Книга: Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ
Назад: Глава 10 Диссидент в душе
Дальше: Часть IV Стены тоже имеют уши

Глава 11
Операция под кодовым названием CKTAW

Разведка – занятие не для слабонервных.
Ричард Хелмс. Взгляд назад (Look over My Shoulders)
Комплексное оперативно-техническое мероприятие ЦРУ под кодовым названием CKTAW проходило одновременно с агентурными операциями по Толкачеву и было одним из особо охраняемых секретов Америки. Бесценные разведывательные сведения о советских ядерных исследованиях и разработках лазерного оружия были получены не путем тайного фотокопирования секретных оригиналов и не из тайников. Не были задействованы также разведывательные спутники с их мощными телеобъективами. Однако, прежде чем операция CKTAW закончилась, в этой большой шпионской игре был использован весь спектр технических систем разведки – от орбитальных спутников до секретных оперативно-технических мероприятий, отработанных в ходе десятилетий результативных агентурных операций ЦРУ в Москве.
Операция CKTAW имела своей целью контроль подземных коммуникаций, которые соединяли Министерство обороны СССР с научно-исследовательским институтом ядерных вооружений «Красная Пахра», расположенным в закрытом городке Троицке недалеко от Москвы. Сведения, передаваемые по телефону, телефаксу и телетайпу между этими двумя организациями, записывались во время их прохождения через безопасную, как полагали советские специалисты, часть подземного кабеля, расположенного около шоссе в пригороде Москвы.
Тоннели и прослушивание каналов связи ранее уже использовались в сражении против Советского Союза. В период 1955–1956 гг. операция «Берлинский тоннель», названная в планах ЦРУ GOLD, была спланирована в те далекие времена, когда советские коммуникации с подземными телефонными и телеграфными кабелями в большинстве своем не защищались шифрацией.
Однако затем, в 1960-е гг., незащищенные кабельные коммуникации вышли из-под контроля американской разведки, когда правительство и военные ведомства СССР стали использовать микроволновую радиорелейную связь. Направленные радиосигналы, передаваемые в пределах прямой видимости с помощью релейной связи, обеспечивали определенную безопасность. Хотя радиорелейные антенны-тарелки большей частью были видны издалека, их узконаправленные радиопередачи было трудно перехватить. И только если шпионская антенна находилась на линии между антеннами, в Москве был бы возможен радиоперехват техническими разведками западных стран.
В середине 1970-х гг. сотрудники ЦРУ, контролирующие каналы радиосвязи в Москве, обнаружили таинственные микроволновые сигналы неясного происхождения. В конце концов выяснилось, что эти сигналы передавались по линии радиосвязи Министерства обороны СССР в закрытую лабораторию по созданию вооружений в «Красной Пахре». Эти радиосигналы неожиданно появлялись в радиоэфире во время сильного дождя и исчезали, когда дождь заканчивался. Инженеры ЦРУ, изучавшие это явление, пришли к выводу, что такие периодические радиосигналы были вызваны атмосферной аномалией, связанной с одной уникальной архитектурной особенностью Москвы. Оказалось, что дождь создавал дифракцию передаваемых микроволновых радиосигналов, которые отражались от цинковых покрытий крыш московских зданий. Комбинация дождя и старых крыш превращала узконаправленную радиорелейную передачу в подобие обычной радиосвязи с круговой направленностью, вполне доступной для радиоперехвата. Дождь и точная настройка на выявленные частоты помогали радиоразведке США прослушивать особо охраняемые тайны, касающиеся вооружений в Советском Союзе.
Однако все когда-нибудь кончается. Когда в СССР узнали, что их микроволновые радиорелейные передачи стали уязвимыми для перехвата спутниковыми и наземными станциями разведки, радиосигналы уменьшились и в конце концов полностью исчезли.
Аналитики ЦРУ были уверены, что был создан другой, более безопасный канал связи, но никто не знал, где он располагался. В конце концов, анализ фотографий нового спутника-шпиона KH-11 показал, что советские военные проложили кабели в траншее, ведущей из Москвы в Троицк. Запущенный в декабре 1976 г. спутник KH-11 на своем борту впервые имел аппаратуру, изготовленную по самым передовым цифровым технологиям, для передачи изображений практически в реальном времени. Это был настоящий «разведывательный глаз» в небе над Москвой, который открывался всякий раз, когда спутник находился в интересном для ЦРУ месте, а облака не закрывали нужные участки Земли. Затем фотографии анализировались, и офицеры-техники при участии оперативников в Москве использовали все возможные агентурные и технические источники информации, чтобы подтвердить предположение о траншее с новым каналом связи с объектом «Красная Пахра».
Визуальная разведка выявила несколько люков вдоль предполагаемой линии прохождения подземного кабеля, предназначавшихся для ремонта и проверок системы безопасности. Если бы ЦРУ получило доступ к одному из люков, ведущих в небольшой подземный технический бункер, новый важный канал секретной связи, возможно, удалось бы прослушивать.
Определение наилучшей точки доступа было возложено на оперативников ЦРУ, которые изучили более дюжины люков вдоль Варшавского шоссе, около его наиболее загруженной части, рядом с Московской кольцевой автодорогой. Однако, как и все операции разведки в Москве, мероприятие по изучению люков требовало детального и четкого плана. Надо было ответить на вопросы: как часто американцы смогут добираться до своих конечных целей без риска попасть под наружное наблюдение? Можно ли использовать технику скрытого фотографирования? Как близко можно подобраться к люку для обследования бункера под ним и при этом не привлечь никакого внимания?
На заключительной стадии обследования люков работали только опытные оперативники, а также те, кто специально был подготовлен для этого мероприятия. Каждая поездка к люкам проводилась согласно детальному плану, требовала дисциплины и оперативного мастерства, и, что самое важное, требовала точного расчета времени на мероприятия, чтобы быть вне подозрений. Американец, который передвигается по Москве один и вне своих обычных маршрутов – из дома в офис и обратно, – обязательно попадется на глаза вездесущим наблюдателям из КГБ, которые легко определят место, заинтересовавшее ЦРУ. В связи с этим старшие офицеры ЦРУ, отвечавшие за мероприятие CKTAW, потребовали от всех его участников разработать новые маршруты передвижений по Москве. В результате на то, чтобы завершить подготовительную часть операции, потребовалось целых два года.
Наиболее ценные оперативные фотографии были получены с помощью швейцарской фотокамеры «Тессина», специально закамуфлированной специалистами OTS. Московская резидентура ЦРУ обработала спутниковые изображения, затем свои оперативные фотографии и эскизы для того, чтобы сделать трехмерную модель всего участка операции, включая крупные планы особенностей местности. Важная для ЦРУ сторона постоянно загруженного шоссе имела уклон и сужение, что в конце концов стало причиной для отказа от всех люков одного за другим. В итоге был, наконец-то, выбран люк для входа, который был в плохом с оперативной точки зрения месте, однако все предыдущие люки были еще хуже.

 

 

Узкая часть зеленых насаждений вдоль шоссе стала одной из наиболее тщательно проверенных и изученных мест в мире. Детали люка, расположенного рядом с шоссе, были внимательно исследованы. Среди основных проблем для ЦРУ были 500 кв. м открытого пространства напротив нужного места и подозрительное учреждение на холме на расстоянии двух километров, принадлежащее, вероятнее всего, Второму главному управлению КГБ. Был, однако, и положительный момент – участок зеленых насаждений, который проходил параллельно шоссе. Хотя ширина этой полосы была всего 15 м, листва создавала хорошее прикрытие для того, чтобы приблизиться к люку в период с мая по октябрь.
Несколько месяцев офицеры ЦРУ тайно исследовали люк, фотографировали его и даже ненадолго забирались в него. Все это позволило им оценить трудности, связанные со вскрытием люка, измерить подземный бункер под ним и глубину воды, которой был залит пол, а также убедиться в том, что кабели коммуникаций находятся в пределах доступности. Советские специалисты не только экранировали кабели, но и установили датчики сигнализации для обнаружения любого вторжения. Теперь требовалось, не касаясь проводников, выявить кабель, по которому передавалась информация, и при этом не повредить целостность всех слоев изоляции проводов.
Выявление кабеля было серьезным испытанием. Учитывая важность секретов, передаваемых по кабелю, ЦРУ в 1977 г. организовало беспрецедентную техническую, очень рискованную и дорогостоящую программу проведения этого мероприятия.
Техническая экспертиза показала, что потребуется координации действий инженеров различных специальностей для проектирования и создания оборудования и датчиков. Затем следует укомплектовать группу офицеров-техников и оперативных офицеров ЦРУ, которые должны будут установить и обслуживать эту системы перехвата в Москве. Впоследствии в эту группу вошли офицеры Директората науки и техники, офицеры Оперативного директората, а также сотрудники Агентства национальной безопасности США. Руководство технической стороной операции осуществлял Отдел разработок и проектирования Директората науки и техники ЦРУ, который был ответственным за программу спутников и высокочувствительных датчиков. Команда конструкторов включала несколько инженеров OTS, которые ранее были задействованы в подразделении радиоперехвата, а также сотрудников Национального фотографического центра исследований и оперативных подразделений советского и восточно-европейского направлений ЦРУ.
Ключевым компонентом новой системы перехвата была сенсорная муфта, которая должна была охватывать экранированный кабель для контроля сигналов и записи их на магнитофон. Перехваченные сигналы должны были переписываться и отсылаться в Лэнгли, где с помощью современного дешифровального оборудования планировалось проводить их анализ и расшифровку.
Пока шла разработка специальной системы перехвата, тайная деятельность вокруг люка продолжалась. Лэнгли и резидентура в Москве обменивались записками, телеграммами, толстыми пачками оперативных фотографий и спутниковых снимков, а также предложениями оперативников вместе со сводками о работе НН. Особо важные документы передавались с дипкурьерами. Оценка всех оперативных деталей потребовала многочасовых обсуждений в Лэнгли и среди оперативных офицеров московской резидентуры.
Сотрудники московской резидентуры периодически посещали люк и бункер под ним для подготовки к установке сенсорной муфты и устройства регистрации (магнитофона). Несколько офицеров ЦРУ прошли обучение в полноразмерной точной копии подземного бункера, созданного на «Ферме» – секретном учебном объекте ЦРУ в США. Во время этих тренировок офицеры были ознакомлены с основными оперативными задачами и овладевали практическими навыками их выполнения. Подтвердить свою квалификацию им предстояло уже в Москве во время осуществления необычной и рискованной миссии.
Кен Сикраст был одним из оперативно-технических офицеров OTS ЦРУ, отобранных для работы в подземном бункере. Он должен был провести измерения и оценку кабелей, чтобы определить канал с наиболее ценной информацией. Эта важнейшая фаза операции требовала, чтобы Кен оставался один в люке почти два часа.
Проникнуть в люк Кен должен был, добравшись до него пешком, на автомобиле и на городском транспорте. Были собраны и тщательно изучены графики работы и маршруты московского метро, троллейбусов и электричек, местами имевшие неточности и ошибки, которые корректировались созданными в ЦРУ картами Московской области. Было точно измерено расстояние между зданием, где работал Кен, и местом расположения бункера. Было также тщательно подсчитано, сколько времени понадобится Кену, чтобы добраться в район расположения люка в течение различных периодов дня.
Чтобы не вызывать подозрений во время нахождения в районе бункера, Кен должен был маскироваться под обычного жителя Москвы. Однако покупка американцами соответствующей одежды могла привлечь внимание КГБ, а приобретение поношенных вещей еще более насторожило бы НН. В связи с этим восточно-европейская одежда была куплена на блошином рынке и в недорогих магазинах Вены, Восточной Германии и Варшавы и отправлена в Лэнгли. Там она была тщательно осмотрена, переписана и упакована перед отправкой в Москву, где хранилась в безопасном месте, исключающем возможные попытки КГБ установить на ней метки или отследить ее перемещение.
Кен прибыл в СССР летом 1979 г. после завершения шестимесячного ускоренного курса изучения русского языка. Среди его товарищей-стажеров был старший офицер, который должен был стать резидентом ЦРУ в Москве. В рамках своего прикрытия Кен сразу начал интересоваться культурной жизнью Москвы, никогда не упуская возможности посмотреть город, и проводил все свободное время со своей семьей вне дома. В его ежедневном графике были посещения достопримечательностей и пешие прогулки. Короче говоря, он был совсем не похож на шпиона из кинофильма. Он не был загадочным мачо, не окружал себя прекрасными женщинами, не произносил тосты в небольшой американской диаспоре Москвы, не имел смокинга, как у Джеймса Бонда. Его скромный Volkswagen совсем не походил на роскошный Aston Martin агента 007. Кен редко задействовал недавно выученный русский язык, поскольку русскоговорящие американцы сразу попадали под пристальное внимание КГБ. Казалось, Кен – человек, полностью посвятивший себя семье, интересующийся искусством и любящий проводить время на воздухе. Днем он часто играл в брумбол, а вечерами – в дартс. На самом деле все эти увлечения служили одной цели – создать образ спокойного, предсказуемого человека, который не может доставить властям никаких проблем. Работа Кена, его интересы и хобби, все элементы, составлявшие его жизнь, были тщательно разработанным планом действий, к реализации которого он приступил сразу после того, как вышел из самолета в аэропорту Шереметьево.
Как и все другие американцы в Москве, Кен должен был стать объектом наблюдения и оценки КГБ. Его начали тщательно изучать во время первой недели пребывания в Москве на предмет его полного соответствия своим посольским обязанностям. Поэтому любое его действие, отличное от стандартного поведения иностранного специалиста в Москве, заставило бы КГБ подозревать Кена в сотрудничестве с разведкой, что нанесло бы колоссальный ущерб операции.
Через несколько недель Кен понял: КГБ взял его на заметку, но не в большей степени, чем любого американца. Это означало, что за ним периодически, хотя и не часто, будут следить. Кен заключил, что такое положение дел не препятствует реализации его миссии в Москве.
Важным элементом оперативной работы Кена были постоянные семейные пикники, призванные отвлечь внимание НН от этих маршрутов. Как только появлялась возможность, Кен вместе со своей женой и двумя маленькими детьми отправлялся в какой-нибудь московский парк, где можно было на время укрыться от большого и пыльного города. Ничего странного в том, что человеку с семьей нравится проводить там свой досуг.
Кен и его жена Шэрон проводили много времени в парках вместе со своими детьми, четырех и семи лет. Кен носил рюкзак, с которым почти не расставался. В рюкзаке была еда, напитки, игрушки и одеяла – все, что нужно для пикника. Это увлечение объясняло частые выезды Кена в ближнее Подмосковье, а также позволяло ему знакомиться с дорогами, географией и способами передвижения для определения контрольных точек его проверочных маршрутов, разрабатывать запасные схемы ухода с проверочного маршрута и определять места для наблюдения и оценки. Все это делалось для того, чтобы четко спланировать главный будущий маршрут. В те дни, когда Кен и его семья были под наблюдением НН, он с помощью Шэрон практиковался в определении автомобилей КГБ, учился запоминать их номера, тактику наблюдения и сотрудников, участвующих в слежке.
Весенним утром 1981 г., после пяти лет оперативного планирования, анализа места проведения операции и его спутниковых фотографий, оценки сигналов радиоразведки, этапа разработки и создания оперативной спецтехники, наступила завершающая стадия одного из наиболее продуманных и дорогостоящих семейных пикников в мировой истории. Покинув свой дом в семейном микроавтобусе Volkswagen, Кен начал свое путешествие длиной в 35 км, которое, казалось бы, ничем не отличалась от его обычных выездов на природу. Но в этот раз каждая улица, каждый поворот и каждая остановка были предназначены для обнаружения и подтверждения наличия НН.
В ушах Кена и его жены были маленькие наушники приемников радиоперехвата, изготовленные специалистами OTS. Приемники были спрятаны в специальные чехлы под мышками и настроены на 103,25 МГц, главную частоту радиосвязи НН. Кен также использовал второй, сканирующий радиоприемник на шесть каналов, который мог уловить «в ближней зоне» радиопереговоры подразделений милиции и сотрудников вездесущего Седьмого управления КГБ.
Индуктивные антенны, сделанные в виде петли вокруг шеи и зашитые в мягкую ткань, скрытую под одеждой, передавали сигналы от радиоприемников к наушникам. Эти покрытые латексом крохотные наушники, сделанные специалистами OTS, повторяли естественные контуры ушей, и по цвету соответствовали оттенкам кожи Кена и Шэрон.
Каждый старался услышать важные слова «двадцать один», которые на языке радиопереговоров НН КГБ означали: «Объект находится под моим наблюдением». Если же никаких радиопереговоров или щелчков микрофонов, которые могли также принадлежать сотрудникам НН, слышно не было, то Кен с некоторой долей вероятности мог сделать вывод, что в этот день наблюдение его проигнорировало.
По дороге к парку супруги не могли обсуждать планы и наличие слежки. Кен вспоминал: «Мы мало говорили, двигаясь по проверочным маршрутам, особенно, когда наши дети были с нами, потому что никогда не знаешь, что твои дети могут повторить за тобой или кого из родителей они начнут копировать». И потому Кен и Шэрон должны были принять происходящее как данность.
Кен совершил несколько автомобильных маневров, специально разработанных для обнаружения слежки. В отличие от приключенческих кинофильмов, где герой убегает от наблюдения с помощью захватывающих трюков, настоящий уход от слежки был и более сложным, и более прозаическим. Он не разворачивался через двойную сплошную и не делал опасных, неожиданных поворотов, чтобы уйти от преследования. Его манера вести машину должна была строго соответствовать статусу главы семейства, который везет семью на пикник. Любая бригада НН, которая конспиративно наблюдала бы за ними, увидела бы, что Кен движется более или менее по прямому маршруту к парку с обычной скоростью.
Один раз Кен все-таки резко остановился на дороге, выхватил ребенка с заднего сидения и помчался в кусты «по нужде». Затем Кен «по ошибке» пропустил нужный поворот, развернулся и поехал назад, чтобы свернуть на другую дорогу. Он как бы заблудился. Если бы бригада НН следовала за ними, Кен и Шэрон, выполняя эти, казалось бы, обычные маневры, наверняка бы заметили ее.
В ЦРУ хорошо изучили особенности работы Седьмого управления КГБ. Было известно, что для слежки использовалась советская «Волга», напоминавшая европейский Volvo средних размеров, а также более компактные «жигули» – советская версия итальянского Fiat-24. Поскольку только в КГБ имелись автоматические мойки, их автомобили, как правило, были чистыми по сравнению с другими транспортными средствами на московских улицах. Кроме этого, автомашины КГБ могли похвастаться роскошными дворниками на ветровом стекле, столь редкими среди автомобилей обычных москвичей, у которых часто крали дворники, если автомобили были припаркованы и оставлены без присмотра.
Проверочный маршрут продолжался более часа, и за это время Кен, используя разнообразные остановки и повороты, убедился, что за ним не наблюдают.
Наконец-то уверенный в отсутствии слежки, Кен повернул на стоянку около большого парка, уже давно выбранного для пикника. Кен сознательно избегал мест, популярных среди американцев, где НН уже могло наблюдать за другим объектом. Если он все-таки не был сегодня под наблюдением, то попадать под слежку из-за другого соотечественника ему совсем не хотелось. Семейство углубилось в парк на пару сотен метров, где на краю рощи Шэрон расстелила одеяла. Кен и Шэрон осматривались и слушали радиоэфир для выявления наблюдения, потом Кен заглянул в прилегающий к месту пикника лес. Все его перемещения были спланированы так, чтобы вынудить любых наблюдателей выдать свое присутствие.
Следующие полчаса семья наслаждалась завтраком и наблюдала за происходящим вокруг. Затем Кен надел свой любимый рюкзак, кивнул Шэрон и скользнул в лес. Этот жест сказал ей, что, если он не вернется к определенному сроку, то она должна усадить детей в автомобиль и отправиться домой. А дома, используя заранее условленный сигнал, Шэрон должна была известить резидента о том, что Кен не вернулся к намеченному сроку и, вероятно, у него неприятности. Резидент немедленно принял бы меры, чтобы минимизировать последствия для других оперативных мероприятий и подготовить американского посла к неизбежному дипломатическому протесту со стороны советских властей по поводу «очередного американского шпиона, который пытался разрушить мирные отношения между Америкой и Советским Союзом».
Покинув свое семейство, Кен продолжил выявлять слежку. Ему была необходима полная уверенность в том, что все «чисто», перед переодеванием в обычного москвича. Кен хорошо знал, что Седьмое управление КГБ не всегда задерживало или арестовывало подозрительных офицеров разведки ЦРУ во время операций, а часто продолжало наблюдение за ними в надежде на то, что слежка приведет к агенту или к тайнику. Даже в таких случаях НН давало возможность объекту спокойно продолжать движение, как будто ничего и не произошло.
Именно так случилось с Пеньковским в конце 1961 г. Сотрудники Седьмого управления КГБ вначале определили мужчину, подозреваемого в получении материалов внутри подъезда на одной из оживленных улиц Москвы. Это было во время посещения московских магазинов Джанет Чизхолм, жены офицера британской разведки MИ-6 Родерика Чизхолма. Вместо того, чтобы ее арестовать, КГБ активизировал наблюдение и несколько дней спустя в сквере снова зафиксировал того же мужчину во время обмена информацией. За этим объектом было организовано тщательное наблюдение, и позже было установлено, что это полковник ГРУ Олег Пеньковский.
Именно шпионы или агенты, а вовсе не штатные сотрудники разведки, как правило, были конечной целью слежки. Однако, как только контрразведка КГБ устанавливала агента, мог последовать арест иностранного офицера разведки во время операции. Когда КГБ арестовал американку Марту Петерсон на Краснолужском мосту в 1977 г., агент TRIGON, для которого она закладывала тайник, был уже мертв, и ее задержание повлекло за собой негативную международную реакцию в отношении Соединенных Штатов и, конечно же, расстроило планы работы ЦРУ в СССР.
Кен шел по парку и раздумывал, отправляться к люку или нет – вокруг было слишком много людей. Советские граждане любили московские парки, и в этот весенний день, когда на земле еще лежал снег, но было уже тепло, в парке было много посетителей. Кен знал, что толпу можно было использовать в своих интересах, смешавшись с ней, но среди множества посетителей также могли работать наблюдатели и осведомители КГБ.
Также опасно было слишком близко приближаться к людям, которые проходили мимо Кена. Сотрудники НН старались подражать обычным москвичам, и потому обычных посетителей парка можно было легко принять за сотрудников КГБ. Старик в полотняной шляпе, медленно бредущий, опираясь на палку, молодая пара, гулявшая, взявшись за руки, мать с детьми, вышедшая на несколько часов из своей маленькой квартиры, или тучная женщина средних лет с традиционными полиэтиленовыми пакетами в руках – любой из них мог оказаться сотрудником Седьмого управления. Но в это время дня они могли быть только теми, кем они казались – москвичами, наслаждающимися весенним днем на открытом воздухе.
Кен хорошо знал об особом неврозе оперативника. Офицеры разведки называли этот психологический эффект «видимые призраки повсюду», и он был одной из неприятных сторон оперативной деятельности, связанной с постоянной опасностью. Что больше всего досаждало, так это постоянная неуверенность в том, угрожает ли опасность в тот или иной конкретный момент. Наличие деталей, указывающих на наблюдение, или передачи по радиоприемнику дало бы гораздо больше уверенности для дальнейших действий, но если не видно и не слышно никаких признаков наблюдения, ты не можешь чувствовать себя спокойно. Ведь это может означать и то, что наблюдения действительно нет, и то, что Кен просто не может его обнаружить. Существовала и вероятность реализации худшего сценария из возможных: КГБ уже знает о конечной цели офицера ЦРУ, сидит и ждет его в засаде.
Кен подбадривал себя тем, что часть этой особо секретной операции уже была успешна проведена с использованием методов, которые он собирался применить сейчас. В конце концов, у него уже были свой опыт и знания, которые можно было сейчас задействовать, даже без радиоперехвата слежки. Когда все маневры и проверочные маршруты, которые заранее составлены, изучены, а затем строго выполнены на этапах операции, НН рано или поздно удастся обнаружить. Но в конечном счете Кен все же действовал сообразно своим чувствам и отработанным оперативным приемам. Даже если его автомобильный и пеший проверочные маршруты не выявили слежки, Кен, как и любой другой оперативный офицер, мог прервать операцию, следуя своему «шестому чувству».
«Вы абсолютно уверены в надежности схем проверки. Но в то же самое время вы должны развивать интуицию и уметь определять, что же было и чего не было. Через некоторое время у вас появляется чутье на такие вещи. И тем не менее вы не застрахованы от ошибки», – объяснял Кен.
Несмотря на все планы и подготовку, окончательное решение идти или не идти к люку должен был принять только Кен. Он остановился, несколько раз глубоко вдохнул холодный весенний воздух и сказал себе: «Пора». Войдя в глухую часть леса, он быстро снял плащ, достал из рюкзака «московскую» одежду и переоделся.

 

 

В этой одежде он вполне походил на обычного советского гражданина. В 1981 г. стиль одежды в СССР мало отличался от западного. Кен достал из рюкзака потертую серо-коричневую фетровую шляпу с широкими полями, недорогие советские ботинки, пальто до колен и грубоватые, простого покроя брюки. Однако Кен не должен был выглядеть как персонаж фильмов о беженцах Второй мировой войны.
На одном его плече небрежно висел рюкзак с необычными запасами для «пикника». В рюкзаке находилась новейшая аппаратура весом более 30 кг и стоимостью около $20 млн – специальное измерительное и записывающее оборудование, разработанное для перехвата и записи сигналов с кабелей. Если бы КГБ все это обнаружил, то раскрыта была бы не только сама эта операция, но и другие мероприятия, которые проводились в разных частях света.
Пробравшись через березовую рощу к границе парка, Кен выбрал окольный маршрут к остановке общественного транспорта, влившись в общий поток москвичей. Пересаживаясь из одного автобуса в другой, Кен практически затерялся среди обычных пассажиров. Вагоны и автобусы, в которых он ехал, пробивались через интенсивное московское движение, унося его далеко от люка на Варшавском шоссе, чтобы затем возвратиться на расстояние «пешей прогулки» до конечной цели.
При остановке каждого очередного автобуса или вагона метро Кен старался выйти последним, чтобы увидеть того, кто собирается выскочить за ним через закрывающиеся двери. Используя сканирующий приемник, Кен продолжал контролировать каналы НН, пытаясь слушать радиопереговоры. Проверочный маршрут Кена был специально разработан для того, чтобы заставить сотрудников КГБ действовать нестандартно и вынудить их сделать очевидные ошибки. Но внимание Кена привлекали другие моменты. Вот в автобус вошла молодая пара, которую он вроде бы видел в парке. Но это уже было далеко от того места, где он сначала их заметил! Действительно ли это была та же самая девочка, только одетая теперь в другое пальто и шляпу? Автомобиль, который следовал за автобусом, он как будто уже видел полчаса назад?
Кен следовал по своему проверочному маршруту согласно графику. Теперь ему нужно было принять второе важное решение – забираться в люк сегодня или нет? Это его решение означало начало операции, которое открывало дверь к потенциальной кладовой разведывательных сведений. Но его решение посетить бункер могло закончиться арестом, установкой его как офицера ЦРУ, высылкой из СССР и крахом многомиллионного мероприятия, которое бы вызвало негативное мнение у самых высокопоставленных членов американского правительства.
Выйдя из автобуса на своей остановке, Кен прошел пешком еще три километра к цели. Ранее он никогда не подбирался так близко к люку, хотя карты, фотографии и спутниковые снимки, которые он изучал в течение многих месяцев, помогали ему теперь ориентироваться. В описаниях этот участок был назван оперативно опасным. Он был частично закрыт узкой полосой кустарников, а молодая весенняя листва как бы покрывала его. Любопытный взгляд водителя работающего поблизости трактора, брошенный в сторону Кена, или неожиданное появление советского гражданина, который блуждал поблизости – и тысячи других непредвиденных и обычных действий могли стать причиной неудачи, которая свела бы на нет назад годы планирования и подготовки.
Лесная полоса, тянущаяся вдоль шоссе, позволила Кену укрыться от любопытных глаз, когда он доставал из рюкзака специально изготовленное фомку для вскрытия люка. Прием был несложный и многократно отработанный. Верхняя тяжелая металлическая плита люка должна быть быстро удалена с помощью инструмента, специально разработанного OTS. Фомка была сделана из алюминиевого сплава, изогнутого под разными углами; она была компактной, легкой, но достаточно прочной, чтобы зацепить отверстия в люке и вытащить тяжелую плиту из чугунного основания.
Забравшись внутрь, Кен задвинул и поставил люк на место. Кен спустился вниз, в сырой мрак бункера. «Это было довольно легко», – подумал он и решил поблагодарить создателей фомки для открывания люка, когда вернется в лабораторию OTS в Вашингтоне.
Спустившись по лестнице, Кен оказался в холодной воде. Ранее он уже заглядывал вниз через открытый люк и видел только отражение в воде кусочка серого неба и верхушек деревьев. Бункер имел высоту около 2,5 м, а его площадь составляла 1,2 на 1,8 м. На одной стене бункера была плита с отверстиями, из которой выходили кабели, покрытые резиновой изоляцией; они уходили в трубы на противоположной стене бункера. В кабелях с резиновой изоляцией и находились линии телефонной связи.
Стоя по колено в холодной воде, Кен приступил к техническому этапу операции. Задача была получить и записать образцы сигналов информации, передававшейся через множество проводов, которые находились в каждом из вложенных в трубы кабелей. Хотя в ЦРУ и были уверены, что объект «Красная Пахра» использовал для своей связи один или несколько кабелей, именно Кен должен был провести первичную идентификацию линий связи, протестировав сигналы от каждой дюжины кабелей.
Для оценки и точного выбора кабеля надо было использовать специальный прибор, который Кен принес в рюкзаке. Разработанная для ЦРУ частной фирмой, эта электронная система идентификации помещалась в 11-килограммовом пакете и была похожа на прямоугольный радиоприемник со множеством индикаторов на верхней панели и набором проводов с боковой стороны – для подключения и проведения нескольких измерений одновременно. Перехваченные с кабелей сигналы записывались на кассету, похожую на стандартную, но имевшую возможность многодорожечной записи с высоким качеством.
Кен вытащил все необходимые приспособления из рюкзака и приготовился к обследованию первого кабеля. В электронной системе идентификации единственным сигналом для Кена было движение ленты в кассете и загорание индикатора. Если бы индикатор ничего не показывал и лента в кассете не двигалась, Кен не смог бы выяснить причины этого или как-то подстроить систему. В этом случае нужно было прекратить все дальнейшие плановые действия и покинуть бункер.
Кен начал размещать датчик-сенсор – одну его половину положил сверху кабеля и другую снизу. Он стянул половинки сенсора на кабеле с помощью ремешка из белой ткани. Затем закрепил ремешок специальным замком, чтобы прочно зафиксировать сенсор на кабеле. В соответствии с планом операции в комплекте у Кена было 12 ремешков белого цвета.
Если бы Кен уронил один из них, то белый ремешок можно было легко найти в плохо освещенном бункере. Число 12 было также выбрано заранее, чтобы Кену было легко его запомнить, ведь перед выходом из бункера ему нужно было проверить все свое снаряжение. Нельзя было оставлять никаких свидетельств несанкционированного проникновения в бункер.
В бункер выходило более дюжины подземных кабелей, но внимание Кена было сосредоточено на коммуникациях, имевших надежные защитные оболочки и помещенных в газонаполненные трубы, что указывало на их важное назначение. Поскольку поток информации через разные кабели был неодинаковым, Кен должен был зафиксировать принесенную с собой систему идентификации на каждом кабеле достаточно надолго, чтобы получить максимально полный фрагмент записи информации.

 

 

 

Шум от дороги и свист ветра сверху, доносившиеся через приоткрытый люк, постоянно напоминали Кену о возможной опасности – любой любознательный советский гражданин, заглянувший в люк, мог столкнуться лицом к лицу с офицером ЦРУ, стоящим в воде среди рядов толстых кабелей.
Это была утомительная работа. Положение каждой трубы и кабеля должно быть идентифицировано точным и логичным способом. Работая с контрольным списком, Кен делал образцы записей, которые соответствовали его пометкам, и затем передвигался дальше к следующей группе кабелей. Маленькая ошибка в учете кабелей и труб при последующей идентификации нужного кабеля могла бы создать большие трудности. Методично работая, Кен сознавал, что каждая лишняя минута пребывания в бункере увеличивала вероятность расшифровки операции, но в то же время поспешность могла привести к непоправимым ошибкам.
Впоследствии Кен сделал второй заход в бункер. Во время фиксирования и записи передач, проходивших через кабели, Кен сфотографировал расположение труб и кабелей 35-мм фотокамерой с инфракрасной вспышкой. Такое фотодокументирование позволяло подготовить полный отчет о работе в подземном бункере с учетом всех деталей, которые могли бы помочь на заключительных этапах операции, когда на выбранный кабель будет установлен постоянный датчик-сенсор.
Удовлетворенный наконец-то своей работой, Кен внимательно просмотрел все свои отметки, собрал инструменты и оборудование, упаковал их в рюкзак, поднялся вверх и отодвинул головой крышку люка. Когда Кен появился из-под земли, вокруг никого не было. Он быстро задвинул тяжелую крышку на место и углубился в лес.
Кен отошел довольно далеко от своего семейства, но запланированный маршрут возвращения к месту пикника был уже более прямым и коротким, чем тот, которым он воспользовался ранее для движения к своей цели. Проходя через парк, он не встретил ничего подозрительного и нашел другое укромное место для переодевания. После этого возвратился к жене и детям, которые как ни в чем не бывало отдыхали на природе, хотя прошло уже 5 часов.
Шэрон, взглянув мужа, поняла, что операция еще не завершилась. И если за семьей следили и заметили отсутствие Кена, то у сотрудников НН наверняка возникли бы вопросы. Ведь американские мужчины обычно не оставляют свои семейства в парке на несколько часов.
Не тратя попусту время, они собрали детей, все снаряжение для пикника и загрузились в свой автомобиль. Ни Кен, ни Шэрон не могли расслабиться по дороге домой, поскольку они везли пленки с бесценными записями и специальное оборудование, которое могло расшифровать их владельцев. Они двигались, продолжая фиксировать транспорт позади и впереди своего автомобиля, поскольку американец в Москве не мог иметь никаких гарантий от случайных или специально организованных ДТП, которые могли закончиться расспросами или расследованием.
Никакой торжественной встречи в резидентуре Кену не организовали, хотя руководитель с тревогой ожидал результатов операции. Поскольку резидент не получил никаких сигналов опасности от Шэрон, он пошел в резидентуру, открыл дверь, включил свет и увидел лист, оторванный из посольской записной книжки, приклеенный к стене. На листе была небрежно написанная карандашом цифра 1. Такой условный сигнал Кена говорил об успешном завершении опаснейшего этапа одного из самых важных оперативно-технических мероприятий ЦРУ в СССР.
В Лэнгли проанализировали полученные Кеном записи и провели первичную установку требуемого кабеля для последующей оценки сигналов с помощью уже продолжительной записи. В течение нескольких лет CKTAW успешно регистрировала канал связи между «Красной Пахрой» и Министерством обороны СССР. Только весной 1985 г. что-то пошло не так, как надо. Оперативный офицер, посланный для изъятия из устройства регистрации записанной пленки, вынужден был прервать свои действия, когда в ответ на дистанционный радиозапрос, посланный им в бункер, был получен ответный сигнал о посещении бункера посторонним. Записанную пленку удалось получить во время второго посещения бункера, предпринятого через несколько недель. Оценка записи показала, что система контроля перестала функционировать, и все оперативные действия были прекращены.
Что же произошло на самом деле? В течение многих лет американская система контроля секретных советских коммуникаций, фактически работавшая без каких-либо сбоев, внезапно перестала функционировать без признаков ее обнаружения. Офицеры контрразведки ЦРУ полагали, что причина прекращения операции CKTAW была более серьезной, чем простая техническая поломка. Возможно, КГБ обнаружил утечку секретной информации из-за профессиональной ошибки оперативного офицера ЦРУ на проверочном маршруте при выявлении слежки во время поездки для замены пленок? Был ли у КГБ свой шпион, посвященный в секретное мероприятие ЦРУ? Как и в ситуациях с агентурной работой, отказ устройства контроля коммуникаций оставил много вопросов, но контрразведка ЦРУ довольно быстро получила на них ответы.

 

1 августа 1985 г. полковник Виталий Сергеевич Юрченко, заместитель начальника отдела Первого главного управления КГБ (разведка), позвонил в посольство США в Риме и попросил убежища.
В этот же день Юрченко сообщил Алану Вольфу, резиденту ЦРУ, о вероятных агентурных источниках информации: одном – в Агентстве национальной безопасности США и втором – под кодовым названием ROBERT – непосредственно в самом ЦРУ.
Юрченко утверждал, что не знал настоящего имени ROBERT, но предложил два важных свидетельства: ROBERT продал КГБ секретную информацию во время встречи в Вене в конце 1984 г. и прошел подготовку для работы в резидентуре ЦРУ в Москве, но его командировка в СССР была отменена буквально накануне отлета в Москву. Через два дня после получения информации от Юрченко Служба безопасности ЦРУ сообщила ФБР, что под псевдонимом ROBERT скорее всего скрывается бывший офицер ЦРУ Эдвард Ли Ховард.
Ховард поступил на службу в ЦРУ в 1981 г., и в 1982 г. был отобран для работы в качестве оперативного сотрудника резидентуры в Москве. Поскольку он, работая в ЦРУ, все время находился под прикрытием и никогда не командировался за границу, его считали «чистым», не заподозренным в принадлежности к американской разведке. В процессе подготовки к назначению в Москву Ховард и его жена Мэри прошли интенсивный шестинедельный курс спецподготовки в секретном учебном центре для обучения действиям против контрразведки КГБ на территории СССР. Они овладели методами обнаружения и ухода от слежки, которые особенно тщательно отрабатывались в реальных условиях и были организованы с участием бригады наружного наблюдения ФБР. Перед отъездом в Москву была проведена проверка Ховарда на детекторе лжи, в ходе которой он признался в употреблении наркотиков и пристрастии к алкоголю, а также в мелком воровстве и обманах во время обучения. После этого ЦРУ уволило Ховарда в начале мая 1983 г.
Обозленный Ховард переехал в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, где получил работу аналитика-экономиста в госструктуре штата. Но его проблемы с алкоголем и долгами продолжались. Ховард совершил несколько странных телефонных звонков, включая один совершенно безумный – в американское посольство в Москве, после чего 24 сентября 1984 г. его бывший начальник и специалист-психолог были посланы к нему домой для беседы. Ховард вновь попал в поле зрения в октябре 1983 г., когда бродил около советского консульства в Вашингтоне. Это наводило на мысли о его намерении предложить свои услуги СССР.
Опираясь на информацию, полученную 3 августа 1985 г., ЦРУ предположило, что Ховард и есть агент ROBERT, и ФБР начало следить за ним, но в конце месяца Ховард обнаружил слежку, ведь как-никак он был профессиональным разведчиком. В начале сентября ФБР начало прослушивать его телефонные переговоры. В результате Ховард оказался под круглосуточным наблюдением.
Примерно через две недели, 19 сентября, ФБР вызвало Ховарда на допрос для идентификации его как советского агента. Чтобы защитить Юрченко, ФБР распространило сведения о том, будто предъявленная Ховардом информация касается невозвращенца, бывшего сотрудника КГБ Олега Гордиевского. Во время беседы с ФБР Ховард ни в чем не признался и отказался от испытания на детекторе лжи. На следующий день во время допроса Ховард заявил, что намерен в конце недели нанять адвоката, и после этого согласился на следующую встречу в понедельник. Однако приезжать на нее он не собирался.
Во время обучения в ЦРУ приемам ухода от слежки, Ховард научился использовать манекен-двойник, а также тайно выбираться из двигающегося автомобиля, медленно поворачивающего за угол. Не имея возможности использовать настоящий манекен, Ховард изготовил свой вариант из шапочки для душа, вешалки и пиджака. Голова куклы была сделана из полистирола и украшена париком, купленным в магазине. Последнему приему он также научился во время секретного обучения на объекте ЦРУ «Ферма».
Ховард и его жена поехали пообедать в местный ресторан в Санта-Фе в субботу вечером. Возвращаясь домой, они медленно свернули с Гарсия-стрит на Корал Камино, где Ховард выпрыгнул из автомобиля в кусты. Его жена Мэри расположила манекен на месте пассажира, закрепив его пряжкой ремня, и минуту спустя команда НН ФБР ясно разглядела двух «человек» в автомобиле, когда он заезжал в гараж.
Проведя ночь в гостинице аэропорта, наутро Ховард первым рейсом добрался из Альбукерка до Тусона, откуда направился в Москву. А ФБР обнаружило его исчезновение только через 25 часов.
Предательство Ховарда имело катастрофические последствия для мероприятий ЦРУ в Москве. Он показал КГБ систему противодействий советской контрразведке, отработанные методы работы ЦРУ, американскую секретную спецтехнику, эффективные приемы агентурной работы в Советском Союзе и, конечно же, раскрыл операцию CKTAW. Ховард был участником небольшой группы оперативных офицеров ЦРУ, допущенных к проведению операции CKTAW. Во время испытания на детекторе лжи, которое послужило основной причиной его увольнения, Ховард признался в обмане во время тренировок внутри макета бункера, когда он заменил тяжелые предметы в рюкзаке на более легкие из картона, чтобы без труда приникнуть в узкое отверстие люка бункера.
Почти через год, 7 августа 1986 г. ТАСС объявило, что Ховарду предоставлено политическое убежище в СССР. По имеющимся сведениям, Ховард продолжил пить и умер в 50 лет, в июле 2002 г. Российские СМИ сообщили, что причиной смерти было падение с лестницы, в результате которого Ховард сломал себе шею. Однако ни российские, ни американские разведывательные службы не оплакивали его.
Американские технологии шпионажа, выявленные КГБ в бункере и в расположенном рядом тайнике, не остались незамеченными советскими лидерами. В 1990 г. появилась статья с осуждением американского технического шпионажа против Советского Союза, в которой автор, генерал-лейтенант Николай Брусницын, заместитель председателя Государственной технической комиссии СССР, жаловался, что системы сбора информации, подобной той, что была задействована в CKTAW, тормозили совместные программы по контролю над вооружениями и усилия по сокращению вооружений. В заключение Брусницын признался в обеспокоенности, связанной с развитием американских систем сбора разведывательной информации и технологий шпионажа.
Десять лет спустя, в 1999 г. отставной офицер контрразведки КГБ Рэм Красильников, автор книги «Призраки с улицы Чайковского», изложил советскую версию операции CKTAW, которой КГБ присвоил кодовое наименование «Бильярдный шар». Красильников описал индуктивный датчик-сенсор в бункере, соединенный с металлическим, закопанным в землю контейнером, в котором специалисты КГБ обнаружили магнитофон с электронным управлением, который включался во время переговоров или передачи информации по линии связи, приемопередатчик и блок автономного электропитания, способного обеспечивать энергией все американские устройства в бункере до 4–6 месяцев. Согласно Красильникову, контейнер находился на глубине около полуметра недалеко от места входа в бункер. По версии КГБ, контейнер был окрашен в ярко-красный цвет, имел надпись на русском языке «Опасно! Высокое напряжение», был обеспечен надежной защитой от грызунов и был соединен со скрытой рядом с контейнером антенной диапазона УКВ.
Красильников, цитируя технический отчет КГБ, сообщил, что на приемопередатчик можно было послать радиозапрос с расстояния до 2,5 км. В ответ можно было получить кодированное сообщение, в котором говорилось о работоспособности всей системы, необходимости замены пленки в магнитофоне или источника электропитания. По оценке специалистов КГБ, такие замены требовались для ЦРУ каждые 4–6 месяцев.
Расшифровка операции CKTAW не уменьшила ее значение и результаты. Эта операция показала, что сочетание оперативного мастерства с новыми техническими возможностями способно творить чудеса, а также помогла выявить слабые места в советской системе безопасности связи. Идея, реализованная в этой операции, технический талант специалистов, разработавших и создавших систему перехвата, и ее оперативное исполнение создали, в конечном счете, новое направление технической разведки США. В следующие десятилетия специальная техника, получившая развитие во время операции CKTAW, неоднократно применялись и на других объектах работы ЦРУ.
Назад: Глава 10 Диссидент в душе
Дальше: Часть IV Стены тоже имеют уши