Часть III
Тень в переулке
Глава 7
Прыжок через пропасть
Беда – хороший учитель.
Русская поговорка
В начале 1960-х гг. новые впечатляющие результаты использования самолетов-шпионов U-2 и спутников серии «Корона» на время затмили постепенное развитие спецтехники ЦРУ. Тогдашний руководитель TSD Сид Готлиб (Рассел пришел ему на смену в 1966 г.), твердо верил, что оперативная техника станет необходимым элементом работы с агентурой. В последующие четыре года эти два руководителя стали настоящими друзьями. Они верили, что с помощью техники можно пробить брешь в мощной обороне КГБ. Но остальные руководители ЦРУ не разделяли веру в спецустройства 1960-х гг.
Готлиб по-прежнему рассчитывал на Джорджа Сакса в деле внедрения в оперативную деятельность спецтехники. Как только офицеры-агентуристы в резидентурах стали использовать расширяющийся арсенал спецоборудования, появились и другие проблемы. Во-первых, взаимоотношения между офицерами-агентуристами и офицерами-техниками были сложными. У прагматичных инженеров TSD и офицеров Оперативного директората было различие не только в социальных корнях и образовании, но и в языке.
Люди, работающие со спецтехникой, использовали термины, которые не всегда были понятны другим сотрудникам. Путаница усугублялась активным применением шпионского жаргона. Например, однажды офицер-агентурист заказал в TSD систему для телефонной записи с функцией определения номеров. Но в TSD, услышав слова «телефонная запись», изготовили систему скрытой записи телефонных переговоров, но без фиксации номеров.
Неверное толкование технических терминов, недостатки в изложении оперативных требований и чрезмерная конспирация – все это приводило к оперативным просчетам. Готлиб понимал, что конспирация необходима, но тем не менее технические инструкции и требования относительно оборудования, которое поручали разрабатывать TSD, должны были быть четкими и понятными. Джордж Сакс как раз и отвечал за то, чтобы потребности в спецтехнике советского отдела были бы четко определены и правильно переданы инженерам TSD.
Для решения проблемы Готлиб сделал верный шаг – он пригласил Джорджа как представителя советского отдела ЦРУ на ежегодную техническую конференцию TSD. Она проводилась на острове неподалеку от восточного побережья США, где располагался объект ЦРУ для секретных испытаний и тренировок, и давала возможность ведущим ученым, инженерам и мастерам TSD свободно обмениваться мнениями. Присутствие на мероприятии Джорджа вызвало волнение: «Повсюду звучали фразы: "Он будет говорить что-то вроде: "Эта группа, которая не обеспечила мне помощь, когда я должен был сделать свою работу". Или: "У нас есть новая идея с поставщиком, для чего требуется $50 000, но эти деньги нельзя получить", – вспоминал Джордж. – Итак, когда я появился, парни указывали на меня и говорили: "Кто его впустил?" – Но Готлиб тут же объяснил: "Мы должны больше доверять опыту оперативных офицеров в работе, которую мы технически обеспечиваем". Это была попытка умного руководителя TSD сломать барьер и улучшить обмен информацией. Это была революция».
Готлибу назначили заместителей, двух старших офицеров Оперативного директората, Эверета О'Нила и Квентина Джонсона, что также послужило основой для наведения мостов между технической и оперативной службами разведки. Джонсон как никто другой понимал все риски, связанные с операциями в опасных регионах, так как был одним из старших офицеров-агентуристов ЦРУ, работавших с Пеньковским.
Как руководитель TSD Готлиб решил «встряхнуть» свое подразделение. Он ввел в практику ежедневные оперативные совещания в конференц-зале, который стал известен, как «оперативная комната». «Каждый день, около 16 часов, руководители должны были идти в "оперативную комнату", – вспоминал офицер– химик. – На стене висела огромная карта мира, отмеченная булавками в тех местах, где офицеры-техники участвовали в оперативной работе. Но на таких совещаниях руководители направлений TSD были вынуждены обсуждать проблемы подразделений друг друга – ведь тот, кто отвечал за тайнопись, обычно не разбирался в подслушивании».
Сид Готлиб не терпел ссор и конкуренции в своем отделе. Когда напряженность между двумя начальниками в TSD длилась слишком долго, Готлиб сажал их в один кабинет. «Они работали в маленьком кабинете, голова к голове, – вспоминал сотрудник TSD. – Сид говорил: "Они могут не говорить друг с другом, но клянусь Богом, они будут там сидеть и смотреть друг на друга целый день"». Внимание Готлиба к сотрудникам TSD, их семьям стало легендой. Он звонил начальникам и офицерам в дни рождений, помнил о хобби и юбилеях их близких. «Готлиб был одним из немногих, кто чувствовал такие вещи. Это подкупало – казалось, что босс хорошо знает каждого из нас», – рассказывал химик из TSD.
В то время как TSD и советский отдел начинали сотрудничать, в недрах ЦРУ, среди высокопоставленных чиновников, бушевали бюрократические войны. С самого начала TSD был частью Оперативного директората, но после создания Директората исследований в 1962 г. организационная принадлежность TSD стала вопросом больших дебатов. Директор ЦРУ Джон Маккоун полагал, что все технические разработки ЦРУ должны быть централизованы. И наоборот, Ричард Хелмс, в то время заместитель директора по планированию, выступал против перемещения TSD в новый директорат и уверенно аргументировал это тем, что для оперативной деятельности технический компонент нужен как правая рука. Затем Хелмс стал директором ЦРУ, и следующее десятилетие TSD оставался в Оперативном директорате.
Президент Никсон решил заменить Хелмса и в декабре 1972 г. выдвинул Джеймса Шлезингера в качестве его приемника. Шлезингер стал директором в феврале 1973 г. и сразу начал большую реорганизацию. TSD перевели из Оперативного директората в Директорат науки и техники и дали новое название – Оперативно-техническая служба (Office of Technical Service – OTS). Новым руководителем OTS стал Джон Макмагон, оперативный офицер из Директората науки и техники. А Готлиб уволился в мае 1973 г.
К этим внутренним баталиям скоро добавились схватки на Капитолийском холме. Когда ветеран УСС Уильям Колби вслед за Шлезингером был назначен директором ЦРУ, разразился информационный скандал, связанный с деятельностью ЦРУ в 1950-е и 1960-е гг. В декабре 1974 г. Сэймур Херш, журналист из The New York Times, обнаружил информацию о проектах ЦРУ, таких как MHCHAOS и MKULTRA, и описал ряд мероприятий ЦРУ на территории США. Одним из самых скандальных открытий была причастность ЦРУ вместе с ФБР к вскрытию личной почты американских граждан. В результате и Конгресс, и администрация президента Форда провели расследования. Комитет, возглавляемый сенатором Черчем в Сенате, Комиссия под руководством сенатора Пайка в Палате представителей и назначенная президентом Комиссия Рокфеллера также провели свои расследования мероприятий ЦРУ и посчитали их незаконными, неправильными или ошибочными.
Желая внести ясность в ситуацию, Колби решил обнародовать весьма щекотливые, ранее засекреченные детали деятельности ЦРУ в документе под названием «Фамильные драгоценности». Этот документ был подготовлен еще в 1973 г. при Шлезингере, по запросу, сделанному во время Уотергейтского скандала. Колби представил этот секретный материал Комитету Сената под руководством Френка Черча. Затем 16 сентября 1975 г. Колби также продемонстрировал микробиопистолет – секретное оружие ЦРУ. Этот импровизированный маневр директора ЦРУ был призван показать Комитету Черча открытость разведки, однако эффект был обратным. Пресса принялась муссировать эту историю. На самом же деле пистолет был даже не разработкой ЦРУ, а результатом научно-исследовательской программы Лаборатории вооружений в Форт Детрике. Пистолет наряду с другой техникой, созданной военными, был направлен в Лэнгли и в другие ведомства для оценки. Колби, взяв пистолет на встречу с комитетом, предполагал, что это вызовет простое человеческое любопытство. Но он серьезно просчитался, и деятельность ЦРУ стали постоянно связывать с этим оружием.
Информация о мероприятиях ЦРУ из сообщений Комитета Черча и Комиссии Рокфеллера обеспечила более полную, чем когда-либо, картину деятельности разведки в период после Второй мировой войны. Несколько офицеров OTS были допрошены или вызваны в суд для расследования их участия в проектах по тестированию психотропных средств на людях, планировании убийств, вскрытии почты или в Уотергейтском скандале. В итоге все действия OTS были расценены как часть санкционированных операций, и ни один офицер OTS не был признан виновным в каком-либо проступке.
В то время как Вашингтон сотрясали политические скандалы, техника стремительно развивалась. Символом прогресса стали персональные компьютеры. Однажды компьютерщики-любители и крупные компании, использующие пяти– и восьмидюймовые флоппи-диски, указали миру путь к цифровому будущему. Американские научно-исследовательские лаборатории и ученые создавали цифровую основу для «мира, объединенного проводами». Компьютерная сеть ARPANET Министерства обороны США постепенно расширялась, превращаясь в систему связи, которая затем в течение двух десятилетий преобразуется в Интернет.
Перед OTS возникла задача как можно быстро создать жизнеспособную и надежную спецтехнику со встроенной новой технологией. Подобно коллегам из Отдела НИОКР разведки УСС, инженеры OTS понимали, что техника, разработанная частными компаниями, может не соответствовать требованиям разведки. Казалась, что техника для шпионажа – плод фантазий сценаристов фильмов, подобных «Миссия невыполнима» и др. Однако голливудские «ручка-коммуникатор» или запись на пленку, которая затем самостоятельно ликвидируется, были вполне востребованными в реальной оперативной практике разработками. На смену транзистору, изобретение которого десятилетием ранее кардинально изменило технику подслушивания, вытеснив электровакуумную лампу, теперь пришел микрочип. Надежная и доступная копировальная машина Xerox положила конец трудоемкой работе офицеров-техников, которые фотографировали, проявляли и печатали копии важных документов, передаваемых офицерам-агентуристам. У OTS возникал вопрос: какой же техникой заниматься?
В начале 1975 г. ученого из OTS пригласили в инженерную лабораторию другого подразделения ЦРУ. «У меня есть новинка, и ваши парни должны обязательно взглянуть на нее», – объяснил инженер. В лаборатории ученый OTS увидел компактную экспериментальную установку, которая могла хранить и передавать довольно большой объем цифровой информации. Метко названное «пузырьком памяти», это устройство хранения информации могло использоваться для создания системы связи с агентом на короткие дистанции – SRAC (Short Range Agent Communication, или, на жаргоне советских спецслужб, – «Ближняя агентурная радиосвязь». – Прим. пер.).
В то время системы SRAC могли хранить и передавать только ограниченное количество букв. А с помощью «пузырька памяти» теперь возможно было записывать в память и передавать целые страницы. Ученый OTS предложил этот проект для практического решения проблемы связи с агентами. Несколько дней спустя он составил смету на $50 000, необходимых для создания макета модуля памяти для нового устройства SRAC. Ему оперативно ответили, что это слишком большие деньги, и проект был отклонен. 18 месяцев спустя деньги появились, но было поздно заниматься «пузырьком памяти», который уже выпускался коммерческой фирмой, как недорогое и легко адаптируемое устройство типа ROM. Техника действительно развивалась быстрее, чем процесс финансирования разведки правительством.
Появилось и другое устройство на основе приборов с зарядовой связью (CCD), созданных в лабораториях компании Bell в конце 1960-х гг. Оно было задумано, как устройство памяти, и каждый его элемент был составлен из множества светочувствительных конденсаторов, которые подобно фотопленке «помнили» свое состояние, создавая изображение. Вместо серебряного зерна на фотопленке мельчайшие детали изображения определялись множеством конденсаторов или пикселей. В 1974 г. OTS начала конструировать первый цифровой блок формирования изображений. Появилась идея использовать для копирования документов не пленочные фотокамеры, а множество электронных датчиков изображений. С весьма скромными инвестициями, на базе секретного контракта инженеры OTS совместно с командой ученых из ведущей американской компании электроники разрабатывали фотоаппарат для агента, способный работать как цифровые камеры спутника-шпиона KH-11.
Потребуется больше десяти лет, чтобы на свет появилась замечательная коробочка, названная «беспленочной камерой», которая фотографировала и хранила изображения в цифровом виде. И что более важно для оперативной работы, эта коробочка имела возможность передачи цифровых электронных изображений, превращая камеру в двустороннее устройство агентурной связи. К 1989 г. в OTS уже был прибор, который работал подобно цифровой фотокамере сотового телефона.
Технический прогресс радикально уменьшил размеры и расширил возможности спецтехники. Малые размеры хорошо подходили для камуфлирования, потребляли меньше энергии, их было удобно хранить в тайнике и проще использовать. Теперь инженерам OTS все чаще стали задавать вопросы типа «Разве мы не можем это уменьшить?» и «Почему эта штука такая огромная?».