На Западе за событиями в ЧССР с самого начала наблюдали с большой заинтересованностью. Ещё не успело смениться руководство на январском пленуме 1968 г, а в английской прессе появились статьи, в которых прогнозировались антисоветские выступления в СМИ. Откуда такая осведомлённость?

От англичан не отставали немцы и французы: в феврале канцлер ФРГ К. Кизингер заговорил о возможности экономической помощи возглавляемой новым руководством ЧССР, что встретило полное одобрение президента Франции Ш. де Голля. В апреле 1968 г. во Франции было принято решение широко отметить 50-летие образования Чехословакии в связи с развитием ситуации в ЧССР. Поспешил отметиться и русофоб Зб. Бжезинский, который предсказал – и, в принципе, не ошибся, влияние изменений в ЧССР на другие страны соцлагеря. Аналогичную мысль в июле 1968 г. высказал министр иностранных дел Франции М. Дебре. Это значит, что руководство западных стран с самого начала рассматривало чехословацкие события как фактор не странового уровня, а уровня мировой социалистической системы в целом, как средство её (и прежде всего СССР) прямого и/или косвенного ослабления.

Западные европейцы не уставали нахваливать чехословаков за их «демократическую зрелость» и т. п., а группа американских сенаторов вообще предложила вернуть Чехословакии её золотой запас, оказать экономическую помощь, улучшить условия торговли. Но высказывались европейскими руководителями и другие – весьма интересные и весьма показательные – точки зрения, наглядно демонстрирующие реальные планы и по поводу ЧССР, и по поводу соцлагеря в целом. Так, канцлер Австрии Клаус рекомендовал президенту США Джонсону не оказывать экономическую помощь ЧССР, так как нынешнее правительство ЧССР не справится с экономическими трудностями и ему на смену придёт новое – более приемлемое для Запада, вот тогда-то и следует помогать. Этот совет дорогого стоит. Во-первых, он «со стеклянной ясностью» свидетельствует о том, что для значительной части западной верхушки власть Дубчека – Свободы, несмотря на все их реформы и «социализм с человеческим лицом» не была вполне приемлемой, поскольку была недостаточно антисоветской и антикоммунистической, а ЧССР оставалась в соцлагере. Не демократические реформы и не «человеческое лицо» интересовали Запад, а антисоветская и антикоммунистическая направленность политики ЧССР, возможный выход из ОВД и т. д.

Во-вторых, политика определённых кругов на Западе по отношению к ЧССР строилась на расчёте если не обязательной, то весьма вероятной смены правительства на более прозападное – с ним-то и собирались работать с целью дальнейшего расшатывания соцлагеря; ЧССР в этом плане отводилась роль первой доминошной косточки, падение которой должно было завалить весь ряд.

Разумеется, попытка начать развал соцлагеря с помощью чехословацкого «клина», рассекающего Восточную Европу почти посередине и выводящего к советской границе – это программа-максимум. Когда-то Константин Леонтьев заметил, что чехи – это то оружие, которое славяне отбили у Запада и против него же направили. Программа-максимум была ориентирована на то, чтобы развернуть этот процесс вспять и направить «оружие» против славян, а точнее – против СССР, против русских. Программа-минимум была ориентирована на достижение той же цели, только более «мягким» образом и более длинным путём. Имелось в виду спровоцировать СССР на ввод войск со всеми вытекающими последствиями для СССР, соцлагеря и мирового коммунистического движения. Но для этого нужно было, с одной стороны, обострять ситуацию в самой Чехословакии, с другой, всячески показывать Советскому Союзу, что в случае военной интервенции Запад и прежде всего США пальцем не пошевельнут, поскольку речь идёт о традиционной зоне советского влияния и советских интересов.

США внешне вели себя весьма сдержанно. С самого начала, активно выражая общую симпатию изменениям в ЧССР, особенно во встречах с представителями этой страны, они дали понять, что Восточная Европа – сфера интересов СССР, а потому этот регион не станет причиной для столкновения двух сверхдержав. Официально такая позиция была зафиксирована в начале мая 1968 г. на конференции Американской Ассамблеи.

В мае-июне представители США неоднократно высказывались в том плане, что ситуация в ЧССР – не та проблема, из-за которой Вашингтон пойдёт на конфронтацию с Москвой. По мере обострения ситуации в ЧССР неучастие США в случае силового решения чехословацкой проблемы подчёркивалось всё настойчивее. Между 25 июля и 5 августа американские официальные лица и политики как по команде делают ряд заявлений, смысл которых – невмешательство США в советско-чехословацкие отношения, поскольку это внутренние дела этих стран. Многие обратили внимание на то, что американские заявления о невмешательстве в восточноевропейские дела в случае ввода войск ОВД в Чехословакию, активно зазвучали ещё до того, как был решён вопрос о вводе войск (мне это напоминает тот факт, что Ф. Д. Рузвельт начал использовать термин «мировая война» до того, как события в Европе действительно превратились в мировую войну, и до того, как этот термин стал использовать Гитлер). Нельзя не согласиться с И. И. Орликом: «До решения о вводе войск в Чехословакию было ещё далеко, а в западных столицах уже заявляли о своём невмешательстве в случае военной акции против Праги», словно приглашая к такой акции.

Показательно выступление Р. Никсона 27 июля, когда тот заявил, что необходимо – несмотря ни на что – улучшение отношений с СССР, и именно такой курс он будет проводить в случае избрания его президентом; так оно и произошло: советская интервенция в ЧССР не помешала США пойти в 1971-1972 гг. на детант с СССР. Да что 1972 год! В августе 1968 г., когда советские танки шли по Праге, госсекретарь США Дин Раск выступал с речью, в которой говорил о прогрессе в советско-американских отношениях.

Есть вполне достоверная информация о том, что на вопрос Брежнева о том, признают ли США ялтинские договорённости, президент Джонсон ответил, что в отношении Румынии и ЧССР – полностью, т. е. это зона, полностью находящаяся под контролем СССР.

Неудивительно, что американский исследователь И. Валента (судя по фамилии выходец из Чехословакии) с горечью заключил: именно хорошо разрекламированная американцами их политика невмешательства в чехословацкий вопрос, которую Валента характеризует как политику безразличия, способствовала победе интервенционистского выбора СССР, по сути поощрила его: «Если бы США не рекламировали своей политики невмешательства, то вторжения могло бы не быть».

Думаю, здесь Валента заблуждается: ОВД ввёл бы свои войска в любом случае (вспомним слова Гречко), и американцы это хорошо понимали, тем более что Америка увязла во Вьетнаме и летом 1968 г. ещё не успела прийти в себя от шока, связанного с вьетнамским наступлением «Тет», находясь в состоянии психологического, если не нокаута, то сильнейшего нокдауна. Я уже не говорю об экономических трудностях США в 1968 г.

Но что заслуживает особого внимания у Валенты, так это тезис о разрекламированности американцами своего невмешательства в случае военного решения. Ведь можно было просто сдержанно молчать, как это приличествует в таких случаях великой державе, но нет же, поспешили с фиксацией по сути выдачи индульгенции на ввод войск в ЧССР, причём, повторю, когда этот вопрос ещё не стоял на повестке дня советского руководства. Первыми о такой возможности заговорили руководители именно западных стран – какая трогательная «забота» о советских интересах.

Но зато когда войска были введены, Запад использовал это по полной программе: и правые, и левые закричали о «советском империализме», а госдеп США даже разработал специнструкцию для посольств США о том, как те должны использовать различные международные встречи (конференции и т. д.) для развёртывания компании дискредитации СССР. Ещё больше старались европейские левые. На долгие годы ввод войск в Чехословакию стал одним из важнейших пунктов в стандартных обвинениях СССР в империализме.