Глава 15
Гении именно там, где вы ищете
Мир вырос настолько, что способен создавать дешевые и в то же время сложные устройства с большой надежностью, и может получиться кое-что весьма необычное.
Вэннивэр Буш. Как мы мыслим (The Atlantic Monthly), июль 1945 г.
В романах и кинофильмах о шпионах практически ничего не рассказывают об инженерах и ученых, которые создают специальную технику. Исключением является только знаменитая серия фильмов о Джеймсе Бонде, где присутствует технический гений, мистер Q. Великолепно оттеняя фигуру Джеймса Бонда, мистер Q неизменно решал все технические задачи в каждом киноприключении агента 007, суетясь с аппаратурой в своей лаборатории.
В отличие от мистера Q, непрерывно оснащавшего Бонда прекрасно работающей спецтехникой не всегда понятного назначения, в OTS ЦРУ каждый проект по разработке и созданию новых спецустройств был «привязан» к конкретным оперативным задачам. Фактически именно оперативные требования в большинстве своем вынуждали фирмы-изготовители, как и при конкуренции на потребительском рынке, инвестировать ресурсы в создание более сложных технических устройств. Примечательно, что главными причинами появления новых образцов спецтехники было не желание захватить рынок или увеличить прибыль, а необходимость обеспечить надежное взаимодействие агентов и офицеров разведки. Сегодня эта задача так же актуальна, как и во Вторую мировую войну – времена Ловелла и УСС.
За прошедшие десятилетия ЦРУ достигло заметных успехов в последовательном приобретении необходимой спецтехники и методов ее использования. В соответствии с потребностями и сложившимися традициями OTS искала новинки в невероятно широком кругу поставщиков. За эти годы спецтехника для шпионажа разрабатывалась и производилась как известными лидерами бизнеса, академиками, так и скромными изобретателями, остававшимися в тени. Генеральные директора компаний, заинтересовавшиеся техническими задачами, проблемами и готовые служить своей стране, выделяли силы и средства для создания закрытых технических подразделений. Нобелевские лауреаты и всемирно известные конструкторы в свободное время добровольно работали над проектами OTS.
Однако важные идеи часто поступали в ЦРУ от маленьких, узкоспециализированных частных фирм. Эти небольшие «фирмешки» с весьма ограниченным штатом сотрудников изготавливали для разведки специальные устройства с уникальными возможностями не хуже, чем транснациональные корпорации с неограниченными ресурсами. «У OTS давно сложились взаимоотношения с небольшими фирмами и лабораториями. Иногда такие коллективы включали в себя не более 10 сотрудников. Однако это были полноценные фирмы, имевшие даже бухгалтерию, – говорит Джин Неринг, менеджер OTS. – Мы всегда "темнили", рассказывая о наших поставщиках. И потому начальники в Лэнгли ворчали: "Эй, парни, что вас все тянет в крохотные мастерские-гаражи". Да, тянет! Мы так и поступаем, потому что частная лаборатория или мастерская сделают для нас "одну маленькую штучку" лучше, чем большой завод».
Возможно, именно так и было в случае с миниатюрной фотокамерой T-100, наверное, самой эффективной техникой шпионажа времен холодной войны. Разработанная и созданная небольшой фирмой в промышленной зоне Восточного побережья США, пленочная камера T-100 была исключительным инструментом шпионажа. В отличие от камеры «Минокс», которая первоначально была разработана и продавалась как обычная фототехника, Т-100 была сложным и узкоспециализированным устройством с уникальными оптико-механическими параметрами, и кроме сферы шпионажа, эту фотокамеру больше нигде нельзя было использовать. Т-100 работал как фотоаппарат с простой наводкой на объект съемки, не имел видоискателя, но требовал кропотливого процесса установки специальной фотопленки в крохотную миниатюрную фотокассету. Конструкция T-100 была рассчитана только на одну функцию – дать агенту возможность тайно сделать четкий фотоснимок оригинала документа, копии или схемы на листе бумаги, лежащим непосредственно перед ним.
«Только подумайте: эта исключительная и во всех смыслах совершенная фотокамера была полностью бесполезной как коммерческий продукт, – рассказывал Джин. – Она могла сделать превосходный фотоснимок листа формата А4. Но у этой фотокамеры была только одна глубина резкости – около 30 см – и никакой другой».
Сборка новой фотокамеры T-100 более всего напоминала технологию изготовления часов. Владелец компании собирал каждую фотокамеру под большой лупой, что только подчеркивало необычное назначение этого великолепного шпионского устройства. «Все необходимые материалы и компоненты были у него под рукой, – объяснял Джин, который как-то присутствовал во время сборки фотокамеры. – Это был реальная Машина Руби Голдберга, в которой крошечные детали соединялись в целый блок».
Камера Т-100 была уникальным устройством и обеспечивала высокий уровень оперативной безопасности. Контрразведка не могла предпринять контрмеры против такого агентурного устройства, тем более что она не сразу узнала о его существовании. Однако эта же уникальность камеры в конечном счете стала причиной беспокойства в Лэнгли. В конце 1970-х гг., когда фотокамера T-100 уже доказала большие технические возможности шпионажа во время холодной войны, руководители забеспокоились о будущих поставках. Маленькая компания-изготовитель была единственным поставщиком такой техники; в ней работал редкий мастер, способный собрать в одно целое все крошечные компоненты. Именно в этом и была опасность для ЦРУ – а вдруг у мастера начнут дрожать руки или он случайно получит травму?
Конструктор-создатель Т-100 понимал уязвимость своего изобретения и сделал для ЦРУ все необходимые спецификации и чертежи. Сложная технология сборки объектива из десятка компонентов, устанавливаемых друг за другом, на первый взгляд казалась вполне понятной, логичной и доступной для других изготовителей. Поэтому ЦРУ обратило внимание на одну из ведущих оптических компаний США, как на возможную базу для создания компонентов и сборки Т-100.
«Мы показали им сборочный чертеж и спросили, что они думают. Смогут ли они это сделать? – вспоминал Джин. – Нам ответили: "Нет, эта штука работать не будет. Свет не будет фокусироваться должным образом, и вы никогда не сделаете снимок с помощью такого микрообъектива". Естественно, мы не стали говорить, что у нас уже есть 50 фотокамер на складе и все они прекрасно работают. Мы ответили: "Большое спасибо", – и ушли».
Другой потенциальный претендент на изготовление Т-100 появился после того, как в Лэнгли разрешили дружественной разведывательной службе позаимствовать некоторые из своих специальных фотокамер. Почти сразу техническое подразделение этой службы попросило разрешения сделать свою собственную модель. ЦРУ согласилось поделиться чертежами, надеясь, что заграничное производство, возможно, станет вторым важным источником уникальных фотокамер. После нескольких месяцев дружественная разведка сообщила, что они не в состоянии сделать копию устройства.
Сами изобретатели, работавшие на ЦРУ, были столь же незаменимыми, как и устройства, которые они создавали. Одна из наиболее странных встреч, о которой вспоминает Джин, произошла в процессе поиска новой энергоемкой электробатареи в окрестностях штата Нью-Йорк. «В один из февральских дней я собирался туда вылететь. Меня встретили в аэропорту, и по дороге мой коллега сказал: «Это наш не совсем обычный подрядчик. Это маленький чудак».
Теряясь в догадках, Джин добрался до пригородного дома изобретателя и обнаружил его на заднем дворе – тот рыл траншеи с помощью небольшого экскаватора. Закончив свое рытье, изобретатель вскочил на маленький бульдозер и засыпал траншею. Как оказалось, рытье траншей, оврагов и последующее их заполнение были его хобби.
После представлений и любезностей друг другу изобретатель пригласил двух офицеров ЦРУ для осмотра его мастерской. «Мы вошли в подвал, где были сварочные аппараты, сверлильные станки и много других инструментов, и все это говорило о том, что перед нами настоящий мастер, – рассказывал Жан. – И среди всего этого хлама изобретатель собирал вручную в подвале небольшие батареи. Но такие люди были единственными в своем роде, и они понимали наши необычные запросы».
Оригиналами были не только внешние подрядчики ЦРУ. Одним из легендарных инженеров OTS стал Брайан Холмс, которого помнят за его потрясающий личный стиль работы и невероятный творческий потенциал. Холмс был непревзойденным технарем, но руководителей и коллег сводила с ума неисправимая беспечность этого сотрудника, оставлявшего секретные бумаги где попало. Эти нарушения были причинами тщательных проверок соблюдения секретности, которые нервировали все подразделение.
«Брайан был кошмаром, просто катастрофой. Этот сукин сын по праву получал свои награды за придумывание всяких штучек, которые никто другой не мог сделать», – рассказывал Грэг Форд, старший менеджер OTS.
Но еще хуже приходилось инспектору, непосредственно контролировавшему работу Холмса; он был полной противоположностью блестящему, но безалаберному инженеру. Волею случая эта пара работала вместе, это было забавно и печально одновременно. Доведенный в конце концов до отчаяния, инспектор попросил Форда принять его. Он больше не мог всего этого выносить.
Форд сказал инспектору: «Вы лучший руководитель подразделения, но если завтра утром у вас что-то случится, то уже днем найдут, кем вас заменить. Но если я потеряю Холмса, я никем не смогу его заменить. Прошу вас, найдите решение, чтобы работа не страдала».
После долгих размышлений у Форда возникла идея. В противоположной части комплекса ЦРУ, где размещались помещения OTS, было несколько сейфовых хранилищ размерами с комнату, построенных специально для громоздкого секретного оборудования, которое не помещалось в стандартные кабинетные сейфы. Эти комнаты были без окон, имели стальные сейфовые двери, хорошие освещение и вентиляцию. Форд переместил стол Холмса и все его оборудование в одну из таких сейфовых комнат, сделав там его новый кабинет и лабораторию.
«Брайан был счастлив, – рассказывал Форд. – Теперь весь его хлам был раскидан повсюду на столах и вокруг них. Но он знал, где и что находится. И это вполне его устраивало. В конце дня он не должен был прятать что-то в сейф, ему оставалось только закрыть за собой сейфовую дверь. Естественно, я всегда давал указание, чтобы кто-то проверил его кабинет».
Для Форда неаккуратный Холмс принадлежал к той редкой и драгоценной категории инженеров, которых он про себя называл «гениальными выродками». «Такие люди были бесценны для нас, мы настойчиво приглашали их работать в ЦРУ и затем давали достаточно свободы творить чудеса. Одной из моих задач было найти таких уникальных специалистов и убедить их работать на OTS, а затем заботиться о них».
Поиск, оформление и обеспечение этих талантливых инженеров и ученых стали главной задачей Форда в ЦРУ. После Второй мировой войны, а затем во время холодной войны ценность спецтехники в мероприятиях разведки постоянно росла, поскольку аппаратура становилась меньше и все более удобной для камуфлирования. «И здесь наука стала настоящими руками разведки. Мы находимся в состоянии важной и ответственной конкуренции с научными разработками Варшавского блока и особенно с советской наукой, и мы должны любым способом сохранить лидерство, – писал Аллен Даллес в начале 1960-х гг. – Возможно, что однажды у нас получится разработка, столь жизненно важная, как радар для Великобритании в 1940 г.».
Многие разделяли оценки Даллеса, касающиеся важности спецтехники шпионажа и тайной войны, в том числе профессор Массачусетского технологического института Вэнивар Буш. Во время Второй мировой войны Буш был председателем Национального комитета по оборонным исследованиям – той самой организации, в которую был принят на работу Ловелл и из которой в конечном счете появилась OTS.
В конце войны мысли профессора Буша уже далеко опережали свое время, именно тогда он писал свой, опубликованный в июле 1945 г. в Atlantic Monthly, оригинальный трактат «Как мы мыслим» (As We May Think) о науке и способах мышления. Способность Буша проникать в суть проблемы позволила ему сделать абсолютно верный прогноз: «Мир развился настолько, что способен создавать дешевые и в то же время сложные устройства, и с уверенностью можно утверждать, что вскоре мы станем свидетелями появления невиданных ранее устройств».
Вот выдержка из работы «Как мы мыслим»:
«Типичное устройство будущего, предназначенное для индивидуального пользования, будет представлять собой нечто, напоминающее частный архив и библиотеку, автоматически обработанные специальными машинами. Если ему необходимо название, то можно наугад назвать его как Memex – устройство, в котором человек хранит все свои книги, отчеты и контакты, и которое обладает большими гибкостью и скоростью. Это будет лучшее дополнение к возможностям человеческой памяти».
Memex Буша – это персональный компьютер XXI века, хотя многие его прогнозы сбылись и в сотовых телефонах, и в смартфонах, и в ноутбуках и даже в Интернете – во всем, что дополняет возможности нашей памяти.
Во втором документе, написанном в это же время для президента Рузвельта и названном «Наука без границ. Доклад президенту» (Science the Endless Frontier: A Report to the President), Буш утверждал, что наука – это главный ресурс Соединенных Штатов как в мирное время, так и во время войны:
«Правительство должно способствовать расширению границ науки, и это является основой политики Соединенных Штатов. Наука откроет новые земли для пионеров… В мире границы постепенно стираются, в науке же они остаются. Именно в соответствии с американскими традициями эти новые границы должны быть разрушены на благо всех американских граждан».
В 1950-х гг. ЦРУ оказалось в сложном положении в сфере создания новой спецтехники и пополнения своих штатов инженерами и учеными нужных специальностей. И это вовсе не было простой задачей. После Второй мировой войны мужчины и женщины с техническим образованием и техническими склонностями становились «штучным товаром», суперзвездами. В компании Bell Labs спроектировали транзисторы, а затем интегральные схемы. Корпорация Xerox совершала революцию в компьютерных технологиях, преобразовав обычный финансируемый правительством проект в первый компьютер с мышкой и графическим интерфейсом. Пластмассы, синтетические материалы, реактивные двигатели и телевидение сделали инженеров, занятых в промышленности, богатыми, изменили качество жизни американцев.
Даже скромная стартовая зарплата не была препятствием для пополнения рядов OTS, проблема была в ином. Из-за секретности работы служащим ЦРУ не разрешалось публиковать свои труды или получать патенты. Работая на ЦРУ, они материально имели меньше, чем в частном секторе, и к тому же не могли добиться профессионального признания, которое часто сопровождается публикациями или шумными презентациями научных достижений. Правила безопасности требовали, чтобы их тяжелая работа, часто неоценимая, оставалась секретной. Наконец, они никогда не знали, пригодились ли результаты их трудов в оперативной деятельности.
Однако в Лэнгли нашли способы заставить работать на себя технические и научные таланты Америки. Модель сотрудничества OTS с частными компаниями, которая хорошо служила разведке США во время Второй мировой войны, продолжала быть для OTS окном в сферу передовых исследований. В конечном счете эта модель обеспечила решающее преимущество США перед централизованной советской системой. Этот факт был отмечен даже советскими лидерами. «Мы испытываем недостаток в разработчиках и конструкторах на производстве, – сказал как-то Лаврентий Берия, глава НКВД. – Все полагаются на единственного поставщика, завод "Электросила". А у американцев есть сотни компаний с большими заводами».
Советский Союз, в отличие от США, обращался со своими талантами совершенно по-другому. Там инженеры, блестящие и перспективные ученые и математики, были отобраны и направлены на «специальные» работы. Если они соответствовали особым требованиям, их направляли в разведку, а наиболее талантливых сажали в тюремные лаборатории, называемые «шарашками». Именно там рождались такие уникальные специзделия, как «Вещь», лучшие образцы вооружений Советского Союза, самолеты и ракетные технологии, включая первые ядерные устройства. Знаменитый советский авиаконструктор А. Н. Туполев содержался в одной из таких тюрем недалеко от Москвы, как и всемирно известный физик П. Л. Капица. Об этом писал Александр Солженицын в книге «В круге первом», повествующей о его собственном опыте работы в шарашке, известной как Институт № 01, в котором содержался и Лев Термен – создатель «Вещи».
У советских ученых просто не было выбора, как и где применять свои таланты. «Оставьте их в покое, – говорил Сталин относительно заключенных в тюрьму ученых. – Расстрелять мы их всегда успеем».
Однако Берия ошибался, предполагая, что вся индустриальная мощь Америки была сосредоточена на системах безопасности или на разведке. Послевоенная промышленность была в значительной степени ориентирована на обычного потребителя или на промышленность. А OTS старалась приспособить инновационную коммерческую и военную технику для специального назначения.
Изобретательность TSD проявлялась не только в создании техники подслушивания, но и самолетов. Арест Северной Кореей военного корабля США «Пуэбло» в январе 1968 г. стал толчком для одного из самых амбициозных проектов ЦРУ в сфере авиации. Ни администрация Джонсона, ни администрация Никсона не имели инструментов для того, чтобы отомстить за такие инциденты, они могли лишь объявить «обидчику» войну.
В соответствии с запросом Белого дома весной 1970 г. TSD получил задание создать средство для доставки систем разведки или военизированных групп в труднодоступные места. «Этот проект начался после высказываний Генри Киссинждера, советника по национальной безопасности президента Никсона, – вспоминал один из руководящих офицеров ЦРУ. – Мы понимали, что он хотел получить секретный доступ к стратегическим северокорейским целям, если мы когда-либо решим напасть и разрушить их».
Военные или экономические северокорейские объекты были доступны для американской авиации, и такое задание теоретически мог выполнить «тихий» ночной вертолет, чтобы скрыть «руку» Штатов в такой операции. Кроме этой миссии, разведка использовала бы такой вертолет, например, для установки секретных датчиков сбора разведывательных данных, а также для спасательных операций по освобождению заложников.
Первичными требованиями к воздушному судну была дальность полета более 1500 км без дополнительной заправки горючим и грузоподъемность, допускающая наличие на борту двух сотрудников с багажом до 70 кг. С учетом всего этого разработчики сразу обратили внимание на вертолет Hughes ОН-6, который мог быть основой проекта. OTS получила со склада образец вертолета, и началась работа по снижению его рабочих шумов.
«Сначала мы уменьшили скорость оси на главном роторе, – рассказывал Джек Найт, офицер OTS, который возглавлял проект. – Это потребовало ротора с пятью лопастями вместо четырех, чтобы получить такую же подъемную силу. Мы смогли переместить то же самое количество воздуха при более низких оборотах в минуту и сохранить такую же подъемную тягу. Хвостовой ротор также изменили – с двух до четырех лопастей».
Попытка решить проблему шума вертолета обусловила возникновение нескольких других проблем. Первая попытка изменить глушитель потерпела неудачу, так как подрядчик спроектировал модель, которая весила почти 180 кг, что было слишком много для Hughes ОН-6. Однако Найт узнал, что один из коммерческих авиапроизводителей работал над программой уменьшения шумов реактивного самолета, и решил навестить эту фирму. «Там был конструктор, который занимался снижением шумов для пассажирского самолета для дальних рейсов, и мы решили с ним встретиться, – рассказывал Найт. – Мы попросили фирму поработать для нас несколько месяцев, но у компании были другие планы. Мы были разочарованы, однако, провожая нас, сотрудник вручил мне визитную карточку с его домашним телефоном, написанным на оборотной стороне. Вечером я позвонил ему, и он сказал, что будет работать над проектом в свободное время. И он спроектировал систему глушителя для двигателя, которая весила приблизительно 13 кг и прекрасно подходила нам».
«Этот инженер сделал для нас анализ шумового спектра двигателя и спроектировал уникальные и сложные шумопоглощающие камеры. Так же, как и в дорогих громкоговорителях, где есть фазоинверторы, с помощью которых акустики увеличивают уровень определенных частот, в проекте нашего инженера выполнялась противоположная функция, где звук загонялся в ловушку из точно расставленных особых перегородок».
Сделав роторы и двигатель, которые работали значительно тише, Найт и его команда занялись шумами других движущихся частей вертолета. Они обратили внимание на маленькие, но весьма шумные генераторы, которые обеспечивали вертолет дополнительной энергией. В результате была создана технология, электронные компоненты которой требовали меньше энергии и меньших, более тихих генераторов. «После этого мы вдруг нашли шумный клапан в топливной системе управления, – вспоминал Найт. – Вы никогда не слышите его в нормальном вертолете, только при ускорении. Я привез этот клапан изготовителю и попросил его снизить его шум. Они посмотрели на меня как на психа. Тем не менее они сделали силиконовые вставки, чтобы смягчить шум движущихся частей».
Через два месяца проект был полностью закончен. Результатом был новый Hughes ОН-6, работающий в «тихом» режиме, способный подниматься в воздух с площадки размерами не более 150 м. Полет на оптимальной скорости в 150 км/ч был для вертолета менее экономичным, в то время как более высокие скорости увеличивали шум, но зато улучшали экономию горючего.
Ричард Хелмс, в то время директор ЦРУ, следил за ходом проекта по созданию бесшумного вертолета с большим интересом. Он периодически вызывал Найта для ознакомления с этапами работы и беседовал с ним, часто останавливаясь на показателях «спокойный» и «бесшумный». И вот однажды Лоренс Хьюстон, старший юрист директора ЦРУ, позвонил Найту. «Я хочу отправиться в Калифорнию и послушать эту штуку», – заявил Хьюстон.
Найт доставил Хьюстона в городской аэропорт поздно вечером, они остановились в центре темной взлетно-посадочной полосы. Найт организовал демонстрационный полет стандартного вертолета Hughes ОН-6, шум которого был слышен с другого конца полосы. Хьюстон и Найт стояли на взлетном поле, потом звук стал исчезать и пропал полностью. После нескольких минут ожидания Хьюстон спросил, когда же прибудет «тихий» вертолет. «А он уже здесь», – ответил Найт, и дал пилоту команду по радио, чтобы он сделал второй заход и включил внешние огни.
«Ну и тихий же этот сукин сын», – воскликнул Хьюстон. Его отчет директору ЦРУ снял проблему «спокойный и бесшумный».
Вторым главным требованием для нового вертолета была способность видеть ночью. Найту и его команде из OTS была нужна система инфракрасного видения (Forward-Looking Infrared – FLIR), которая позволяла выполнять ночные полеты на низкой высоте. Найт нашел небольшие и доступные системы FLIR весом не более 100 кг, но с плохим качеством изображения.
В принципе, инфракрасный прибор видит не градации света, как видеокамера, а только различия в температуре. Он показывает высокую температуру объекта, как испускаемый им свет.
Когда Найт попросил, чтобы военная компания – изготовитель компонентов помогла решить проблемы с системой FLIR, были вызваны два молодых инженера. Найт, слушая их идеи, уже не сомневался о целесообразности следующей встречи с ними. А эти инженеры увидели в сотрудничеством с ЦРУ возможность воплотить в жизнь свои идеи.
На следующее утро, когда Найт снова посетил компании, менеджер, отвечающий за создание FLIR, был настроен решительно и недружелюбно. Менеджер чувствовал, что молодые инженеры раскручивают идею, которую, возможно, нельзя будет реализовать, и не хотел рисковать репутацией компании, взявшись за рискованный проект. Найт составил письменное подтверждение для компании и для менеджера, которое освобождало их от любой ответственности за результат проекта. «Я хотел получить этих парней, потому что был убежден, что они смогут сделать кое-что, чего никто раньше не делал», – вспоминал Найт.
Через два месяца у этих двух инженеров был опытный образец системы. Они создали новый способ обработки инфракрасных излучений. Молодые инженеры реконструировали существующую технику для создания приемника из 15 чувствительных элементов, сложенных вместе, что и было датчиком, способным «смотреть» в горизонтальных и в вертикальных плоскостях. Дополнительные элементы позволили системе принимать большее количество информации, которая после обработки давала более детальное изображение. В результате чувствительность оказалась настолько высокой, что система FLIR была уже сравнима со стандартами телевизионного сигнала.
«Мы сказали инженерам, чтобы новая система весила не более 50 кг, но они преподнесли нам всего 7 кг. Мы получили устройство, которое распознавало изображения, правда, не телевизионного качества, но близко к этому, – рассказывал Найт. – Наши люди не могли поверить в то, что они действительно видят это изображение.
Это было здорово – мы могли получать изображения лиц с таким разрешением, что были видны кровеносные сосуды. Новое устройство было просто потрясающим, и я думаю, оно на голову превосходило любые разработки в области FLIR, которые велись в то время в Америке».
Техника и агент становились взаимозависимыми, поскольку каждый получил возможности и уровень безопасности, ранее недостижимые. Крошечные, надежные, долго работающие акустические спецустройства могли добывать и сохранять нужную информацию даже при отсутствии доступа агента в помещение. Маленькие закамуфлированные фотокамеры для съемки слабо освещенных объектов имели высокую чувствительность и позволяли агентам тайно копировать документы даже на охраняемых территориях. Радиопередатчики с малой мощностью предоставляли агентам линии связи с кураторами, с которыми они никогда в жизни не встречались.
Технику повышенной сложности стало труднее находить. Многие из компаний, найденных Джином, которые в 1950–1960 гг. были крохотными частными мастерскими, к 1970-м гг. значительно выросли, а некоторые приобрели статус международных. Часть из них уже была не в состоянии или не желала приспособиться к производству малых партий, типичному для специальной техники. Появилась та же самая проблема, которая стояла и перед Ловеллом 30 лет назад в период привлечения фирм в специализированную и не очень выгодную для бизнеса область разведки. Теперь эту проблему решало новое поколение управленцев ЦРУ.
В начале 1970-х гг. OTS в поисках цифрового устройства для расширения объемов памяти обратила внимание на технику, используемую на спутниках разведки, которая передавала изображение в цифровом виде. Эта техника, казалось, предоставляла массу возможностей. После получения подтверждений, что ученый Джеймс Эрли делал интересные разработки в этой сфере, работая в Fairchild Semiconductors, OTS послала Форда, чтобы разобраться на месте. Ранее один из нобелевских лауреатов, Уильям Шокли, демонстрировал транзистор, разработанный компанией Bell Labs, постоянно заявляя о возможностях этой новой техники для коммерческого рынка и для промышленности.
Когда Форд переступил порог лаборатории Эрли в компании Fairchild, со времени изобретения транзистора уже прошло два десятка лет, и Эрли, старший научный сотрудник, уже пользовался авторитетом у конструкторов и в научных сообществах. Однако Форд увидел ученого, который не почивал на лаврах и демонстрировал неудержимый энтузиазм в продвижении цифровых технологий. «Я наблюдал 45 минут, как он чертил на двух досках, занимавших одну стену его кабинета, огромное количество формул и схем, которых бы хватило для постройки атомной бомбы, – шутил Форд. – Наконец я сказал: "И вы собираетесь сделать эту штуку?"»
Проблемой, с которой столкнулся Форд, было отсутствие у OTS бюджета для теоретических исследований. Вне зависимости от суммы финансирования в конце процесса должно появиться новое устройство! Именно так Форд инструктировал Эрли перед началом создания новой фотокамеры. Эрли обозначил цену в $25 000 и попросил на все про все три месяца. Форд передал ему $50 000 и в уме прикинул, что устройство появится через девять лет, а не за 90 дней.
Однако спустя три месяца Эрли был в кабинете Форда и настраивал свое хитроумное изобретение – маленькую коробочку с 16-мм объективом, установленным с одной стороны, и проводами, выходившими с другой стороны, которые шли к монитору и к источнику питания. Эрли включил свое устройство, и Форд увидел одно из первых цифровых изображений, полученных с помощью нового устройства, прототипа ССD-камеры.
«Эта штука отлично работала. И я перезвонил в научно-исследовательскую лабораторию, где уже велись аналогичные изыскания, и сказал: "Меня не волнует, кто там у вас работает и над чем! Гоните всех в шею"», – вспоминал Форд.
Технология CCD фактически совершила революцию, сделав возможной передачу изображений в реальном масштабе времени из космоса, а также заменив классические фотокамеры на рынке бытовой техники. «Мой руководитель однажды спросил, что убедило меня в том, что Эрли сможет это сделать, – вспоминал Форд. – А я ответил ему, что ничего. Парень перестал обращать на меня внимание после того, как написал на доске первую свою формулу. Но я смотрел на этого инженера, которому было 60 с хвостиком, одного из соавторов транзистора, а он прыгал вокруг доски, как 25-летний юноша. И я даю деньги таким людям, как он».
Другой проблемой, стоящей перед ЦРУ, был сам характер развития техники. Скорость, с которой техника прогрессировала за эти три десятилетия после Второй мировой войны, заставила инженеров OTS пребывать в постоянном соревновании с потребительским и промышленным рынками. «Это была гонка, чтобы обеспечить спецтехникой резидентуры прежде, чем у любой другой службы появятся свои контрмеры. Я должен сделать свое секретное изделие, опередив развитие техники, – рассказывал один из ведущих научных сотрудников OTS. – Например, до середины 1980-х гг. не было никаких сотовых телефонов, и вы не смогли бы купить портативную радиостанцию, достаточно маленькую для тайного использования. Таким образом, мы должны были создать подобное спецоборудование. Теперь же любой может купить большинство устройств, аналоги которых нам приходилось изобретать во времена холодной войны».
Соревнование между потребительским и промышленным рынками было полем, где OTS никогда не выигрывала. Иногда, правда, достижения частных компаний невероятно сокращали оперативную жизнь спецтехники. Однажды в 1970-х гг. OTS потребовалось улучшить компактный аппарат звукозаписи, и был заключен контракт с подрядчиком, взявшимся уменьшить размеры стандартной кассеты, чтобы в конечном счете снизить габариты портативного магнитофона. Подрядчик успешно поставил изделие, но все его усилия были потрачены впустую, так как несколько месяцев спустя на коммерческом рынке появились первые магнитофоны для компакт-кассеты.
Однако развитие потребительского рынка электронной техники приносило выгоду оперативникам. Например, наушники для плеера вместе с дешевыми карманными калькуляторами, пейджерами и электронными часами стали весьма распространенными в 1980-е гг. Эти изделия были также приспособлены и для скрытого применения. Акустические приемники, ранее скрываемые в ухе офицера, могли теперь быть замаскированы под наушники для музыкального проигрывателя или сотового телефона.
Иногда стандартные коммерческие устройства применялись для шпионажа без всякой модификации. Так, в 1980-е гг. в одном европейском городе в кабинете врача автоответчик получал сообщение среди ночи. Таким образом несколько раз в месяц руководитель операции звонил в этот кабинет, оставлял короткое сообщение и затем вешал трубку. Немного позже в этот кабинет звонил агент и подавал сигнал, чтобы получить доступ к сообщениям на автоответчике. После расшифровки инструкций, например, для закладки или выемки тайника, он стирал секретное сообщение с автоответчика, а также звонил в ответ, чтобы подтвердить получение секретного сообщения.
Один ученый OTS вспоминал беседу с офицером-агентуристом, возвратившимся из Европы в середине 1980-х гг. Оперативник предложил устройство, кем-то названное «сотовым телефоном». «Я хочу его использовать. Выясните, как я смогу делать секретные звонки агенту», – спросил он разработчика.
В результате ученый связал оперативного сотрудника, увлекавшегося техникой, со старшим инженером, чтобы выяснить, как можно применять в качестве системы оперативной связи первые модели сотового телефона. Идея, в которой так нуждалась команда из трех сотрудников ЦРУ, пришла из криминального мира. В то время торговцы наркотиками в крупных городах контролировали звонки сотовых телефонов и «взламывали» сим-карты, чтобы затем их тайно перепродавать. В ЦРУ эта идея была реализована в подобных устройствах для перехвата из радиоэфира случайных номеров в заранее выбранных зарубежных странах для создания тайной телефонной системы дублирования, названной «портативный телефон-автомат». Звонки короткой продолжительности поступали на случайные номера, чтобы скрыть любую связь между оперативником и агентом. Чужой, заимствованный код только добавлял несколько пенни к телефонному счету его настоящего владельца.
«Так получалось, что техника становилась более автоматизированной, более умной и более адаптивной, – рассказывал один ученый из ЦРУ. – Чем больше мы делали, тем больше от нас требовали. Новая техника позволяла нам осуществлять многое из того, о чем раньше можно было только мечтать. Но, к сожалению, устройства все быстрее устаревали».
Печатные платы и компьютерные микросхемы обеспечивали разработкам OTS миниатюризацию и гибкость при создании специального оборудования. Цифровая память как общий компонент современных электронных устройств невероятно расширила возможности хранения и записи разведывательной информации. Спецтехника шпионажа становилась все более и более неотличимой от потребительской электроники даже при тщательной экспертизе.
Цифровые технологии также вызвали к жизни концепцию «электронного прикрытия», как это было ранее в классических тайниках и камуфляже. С помощью этих новых технологий создавались шпионские программы, глубоко спрятанные в недрах операционной системы электронного устройства. Бытовые электронные устройства стали многофункциональными, например обычный сотовый телефон может хранить в памяти музыку одновременно с дневником и текстами сообщений, и это станет в XXI веке новым техническим рубежом для OTS.
