просто интересовался когда-то историей возникновения жизни. Вот тебе и еще одно доказательство, что мы на Земле. Ну что, потопали в наш большой дом? Здесь оставаться рискованно.
Пошли пятые сутки их блуждания в неизвестном мире.
Этаж здания, примыкающий к «юрскому периоду мезозоя», был слишком неуютен и сыр, чтобы искать в нем пристанище для ночлега. Но и на свежем воздухе устраиваться спать было опасно: хищников в мезозое хватало.
Иван вспомнил «кентавров», их всадников, летающую махину диморфодона и с сомнением взвесил в руке свое оружие. Увы, гарантии безопасности этот стержень дать не мог.
— Остается лифт, — сказал эксперт, не видя в темноте выражения лица Таи. — Или не будем больше рисковать опускаться?
— А чем мы рискуем? — тихо спросила девушка.
«Действительно, чем? — подумал Иван. — Ну вылезем где-нибудь в палеозое, и что? Что здесь, что там — одинаково опасно, зато, может, попадется сухой этаж…»
— Решено! Попробуем подняться вверх, может, и встретим по дороге кого-нибудь.
Лифт услужливо открыл им дверь в решетчатый куб кабины. Пахнуло незнакомым ароматом, в котором смешались запахи цветов, плодов и нагретого металла. На панели управления горело окошечко с цифрами: — 150 000 000.
Иван поразмышлял и нажал самое верхнее окошко. Дверь закрылась, но кабина осталась на месте.
Так. На самый верх везти не хочет. Попробуем чуть ниже. Но и вторая сверху пластина не оживила лифт, лишь где-то за стенками кабины прозвенел звонок. Иван перепробовал все десять пластин-окошек до их этажа — безрезультатно.
— Придется ехать вниз, — упавшим голосом сказал он Тае. Девушка кивнула, пытаясь ободряюще улыбнуться.
Иван тронул пластину ниже светящейся, и повторились те же ощущения, как и всегда при «спуске» в этом странном лифте: толчок в ноги, волна тепла, давление на уши, тяжесть в теле, потом невесомость, покалывание внутри глазных яблок, слабость…
Они вышли на ярко освещенную площадку. Светились зеленые стены, светился потолок, светился пол и даже труба лифта. Белое сияние заливало коридоры, уходящие в белесый туман свечения. Тихо, ни звука. Не тепло, но и не холодно.
— Годится? — полуутвердительно сказал Иван и первым шагнул в один из совершенно пустых и стерильно чистых коридоров. О том, что свечение может оказаться побочным спутником радиации, он старался не думать, да и обострившаяся интуиция не поднимала тревоги.
Тая шла, спотыкаясь, но не ропща, однако было видно, что идет она через силу. Тогда Иван посадил ее у стены, дал в руки нож, а сам пошел вперед в надежде отыскать какую-нибудь нишу или комнату. Но этот коридор не имел дверей, зато имел дыру в полу, сквозь которую слышался плеск воды. Через несколько десятков шагов появилась еще одна дыра. Чем дальше Иван шел по коридору, тем труднее становилось идти, пока путь не оказался совсем перекрыт длинным провалом: пол здесь на протяжении десятка метров просто отсутствовал.
Иван с опаской приблизился к краю провала, но мрак внизу был слишком густым, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Тогда эксперт вернулся к спутнице. Девушка спала в том же положении, в каком он ее оставил. Иван покачал головой, стянул куртку, свернул и сделал подушку. Потом осторожно уложил Таю у стены и лег сам. Тишина не нарушалась ни единым звуком, вскоре сон сморил и его.
Глава 7
Второй коридор заканчивался чем-то вроде тамбура: кубическим помещением с двумя дверями. Стены его не светились, воздух был теплым и влажным, в нос бил неприятный запах гнили, хотя вокруг было чисто.
Иван помешкал, прежде чем открыть вторую дверь, первая уже закрылась за ними, отрезав доступ в сухой и светлый коридор. Видимо, выходом недавно пользовались, и запах гнили был запахом той местности, которая ожидала за дверью. Тая уловила его колебания, но молчала, и Костров почувствовал прилив благодарности и нежности к попутчице, тонко понимавшей его состояние. Она была уверена в нем до конца и поэтому спокойна, ведь недаром же она полностью доверилась ему во всем, признав за ним право защиты. Как поется в песне: «…но дело мужчин — пересилить тревоги…» А может быть, это шанта — низшая форма любви, выражающаяся в спокойной уверенности, как говорит йога?
Иван уловил слабое пожатие пальцев Таи и ударил кулаком в металлическую полосу, разделявшую дверь на две половины. Дверь втянулась в полосу, исчезла.
Волна жаркого, душного и сырого воздуха окатила их. Воздух был наполнен тяжелым смрадом болота, сырой земли и зелени, дурманящим запахом гниющих трав и грибов, удушливой вонью сернистых газов. Тая закашлялась, зажимая рот рукой. Дышать было тяжело. Теплая липкая сырость невидимой пленкой легла на лица и руки, сдавила тело.
Прямо напротив двери рос из земли буро-зеленый ствол какого-то растительного великана, покрытый жесткими выпуклыми ромбами коры. За ним в зелено-желтом полумраке выступали силуэты других величественных колонн, полностью загораживая небосклон. У подножий великанов виднелись их ветвящиеся корни, похожие на кровеносные сосуды человеческой руки.
Лавина звуков, тихих, но отчетливых, влилась в уши: сопение, чавканье, вздохи, шипение, хруст… Жизнь какой эпохи воскресла перед ними? С помощью каких чудес?..
Совсем близко раздался квакающий рев, будто взревел гиппопотам, захлебываясь и пуская пузыри в болотной жиже. Ему ответил второй «гиппопотам», чуть подальше, и еще один — совсем далеко.
Иван ободряюще улыбнулся потерявшей уверенность Тае и, шагнув из тамбура, оказался по колено в воде. Тыкая вперед стержнем, он двинулся в глубь заболоченного леса от ствола к стволу, то выбираясь на сушу, то снова попадая в мелкие зеленые или ржавые лужи стоячей воды.
В этом лесу встречались деревья, прямые, как столбы, без ветвей, похожие вверху на ершик с густой щетиной листьев, деревья с рубчатыми стволами и редкими, как растопыренные пальцы, ветвями, деревья чешуйчатые, с десятками ярусов звездчатых ветвей, кругами опоясывающих ствол, деревья, усыпанные иглами от комля до вершины…
Над головой плыла крыша из перистых канделябров, громадных пушистых хвостов, чудовищных шишек, листьев на концах развилин и ажурных кружев ветвей, похожих на пальмовый веер.
Под ногами цвел ад пропитанных влагой мхов, хвощей, папоротников и грибов, пробираться сквозь который было трудно и противно.
Иван обливался потом, но упорно шагал вперед, чтобы убедиться в том, что попал в тот же «двор» с золотым столбом, окруженный кольцом здания. Вскоре впереди наметился просвет, и они вышли к небольшому вывалу в лесу: с десяток стволов валялись в болотной жиже, придавив друг друга. Нижние из них уже наполовину сгнили, верхние только покрылись синеватой плесенью и семьями грибов, похожих на ярко-розовые уши.
Желтое сияние в просвете зеленых крон подтвердило принадлежность леса к территории «двора».
— Палеозой, — сказал Иван, дыша открытым ртом. — Здесь нам делать нечего.
Издалека прилетел знакомый булькающий рев. Где-то рядом кто-то пробежал, шлепая по воде и ломая папоротники. С дерева в двух шагах от людей упало в лужу гигантское насекомое, похожее на клопа, и тут же зарылось в грязь.
Таю передернуло. Иван ударил по грязи стержнем и махнул рукой, подзывая девушку:
— Держись ближе.
Они вернулись к стене здания и с трудом отыскали дверь в тамбур: стена была вся обвешана плетями каких-то ползучих лиановидных растений, пятнами плесени и мха. В тамбуре их ждал сюрприз: как только дверь закрылась, в стенах и потолке загорелись красные квадраты, волны пурпурного сияния залили помещение, повеяло озоном. Путешественники почувствовали жжение на коже лица и рук, стало невыносимо жарко, но длилось это недолго. Квадраты погасли, жара спала, и открылась дверь в знакомый коридор со светящимися стенами.
— Уфф! — сказал Иван с облегчением, когда они выскочили в коридор. — Чистилище! Здесь хоть дышится нормально. Искупаться бы, как в прошлый раз.
Тая согласно кивнула. Одежда их так пропиталась грязью, что, высохнув, стала походить на жестяные доспехи.
Отдохнули в зале с трубой лифта. Этот горизонт здания был пустынен и тих, как покинутый пакгауз. Видимо, даже пауки посещали его редко. Можно было попробовать подняться по лестнице вверх, но лестничная клетка не светилась, а спичек в коробке осталось совсем мало, поэтому Иван решил еще раз попытать счастья с лифтом.
Они вызвали кабину и помчались «вниз»: кнопки-окошки верхних этажей здания не включали механизм лифта. Сначала они вышли в силуре.
Взору предстала плоская равнина, усеянная бесчисленными лужами, озерами и лагунами солоноватой воды, отгороженными друг от друга полосами серо-зеленой тины, песчаными валами и цепочкой ржавых плоских камней. Растения здесь напоминали невысокие ветвящиеся трубки без листвы с закрученными спиралью верхушками.
Иван решил проверить глубину работы лифта, и во второй раз они вышли уже в царстве кембрия: та же равнина, но покрытая темной коркой такыра, широкие и мелкие водоемы, по берегам — приземистые растения. Животных видно не было, воды лагун были прозрачны и мертвы, отражая текучий желтый пламень горящего столба на горизонте. Низкий гул растекался по равнине, дрожала земля, по лужам бежала рябь. Дышалось в этом краю тяжело, хотя жары не ощущалось.
Путешественники побродили по берегу одной из лагун, по молчаливому согласию искупались по очереди в теплой и прозрачной до самого дна воде. Пока Тая занималась стиркой, Иван искал хоть что-нибудь съедобное. На пробу он выдернул одно из хилых растеньиц и обнаружил нежную белую луковицу. Попробовал на зуб: водянисто, кисловато. Съел, прислушался к ощущениям. Когда Тая позвала его, Иван притащил целую связку луковиц, и они наелись первым из растений, почти безвкусным, но зато и безвредным.
К концу «дня», отмеренного часами Ивана, решили еще раз поискать выход из здания или хотя бы встретиться с пауками. В голове эксперта засела мысль попросить паука отвести их к людям или вывести из здания на другую сторону. На худой случай, можно было просто попросить еды — принес же паук флягу с водой.
Горизонт здания, выходящий на сушу кембрийского периода палеозойской эры, был чист, светел и полон механической жизни. Коридоры в нем были не коридорами, а металлическими тоннелями разного сечения. Стены в них представляли собой то гладкие плоскости с рядами круглых вмятин, то невообразимые решетки, озаренные всполохами цветных огней из глубин здания. Воздух был напоен ароматами нагретого металла и пластика, озона и смолы, краски и каких-то неизвестных горьковатых или, наоборот, кислых и сладких испарений. Отовсюду гудело, позванивало и посвистывало, хрипело и дышало, пело на разные голоса и шелестело, словно кто-то невидимый перелистывал страницы сразу двух десятков книг.
Иван и Тая неторопливо шли тоннелем, поминутно ожидая сюрпризов, но, кроме обильного звукоизвержения, невидимая жизнь здания ничем себя не выдавала. Только однажды по стене мимо них пронесся паук, и снова лишь звуковая каша выливалась из-за стен, то сплошных, то дырявых, то прозрачных, то непрозрачных…
— Шумновато, но безопасно, — решил Иван, весь травянисто-зеленый от спрятанных в толще стен светильников. — Автоматика у них полностью самостоятельная и не должна причинять вреда живым существам, в том числе и нам. Помнишь три азимовских закона робототехники?
— Помню. Но все же здесь мрачновато. У меня такое впечатление, будто эти тоннели не предназначены для людей. Давай вернемся.
Иван задумчиво замедлил шаги.
— Наверное, ты права. Но и я тоже прав: если уж пауки не причинили нам никакого вреда, то и остальные киберы не причинят. Я все-таки хочу попытаться выйти на другую сторону здания. Странно, что мы все время выходим только во «двор».
Через несколько сот шагов тоннель разделился на два, вернее, от него ответвился узкий ход. Иван, не задумываясь, свернул в этот ход, так как вел он, по расчетам, именно к внешней стороне здания.
В коридорчике, настолько узком, что два человека с трудом могли разойтись в нем, было довольно жарко, стены тряслись мелкой горячечной дрожью. Коридорчик оказался коротким, около полусотни метров, и вывел в самый широкий из всех коридоров, которыми когда-либо проходили путники. Ширина его достигала двадцати метров — Иван специально измерил шагами, высота — около семи-восьми, и стены его от пола до потолка были забраны шестигранными выпуклыми щитами, похожими на панцири черепах. Пол коридора был коричневым и упругим, словно покрытым толстой каучуковой дорожкой, потолок казался стеклянным.
Иван вышел на середину коридора, осмотрелся: источниками желтоватого неяркого света служили некоторые из щитов на стенах у потолка.
— Больше метро, — прошептала Тая и вдруг зажала рот ладонью, показывая вперед.
Иван машинально заслонил девушку, вглядываясь в сумеречную даль коридора, и увидел вдалеке… человека! Незнакомец сидел на полу, прислонясь к стене, и не двигался.
Иван встретил взгляд Таи, полный тревоги и надежды. «Неужели это он — один из строителей или хозяев здания?!» — говорил этот взгляд.
— Эй! — шепотом позвал Иван.
Никакой реакции.
— Эй! — позвал он громче.
Человек не двигался, издали было невозможно рассмотреть его лицо, определить, жив он или нет.
Не сговариваясь, они бросились к незнакомцу.
Иван подбежал первым и тронул его за плечо. Человек пошевелился и открыл глаза. Он был бледен до прозрачности, но могуч телом, широк в плечах. Лицо вытянутое, сдавленный у висков лоб, волосы курчавые, черные, глаза тоже бледные — не голубые и не серые, рот безвольный и даже капризный — довольно странное явление для мужчины с такой внешностью. На вид ему было около сорока лет. Одет в синюю куртку необычного покроя и ярко-желтые брюки, на вид блестящие, словно из цветной металлической фольги.
— Что с вами? — спросил Иван. — Вам плохо?
Человек оглядел их равнодушно, задержавшись взглядом на Тае, и снова откинул голову к стене, закрыл глаза.
Иван и Тая переглянулись недоумевающе.
— Вам плохо? — повторил вопрос Иван. — Вы меня слышите? Кто вы?
— Мне хорошо, — неожиданно проговорил незнакомец звучным голосом с каким-то неуловимым акцентом. — Я Лаэнтир Валетов, двадцать первый. А вы — девятнадцатый? — Он приоткрыл глаза и снова посмотрел на Таю.
— Почему девятнадцатый? — не понял Иван.
Незнакомец продолжал смотреть на Таю, и она невольно спряталась за спину товарища, краснея и поправляя одежду.
— Девятнадцатый век, — без всякого выражения сказал Валетов. — Я из двадцать первого, вы…
— Из двадцатого, девяностый год. Значит, вы тоже не отсюда?
— Вопрос некорректен логически. Я спал в лесу, проснулся здесь… — Речь незнакомца была медленной, словно он говорил нехотя, через силу, акцент в ней ощущался отчетливо, но какой-то необычный акцент — не грузинский или англоязычный, а другой.
— И долго вы здесь бродите? — вырвалось у Таи.
— Не знаю… месяц… может, два… — Лаэнтир Валетов потерял интерес к разговору и замолчал, глядя в стену перед собой ничего не выражающим взглядом.
Иван снова переглянулся с Таей.
— Значит, вы не знаете, как выйти из здания?
— Здания? Это не здание… и выйти отсюда невозможно, я пытался…
— Так давайте попробуем еще раз, вместе!
Глаза Валетова открылись, тусклые, равнодушные и отрешенные.
— Бессмысленно. Я сделал много попыток, убедился… Идите одни, обреченные.
Иван разочарованно разогнулся.
— Но, может, вы больны? — спросила Тая робко. — Мы вам поможем…
— Чем? — Глаза Валетова остановились на рваной штормовке Таи. — Я в вашей помощи не нуждаюсь. — Гость из двадцать первого века расслабленно двинул рукой и сделал вид, что уснул.
Иван с Таей потоптались рядом, отошли в сторону.
— Что делать? — шепотом спросил Иван.
— Странный какой-то… Его нельзя оставлять в таком депрессивном состоянии. По-моему, он болен.
— Так что же, тащить его силой? Куда? Он же сказал, что не знает выхода. Вот не думал, что наши потомки будут такими… такими, — Иван поискал слово, — рыхлыми, вялыми.
— Ну, не все же они такие. А ты веришь, что он из двадцать первого?
— А ты?
— Не знаю. Я уже настолько привыкла ко всему, что не удивлюсь, если он действительно оттуда. И все же оставлять его нельзя, ты только посмотри на него — он явно подавлен и пропадет один.
Иван подумал, кивнул, сделал шаг к сидящему, но тот вдруг молча вскочил и быстро пошел прочь, в глубину коридора.
— Ален… Лаэнтир! — окликнула Тая. Незнакомец уходил, не отвечая, и вскоре пропал вдали, так и не обернувшись ни разу.
— Черт с ним! — хмуро сказал Иван. — Не драться же с ним.
Они прошлись в молчании по коридору в обратном направлении, переваривая необычную и не очень приятную встречу. У Ивана зрела мысль, что в здании могут бродить и другие люди, причем из разных веков, если верить словам Лаэнтира. Выходит, есть надежда рано или поздно повстречаться с ними…
В левой стене коридора открылось круглое черное оконце.
Иван подошел, заглянул в него, и ему показалось, что сквозь длинную трубу он увидел далеко-далеко синее небо.
— Там! — прошептал он, тыкая стержнем в окно. — Там выход! Видишь?
Они долго смотрели в трубу, потом Костров спохватился.
— Что мы стоим? Надо лезть туда…
— Подожди. — Тая схватила его за полу куртки. — Мне почему-то страшно! Там… как пропасть!
Иван пожал плечами, перехватил удобней свою палку.
— Сейчас проверим.
Он ткнул в оконце, пытаясь нащупать стенки «трубы», и в тот же момент за «окном» грохнуло, вспыхнуло, длинные голубые искры выплеснулись оттуда, одна обожгла Ивану щеку.
Вздрогнули стены, пол. Снова грохнуло, новый толчок отбросил людей от «окна», и вовремя: толстая струя черного дыма ударила из «трубы» в противоположную стену коридора, и тотчас же выпуклые щиты с шипением принялись метать в эту струю электрические молнии. Запахло озоном и паленой резиной. Черный туман распался на струйки и растаял, наступила тишина, в которой где-то далеко раздался вопль паука.
Стены качнуло в последний раз, дернулся пол, из «окна» вылетел какой-то бесформенный сгусток, упал на пол и заскреб тонкими паучьими ногами. Паук! Вернее, полпаука, остальное отсутствовало.
Тая зажала рот руками. Иван встал, помог встать спутнице и повел ее прочь, чувствуя жжение на щеке и что-то липкое, стекающее за воротник. Потрогал рукой — кровь.
— Вот тебе и выход! — пробормотал он.
Тая заметила кровь.
— Ой! Ты ранен! — Она достала носовой платок и осторожно промокнула кровь на щеке Кострова. — Царапина, да еще обожженная. Останется теперь на всю жизнь.
— Пустяки, — махнул рукой Иван и подумал: «Сколько той жизни осталось!.. А ну как придется тут жить? Сколько можно будет выдержать? Месяц? Год?.. Конечно, если основать колонию, нарожать детей, вырастить племя, то предаваться унынию будет некогда… С другой стороны, как на это посмотрит Тая?.. Безумие!»
По знакомому узкому коридорчику они вернулись в металлический вибрирующий тоннель и наткнулись на целое стадо пауков, тащивших здоровенный рулон рубчатой коричневой ленты. Один из пауков бросил свой край (на его место тут же встал другой) и подбежал к людям.
— Привет! — пробормотал Иван, выставляя вперед стержень. — Чего надо? Уставился, будто я у тебя что-то взял… Лучше бы поесть принес. Ферштейн? Ду ю спик инглиш? Еда, пища, жратва, шамовка — понял? Принеси поесть!
Паук в замешательстве закатил глаза, пошевелил передними ногами, рванул с места и пропал в ближайшей нише.
— Было бы здорово, да? — сказала Тая, проглотив слюну.
Иван кивнул, достал флягу, напился и протянул девушке.
— Пей. Пусть вода и не заменит сметаны, как утверждают оптимисты, но желудок все же не пустует.
Они вышли из тоннеля в зал с лифтом и нажали на следующую кнопку: Иван не замечал, что нажимает одну и ту же, под светящимся окошечком, но ему казалось, что количество кнопок постепенно уменьшается по мере движения лифта. Уже включив механизм лифта, Иван горестно воскликнул:
— Эх, надо было подождать! Вдруг паук принес бы поесть?..
Когда лифт остановился, в окошечке светилось: «А — 2,5 млрд.».
— Ага, — сказал Иван. — А это, очевидно, архей.
— «А минус 2,5 млрд.» — два с половиной миллиарда лет назад, — подхватила Тая. — Ну и занесло же нас!
Дверь растаяла белесым облачком, и они вышли в низкий зал, сотрясаемый крупной дрожью. Стены зала были сложены из шершавых плит, на вид свинцовых или чугунных. Потолок багрово светился, как раскаленный лист металла, но особой жары не ощущалось. Дышать было трудновато из-за массы незнакомых запахов, хотя иной раз обоняние улавливало знакомую вонь сернистых газов, гнили и горечь ацетилена.
— Мне здесь не нравится, — Тая зажала рот и нос платком и говорила невнятно. — Поедем еще ниже.
Иван отрицательно качнул головой.
— Посмотрим, куда заехали.
С полчаса они плутали в лабиринтах тоннелей и коридоров, похожих на те, что были ими обследованы ранее на других горизонтах, а затем встретили знакомого «черного всадника» — странное и страшное существо в черных «доспехах» с одним горизонтальным глазом, налитым алым свечением, которое уже встречалось им в здании.
«Всадник», топая так, что тряслись стены и пол, вышел откуда-то из-за угла, подошел к тупику коридора, выпростал из-под «доспехов» нечто похожее на обрубок руки, и в стене образовалась круглая дыра, края которой, вскипев белой пеной, остыли молочно-прозрачным «воротником». Не обращая внимания на людей, «черный всадник» втиснулся в дыру, а через минуту раздался равномерный удаляющийся стук — это мчался «кентавр».
Подождав немного и придя в себя, путешественники подобрались к проделанному отверстию, сделав предварительно повязки на нос и рот, чтобы хоть чуть-чуть очищать вдыхаемый воздух от пыли и удушливых газов, проникавших в коридор снаружи.
«Черный всадник» исчез.
За стеной здания расстилалась угрюмая коричнево-желтая, с красными и бурыми холмами равнина. На вершинах холмов стояли глыбы иссеченных трещинами скал, в долинах между холмами скопились груды камней. На ближайших из них виднелись зеленоватые и черные наросты, словно корки накипи. К небу поднимались столбы испарений, что-то шипело, доносился плеск воды. По небу неслась бурая пелена туч, сквозь которую иногда проглядывал алый светящийся столб на горизонте, откуда растекался по равнине гул, перебиваемый иногда басовитыми ударами.
Иван смотрел бы на древний ландшафт еще долго, но Тая зашлась в кашле, пришлось возвращаться.
Искушать судьбу еще раз не хотелось, впору было плакать от отчаяния: лифт не работал на подъем, а нижние этажи наверняка соседствовали с более древними периодами истории Земли. Тая первой вспомнила о лестнице, и они тут же полезли по темной спирали со ступеньками — лишь бы выбраться к чистому воздуху; в этом горячем киселе из разнообразных газов дышать было почти невозможно.
Следующий этаж ничем не отличался от первого, и они двинулись дальше, миновали третий, четвертый, пятый, пока на шестом Тая не села на ступеньку.
— Устала, отдышусь…
Иван оставил ее сидеть и выглянул с лестничной клетки в зал.
Полумрак, зал круглый, без трубы лифта в центре. Еще жарко, но дышать уже легче.
— Пожалуй, пару этажей пропустим, и порядок.
Поднялись еще на три этажа. На лестнице было темно, но выходы из лестничного проема на этаж были видны серыми или голубоватыми прямоугольниками.
Этот зал тоже был круглый, без лифта. Иван вяло удивился — трубе лифта вроде бы некуда деваться, но тут же забыл об этом. Как и везде — три коридора, два темных, третий освещен голубым светом. Он был необычен — треугольный в сечении, причем «полом» служил один из углов.
Тая попросила пить, потом со вздохом села прямо на пол.
— Все, хочу спать!
Иван посмотрел на часы: семь с минутами. Утро ли, вечер, разве разберешь? Он начал стаскивать свою повидавшую виды куртку, которая потеряла былой лоск и цвет.
— Что ж, я не против, давай спать. Спешить нам некуда.
С лестничной площадки просачивались в зал тихие скрипы, шелест и бормотание, изредка подрагивал пол — дыхание неизвестного катаклизма, зажегшего во «дворе» чудо-здания колоссальный золотой костер.
Глава 8
Несколько часов они бродили с этажа на этаж, усталые и голодные, невольно вспоминая встречу с Лаэнтиром из двадцать первого столетия. Везде было одно и то же: пустые коридоры, то светлые, то темные, с дверями и без них, пыльные или абсолютно чистые, с надписями на дверях: «Осторожно! Не входить!» или «Опасность! Хронорадиация!» — и другими, предупреждающими и запрещающими.
Тая заметно пала духом и больше молчала. Иван мучился, не зная, как ее подбодрить, хотя и сам не ощущал ни бодрости, ни решительности, только желание, чтобы их долгое путешествие побыстрее закончилось.
На сорок втором этаже, считая от «архейского», они отыскали комнату с окнами «во двор» и с высоты в сто с лишним метров увидели ту же холмистую равнину с каменными россыпями, редкими озерцами, столбами испарений и малиновым свечением вечного дымного столба в центре котловины.
Молчали. Иван машинально отпил воды, предложил Тае, но та отказалась. Снова пошли бесконечными коридорами, уже не обращая внимания на перемены в их обстановке. Ивана долго мучил вопрос, почему в круглых залах, соседствующих с лестничной клеткой, нет трубы лифта. Судя по расположению залов, труба должна была пронизывать их насквозь, но этого не было, залы пустовали. Но ведь лифт-то существовал? И исправно доставлял пассажиров с этажа на этаж… С этажа на этаж… вниз… как же это получается? Прошли уже сорок второй этаж, а в залах — ни следа лифта! Выходит, лифт перебрасывает не с этажа на этаж, а сразу через десятки этажей? Какой же шаг этой дискретности? Отделяющий, кстати, эпоху от эпохи… Сто этажей? Пятьсот? Судя по высоте здания со «двора», в нем по крайней мере сто пятьдесят этажей, выше верх здания начинает расплываться и таять…
Иван остановился, повернулся к спутнице.
— Я догадался, в чем тут дело.
Тая беззвучно кивнула, потом под его взглядом попыталась приободриться.
— В чем же?
— По-моему, лифт работает избирательно, не с каждого этажа, а через какое-то количество этажей, может быть, через сто. Ты видишь, в тех залах, где он должен проходить, нет трубы.
— А ты как себе это объясняешь? Как кабина может двигаться без колодца? Или, по-твоему, она обладает свойством пронизывать межэтажные перекрытия?
— Вот именно. И не лифт это вовсе, а «машина времени», вернее, машина «времени и пространства».
— Ты неоригинален.
— Я и не претендую на оригинальность, я размышляю. Все же попробуем определить «шаг» нашего лифта, не возражаешь?
Они снова вернулись в круглый зал и полезли по нескончаемой лестнице вверх, радуясь, что не пришлось пока преодолевать разрушенные пролеты. Однако много пройти не успели. На пятидесятом этаже их настиг грозный гул, грохот рушащихся стен, дрожь ступеней. Где-то близко послышался звон бьющегося стекла, длинные тревожные звонки, удары в гонг и вопли пауков. Толчок в ноги едва не сбросил путешественников вниз.
Иван помог удержаться Тае, и они замерли, прислушиваясь к внезапно ожившей тишине.
Звонки, свисты, топот, далекий грохот, вибрация стен… И вот сквозь этот гвалт и шум донесся размеренный человеческий голос:
— Хронопробой! Глубина тысяча двести сорок три года, коррекция сверху не проходит. Горизонт в провале, горизонт в провале! Произвожу хроносброс во внешний мир. Прошу покинуть горизонт. Всем ТФА покинуть горизонт! Даю отсчет: пять минут, четыре минуты пятьдесят девять, четыре пятьдесят восемь.
— К лифту! — выдохнул Иван, спрыгивая на площадку. — Вниз! У нас в запасе всего пять минут!
И они помчались по ступенькам вниз, спотыкаясь в темноте, оступаясь, падая, не замечая боли, не обращая внимания на спасающихся бегством пауков. Они бы не успели: Иван отсчитал всего двадцать этажей, когда пошла пятая минута. Но вмешались силы, которые раньше считались если не враждебными, то индифферентными к людям, — пауки. Они вдруг подхватили Ивана и Таю, несмотря на их сопротивление, и потащили на себе с головокружительной быстротой. Иван догадался, что им хотят помочь, и перестал сопротивляться. Секундой позже прекратила сопротивление Тая.
Через полминуты их выгрузили у открытой двери лифта и оставили в покое. Кабина лифта оказалась забитой пауками, так же, как и в прошлый раз, когда они спасались от неведомого «провала».
Иван подхватил покачнувшуюся девушку и втиснулся в кабину. Тотчас же дверь за ним закрылась, знакомое ощущение падения, жаркого ветра и навалившейся тяжести охватило людей. Лифт двигался недолго, несколько минут. Остановился. На индикаторе этажа горела волнистая зеленая линия, упиравшаяся в пульсирующий голубой огонек, и больше ничего. Дверь открылась, пауки торопливо разбежались по своим делам.
Иван взял Таю под локоть и вывел из кабины в фиолетовый сумрак нового зала.
Этот зал не был похож на прежние, где останавливались лифты. Он был не круглым, а квадратным и «зарос» лесом колонн, подпиравших низкий потолок. Материал потолка напоминал пористую губку и местами светился угрюмым фиолетовым светом. Пол был металлический, блестящий, колонны — черные, матовые, теплые и шелковистые — мелко вибрировали. В зале было холодно, гулял сквозняк, принося знакомые запахи, чаще — запахи плавленого камня и асфальта.
Пол зала часто вздрагивал, из недр здания прилетал хриплый низкий рык.
Иван обошел зал по периметру и нашел только два выхода: один на лестничную клетку, другой в треугольный коридор с рядом узких окон, забранных решетками и черным стеклом. В иных «стеклах» мерцали отблески огня, словно за ними горели костры, на других высвечивались разные цифры или непонятные знаки. И везде было полно пауков, блестящих «усатых» полусфер, «черных всадников» и летающих «морских ежей», иглы которых то удлинялись, то укорачивались, отчего казалось, будто «ежи» дышат.
Коридор закончился тупиком с круглым черным окном. Под окном на отогнутой панели торчал штурвальчик и несколько тонких стерженьков. Когда люди приблизились, на панели загорелся красный глаз, словно предупреждая об опасности.
— Это нам знакомо, — пробормотал Иван, пробегая глазами значки над стерженьками. — Откройте дверь!
На панели вспыхнула зеленая стрелка, указав на один из стерженьков.
Иван победно взглянул на Таю и пошевелил стерженек. Красный глаз запылал ярче, из стены раздался голос:
— Прошу надеть ТФЗ. Наденьте ТФЗ. Выход без ТФЗ запрещен!
Тая улыбнулась.
— Ну что же ты? Где твой ТФЗ? Надевай и иди.
Иван смущенно почесал затылок, потом с усиленным вниманием начал изучать знаки над сенсорной клавиатурой панели.
— Ага, — сказал он наконец. — Вот этот рычажок должен, по-моему, включать телеобзор.
Черное окно перед ними вдруг побледнело и исчезло, открыв невиданный пейзаж. За окном вырастала горная страна, хаос скал, ущелий, каменных стен и полок, гребней и провалов. Склоны гор были черного, коричневого или фиолетового цвета, курились сизыми дымками. А над ними дрожал колоссальный бело-золотой столб, вспухающий фонтанами, факелами и облаками оранжевого огня. При каждом появлении фонтанов дергался пол коридора и доносился низкий торжественный гул…
Автомат продолжал настойчиво бубнить свое: «Без ТФЗ выход запрещен», — но люди не слушали. Перед ними простирался ландшафт криптозоя Земли, жизнь еще только-только начинала свое шествие по океанам — в виде эобионтов, белковых капель. Впереди простирался океан времени глубиной в три с половиной миллиарда лет — именно столько отделяло узников «здания бога Хроноса» от родного двадцатого столетия…
Коридор заметно «поехал» влево, потом вправо, словно закачался на волнах. Иван еле устоял, помог подняться упавшей Тае.
— У нас нет иного выхода, — глухо сказал он, глядя ей в глаза, — надо попытаться идти по лестнице вверх. Когда-нибудь да выберемся. «Ниже» — предыстория Земли, если судить по тому, куда нас забрасывал лифт.
Тая молча обняла его, по ее щеке скатилась слеза, отзываясь в груди Ивана щемящей болью нежности и сострадания.
Они поднимались по лестнице третьи сутки, совершенно обессилев от голода и усталости. Иван насчитал сто тридцать этажей, сбился со счета и перестал считать. Вода во фляге не иссякала, и лишь одно это поддерживало силы путешественников.
Время от времени они бродили по этажам, пугая единственных их обитателей — пауков, но следов людей не встречали. Видимо, «обитаемые» этажи шли гораздо выше, а может быть, наоборот, ниже.
Маятник чувств кидал Ивана из одной крайности в другую: то он верил, что все обойдется, что их найдут в самое ближайшее время, то, не видя выхода из положения, проклинал все на свете в отчаянии, царапавшем горло осколками невыговоренных слов. Однако свои переживания он держал в себе, зная, что Тае будет гораздо тяжелее делить еще и его сомнения.
Приступы голода, сначала злые и длительные, становились глуше и преследовали их все реже — верный признак попытки организма бороться за жизнь. Тая похудела так, что на лице выделялись только глаза и губы, у Ивана это было менее заметно из-за бороды и усов.
Иван иногда пытался завести разговор. Тая не отвечала, но однажды Ивану послышался шепот. Он прислушался и услышал:
Вы говорите, что время идет…
Ах, к сожалению, нет!
Время стоит, мы же идем
Через пространство лет…
Тая, не замечая, что говорит вслух, читала Добсона. К концу третьих суток, когда робинзоны устроились «на ночь» в одном из пустынных коридоров и Тая забылась тяжелым прерывистым сном, их посетили два паука. Иван безучастно смотрел на них, теряя из виду — от голода и слабости что-то творилось со зрением, потом все же решил прогнать — не из страха, скорее по привычке. Он поднял потяжелевшую свою «дубинку тонкой работы» — белый стержень и помахал им в воздухе. Пауки дружно кинулись наутек. Иван невольно усмехнулся и тут заметил, что пауки что-то оставили на полу. Он поморгал, напряг зрение и увидел небольшую плоскую коробку величиной с книгу. Подполз поближе.
Коробка была желтая, с зеленой полосой, на которой были выдавлены красные буквы НЗ. С минуту Костров тупо смотрел на нее, потом его осенило: «НЗ! Неприкосновенный запас! Неужели киберы принесли еду?»
Он дрожащими руками поднял коробку с пола, удивляясь, что она намного тяжелее, чем можно судить по объему, повертел с боку на бок. Коробка была совершенно гладкая, без деталей, выступов и впадин, лишь на ее торце виднелись едва заметные штрихи и черная линия. Иван погладил линию пальцем, колупнул, и коробка распалась на две половины. В ней оказались разноцветные тубы наподобие тех, в которых продается зубная паста. Иван насчитал шесть туб: красную, желтую, белую, коричневую, розовую и зеленую. От возбуждения он даже почувствовал прилив сил и приступ беспричинного, почти детского смеха. Подавив смех, взял красную тубу, отвинтил колпачок и сжал бока тубы. В ладонь ему свалилась красноватая колбаска, с шипением вскипела, так что эксперт от неожиданности отдернул руку. Источая дикий аромат жареного мяса, на пол упал розово-коричневый пласт.
Иван понюхал руку и уставился на этот пласт величиной с ладонь. Потом поднял его с пола. Это был кусок мяса, еще горячий, словно только что обжаренный в масле!
Зашевелилась Тая, принюхиваясь, не открывая глаз.
— Знаешь, мне приснилась отбивная…
— Мне тоже, — ровным голосом сообщил Иван.
Тая открыла глаза, села, упираясь рукой в пол.
— Что это?
— Пауки принесли. — Он колебался некоторое время, откусил и добавил, жуя: — По-моему, натуральное жареное мясо.
Тая во все глаза смотрела на него, потом сильно зажмурилась, потерла виски.
— Ущипни меня! Оно пахнет, как… как шашлык!
— Не только пахнет. Вкус — не передать!
Тая потянулась к мясу, но Иван отвел руку.
— Подожди, нам вредно начинать с мяса. Тут есть еще тубы, посмотрим, что в них.
Он достал желтую тубу, отвинтил колпачок, подставил ладонь и выдавил желтую массу. Мгновение масса лежала неподвижно, потом зашипела, задымилась и… превратилась в кусок сыра, ноздреватого, знакомо и влекомо пахнущего, свежего и аппетитного.
Тая красноречиво проглотила слюну, расширенными глазами глядя на чудо в руках Ивана. Тот осторожно положил рядом с мясом сыр и вытащил из коробки остальные тубы.
В белой оказался творог, в коричневой — хлеб, в розовой — сладкое малиновое желе, в зеленой — что-то «стеклянное», пористое, чрезвычайно аппетитное, вкусное, тающее во рту и бодрящее. Решили, что это какой-то стимулятор или тонизирующее средство.
Для начала пожевали немного творога с хлебом и сыром, заели малиновым желе и запили водой. Уснули. Но через час проснулись и снова поели. Иван сделал бутерброды: пласт мяса, потом сыр и хлеб, снова закончили трапезу малиной. Наевшись, проспали несколько часов с ощущением тяжелой сытости. Окончательно проснувшись, позавтракали мясом и творогом, попробовали «стимулятор», нашли вкус его превосходным, хотя сравнить его было не с чем: ни Тая, ни Иван в жизни не пробовали ничего подобного.
Впервые за многие сутки странствий они почувствовали прилив сил не только физических, но и моральных. Судя по объему и весу коробки НЗ, еды должно было хватить месяца на два, так что голод им уже не грозил, как и жажда. А во-вторых, кто-то все же заботился о них, не выпуская из поля зрения, хотя Иван не понимал, почему этот неизвестный радетель не выведет их из чудовищного здания. И все-таки появилась надежда на благополучный исход скитаний, начавшихся полетом к шатру пауков в Брянском лесу. Целый час они еще оставались на месте: чинили, как могли, обмундирование, жевали и пили.
Иван выбросил пришедшие в полнейшую негодность носки, задумался, чем их заменить, но Тая протянула ему свой платок.
— Рви, мне он не нужен.
Иван запротестовал было, потом сдался.
— Обувь странствий, — сказал он, натягивая сапоги: сколько им предстоит еще пройти?..
Тая встала, подошла к нему, наклонилась и поцеловала. Они постояли, обнявшись, не говоря друг другу ни слова, потом Иван подхватил свою «дубинку», взял коробку НЗ, и они направились к лестнице…
Вверх, этаж за этажом, только вверх!
Сто этажей, две тысячи ступенек — те же коридоры, пустые и мертвые, гудящие и звенящие, металлические, полные пауков и странной полуживой техники. На двухсотом этаже они вышли к лифту!
— Наконец-то! — сказал Иван с интересом. — Вот, значит, какой интервал между остановками лифта — двести этажей. Странно! Помнишь, мы спускались вниз по ступенькам колодца, и там лифт был на каждом этаже. Найти бы тот колодец…
Они проверили, с каким ландшафтом соседствует лифт, и увидели знакомый мир архея. Иван прикинул, сколько им осталось идти «до двадцатого века», выходило — около четырех тысяч этажей, или восемьдесят тысяч ступеней! О том, что их ждет там, в «родном времени», думать не хотелось. Там видно будет, решил эксперт. Прежде надо дойти.
И они снова стали подниматься по лестнице, останавливаясь на отдых каждые полчаса, считая ступеньки, этажи, эры… Им еще предстояло преодолеть три тысячи этажей без надежды на помощь, три тысячи этажей и разрушенные землетрясением пролеты лестниц, и новые «провалы времени», и голод и жажду, и другие сюрпризы, и ужас неопределенности, и приступы одиночества…
Спустя двое суток их настиг очередной «провал горизонта». Они прошли около ста двадцати этажей и за те пять минут, что оставались до неизвестно чем грозящей катастрофы, от которой спасались даже пауки, добежать к лифту не успевали ни вверх, ни вниз.
— Вот и все, — очень спокойно сказала Тая, опускаясь на ступеньку лестницы.
Иван стоял рядом, удивляясь ее спокойствию и собственной заторможенности, и считал секунды.
Где-то рядом в недрах очередного коридора нарастал струнный звенящий гул, постепенно повышаясь в тоне до воя, рвущего ушные перепонки. «Струны» лопались одна за другой, ощутимо вздрагивали стены, издалека доносились вопли пауков, но на лестнице никто не появлялся.
— Пойдем в зал. — Иван взял Таю за руку, удивляясь, что ему что-то мешает: в руке была коробка НЗ. Он аккуратно засунул ее во внутренний карман куртки и повел девушку за собой, в приближающийся гул и грохот.
И в тот момент, когда они сошли с лестницы в круглый зал с выходами коридоров, клин золотого пламени пронзил потолок зала, тугой удар бросил людей на пол, и наступила тишина: смолкли звонки, далекие крики, гул и вой.
Иван первым поднял гудящую голову.
В центре зала лежал на полу толстоногий и толсторукий светящийся урод с конусовидным бугром вместо головы. Его тело на глазах прошло гамму цвета от золотистого до багрового и бурого и погасло. В потолке над ним продолжало светиться круглое пятно — дыра не дыра, окно не окно…
— Пять минут, — хрипло пробормотал Иван. — Пять минут истекло.
— Тише, — прошептала Тая.
Издалека доносился размеренный баритон:
— Прошла коррекция сверху, но горизонт неустойчив. Всем ТФА заблокировать пространственные связи горизонта. Даю двадцатиминутный отсчет…
Тая тихонько тронула Ивана за руку.
— Кто это?
— Не знаю, — так же тихо ответил Костров. — На человека не похож. Робот? Сейчас посмотрим.
Эксперт привстал, глядя на остывшую фигуру, потом поднялся и осторожно подошел. Урод не двигался, нелепо подогнув одну руку под себя. На спине, а может быть, и спереди отчетливо выделялся горб с металлическими кольцами, вложенными одно в другое. Иван пригляделся и увидел на теле пришельца множество карманов, выпуклых ромбов, «молний», дисков и прочих деталей, говоривших, что это комбинезон или скафандр.
Отверстие в потолке — или нечто похожее на поверхность льда — уже затягивалось серебристым металлом, заплывало с каждой секундой. Волны свечения охватили теперь весь потолок и были похожи на волны, бегущие по воде.
— Ну что? — подошла Тая.
Иван высвободил руку лежащего из-под невероятно тяжелого тела, и тут вдруг поверхность урода покрылась черной сеткой и верхний слой его осыпался пеплом. Под этим слоем оказалась нормальная человеческая фигура в комбинезоне: голова с массой вьющихся волос, бледное лицо с закрытыми глазами и сжатыми губами.
— Господи, человек! — прошептала Тая.
Глаза незнакомца открылись, лицо напряглось, дрогнули губы. Шепот был едва слышен, и Тае с Иваном пришлось нагнуться, чтобы разобрать слова:
— Возьмите… скорее! В кармане… на груди…
Иван осторожно потянул «молнию» кармана, вытащил плоскую белую коробочку с тремя черными глазками. Глазки загорелись зеленым светом, как только Иван притронулся к коробочке трепетными пальцами.
— Еще… — прошептал незнакомец, пытаясь поднять руку, царапая комбинезон на груди.
Иван вытащил еще одну такую же коробочку.
— Это… ей. — Чужак перевел взгляд на Таю. Было видно, что держится он из последних сил, то уходя в беспамятство, то выплывая из него. И, понимая, что жизнь уходит, он торопился рассказать первым встречным, где они находятся. Продержался он три минуты, но за это время прежде, чем потерял сознание, успел сообщить все, что надо.
Иван и Тая смотрели друг на друга. Теперь они знали, в какую невероятную ситуацию попали.
В двадцать третьем веке человечество доросло до экспериментов по «бурению времени».
С одной из установок произошла авария — «хронобур» «провалился» на миллиарды лет в прошлое, соединив пунктиром выходы в разные эпохи. Иван и Тая попали в башню «хронобура» случайно в момент его прорыва и материального «вытаивания» в двадцатом веке и, сами того не зная, опустились по цепи «следов» бура чуть ли не к началу времени. Иван правильно все оценил, и теперь вернуться назад можно было, только отсчитав вверх десятки тысяч этажей здания «хронобура», воплощенного в каждом своем выходе в реальность одним и тем же кольцевым стволом, но с разными временными эффектами.
Этот молодой парень был послан вниз, чтобы выключить аппаратуру «хронобура», грозившего никогда не выйти из резонанса, и посланец будущего знал, что встретит Ивана и Таю. Он был очень сильным человеком, потому что еще жил, несмотря на полученную дозу всевозможных излучений, и держался только на несгибаемой воле и чувстве долга.
— Ваш стержень, — шепнул он, снова выныривая из омута беспамятства, — на самом деле энергоаккумулятор, он излучает в длинноволновом радиодиапазоне, автоматы… они похожи на пауков — лоцируют вас и сообщают о ваших передвижениях наверх… в свое время. Поэтому мы знаем о вас… все…
— Так пауки — это все-таки роботы? — пробормотал Иван.
— Киберприслуга «хронобура», и они же — аварийные роботы. Если бы не они — реакция хронораспада в стволе бура давно бы стала неуправляемой.
Путешественники переглянулись, ничего не поняв. Пришелец пояснил:
— Зона свечения во «дворе» здания — зона хронораспада, то есть зона прямого преобразования времени в энергию. Она опасна, — добавил незнакомец, — ни в коем случае не ходите туда. В коробочках — инструкция по выключению бура и защитные ТФЗ… я, по-видимому, не смогу вам помочь, попробуйте сами… если, конечно, согласитесь. Дорога трудна и опасна… Вам придется очень…
— Что нам нужно сделать?
— Дойти до конечной «шахты провала» и выключить генератор распада… в ТФЗ это будет несложно… если дойдете…
— Но, кроме пауков, в здании полно других автоматов… «черепахи» с хлыстами, «кентавры» ростом с дом…
— Не удивляйтесь, это неземные автоматы, их послали не люди…
— Мы видели только человеческие следы.
— Просто в ствол «хронобура» попали не только вы.
Из коридора прилетел гулкий удар, качнулись стены зала, из других коридоров вынесло облака пыли.
— Семнадцать минут до хроносдвига! — сообщил размеренный голос автомата. — Всем ТФА покинуть горизонт! Вынужден произвести хроносброс во внешний мир!
Глаза незнакомца раскрылись шире.
— Кажется, у вас появилась альтернатива. Хроносброс — это выброс энергии во внешний мир. Если вы хотите, ищите кабину «мембраны ноль», залезайте и ждите — вас выбросит из здания наружу. Только не забудьте надеть ТФЗ.
— Но как же вы? — неуверенно сказала Тая.
— Я не жилец. — Незнакомец попытался улыбнуться, но не смог. — Бегите, вы еще успеете. Включите ТФЗ… эти коробочки — защита… крайняя кнопка… включите…
Глаза его закрылись.
Иван посмотрел на Таю — та плакала.
— Что будем делать? Если хотим уцелеть — надо бежать.
— Но разве мы бросим его одного?
— С ним не успеем…
— Тогда останемся.
— Нет! Прячь свой ТФЗ, потом разберемся. Бери его за ноги. Удержишь? Спасаться одному — тоже не по мне. Надо помочь им выключить это безобразие. Если не мы, то кто же?
Они подхватили незнакомца и где волоком, где приподняв, понесли к лестнице громоздкое, неподвижное, необычайно тяжелое тело.
Гул теперь доносился из недр здания непрерывно, оно тряслось и раскачивалось, лестница вздрагивала и вибрировала, толчки сбрасывали людей со ступенек, выбивали из рук не приходящего в сознание незнакомца, а они с ожесточением, яростно, борясь за жизнь — свою и чужую, ломая ногти, не замечая боли, подхватывали тело на руки и тащили, тащили вниз с одной только мыслью: «Успеть!..»