Книга: Убийца без лица
Назад: 2
Дальше: 4

3

Без четверти четыре Валландер понял, что проголодался. Он не успел пообедать — после совещания непрерывно занимался только тем, чтобы запустить машину розыска. Он не сомневался, что убийц было несколько. Трудно представить, чтобы один человек смог устроить такую кровавую баню.
На улице уже стемнело. Он неохотно сел за стол — надо было составить пресс-релиз. Вся столешница обклеена желтыми бумажками с телефонными номерами, их принесла девушка с коммутатора. Не найдя среди них телефона дочери, Валландер смахнул все листочки в ящик для входящей корреспонденции. Чтобы избежать сомнительного удовольствия стоять перед телекамерами службы новостей Южной Швеции и мямлить, что полиция, дескать, пока еще не напала на след кровавых убийц, он упросил Рюдберга заменить его. Но пресс-релиз придется писать самому. Он вытащил из ящика чистый лист бумаги. А что писать? Всю их сегодняшнюю работу можно было представить в виде длинного ряда вопросительных знаков.
Это был день ожидания.
В реанимации лежала и боролась за жизнь старая женщина, чудом не погибшая от удавки.
Узнают ли они когда-нибудь, что она видела той страшной ночью? Или она так и умрет, не сказав ни слова?
Курт Валландер опять посмотрел в окно. Четыре часа, а на дворе ночь.
И вместо того, чтобы сочинять сообщение для прессы, он начал записывать результаты сегодняшнего дня. Что же им, по сути, известно?
Ничего, думал он, глядя на исписанный лист. Двое стариков, никаких врагов, никаких припрятанных денег. Убиты зверски, перед смертью их пытали. Никто ничего не слышал. Только когда грабители уже были далеко, соседи обнаружили разбитое окно и услышали стоны. Рюдберг пока не нашел никаких улик. Это всё.
Вообще-то старики на отдаленных хуторах всегда были приманкой для грабителей. Их связывали, иногда били. Иногда даже убивали.
Но здесь что-то совсем иное, подумал Курт Валландер. Удавка… Что это? Истерика? Озлобленность? Ненависть? Может быть, месть?
В привычную схему не укладывается.
Что ж, остается только надеяться. Полицейские патрули целый день опрашивали жителей Ленарпа. Может, те что-то видели? Перед тем как пойти на такое ограбление, преступники часто наводят справки, разнюхивают, что и как. А может, Рюдберг что-нибудь обнаружит на месте преступления?
Он поглядел на часы.
Когда он последний раз звонил в больницу? Сорок пять минут назад? Час?
Нет. Сначала надо сочинить этот проклятый пресс-релиз.
Курт Валландер надел наушники и поставил кассету с Юсси Бьёрлингом. Потрескивающая запись тридцатых годов нисколько не портила очарования музыки «Риголетто».
Весь релиз занял восемь строк. Он пошел в канцелярию и попросил напечатать его на машинке и отксерокопировать. Тут же просмотрел вопросник — его предстояло разослать всем жителям Ленарпа и окрестных хуторов. Не заметили ли они чего-нибудь необычного? Чего-то такого, что может иметь отношение к убийству? В глубине души он был уверен, что вопросник не принесет им ничего, кроме лишней головной боли. Телефон будет звонить беспрерывно, а двое полицейских — заниматься исключительно выслушиванием бесполезных свидетельств.
Все равно это надо сделать, подумал Валландер. По крайней мере, будем уверены, что никто ничего не видел.
Он вернулся в кабинет и позвонил в больницу. Там все было по-прежнему. Старушка все еще боролась за свою жизнь.
Не успел он положить трубку, как вошел Неслунд.
— Я был прав, — сказал он.
— Прав?
— Адвокат Монсона вне себя.
Курт Валландер пожал плечами.
— Переживем и это.
Неслунд потер лоб и спросил, как идут дела.
— Пока ничего. Запустили розыск, вот и все.
— Пришел протокол вскрытия.
Курт Валландер посмотрел на него с удивлением:
— Почему я его не получил?
— Он лежит у Ханссона.
— Какого черта он там лежит!
Он поднялся и вышел в коридор. Всегда одно и то же. Бумаги оказались не там, где надо. Хотя все больше канцелярской работы выполняют компьютеры, самые важные документы все равно имеют скверную привычку попадать не по адресу.
Ханссон говорил по телефону. Его стол был завален лотерейными билетами и программами бегов. В полиции все знали, что Ханссон большую часть рабочего времени названивает наездникам и тренерам, пытаясь выведать имена фаворитов. Вечера он посвящал более интеллектуальной работе: разрабатывал систему, позволяющую крупно и безошибочно выигрывать в лотерею. Поговаривали, будто однажды он сорвал-таки изрядный куш, но точно никто не знал. Жил Ханссон, во всяком случае, не то чтобы на широкую ногу.
При виде Валландера он прикрыл рукой трубку.
— Протокол вскрытия, — сказал Курт Валландер, — он у тебя?
— Я как раз шел с ним к тебе. — Ханссон проворно спрятал программу бегов в Егерсру.
— Четвертый номер в седьмом заезде победит, — заверил его Валландер и взял со стола пластиковую папочку.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Ханссон.
— Что четвертый номер победит.
Он ушел, оставив Ханссона сидеть с открытым ртом. До пресс-конференции оставалось полчаса. Он вернулся в кабинет и внимательно прочитал судебно-медицинский протокол.
И осознал нечеловеческую жестокость этого убийства еще отчетливей, чем утром в Ленарпе.
Патологоанатом при первом осмотре даже не смог определить, что именно послужило причиной смерти.
Выбор оказался слишком велик.
На теле имелось восемь глубоких колотых ран, нанесенных острым зубчатым предметом, врач полагал, что это было полотно ножовки. Открытый перелом левой бедренной кости, переломы левого плеча и лучевой кости. На теле обнаружены также ожоги, мошонка отечна, лобная кость вдавлена. Истинную причину смерти установить пока не удалось.
«Этих повреждений хватило бы, чтобы лишить жизни четверых или пятерых», — написал врач на полях.
Курт Валландер отложил протокол.
На душе стало совсем скверно.
Что-то тут не так.
Грабителями, нападающими на стариков, вряд ли движет ненависть. Грабителям нужны только деньги. Откуда такое зверство?
Поняв, что не может ответить на этот вопрос, он стал заново перечитывать свои записи. Не забыл ли он чего? Не проглядел ли какую-то мелочь, которая потом окажется решающей? Хотя работа полицейского и состоит главным образом из терпеливого собирания фактов и их сопоставления, за годы службы он понял, что первое впечатление на месте преступления очень важно. Особенно если полиция попадет туда по горячим следам.
Что-то в записях его насторожило. Неужели он все-таки что-то забыл? Он долго сидел, но так и не сообразил, что именно.
Вошла девушка и принесла перепечатанный и отксерокопированный пресс-релиз. Идя на пресс-конференцию, Валландер заглянул в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Надо бы постричься, волосы уже закручиваются за ушами. И сбросить вес. За три месяца, с тех пор как от него ушла жена, он прибавил семь кило. Его охватило тупое равнодушие. Все равно, что есть, лишь бы не возиться — и он поглощал пиццы, жирные гамбургеры и венские слойки.
— Разжирел, — громко сказал он себе. — Выглядишь, как опустившийся старикашка.
И тут же решил, что будет питаться по-другому. Если так уж необходимо похудеть, можно снова начать курить.
Интересная закономерность. Чуть ли не каждый второй полицейский в разводе. Почему жены уходят от своих мужей? Помнится, он читал какой-то детективный роман и со вздохом констатировал, что и в книжках то же самое.
Если ты полицейский, жена непременно тебя бросит. И ничего тут не поделаешь.

 

В помещении для пресс-конференций народу было полно. Большинство журналистов Валландер знал. Но попадались и незнакомые лица. Молодая девушка с прыщавым лицом бросала на него жадные взгляды, пока перематывала пленку в диктофоне.
Курт Валландер раздал всем краткий пресс-релиз и сел в кресло на небольшом подиуме. Строго говоря, пресс-конференцию должен был проводить начальник управления полиции, но тот отдыхал в Испании. Обещал прийти Рюдберг, если успеет разобраться с телевидением. Но пока Валландер был один.
— Вы получили релиз, — сказал он. — Собственно говоря, на данный момент мне нечего больше сказать.
— Можно вопрос? — спросил местный корреспондент газеты «Арбетет».
— Для того я и здесь, — ответил Валландер.
— Должен сказать, что ваш релиз на редкость бессодержателен. Хотелось бы поговорить поподробнее.
— У нас нет никаких зацепок, — пожал плечами Курт Валландер, — мы не знаем, кто убийцы.
— Значит, убийца не один?
— По-видимому, нет.
— Почему вы так считаете?
— Мы так считаем. Но точно не знаем.
Журналист разочарованно скривился. Курт Валландер кивнул в сторону другого журналиста. Этого он хорошо знал.
— Как он был убит?
— Тяжкие телесные повреждения.
— Это может означать все, что угодно!
— Мы пока не знаем. Судебно-медицинское заключение еще не готово, я получил лишь предварительный протокол. Придется подождать пару дней.
Журналист хотел спросить что-то еще, но тут вмешалась в разговор прыщавая девица с диктофоном. Он успел прочитать наклейку. Местное радио.
— Что взяли грабители?
— Не знаем, — сказал он. — Мы даже не знаем, ограбление ли это.
— Что же еще, если не ограбление?
— Неизвестно.
— Есть какие-то признаки, указывающие, что это не ограбление?
— Нет.
Валландер почувствовал, что вспотел в тесном помещении. И вдруг вспомнил, что когда только начинал работать в полиции, то мечтал проводить пресс-конференции. Но в мечтах никогда не было так душно и никто не потел.
— Я задал вопрос, — сказал журналист, стоявший сзади у стены.
— Простите, я не слышал.
— Считает ли полиция это преступление важным?
Странный вопрос.
— Конечно. Для нас очень важно раскрыть это преступление. Как может быть иначе?
— Собираетесь ли вы привлечь дополнительные ресурсы?
— Сейчас еще рано об этом говорить. Мы, конечно, надеемся на быстрое раскрытие. Но я все равно не совсем понимаю ваш вопрос.
Журналист, совсем еще молодой парень в толстых очках, протиснулся вперед. Курт Валландер никогда не видел его раньше.
— Я просто хочу сказать, что в Швеции сейчас до стариков никому нет дела.
— Нам есть дело, — сказал Курт. — И мы сделаем все возможное, чтобы поймать преступников. В Сконе много пожилых одиноких людей живут вдали от населенных пунктов, на хуторах. Они должны быть уверены, что мы делаем все, что в наших силах. — Он поднялся. — Когда будем знать больше, сообщим. Спасибо, что пришли.
Девушка с местного радио загородила ему дорогу.
— Мне правда нечего больше сказать, — улыбнулся он.
— Я знаю вашу дочь Линду.
Он остановился.
— Вот как? Откуда?
— Встречались иногда. То тут, то там.
Он попытался сообразить: может, он все-таки где-то ее видел? Может быть, они вместе с Линдой учились в школе?
Словно прочитав его мысли, она покачала головой.
— Мы с вами никогда не виделись, — сказала она, — вы меня не знаете. А с Линдой мы случайно познакомились в Мальмё.
— Вот как, — сказал Курт Валландер, — очень приятно.
— Мне она очень нравится, просто очень. Можно задать вам несколько вопросов?
Курт Валландер повторил все, что уже говорил, в микрофон. Охотнее всего он поговорил бы с ней о Линде, но не решился.
— Передайте ей привет, — сказала она, запихивая диктофон в сумку. — Передайте ей привет от Катрин. Каттис.
— Передам, — сказал Курт Валландер. — Обещаю.
Он вдруг почувствовал грызущую боль в желудке. Что это — голод или тревога?
Довольно, сказал он себе. Пора понять: жена ушла. Пора понять: в его отношениях с Линдой вряд ли что-то можно изменить. Остается терпеливо ждать, пока Линда сама не захочет повидаться. Жизнь такая, какая есть, и другой не станет.
Около шести полицейские собрались снова. Из больницы никаких новостей не было. Курт Валландер поспешно прикинул график ночного дежурства в палате.
— А зачем это? — удивился Ханссон. — Поставь там магнитофон. Любая санитарка может ткнуть кнопку, если старушка вдруг очухается.
— Это необходимо, — заверил Валландер. — Я могу взять на себя смену с полуночи до шести утра. Есть добровольцы подежурить до этого?
Рюдберг кивнул:
— Мне все равно, где сидеть, в больнице или где-нибудь еще.
Курт Валландер обвел всех взглядом. В свете неоновой лампы парни выглядели бледно.
— Ну и куда мы пришли? — спросил он.
— С Ленарпом закончили, — сказал Петерс. Несколько человек под его руководством за день обошли все ленарпские дома. — Никто ничего не видел. Но, может, через пару дней они припомнят что-нибудь? Сейчас они запуганы. Там одни старики да еще какая-то молодая польская семья. Живет там, похоже, нелегально, но я не стал их трогать. Продолжим завтра.
Курт кивнул и поглядел на Рюдберга.
— Полно отпечатков пальцев, — сказал тот. — Может, это что и даст, хотя сомневаюсь. А так — меня больше всего заинтересовал узел.
Курт посмотрел на него вопросительно:
— Узел?
— Узел на удавке.
— И что с этим узлом?
— Странный узелок. Я таких еще не видел.
— А ты удавки-то раньше видел? — поддел его Ханссон, нетерпеливо переминаясь в дверях.
— Видел, — ответил Рюдберг. — Видел, видел. Поглядим, что даст этот узелок.
Курт знал, что больше из Рюдберга ничего не вытянешь. Но если тот заинтересовался узлом, то неспроста.
— Я съезжу завтра еще разок к соседям. Кстати, детей Лёвгрена нашли?
— Этим Мартинссон занимается, — сообщил Ханссон.
— Мартинссон? Он же дежурит в больнице? — удивился Валландер.
— Он со Сведлундом поменялся.
— И где его теперь черти носят?
Этого никто не знал. Курт позвонил на коммутатор, где ему сказали, что Мартинссон ушел час назад.
— Позвоните ему домой. — Курт Валландер поглядел на часы. — Сбор завтра в десять. Всем спасибо и до завтра.
Не успел он остаться один, как зазвонил телефон. Мартинссон.
— Извини, — сказал Мартинссон. — Я забыл, что мы должны были встретиться.
— Как с детьми?
— Черт его знает! Похоже, у Рикарда ветрянка.
— Да не с твоими! Я имею в виду детей Лёвгрена. Двух дочерей.
— А ты что, не получил рапорт? — удивился Мартинссон.
— Я ничего не получил.
— Я оставил его девочке на коммутаторе.
— Проверю. Но сначала расскажи.
— Одной из дочерей пятьдесят, она живет в Канаде. В Виннипеге, что ли… где он там у них. Я совершенно забыл, когда звонил, что там давно уже ночь. Она сначала никак не могла понять, о чем я говорю. Только когда муж подошел к телефону, они сообразили, что у нас здесь произошло. Он, кстати, тоже полицейский. Настоящий канадский конный полицейский. Завтра мы свяжемся опять. Но она летит сюда, это точно. Со второй дочкой было потруднее, хоть она и в Швеции. Ей сорок пять, она готовит холодные закуски в ресторане «Рубин» в Гётеборге. А в свободное от закусок время тренирует команду гандболисток и сейчас с ними в Норвегии. Мне обещали, что ей дадут знать. Список остальных родственников Лёвгренов я передал на коммутатор. Их полно, но большинство живет тут, в Сконе. Кто-то наверняка проявится, когда прочитает газеты.
— Хорошо, — сказал Курт Валландер. — Можешь меня сменить в шесть утра в больнице? Если старушка не умрет.
— Я приду, — сказал Мартинссон. — Но мне кажется, не больно-то умно с твоей стороны — сидеть в больничной палате.
— А что?
— А то, что ты ведешь расследование и тебе надо выспаться.
— Одну ночь выдержу, — ответил Курт Валландер и повесил трубку.
Он сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Успеем ли мы? Или эти убийцы уже оторвались от нас слишком далеко?
Он надел пальто, погасил настольную лампу и вышел из кабинета. Коридор был совершенно пуст. Валландер сунул голову в окошко, за которым сидела дежурная телефонистка и листала газету. Он успел заметить, что это были программы бегов. С ума все посходили с этим тотализатором, подумал он.
— Мартинссон должен был оставить для меня бумаги, — сказал Валландер.
Эбба, телефонистка, проработавшая в полиции больше тридцати лет, дружески кивнула в ответ:
— Тут у нас новенькая, прислали из бюро по трудоустройству. Очень милая и славная, но совершеннейшая балда. Ничего не соображает. Она, наверное, просто забыла тебе их отдать.
Валландер покачал головой.
— Я пошел. Через пару часов буду дома. Если что случится до этого, звони моему отцу, я буду у него.
— Ты все думаешь об этой бедняжке в больнице, — сказала Эбба.
Он кивнул.
— Жуткая история.
— Да, — сказал Курт Валландер. — Иногда я не могу взять в толк, что происходит с этой страной.
Едва он вышел из управления полиции, в лицо ударил ледяной ветер. Валландер пригнулся и почти побежал к автостоянке. Только бы снег не пошел, подумал он. По крайней мере, пока мы их не поймали.
Он забрался в машину и долго выбирал кассету. Так и не решив, что бы ему послушать, поставил «Реквием» Верди. В свое время он не поскупился и установил в машине хорошие, дорогие колонки. Величественные и мощные звуки заполнили салон. Он свернул направо и поехал по Драгунгатан в сторону Эстерледен. Над дорогой кружились редкие сухие листья. Одинокий велосипедист, борясь с ветром, упрямо крутил педали. Валландер опять почувствовал голод и завернул в кафетерий при заправке «ОК». На диету сяду с завтрашнего дня, решил он. Если я опоздаю хоть на минуту, отец скажет, что я предатель.
Он мгновенно умял гамбургер с картошкой во фритюре. Так быстро, что его прохватил понос.
Сидя в туалете, он заметил, что пора бы сменить трусы. И внезапно понял, до чего устал. Он поднялся, только когда в дверь настойчиво постучали.
Он заправил машину и поехал на восток, через Сандскуген, потом свернул на Косебергу. Отец жил в небольшом домике на отшибе, между морем и Лёдерупом.
Было без четырех минут семь, когда Валландер въехал на засыпанную гравием площадку перед отцовским домом.
Эта площадка была причиной последней продолжительной ссоры с отцом. Раньше двор был красиво вымощен булыжником, которому было столько же лет, сколько и самому дому. И вдруг отцу стукнуло в голову, что надо засыпать ее каменной крошкой. Стоило Курту возмутиться, как отец вышел из себя.
— Я не нуждаюсь в опекунах! — кричал он.
— Но зачем уничтожать прекрасную каменную кладку! — пытался убедить его Курт.
И они поссорились.
Теперь подъезд к дому был усыпан хрустящей под колесами серой гранитной крошкой.
В сарае горел свет.
Такое ведь может случиться и с отцом, внезапно подумал Валландер.
Вполне возможно, убийцам придет в голову, что его отец — подходящий объект для ограбления.
И никто не услышит, как тот зовет на помощь, — при таком-то ветре: до ближайшего соседа полкилометра, и он тоже старик.
Он дослушал до конца «Dies Irae», вышел из машины и потянулся. В сарае была студия. Там отец вечно писал свои картины.
Это одно из его первых воспоминаний. От отца всегда пахло скипидаром и масляными красками. Он постоянно стоял перед своим липким от краски мольбертом — в темно-синем комбинезоне и обрезанных резиновых сапогах.
Только когда Курту исполнилось лет пять или шесть, он сообразил, что отец пишет разные картины — раньше ему казалось, что он работает все время над одной и той же.
Мотив, во всяком случае, не менялся.
Грустный осенний пейзаж, зеркальное озеро, на переднем плане кривое дерево с голыми ветками. Далеко, на горизонте, неясно маячит горная цепь, окутанная облаками, неправдоподобно сияющими в лучах вечернего солнца.
Иногда, под настроение, отец добавлял глухаря. Глухарь сидел на пеньке, всегда в левом углу полотна.
К ним домой регулярно приезжали люди в дорогих костюмах и с тяжелыми золотыми кольцами на пальцах. Иногда они приезжали в ржавых грузовичках, иногда — в огромных, сверкающих никелем американских машинах. Они забирали картины. Курт не помнил, какие полотна пользовались предпочтением, — с глухарями или без.
Всю жизнь отец писал один и тот же мотив. Его картины продавались в магазинах и на аукционах и давали ему средства к существованию.
Они жили в Клагсхамне, недалеко от Мальмё, в доме, перестроенном из старой кузницы. Там выросли и Курт, и его сестра Кристина, и стойкий запах скипидара сопровождал все их детство.
Лишь когда отец овдовел, он продал старую кузницу и переехал на хутор, поближе к природе. Курт никогда не мог толком понять, зачем он это сделал, потому что теперь отец постоянно жаловался на одиночество.
Курт Валландер приоткрыл дверь в сарай и увидел, что отец работает над картиной, на которой для глухаря места, похоже, не было. Как раз сейчас он выписывал дерево на переднем плане. Пробормотав «Привет», он продолжал водить кистью.
Валландер налил себе кофе из чумазого кофейника, стоявшего на коптящей спиртовке.
Он наблюдал за отцом. Ему уже скоро восемьдесят, маленький, сгорбленный, но все равно просто излучает энергию и волю.
Буду ли я таким же, когда состарюсь, подумал он.
В детстве я был похож на мать. Теперь — на деда. Может быть, к старости стану похожим на отца.
— Выпей кофе, — сказал отец. — Я сейчас закончу.
— Уже выпил.
— Значит, выпей еще, — сказал отец.
Не в духе, подумал Курт Валландер. Старый тиран, все у него зависит от настроения. Что ему от меня надо?
— У меня полно работы, — сказал Курт Валландер. — Придется работать всю ночь. Я подумал, тебе что-то нужно.
— Почему это тебе надо работать всю ночь?
— Я должен дежурить в больнице.
— Это еще зачем? Кто-то заболел?
Курт Валландер вздохнул. Хоть он и сам провел сотни допросов, ему никогда не достичь того упорства, с каким отец допрашивал его самого. И это притом, что его абсолютно не интересовало, чем сын занимается там в полиции. Отец был огорчен и разочарован, когда Курт Валландер в восемнадцать лет решил стать полицейским. Но какие именно отцовские надежды он не оправдал, выяснить так и не удалось.
Он пытался поговорить с ним на эту тему, но безрезультатно. Несколько раз при встрече он затевал разговор об этом с Кристиной, у которой была дамская парикмахерская в Стокгольме. Сестра с отцом прекрасно ладила, но и она не знала, о какой карьере для сына тот мечтал.
Курт Валландер прихлебывал остывший кофе и думал, что, может быть, отец надеялся, что сын возьмется за кисть и продолжит писать тот же пейзаж.
Отец вытер руки грязной тряпкой. Когда он подошел, чтобы налить себе кофе, Курт заметил, что от него пахнет грязным бельем и немытым телом. Как сказать собственному отцу, что от него пахнет, и при этом не обидеть?
Может, он уже настолько стар, что в одиночку не справляется? И что тогда делать?
Я не могу взять его домой. Мы убьем друг друга.
Он наблюдал за отцом. Тот размашисто вытер нос рукой и шумно отпил кофе.
— Давно ты у меня не был, — сказал он с упреком.
— Позавчера я у тебя был!
— Полчаса!
— Но был же.
— Почему ты не хочешь меня видеть?
— Да хочу я, хочу! Но не забывай, у меня полно работы.
Отец сел на стоящие в углу сломанные финские санки. Они хрустнули под его тяжестью.
— Я только хотел сказать, что у меня вчера была твоя дочь.
— Линда была здесь? — изумился Курт Валландер.
— Ты что, не слышал, что я сказал?
— Что ей было надо?
— Она хотела картину.
— Картину?
— В отличие от тебя она с уважением относится к моей работе.
Курт Валландер не мог поверить своим ушам.
Линда никогда не интересовалась дедом, разве что когда была совсем маленькой.
— Что ей было нужно?
— Я же тебе сказал — картина! Ты меня не слушаешь!
— Да слушаю я! Откуда она приехала? Куда собиралась? Как ее сюда угораздило? Почему из тебя надо все вытягивать?
— Приехала на машине, — сказал отец. — Ее привез молодой и очень черный человек.
— Что ты имеешь в виду — черный человек?
— Ты что, никогда не слышал о неграх? Он был очень вежлив и прекрасно говорил по-шведски. Взяли картину и уехали. Я думал, тебе будет интересно узнать. Вы же почти не видитесь.
— И куда они поехали?
— А мне откуда знать?
Курт Валландер понял, что никто из близких понятия не имеет, где она живет. Иногда она ночевала у матери. Но затем опять исчезала и шла своей, неизвестной им дорогой.
Я должен поговорить с Моной, подумал он. В разводе мы или нет, но общаться нужно. Так больше не может продолжаться.
— Выпить хочешь? — спросил отец.
Меньше всего Валландеру хотелось пить. Но он знал, что отказываться бессмысленно.
— Спасибо, — сказал он.
Из сарая был проход в дом. Низкий потолок, убогая мебель. Он сразу заметил, что в доме грязь и беспорядок.
Он этого не замечает, подумал он. А почему я раньше не видел? Надо поговорить с Кристиной. Он уже не может жить один.
И в этот миг зазвонил телефон.
Отец взял трубку.
— Тебя, — буркнул он, даже не пытаясь скрыть раздражение.
Линда, подумал Валландер. Наверняка Линда.
Это был Рюдберг. Он звонил из больницы.
— Она умерла, — сказал он.
— Приходила в сознание?
— Вообще-то да. Десять минут, не больше. Врачи думали, что теперь пойдет на поправку, а она взяла и умерла.
— Сказала что-нибудь?
Голос Рюдберга прозвучал задумчиво:
— По-моему, тебе лучше приехать в город.
— Что она сказала?
— Вряд ли тебе понравится то, что она сказала.
— Я еду в больницу.
— Лучше в полицию. Я же сказал, она мертва.
Курт Валландер положил трубку.
— Мне надо ехать.
Отец смотрел на него со злобой:
— Тебе нет до меня никакого дела.
— Я приеду завтра, — сказал Курт Валландер, думая про себя, что же делать с этой разрухой, среди которой живет отец. — Я точно приеду завтра, и мы сможем посидеть и поболтать. Приготовим что-нибудь поесть, сыграем в покер.
Курт Валландер почти не умел играть в карты, зато знал, чем ублажить отца.
— Буду завтра в семь, — сказал он.
И поехал назад в Истад.
Без пяти восемь он вошел в ту же самую стеклянную дверь, из которой вышел два часа назад. Эбба приветливо кивнула ему.
— Рюдберг ждет в столовой.
Рюдберг сидел, склонившись над чашкой кофе. Когда Курт увидел его лицо, сразу понял: их ждут неприятности.
Назад: 2
Дальше: 4