6
Ночью на Сконе обрушился шторм. Курт Валландер сидел в своей неприбранной квартире, покуда ветер пытался сорвать с крыши черепицу. Он налил себе виски и поставил немецкую запись «Аиды». Вдруг погас свет. Стало темно и тихо. Он подошел к окну и посмотрел в темноту. Все тот же вой ветра да стук сорванного рекламного щита о стену.
Он посмотрел на светящиеся стрелки ручных часов. Без десяти три.
Странно, но спать не хотелось. Он вернулся домой в полдвенадцатого. Перед уходом ему позвонил человек, не пожелавший себя назвать. Он сказал, что полиция должна объединиться с местным националистическим движением, чтобы раз и навсегда выдворить из страны иностранцев. Валландер немного послушал, потом бросил трубку и попросил больше ни с кем его не соединять. Он погасил свет, прошел по темному и тихому коридору и поехал домой. Отпирая дверь квартиры, он подумал, что надо во чтобы то ни стало узнать, кто именно в полиции разболтал конфиденциальную информацию. Вообще говоря, это было не его дело. Все вопросы, касающиеся внутренних конфликтов, решал шеф. Через несколько дней Бьёрк вернется из отпуска, пусть он этим и займется. Но узнать, кто это был, необходимо.
Однако после большого глотка виски стало понятно: Бьёрк ничего не станет делать. Хотя каждый полицейский и подписывает обязательство о неразглашении, но то, что кто-то позвонил на государственное телевидение и рассказал, что именно говорилось на следственном совещании, вряд ли можно считать преступлением. А доказать, что телевидение заплатило позвонившему за информацию, будет еще труднее. Курту Валландеру вдруг стало интересно, как телевидение проводит такие взятки через бухгалтерию.
Потом он подумал, что Бьёрк вряд ли начнет проверять всех сотрудников на лояльность сейчас, когда на них висит дело об убийстве.
После второго глотка он стал размышлять, а кто же это все-таки мог быть? Кроме себя самого он мог исключить только Рюдберга. А мог ли? Почему он решил, что Рюдберг ему понятнее, чем остальные?
А теперь шторм порвал где-то провода и он сидит один в темноте. Мысли об убитых, о Ларсе Хердине и странной удавке мешались с размышлениями о Стене Видене, Моне, Линде и об отце. В темноте все казалось бессмысленным. Словно какая-то гнусная рожа издевательски ухмыляется в ответ на все его попытки наладить свою жизнь…
Он проснулся, когда снова зажегся свет. Посмотрев на часы, Курт понял, что спал не больше часа. Пластинка с шипением крутилась на проигрывателе. Он допил стакан и не раздеваясь упал на кровать.
Надо поговорить с Моной, думал он. Надо поговорить с ней обо всем, что происходит. И с Линдой. Надо поехать к отцу и решить наконец, что с ним делать. А в промежутках между всеми этими делами неплохо бы поймать убийц.
Он, похоже, снова задремал. Когда зазвонил телефон, ему показалось, что он у себя в кабинете. Спросонок он доплелся до кухни и взял трубку. Какой идиот звонит ему в четверть пятого утра?
Он успел только подумать, что хорошо бы этим идиотом оказалась Мона.
Сначала ему почудилось, что это Стен Виден.
— У вас есть три дня, чтобы доказать, что вы на что-то годитесь, — сказал незнакомый голос.
— Кто это? — спросил Курт.
— Какая разница кто? Один из Десяти Тысяч Спасителей.
— Я не буду говорить неизвестно с кем, — отрезал Валландер.
Сон как рукой сняло.
— Не кладите трубку, — сказал голос. — У вас есть три дня, чтобы поймать этих негодяев. Три дня, но не больше.
— Не понимаю, о чем вы.
От этого незнакомого голоса Валландеру стало не по себе.
— Три дня, чтобы поймать иностранцев-убийц и показать их людям. В противном случае мы возьмем это на себя.
— Возьмете — что? Кто — вы?
— Три дня. Не больше. Потом все заполыхает.
Разговор прервался.
Курт Валландер зажег свет и опустился на стул. Он занес содержание разговора в старый блокнот. Раньше Мона записывала туда свои покупки. Вверху на листке было слово «хлеб». И еще что-то, он не разобрал.
Он не в первый раз сталкивался с анонимными угрозами. Несколько лет назад тип, считавший, что его незаконно осудили за нанесение телесных повреждений, преследовал его угрожающими письмами и ночными звонками. Тогда Мона, устав от всего этого, потребовала принять какие-то меры. И Курт Валландер послал к этому типу Сведберга, пусть припугнет шантажиста большим сроком, если тот не прекратит преследования. В другой раз кто-то проколол ему шины.
Но тут было другое.
Все заполыхает, сказал тот. Курт понимал, что заполыхать может все что угодно: лагеря беженцев, восточные рестораны, квартиры, где живут иммигранты.
Три дня. Или трое суток. Включая пятницу, в крайнем случае субботу, тринадцатое число.
Он снова лег и попытался заснуть. Ветер выл и стучал в стены.
Как тут заснуть, когда лежишь и прислушиваешься, не позвонит ли тот опять?
Уже в полседьмого утра он был в управлении полиции. Обменялся парой слов с дежурным. Несмотря на шторм, ночь прошла относительно спокойно. На въезде в Истад перевернулся грузовик, а в Скорбю упали строительные леса. Вот и все.
Он налил кофе и пошел в кабинет. В ящике стола у него лежала старая электробритва. Побрившись, он сходил за свежими газетами. Чем больше он их листал, тем больше раздражался. Несмотря на все его долгие, до самой ночи, беседы с журналистами, похоже, опровергнуть вчерашнюю телевизионную информацию, что полиция якобы сосредоточилась на поисках каких-то иностранцев, не удалось. Газеты хоть и писали, что это не совсем так, но как-то без особой уверенности.
Он решил, что устроит еще одну пресс-конференцию во второй половине дня и расскажет, на какой стадии находится расследование. И пусть, кстати, узнают об анонимных звонках.
Валландер снял с полки большую папку с данными обо всех лагерях для беженцев. Кроме большого лагеря в Истаде, было еще несколько поменьше.
Но почему он решил, что угроза касается именно лагеря в Истаде?
Непонятно. Они могут спалить и ресторан, и квартиру. Сколько, к примеру, пиццерий в Истаде? Пятнадцать? Больше?
Но в одном он был уверен: ночной звонок — это серьезно. В последние годы произошло много такого, что ясно указывало: в стране есть достаточно хорошо организованные силы, готовые перейти к открытому насилию против иностранцев и беженцев.
Без четверти восемь. Он позвонил Рюдбергу, но тот, очевидно, был уже в дороге. Никто не ответил.
Мартинссон просунул голову в дверь.
— Привет, — сказал он. — Когда соберемся?
— В десять, — ответил Курт Валландер.
— Ну и погодка!
— Пусть дует, лишь бы снега не было.
Он ждал Рюдберга. Где же эта записка, которую сунул ему Виден?
После визита Ларса Хердина он уже не удивлялся, что грабители задали лошади корм. Если это были знакомые Лёвгренов или даже их родственники, они, конечно, знали про лошадь, а может быть, и про то, что Юханнес заходит к ней по ночам.
На самом деле он весьма смутно представлял себе, чем ему может помочь Стен Виден. Скорее всего, подумал он, я звоню ему, чтобы не терять с ним связь.
Никто не ответил, хотя он держал трубку больше минуты. Можно перезвонить попозже.
До прихода Рюдберга ему надо было позвонить еще в одно место.
Он набрал номер.
— Прокуратура, — сказал веселый женский голос.
— Это Курт Валландер. Окесон у себя?
— Он же на повышении квалификации, разве вы не знаете?
Он просто забыл. Городской прокурор Пер Окесон говорил ему, что едет на курсы, причем говорил недавно, кажется, в конце ноября.
— Я могу соединить вас с его заместителем, если хотите.
— Давайте, — согласился Валландер.
К его удивлению, это была женщина.
— Аннет Бролин.
— Мне надо поговорить с прокурором, — сказал Курт Валландер.
— Это я, — сказала женщина. — В чем дело?
Валландер вдруг сообразил, что не представился. Назвав свое имя, он продолжал:
— Речь идет о двойном убийстве в Ленарпе. Я подумал, что пора проинформировать прокуратуру. Забыл, что Пер на курсах.
— Если бы вы сегодня не позвонили, я бы сама позвонила вам, — сказала женщина, как показалось Валландеру, укоризненно.
Ведьма, подумал он. Что, будешь читать мне лекцию о сотрудничестве полиции и прокуратуры?
— У нас, к сожалению, пока мало материала, — сказал он, и заметил, что голос его звучит излишне сухо.
— Хотите кого-то задержать?
— Нет. Просто хотел вас проинформировать.
— Очень хорошо, — сказала женщина. — Скажем, в одиннадцать у меня? В десять я должна присутствовать при аресте, но к одиннадцати вернусь.
— Я могу опоздать. У нас в десять оперативка. Давайте чуть позже.
— Постарайтесь в одиннадцать.
Разговор прервался, и он остался сидеть с трубкой в руке.
То, что на бумаге называлось «сотрудничество полиции с прокуратурой», было совсем не простым делом. Но Курту Валландеру удалось наладить хорошие и неофициальные отношения с Пером Окесоном. Они частенько обращались друг к другу за советом. У них почти не было разногласий, когда шла речь о задержании или освобождении.
— Черт, — сказал он себе под нос. — Кто она такая — Аннет Бролин?
Из коридора послышались характерные неровные шаги Рюдберга. Тот заглянул в кабинет. На Рюдберге были старомодная меховая куртка и берет. Садясь, он скривился от боли.
— Болит? — спросил Курт и показал на ногу.
— Когда дождь — нормально, — сказал Рюдберг извиняющимся тоном. — Или снег. Или даже мороз. Но когда ветер, сил никаких нет. Что ты хотел?
Курт Валландер рассказал ему об анонимном звонке.
— Как ты считаешь? — спросил он. — Это серьезно?
— Вполне. Во всяком случае, мы обязаны отнестись к этому серьезно.
— Я думаю провести пресс-конференцию после обеда, — сказал Курт Валландер. — Расскажу о Хердине, без имени, понятно. И об этом звонке. Скажу, что слухи об иностранцах не имеют под собой оснований.
— Но это же не так, — сказал Рюдберг.
— Что ты имеешь в виду?
— Женщина же сказала то, что сказала. Плюс аргентинский узел.
— Как ты можешь связать это с убийством, которое, похоже, совершил кто-то из тех, кто знал Лёвгрена как облупленного?
— А вот этого я еще не знаю. Мне кажется, для выводов рановато. А ты так не думаешь?
— Это предварительные выводы, — уточнил Курт Валландер. — Вся наша работа заключается в том, что мы делаем какие-то выводы, которые потом или отбрасываем, или развиваем дальше.
Рюдберг вытянул больную ногу.
— А что ты собираешься делать с утечкой? — спросил он.
— Я скажу все, что я об этом думаю, на совещании. А потом пусть этим займется Бьёрк.
— И что, по-твоему, он предпримет?
— Ровным счетом ничего.
— Вот именно.
Курт развел руками:
— Похоже, тут уж ничего не поделаешь. Вряд ли нам удастся прищемить болтуну язык. Как ты считаешь, телевидение платит осведомителям?
— И даже слишком щедро, — ответил Рюдберг. — Потому у них и нет денег на хорошие программы. — Он встал. — И не забудь одну вещь, — добавил он, уже держась за дверную ручку. — Раз полицейский начал болтать, он будет болтать и дальше.
— Что ты хочешь сказать?
— Возможно, он будет отстаивать версию насчет иностранного следа. А след и в самом деле существует.
— Никакой это не след, — сказал Курт Валландер. — Просто последние слова умирающей женщины, сказанные в полубреду.
Рюдберг пожал плечами:
— Делай как знаешь. Увидимся на совещании.
На совещании все пошло наперекосяк. Валландер решил, что сначала расскажет об утечке информации и о том, какие последствия это может повлечь. Он собирался рассказать коллегам и об анонимном звонке и узнать, что, по их мнению, надо предпринять в этот отпущенный им трехдневный срок. Но едва он заикнулся, что кто-то из присутствующих, похоже, разгласил закрытую информацию и, возможно, даже получил за это деньги, как раздались яростные протесты. Многие полагали, что слухи могли просочиться из больницы. И врач, и медсестры присутствовали, когда Мария пришла в сознание.
Валландер попытался возразить, но каждое его слово встречали в штыки, и, когда наконец началось обсуждение самого следствия, настроение у всех было подавленное. Вчерашнего оптимизма как не бывало. Курт Валландер понял, что начал не с того конца.
Попытки найти машину, в которую чуть не врезался шофер грузовика, пока ни к чему не привели. Он подключил к этой работе еще одного человека.
Продолжался анализ прошлого Ларса Хердина. Предварительная проверка ничего не выявила: нет ни судимостей, ни крупных долгов.
— Его надо проверить под микроскопом, — сказал Курт Валландер. — И узнать все, что только можно. Сейчас я поеду к прокурору. Попрошу ордер на проверку банковских счетов.
Самая главная новость оказалась у Петерса.
— У Юханнеса Лёвгрена были ячейки в двух банках, — сказал он. — В Фёренингсбанке и Хандельсбанке. Я проверил ключи на его связке.
— Очень хорошо, — сказал Курт Валландер, — туда мы сходим попозже.
Решено было продолжить поиски лёвгреновских знакомых и родни.
Рюдбергу поручили заняться дочерью из Канады. Она должна была прибыть в Мальмё из Копенгагена скоростным паромом в три часа дня.
— А где вторая дочь? — спросил Валландер. — Гандболистка?
— Она уже приехала, — сказал Сведберг. — Живет у родственников.
— С ней поговоришь ты, — распорядился Курт Валландер. — Есть еще какие-то зацепки? Не забудьте спросить у дочек, кому достались стенные часы.
Мартинссон занимался просеиванием входящих сведений. Вся информация, поступавшая в полицию, загружалась в компьютер. Потом Мартинссон ее сортировал. Наиболее нелепые сведения так и оставались навсегда в бесчисленных файлах.
— Звонила Хульда Унгвесон из Валльбю. Она сказала, что удар нанесен карающей рукой Господа, — доложил Мартинссон.
— Она всегда звонит, — вздохнул Рюдберг. — Теленок сбежал — карающая рука Господа.
— Я внес ее в рубрику «ИИ», — сказал Мартинссон.
Тягостное настроение немного развеялось, когда Мартинссон разъяснил, что рубрика «ИИ» означает «Идиоты Информируют».
Ничего особо интересного в том, что им удалось собрать, пока не было. Но всему свое время.
Неясным оставался вопрос о внебрачной связи Лёвгрена в Кристианстаде. И о ребенке от этой связи.
Курт Валландер огляделся. В углу сидел Тумас Неслунд, тридцатилетний полицейский, тихий и незаметный, но основательный и добросовестный.
— Можешь поехать со мной, — сказал Курт Валландер. — Но сначала позвони Хердину и постарайся выкачать из него все, что он знает об этой даме в Кристианстаде. И о ее сыне, понятно.
Пресс-конференцию назначили на четыре часа. К этому времени Валландер и Неслунд должны уже вернуться из Кристианстада. Если они опоздают, встречу с журналистами придется провести Рюдбергу.
— Пресс-релиз напишу я сам, — сказал Валландер. — Если ни у кого ничего нет, пошли работать.
В двадцать пять минут двенадцатого он постучал в дверь Пера Окесона в другом крыле здания управления полиции.
Ему открыла дверь молодая и очень красивая женщина. Он уставился на нее.
— Когда насмотритесь, дайте знать, — сказала она. — Вы опоздали на полчаса.
— Я предупредил, что совещание может затянуться.
Войдя к ней, он едва узнал помещение. Строгий и суровый кабинет Пера Окесона превратился в веселенькую гостиную с яркими портьерами и цветами вдоль стен.
Он наблюдал, как Аннет Бролин усаживается за стол. Ей не больше тридцати, подумал он. Костюм цвета ржавчины, элегантный и, по всей видимости, очень дорогой.
— Садитесь. — Она протянула ему руку. — Я буду замещать Окесона все время, пока его нет. Так что нам предстоит немало поработать вместе.
Валландер пожал ей руку и обратил внимание на обручальное кольцо. Как ни странно, это его огорчило.
Волосы у нее были темные, коротко стриженные, с высветленной прядью над ухом.
— Добро пожаловать в Истад, — сказал он. — Я ведь совершенно забыл, что Пер на курсах.
— Мы можем перейти на ты, — сказала она. — Меня зовут Аннет.
— Курт. Как тебе здесь нравится?
Она отделалась коротким ответом.
— Еще не знаю. Нам, стокгольмцам, трудно привыкнуть к сконской неторопливости.
— Неторопливости?
— Ты опоздал на полчаса.
Ему показалось, что она на него злится. Но он же сказал, что следственное совещание может затянуться. Она что, считает всех в Сконе копушами?
— Не думаю, чтобы жители Сконе были ленивее других. Не слишком ли стокгольмцы высокомерны?
— Прошу прощения?
— Не важно.
Она откинулась на стуле. Почему-то ему было трудно смотреть ей в глаза.
— Не мог бы ты изложить мне дело? — попросила она.
Валландер старался говорить так четко и сжато, как только мог. Об утечке информации он не упомянул.
Она задала несколько коротких вопросов, и он понял, что, несмотря на молодость, Аннет Бролин уже имеет приличный профессиональный опыт.
— Нам понадобится посмотреть на счета Лёвгрена, — сказал он, — и открыть две банковских ячейки.
Она выписала ордера и протянула ему.
— А разве судье их не надо показать? — спросил Валландер.
— Потом покажу, — сказала она. — Буду признательна, если вы будете постоянно информировать меня о ходе расследования и присылать копии всех материалов.
Валландер кивнул и пошел к выходу.
— А что пишут в газетах о каких-то иностранцах? — спросила она.
— Слухи, — сказал Валландер. — Знаешь, как это бывает.
— Нет, не знаю.
Выйдя из ее кабинета, он почувствовал, что вспотел.
Вот это кадр, подумал он. И как только такие идут в прокуратуру? Охотиться на хулиганов и бороться с уличной преступностью?
В вестибюле Валландер остановился. Он никак не мог сообразить, что ему делать дальше.
Поесть, решил он. Если я не поем сейчас, то уже вообще не поем.
А сообщение для прессы можно написать за едой.
Когда он вышел на улицу, его чуть не сбило с ног. Шторм бушевал по-прежнему.
Сначала Валландер решил поехать домой и сделать себе овощной салат. Хотя он ничего не ел с утра, в желудке ощущалась тяжесть. Но в конце концов не устоял перед соблазном поесть в «Дудочнике». Еще один день неправильного питания.
Без четверти час Валландер вернулся в управление полиции. От слишком торопливой еды его опять прохватил понос, так что первым делом пришлось помчаться в уборную. Когда кишечник немного успокоился, Валландер передал пресс-релиз девочкам из канцелярии и направился к Неслунду.
— Хердина я не нашел, — сказал Неслунд. — Он отправился в какой-то поход с Обществом защитников природы в Фюледалене.
— Значит, поедем туда и разыщем его!
— Думаю, это я и один смогу сделать, а ты займись банками. Если он разводил такие секреты вокруг этой дамы и ее ребенка, там наверняка что-нибудь есть. Так мы сэкономим время.
Курт Валландер кивнул. Все верно. Незачем за все хвататься самому. И переть напролом, как взбесившийся паровоз.
— Так и поступим, — сказал он. — Не успеем сегодня, поедем в Кристианстад завтра.
Прежде чем отправиться в банк, он еще раз позвонил Стену Видену. Опять никакого ответа.
Он оставил Эббе листок с номером.
— Может быть, тебе удастся дозвониться. И проверь, правильный ли номер. Стен Виден. Может быть, номер зарегистрирован на его скаковую конюшню, но названия я не знаю.
— Ханссон наверняка знает.
— Я сказал — скаковая конюшня. Это не бега.
— Он ставит на все, что шевелится, — сказала Эбба и улыбнулась.
— Если что, я в Фёренингсбанке.
Он припарковал машину у книжной лавки на площади и кинул монетки в автомат. Ветер чуть не вырвал из рук квитанцию. Город, казалось, вымер. В такую погоду люди предпочитают отсиживаться дома.
У витрины радиомагазина он остановился. Мелькнула мысль купить видео, чтобы не так тоскливо было по вечерам. Он посмотрел цены и стал прикидывать, хватит ли ему денег в этом месяце. Или лучше купить новый музыкальный центр? Все-таки музыка для него важнее.
Он оторвался от витрины и свернул на пешеходную улицу к китайскому ресторану. Отделение банка находилось в соседнем доме. Там был всего один посетитель — какой-то фермер со слуховым аппаратом громко и сердито ругал высокие проценты по займу. Слева была открыта дверь в кабинет, там сидел мужчина, уставившись на экран компьютера. Пожалуй, именно к нему стоит обратиться, подумал Валландер. Клерк испуганно поднял на него глаза, точно увидел грабителя.
Валландер вошел в кабинет и представился.
— Не могу сказать, что мы рады вас видеть, — признался клерк. — За все время, что я служу в банке, мы ни разу не имели дела с полицией.
Курт Валландер почувствовал неприязнь к этому службисту. Похоже, Швеция стала страной, где люди больше всего боятся, что их побеспокоят или отвлекут. Рутина — это святое!
— На этот раз придется. — Он протянул ордер, подписанный Аннет Бролин.
— А без этого никак нельзя обойтись? — спросил клерк. — В этом весь смысл банковских ячеек. Их содержимое не должно быть известно никому, кроме владельца.
— Нельзя, — буркнул Валландер, — к тому же владелец мертв, а у меня не так много времени.
Клерк со вздохом встал из-за стола. Валландер понял, что тот уже успел приготовиться к визиту полиции.
Они прошли сквозь решетчатую дверь и спустились в подвал. Ячейка Лёвгрена была внизу, в самом углу, Курт открыл ее, вынул ящик и поставил на стол.
Там лежали документы на места на кладбище, а также на хутор в Ленарпе. Несколько старинных фотографий и выцветший конверт со старыми марками. И все.
Ничего, подумал он. Ничего из того, на что я надеялся. Банковский служащий стоял рядом и наблюдал. Курт переписал регистрационный номер документа на недвижимость, номера кладбищенских участков, потом сунул ящик обратно в ячейку.
— Все с этим? — спросил клерк.
— Пока да. Теперь я хочу посмотреть на его счет.
На обратном пути ему кое-что пришло в голову.
— Имел ли кто-нибудь кроме Юханнеса Лёвгрена доступ к ячейке?
— Нет.
— А может быть, вы знаете, когда в последний раз он открывал ее?
— Я уже посмотрел в книге посетителей. Похоже, это было много лет тому назад.
Когда они вернулись в зал, фермер продолжал громогласно ругать новые порядки. Теперь он возмущался низкими ценами на зерно.
— Все данные у меня в кабинете, — сказал клерк.
Курт Валландер сел с ним рядом и просмотрел два длинных листа компьютерных распечаток. Всего у Юханнеса Лёвгрена оказалось четыре счета, два из них — совместные с Марией Лёвгрен. В сумме на них находилось девяносто тысяч крон. Никаких операций с этими счетами давно не производилось, была лишь указана сумма начисленных на днях процентов. Третий счет был еще с тех времен, когда Лёвгрен активно занимался фермерством; там числилось 132 кроны 97 эре.
Оставался последний счет. На нем лежало около миллиона крон.
Мария Лёвгрен в качестве сораспорядителя счета не указывалась. Первого января на счет были начислены проценты в размере 90 тысяч крон. Четвертого января Лёвгрен снял со счета 27 тысяч крон.
Курт Валландер поглядел на собеседника.
— На сколько лет назад мы можем проследить этот счет?
— В принципе на десять. Но это потребует времени. Надо посмотреть по нашим компьютерам.
— Начните с прошлого года. Меня интересуют движение средств за 1989 год.
Клерк вышел из кабинета. Валландер продолжал просматривать лежащие на столе бумаги. Оказалось, помимо миллионного счета у Лёвгрена еще семьсот тысяч было вложено в различные инвестиционные фонды, которыми управлял банк.
Ларс Хердин не соврал, подумал он.
А Нюстрём еще уверял, будто денег у них не было. Как мало мы знаем даже о соседях.
Не прошло и пяти минут как клерк вернулся. Он протянул Валландеру новую распечатку.
В 1989 году Лёвгрен снял со счета в общей сложности 78 тысяч крон наличными в январе, июле и сентябре.
— Я могу взять эту выписку? — спросил Валландер.
Клерк кивнул.
— И еще я бы хотел поговорить с кассиршей, которая последний раз обслуживала Лёвгрена.
— Бритта-Лена Будэн, — уточнил сотрудник банка. — Сейчас я ее приведу.
В комнату вошла очень молодая девушка. Не старше двадцати, подумал Курт Валландер.
— Она в курсе, — сообщил клерк.
Валландер кивнул и поздоровался.
— Ну, рассказывайте.
— Денег было много, — сказала девушка. — А то бы я не запомнила.
— Он не выглядел озабоченным? Не нервничал?
— Насколько я помню, нет.
— В каких купюрах ему нужны были деньги?
— Он просил в тысячных.
— Только в тысячных?
— И еще несколько по пятьсот.
— Куда он убрал деньги?
У девушки была замечательная память.
— В коричневый портфель. Такой, знаете, старинный портфель, с ремешком.
— Вы бы узнали этот портфель, если увидели?
— Думаю, что да. Ручка была драная.
— Как это — драная?
— Кожа вся полопалась.
Курт Валландер снова кивнул. Ну и память!
— Можете еще что-нибудь вспомнить?
— Он взял деньги и ушел.
— Он был один?
— Да.
— А вы не видели, его никто не ждал на улице?
— Этого из кассы не видно.
— Не помните, в котором часу это было?
Девушка на секунду задумалась.
— Сразу после этого я пошла на обед. Значит, около двенадцати.
— Спасибо, вы нам очень помогли. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните.
Валландер поднялся, вышел в кассовый зал и огляделся. Девушка права — с места кассирши улицы не видно.
Тугоухий фермер ушел, и в банке теперь были другие клиенты. Какие-то иностранцы обменивали валюту.
Валландер вышел. Отделение Хандельсбанка было совсем рядом. Его сотрудник оказался куда приветливей. Он сразу проводил Валландера в хранилище. Открыв металлический ящик, Курт чуть не плюнул от разочарования: там вообще ничего не было.
И здесь тоже никто, кроме Юханнеса Лёвгрена, не имел доступа к ячейке, которую тот завел еще в 1962 году.
— Когда он пользовался ячейкой в последний раз? — спросил Валландер.
И вздрогнул, услышав ответ.
— Четвертого января, — сказал сотрудник банка, посмотрев в книгу. — Если точно, в тринадцать пятнадцать. Он пробыл тут двадцать минут.
Опрос персонала ничего не дал. Никто не помнил, было ли у него что-нибудь в руках, когда он вышел из банка. На его портфель тоже никто не обратил внимания.
Кассирша из Фёренингсбанка, подумал он, вот это память. Посадить бы таких в каждом банковском отделении.
Борясь с ветром, он добежал до кондитерской Фридольфа, где выпил кофе с коричной булочкой.
Интересно бы узнать, что делал Юханнес Лёвгрен между двенадцатью и четвертью второго, размышлял он. Между двумя визитами в банки? И как он добрался до Истада? И назад… Машины у него не было.
Он стряхнул крошки со стола и достал блокнот. Через полчаса был готов список вопросов, требующих немедленного ответа.
По дороге к машине он купил пару носков в магазине мужской одежды. Цена удивила его, но он покорно заплатил. Раньше одежду ему покупала Мона. Он попытался вспомнить, когда в последний раз покупал себе носки.
Когда он вернулся, под один из дворников была засунута штрафная квитанция за неправильную парковку.
Если не заплачу, против меня возбудят судебное дело, подумал он.
Хорош я буду в зале суда с Аннет Бролин в качестве обвинителя!
Он бросил квитанцию в бардачок и еще раз подумал, до чего красива Аннет Бролин. Красива и привлекательна… Он мысленно попрекнул себя съеденной булочкой с корицей. Зачем он ее ел? В детстве коричные булочки были вкуснее.
В три часа позвонил Тумас Неслунд. К этому времени Валландер решил для себя, что поездка в Кристианстад подождет до завтра.
— Я промок до нитки, — сказал Тумас. — Пришлось месить глину по всему Фюледалену.
— Вытяни из него все, что сможешь, — сказал Курт Валландер. — Нажми как следует. Мы должны знать все, что знает он.
— Задержать его?
— Проводи его домой. Может быть, на собственной кухне он станет разговорчивее.
Пресс-конференция началась в четыре. Валландер спросил про Рюдберга, но никто не знал, где он.
Журналистов набился полный зал. Курт Валландер заметил, что девушка с местного радио тоже здесь, и сразу решил, что расспросит ее поподробнее о Линде.
Он снова почувствовал резь в животе.
Ничего-то я не успеваю, подумал он. Я ищу убийц, но мертвые уже мертвы, а на живых у меня не хватает времени.
На долю секунды вспыхнуло желание все бросить. Сбежать. Исчезнуть. Начать новую жизнь.
Он встал на невысокий подиум и открыл пресс-конференцию.
Пятьдесят семь минут спустя все было позади. Валландеру показалось, он сумел опровергнуть слухи, будто полиция якобы ищет каких-то иностранцев, виновных в двойном убийстве. Никаких неприятных вопросов. Он сошел с подиума довольный.
Девушка с радио ждала, пока он даст интервью телевидению. Как всегда под камерой, он был очень напряжен и с трудом подбирал слова. Но репортер остался доволен, и повторять интервью не пришлось.
— Нашли бы себе информатора побойчее, — сказал Курт Валландер, когда они закончили.
— Поищем, — улыбнулся репортер.
Когда телевизионщики уехали, Курт Валландер предложил девушке с радио пройти к нему в кабинет.
Перед микрофоном он чувствовал себя свободнее, чем перед камерой.
Записав его ответы, она сложила диктофон. Он хотел уже спросить ее насчет Линды, но тут, постучав в дверь, вошел Рюдберг.
— Мы сейчас закончим, — сказал Курт Валландер.
— Уже закончили, — сообщила девушка и удалилась.
Он растерянно смотрел ей вслед. О Линде он не успел сказать ни слова.
— Новое дело, — сообщил Рюдберг. — Звонили из лагеря беженцев в Истаде. Легковая машина на скорости въехала к ним во двор, и какой-то сукин сын бросил пакет с гнилой репой прямо в голову какому-то старику из Ливана.
— О черт, — сказал Валландер. — А что дальше?
— Он сейчас в больнице, его перевязывают. Но директор лагеря очень встревожен.
— Номер машины записали?
— Все произошло за секунду.
Курт Валландер задумался.
— Пока ничего предпринимать не будем, — сказал он. — Завтра во всех газетах появятся убедительные опровержения версии с иностранцами. А по телевизору это скажут сегодня вечером. Остается надеяться, что все успокоится.
— Пойду передам, — сказал Рюдберг.
— Передай и возвращайся, посмотрим, что мы теперь имеем.
Было уже полдевятого вечера, когда они закончили.
— Что скажешь? — спросил Валландер.
Рюдберг потер лоб.
— С Хердином — это хорошая ниточка. Найти бы только эту тайную супругу и ее сына. Может быть, разгадка совсем рядом. Настолько рядом, что трудно разглядеть. Но в то же время… — Он вдруг замолчал.
— В то же время?
— Не знаю, — продолжил Рюдберг. — Есть во всем этом что-то странное. Ну взять хоть ту удавку… — Он пожал плечами и поднялся. — Продолжим завтра.
— Ты не помнишь, случайно, не попадался тебе у Лёвгренов старый коричневый портфель?
Рюдберг покачал головой:
— Насколько я помню, нет. Но там из шкафов сыпалось столько всякого старья… Интересно, почему люди на старости лет становятся как белки?
— Пошли кого-нибудь завтра, — сказал Курт Валландер. — Пусть поищут старый коричневый портфель. С драной ручкой.
Рюдберг ушел. Курт Валландер видел, что у него разболелась нога.
Интересно, нашла ли Эбба Стена Видена? Но он не стал ей звонить. Вместо этого он отыскал адрес Аннет Бролин во внутреннем справочнике. К его удивлению, они жили в двух шагах друг от друга.
Надо бы пригласить ее поужинать, подумал он. И вспомнил про обручальное кольцо.
Затем он поехал домой и принял ванну. Потом лег поверх одеяла и стал листать биографию Джузеппе Верди.
А через пару часов вдруг проснулся от холода. За несколько минут до полуночи.
Ну вот, обреченно подумал он. Теперь опять буду лежать и таращиться в потолок.
Настроение окончательно испортилось. Валландер оделся и вышел на улицу. С тем же успехом можно посидеть и у себя в рабочем кабинете.
Ветер немного стих. Опять похолодало. Снег, подумал он. Скоро выпадет снег.
А что, если проехать мимо лагеря беженцев на западной окраине города?
Лагерь состоял из нескольких длинных бараков, стоявших в чистом поле. Мощные прожекторы освещали их выкрашенные в зеленый цвет стены.
Он поставил машину и вышел. Где-то рядом шумел прибой. Он посмотрел на лагерь.
Еще бы колючую проволоку вокруг, и получится типичный лагерь для военнопленных.
Он уже собрался ехать дальше, когда услышал тихое дребезжание, потом глухой хлопок.
В ту же секунду из окон барака вырвалось пламя.
